Я слышу их голоса - там... в исчезнувшем времени. (Эдвард Радзинский)
Она потом вспомнит все как далекий, фантастический сон, который приснился и исчез с пробуждением и только детали его, нет, нет и напомнят о себе.
И остается гадать, было это на самом деле или приснилось.
Но сын, вначале маленький и беспомощный, а потом, со временем, так похожий на отца привычками и внешностью, настойчиво убеждает, что все-таки было, было это в ее жизни...
Почему-то отчетливо врезался в память вечер в офицерском клубе, она на сцене, за фортепиано, играет Листа, Чайковского, Шопена... Оглядывается в зал, а там, в первом ряду сидит ее муж, капитан Деревянко, рядом с ним обер-лейтенант вермахта Курт Бем, они поглощены ее игрой. Она улыбается им, вновь склоняется над клавишами. Чистые, прозрачные звуки старинного польского фортепиано складываются в мелодию, от которой щемит сердце, и хочется сделать что-то хорошее и доброе...
Ее взгляд падает в окно и в надвигающихся сумерках различает, как по улице ведут двоих поляков, руки за спиной, головы опущены, за ними немецкий солдат с автоматом за плечом...
Она перестает играть и в зале вспыхивает овация, все очарованы ее исполнением. Первым подходит Курт Бем:
- Фрау Лиза... вы играть... играете... вундершен... прекрасно! - старательно подбирая слова, говорит он и целует ее руки,
Из-за плеча обер-лейтенанта выглядывает муж, он доволен, что его жена имеет успех.
А у нее щемит сердце, куда повели тех двоих?
- Давно я не слыхал подобной игры! - в восхищении повторяет Курт Бем. Ему жителю Берлина, меломану, последний год приходится скитаться по болотам Польши. Грязь, пыльные дороги, клопы в гостиницах - все до чертиков осточертело и вдруг в этом маленьком провинциальном местечке, замершем на краю угрюмых лесов, такой неожиданный сюрприз! Очаровательная жена советского друга оказалась прекрасной пианисткой.
Она возвращается к фортепиано и исполняет на бис своего любимого Чайковского. Посмотрела в окно, но там уже ничего не видно, стемнело. Поздно вечером возвращаются домой к себе в казармы, Бем их провожает.
- Ах, фрау Лиза, - вздыхает он, - вы мне напомнили Берлин. Я там не пропускал ни одного концерта. Как давно это было!
У часового, сторожившего вход в военный городок, прощаются.
- До завтра, - говорят они с мужем.
- До завтра, - щелкает каблуками Бем.
А на другой день, ранним утром, часть подняли по тревоге и офицеры с солдатами отбыли в неизвестном направлении, оставив их всех, женщин и детей, томиться в ожидании.
На проходной появился новый часовой, коренастый немец, он вежливо козырял всем, кто изредка проходил мимо него в местечко и обратно.
Однажды вернулась, переодетая в гражданскую одежду, медсестра и рассказала, что их часть разбита и большинство солдат и офицеров погибли. И каждая из женщин упрямо надеялась, что ее муж жив.
Именно в эти тяжелые дни безвестности она родила сына. И ей в комендатуре выдали свидетельство о рождении на польском и немецком языках.
Изредка появлялся Бем, он приносил с собой тушенку, масло, сгущенное молоко и только вздыхал:
- Ах, фрау Лиза... фрау Лиза .. берегите себя...
Немцы их забыли, но не забыла другая сторона. Однажды поляки напали на пустые казармы, перебили слабую охрану и забрали с собой всех, кто умел перевязывать и ухаживать за ранеными. Остальные сами разбежались кто куда.
Одной только ей некуда было идти с маленьким ребенком на руках. Целую неделю в пустом доме чутко прислушивалась к любому ночному шороху, потом не выдержала и тоже ушла. Приютили старики на окраине местечка, пожалели...
И вновь ее пути пересеклись с Бемом. Уже осенью на базаре, когда зарядил унылый дождь, попала в облаву и если бы не он, потеряла бы своего сына.
- Курт, Курт, - всхлипывала она, прижавшись к его груди, а он стоял и растеряно смотрел на постаревшую, с ранней сединой в волосах, молодую женщину. На ее покрасневшие и потрескавшиеся пальцы.
Через два дня Курт пришел к старикам и отвел ее на вокзал, посадил на пассажирский поезд, шедший на восток, вручил ей аусвайс на нее и ребенка и она уехала. А он стоял на перроне и махал вслед рукой, пока последний вагон не исчез в лесу.
Прошли годы и в памяти у нее все яснее и яснее всплывает тот летний вечер, когда она играла на сцене в провинциальном местечке, а из зала ей улыбались ее муж и немецкий обер-лейтенант.
Она отчетливо, до боли в сердце, видит, как они сидят в первом ряду и оттуда смотрят на нее молодые, красивые и живые.