Пришел Солдат после военных трудов к кухне Солдатской, а там для него каша готова. С мясцом и маслицем. Достал он свои котелок и ложку, положил ему повар каши вдосталь. Поел Солдат каши из котелка, облизал ложку насухо, котелок сполоснул водицей, и лег. Отцы-командиры разошлись – некому лезть к Солдату с приказаниями: «сделай то, сделай другое! охраняй то, охраняй другое!» Хорошо! Шинелкой укрылся. Лежит, нежится под шинелкой-то. Хорошо ему. Дел никаких нет, о делах командиры пусть думают. Живот полон – сытно. Под шинелкой тепло, уютно. Солдат расслабился, хотел уже уснуть...
И тут сразу, на тебе, Народ набежал. И к Солдату. И с вопросами:
- Ты от чего, Солдат, гладок?
И, правда, гладок собой Солдат. Лицо розовое, упитанное, без морщин, глаза сытые, сонные щурятся, волос кудреватый из-под шапки вьется. Гладок Солдат, гладок. И себе на уме. Посмотрел он на Народ. Видит: всё штатские люди, глупые, без претензий к себе, только с претензиями к другим. Пустые люди. Можно никого из них не брать в резон. Закрыл глаза и губами зачмокал, спать налаживается. А Народ не дает спать, опять с вопросом лезет:
- Нет, ты скажи! Отчего ты, Солдат, гладок?
- Отстаньте, - говорит Солдат, зевая, - Спать мне мешаете.
- Нет, ты нам ответь! Почему ты, Солдат, гладок?, - требуют, шумят. Кто-то даже камень с земли поднял:
- Ты нам ответишь! Обязательно ответишь! За все ответишь!, - не нравится им гладкий Солдат. Плохо им, беспокойно. То ли Солдатской каши хочется, то ли чтоб лицо было у них такое же, то ли шинелку отнять?
Видит Солдат: не отстанут ведь. Открыл он оба глаза, строго так глянул на штатскую шатию-братию и грозно, как смог, с металлом в голосе спросил:
- Ну, кто тут про то, отчего и почему я гладок, спрашивает?
Сробел от его голоса Народ, даже назад слегка качнулся, молчит, мнется, друг за друга прячется, а не уходит. Кто был с камнем, уже без камня – сам не заметил, как выронил. А Солдат всё так же строго продолжает:
- Молчите? Тогда я вам скажу: это военная тайна. А того, кто будет и дальше допытываться, под арест посажу за излишний интерес к военным тайнам. Может он хочет боеспособность нашей армии подорвать? Тогда под арестом ему и место.
Сказал, на другой бок перевернулся, несколько раз повторил невнятно, засыпая, «под арест его, под арест…» и сразу же похрапывать начал. Видно, что крепкий Солдат. И за Родину, и за себя постоять может. Из-под шинелки строго глядит на Народ туго обтянутая сукном круглая, без единой морщины, Солдатская задница.
Народ, особенно который спереди стоит, совсем закис. Неловко как-то им, что они такую важную военную тайну выведать хотели. Смотрят уважительно на Солдатскую задницу, разводят конфузливо руками:
- Это мы раньше хотели узнать. А теперь – нет. Раз это военная тайна, то, что ж, мы к военным тайнам не привыкли, у нас от них изжога, бессонница и язва желудка. Зачем нам эти болячки? Ну, а раз у тебя от нее ничего не болит: вон, и спать здоров, и морда, как у поросенка, и все остальное гладкое, тогда ты ее сам и храни. А мы, как-нибудь, без нее, мы – по домам…
Шур-шур, шабыр-шкабыр, и Народ рассосался.
Он ведь как, Народ-то этот? Собирается там, где очень пусто, и занять это место ничем полезным или другим не удалось. Вот он туда стекается и, ну, кто громче! Место-то пустое, в пустоте-то его голос, ого, как слыхать! А потесни это место, придави слегка, вмиг рассасывается. Тесно там ему становится, и голос у него совсем пропадает. Как говорится, нужны другие ландшафтные условия. И идет он тогда оттуда или делами заниматься, или, у кого дел нет или их мало, в другое такое место стекается. Чтобы там бульбутеть, гуркатеть и с новыми глупыми вопросами лезть к кому ни попадя...
А вам я, так и быть, Солдатскую военную тайну открою. Теперь уже можно: власть переменилась. Появились другие важные тайны, которые Солдат теперь охраняет. Да и Солдат теперь уже не тот. Другой Солдат. А это про прежнего Солдата тайна: отчего он гладок? – да оттого, что наелся, и набок!
Только у меня к вам просьба: тайну за пределы СНГ не выносить! Мало ли что!