МЕТАФОРА СУДЬБЫ
Ужас можно заледенить и он окаменеет.
Боль, горечь, муку неизвестности можно превратить в смерзшиеся глыбы. Глину можно обжечь слезами, смешать с кровью и наделать отличных кирпичей. Нет лучшего раствора, чем живая кровь - схватывает прочно и навсегда.
Таковы исходные строительные материалы.
Судьба не замедлит найти им применение. Не даст залежаться - пустит в оборот.
Из окаменелого ужаса сложат массивные серые блоки. Смерзшиеся глыбы страха пойдут на фундамент. На них заложат и возведут из кровавых кирпичей громадное здание-цитадель на площади. Монументальный оплот силы, живущей ради себя самой.
И вот вдвоем с матерью мы придем к этому зданию - твердыне мощи и страха.
С такими же как и мы, сделанными из мягких и хрупких непрочных веществ, - мы, стоя плечом к плечу, окружим этот рукотворный утес.
В вечерней мгле на ветру, глядя слезящимися глазами на свой древний город, мы станем упорно возжигать трепещущие гаснущие свечи.
Мы преодолеем излучение гибели, тесно, вплотную прижмемся спинами к ледяным плитам цитадели и возьмемся за руки.
Мы будем молчать, мы будем думать.
Мы помянем всех убитых свинцом и страхом, замурованных в ледяную вечность.
Точки дрожащих огней тысяч и тысяч свечей затмят в этот час все Вечные огни: мы решимся растопить ими окаменелый лед.
Людская цепь незнакомых, пропускающая через себя, как ток, нечто единое и неделимое. Пока мы в цепи, пока рука - в руке, в этой холодной вечерней синеве, в шуме и суете дня - мы можем надеяться.
Величайший момент. Рубеж существования.
Ничего не боясь, мы стоим бок о бок, и гордый холод наконец обретаемого бесстрашия перед этими стенами заполняет нас.
Сколько их здесь, таких как мы! Трепещут, срываются на ветру и гаснут, как убиенные жизни, маленькие огоньки. Но тотчас вспыхивают и вновь теплятся в ладонях, в полах пальто, возжигаются снова и снова, опять и опять.
Почти никто не плачет.
Слёзы лишь делают тверже кирпичи и камни, слагающие этот серый параллелепипед страха, узилище совести и правды.
Никто не боится. Наш страх, как и слёзы, лишь во укрепление этому дому.
Я смотрю вдаль, смотрю на мать.
Неужели - правда?
Пусть с опозданием на годы и годы - м ы д о ж и л и.
Мы вырвались из плена вечного шепота, из постыдной опаски за свои бренные оболочки.
Мы молча служим панихиду.
Нас много. Мы вместе. И рядом.
Нам надо увидеть просвет.
Ради этого получаса - стоило жить.
Огонь свечи обжигает ладони.
Лишь он один растопит этот смертный лёд.
Гори, огонь, гори.
3О октября 1989 года
Написано тотчас по возвращении с площади Дзержинского, из многотысячной молчаливой людской цепи, окружившей здание КГБ в первый День памяти жертв политических репрессий.
Как потом оказалось, основная масса людей после акции направилась на Пушкинскую площадь на митинг, но на них был брошен ОМОН. Многие были задержаны и жестоко пострадали.