Начало на http://www.proza.ru/2010/11/23/5 - предисловие
http://www.proza.ru/2010/11/23/15 - глава 1
Предыдущая страница http://www.proza.ru/2010/11/26/1856
Приятная часть дня закончилась. Впереди было только самоистязание, на которое он решился после первого же энирайского разговора с Алтеем.
Альмаир отправился на кухню. Увидев гору посуды, которая осталась после завтрака, он невольно скривился. Надо было видеть его лицо, когда он брезгливо взял жирную тарелку и отправил ее в чан с горячей водой, не затруднив себя очищением ее от отходов.
Слуга из него был неважный. Он действительно ничего не умел делать и не особенно хотел учиться. Вняв увещеваниям мудрого коня, он решил, что должен попытаться, а, дав слово хозяину трактира, чувствовал обязанность. Но душа его не лежала к работе. Тем более – такой.
Почему-то ему казалось, что любая другая работа его устроила бы больше и что все не так устают, как он. И к его Королевскому Величеству никто не проявлял должного сострадания, терпения и понимания, нещадно задействуя на кухне его тонкие, не знавшие прежде работы, руки. К тому же нередко ему приходилось заново перемывать только что вымытую посуду, окончательно освобождая ее от жирных следов. Делал он это теперь без посторонних подсказок.
По природе Альмаир был чистоплотен и брезглив и не мог терпеть грязи на своей одежде или тарелке. Одного единственного завтрака из посуды, вымытой им вечером, было достаточно, чтобы требовательнее относиться к качеству своей работы. Из-под белизны каши, налитой тогда в тарелку, неприглядно выступали красные следы вчерашнего борща, а жирная ложка норовила выскользнуть из рук.
В тот день ему пришлось немного попоститься, так как Энтин недвусмысленно дал ему понять, что пока не будет съеден завтрак, других приемов пищи ему не ждать. Так что теперь Альмаир снова и снова надраивал посуду, доводя ее до блеска, что практически не оставляло ему свободного времени.
Ему пытались облегчить жизнь, поставив прислуживать гостям, но это получалось у него еще хуже. Он мог просто-напросто засмотреться на какого-нибудь вельможу или заслушаться россказнями приезжих, особенно издалека, и при этом не замечать, как с его подноса на чей-нибудь стол или хуже того – камзол уже стекает жирная подлива из наклоненной тарелки. Он чуть не создал дурную славу заведению Энтина и нанес явный урон его казне. А потому все решили, что лучше пусть он медленно, но верно занимается посудой…
Энтин и матушка Тэнирь исподволь наблюдали за усилиями чужеземца. А посмотреть было на что. Так посуду в их трактире не мыл еще никто.
Буль! Скользкая тарелка плюхнулась в жирную воду, опустившись на самое дно огромного чана. Достать ее оттуда не представлялось возможным. Альмаир попробовал приподнять ее длинной поварешкой, но тарелка не слушалась. Ни кухонные ножи, ни всякие кухонные лопатки не могли справиться с упрямицей. Новоявленный слуга с опаской заглянул в чан, словно оттуда могло выскочить какое-нибудь жирное чудовище. Затем, окончательно уверившись в том, что непослушная тарелка не собирается сама выпрыгивать из воды, мальчик снял рубашку и, зажмурив глаза, опустил руку в воду…
Только к вечеру с посудой было покончено. Но теперь предстояло вынести на задний двор огромный чан с грязной водой. Задача, прямо сказать, не из легких. Обычно ему помогал справиться с этим Нирэй, но сегодня, из-за чего-то надувшись на него, друг не показывался на кухне.
Вдруг послышался какой-то шум. Кажется, кто-то с кем-то ожесточенно спорил.
- Альмаир! – голос Энтина прозвучал грозно, не предвещая ничего хорошего. – Альмаир! – трактирщик позвал еще громче. - Поди-ка сюда!
Мальчик нахмурился. Опять что-то не так.
Он вышел, вытирая по пути руки.
В соседней комнате его ожидала толпа народа, большей частью ему незнакомого. Тут же были и все сыновья Энтина, в том числе и Нирэй. Сам глава семейства выглядел напряженным. Выходка Альмаира могла стоить ему больших неприятностей. Но неприязненные взгляды он кидал не в сторону неуклюжего слуги, а в сторону посетившего их толстяка – важного, с гневно-оскорбленным выражением лица и презрением во взгляде. Незнакомец нетерпеливо барабанил по туго обтянутому лиловым жилетом животу пальцами-колбасками и тряс своей рыжей шевелюрой. Увидев же Альмаира, посетитель брезгливо сморщился и стал надвигаться на мальчика своим широким туловищем.
- Ну-ка, проказник, признавайся, что ты сделал с Леутом? – Энтин, хотя и смотрел сурово, пытался оказаться между разгневанным толстяком и чужеземцем.
- Это кто еще такой? – хмуро спросил виновник переполоха для порядка, хотя стал уже догадываться, о ком идет речь. Слишком уж знакомым казалось ему конопатое лицо рыжего ростовщика. Сынок был точь-в-точь похож на своего папашу.
- Не прикидывайся, негодяй, – ростовщик все же навис над Альмаиром, оттеснив трактирщика. – Леут – мой сын.
- Ну, думаю, что Вашего сына я знаю. Это такой рыжий, конопатый и толстый увалень, похожий на вас, как две капли воды, – Альмаир предусмотрительно отодвинулся от папаши Леута, потерявшего дар речи от подобной наглости. – Весь в отца!
Энтин вдруг почему-то резко закашлялся, покраснел от натуги и отвернулся. Его плечи мелко дрожали, а он все продолжал сипло кашлять, стараясь справиться с приступами хохота. Старшие его сыновья стали что-то усиленно рассматривать на потолке и на стенах, покусывая губы. А мрачный Нирэй наконец просветлел. После такой тирады он был уверен, что Алаир не испытывает симпатий к его врагу. А Альмаир продолжал:
- Теперь-то я понимаю, в кого он такой воспитанный, если Вы, сударь, его отец. Судя по всему, он всех в городке уже впечатлил своими манерами. А Вы?
- Да как ты смеешь?! – заорал ростовщик, брызгая слюной.
- Это Вы о чем? – Альмаир был невозмутим, но во всем его виде сквозила не слишком скрытая ирония.
- Как ты посмел так говорить обо мне?
- Разве я говорил о Вас? – деланно удивился Альмаир. – Или Вы стыдитесь сравнения с собственным сыном?
Ростовщик опешил. Мальчишка сделал его посмешищем и в глазах заискивающей «свиты», и у не слишком скрывающих свое отношение недругов.
- Издеваешься? – прошипел он, наклонившись почти к самому лицу Альмаира. От злости у разъяренного папаши дрожал его замечательный тройной подбородок.– Да я тебя в тюрьме сгною! – он распрямился и уже громко продолжил. – Арестуйте его!
А вот этого говорить чересчур уверенному в себе денежному воротиле не следовало. Внутри Альмаира как будто пружина лопнула. Ярость и обида, копившиеся в нем за время долгого и изнурительного путешествия по Энираю, боль от унижения – все это уже давно искало выхода.
Он – король! Даже работая в трактире, он ни на мгновение не забывал об этом. И другим не позволит забыть. Даже если все вокруг будут считать его трижды сумасшедшим.
Он – король! И только он сам решает, кому будет подчиняться и кому разрешит перешагнуть пропасть родового происхождения. Он – король!
Глаза Альмаира сузились от злости.
Он уже больше не контролировал себя. Ярость нахлынула волной, заполняя все его существо. Возомнивший себя не весть кем Леут прилюдно оскорбил его, а его папаша накричал и решил, что может ему приказывать...
Вкус пощечины и тумаков, полученных от первого встреченного им энирайца-трактирщика, насмешки, тычки и пинки, полученные им в пути, скрутились в тугой комок ненависти к толстяку, стоящему перед ним…
Ростовщик побледнел и попятился. Что увидел он в глазах чужеземца, никому не известно, но теперь подбородок у него трясся вовсе не от злости. Он медленно пятился, а оскорбленный король наступал, гипнотизируя его взглядом.
- Может, объяснитесь? Просто так ведь людей не арестовывают! – холод угрозы слышался в его голосе.
- Ты осмелился поднять руку на моего сына, - дрожащим голосом пояснил ростовщик, пытаясь быть убедительным. На лбу у него выступили капельки пота. Трясущимися руками он достал платок, но тут же стал нервно засовывать его обратно в карман и никак не мог этого сделать.
В трактире зависла удивленная тишина. Такого от чужеземца никто не ожидал. Но мальчик не видел сейчас никого, кроме оскорбившего его толстяка. В детстве ему не раз говорили, что у него есть дар Воина. Тогда он только посмеивался над этим. Теперь же вдруг понял, что такой дар у него действительно есть. Каким-то образом он почувствовал слабость противника, а тот напротив почувствовал его силу.
Альмаир мог наконец удовлетворить свою изголодавшуюся ярость, давно уже призывно зовущую к себе месть. Месть миру, так жестоко обошедшемуся с ним, опутавшему его своими прочными пеленами и не отпускающему, мешающему вернуться домой. Он отплатит сполна. Он отыщет всех, кто посмел оскорбить его. Посвятит этому жизнь, но расквитается с обидчиками. Он истребит несправедливость под этими небесами, выжжет ее каленым железом, покарает всякое зло. Воинствующий дар требовал своего применения!
- Алаир! – голос Нирэя ворвался в его оглохшее от ярости сознание.
Мальчик метнул на изумленного друга быстрый взгляд и… пришел в себя. Глаза Нирэя, тревожные и участливые, выдернули его из нервного потрясения, как из шторма, ужасающей силы. Теперь он уже и сам удивлялся, что это его такое захлестнуло…
Рванулся за стенами неожиданно-сильный порыв ветра. Что-то загремело на крыше. А потом все стихло.
Ярость улеглась.
Видеть перед собой трясущегося ростовщика было забавно. Альмаир подмигнул Нирэю и продолжил беседу с важным посетителем.
- Что Вы?! Я его даже пальцем не тронул. Можете спросить у него самого. Уверен, он подтвердит, – чужеземец не смог сдержать торжествующей улыбки. - Кажется, Вам нехорошо, – участливо продолжил он.- Может, Вам лучше присесть?
Альмаир взял в руки стул. Папаша Леута вздрогнул. Вероятно, подумал, что тот собирается запустить им ему в голову при первой возможности. И был не далек от истины. Толстяк снова попятился, предпочитая стоять поодаль.
Энтин качал головой, удивляясь безрассудству и наглости чужеземца. Вся эта история еще могла ему недобро аукнуться. И все-таки он был рад тому, что хоть кто-то утер нос ненавистному всем «денежному мешку».
Состояние «столбняка» прошло.
Все снова прятали улыбки.
- Он сумасшедший?! – истерично взвизгнул ростовщик.
Обитатели трактира дружно закивали головами.
- Да. Доктор говорит, что это именно так, - стараясь оставаться невозмутимым, пояснил один из сыновей Энтина.
- Алаир, объясни, наконец, что произошло? – Энтин, окончательно справившийся с собой, вступил в разговор.
- Альмаир, - резко поправил его норовистый слуга, но потом ровным тоном продолжил, не сводя глаз с папаши Леута. - Ничего особенного. У меня сегодня появился новый приятель. И я не пойму, почему его родитель так обеспокоен.
- Приятель?
- Конечно. Он хотел прокатиться на моем коне. Я ему разрешил. Это разве не свидетельство дружбы?
Слова Альмаира звучали вполне логично. Ростовщик, несколько успокоившийся, теперь нервно чесал в затылке.
- Ты натравил своего коня на Леута! – он словно оправдывался, проклиная про себя ту минуту, когда переступил порог этого трактира.
- Разве конь – это собака? Вы слышали раньше от кого-нибудь, чтобы коня натравливали?
- Но мальчик вернулся домой весь в синяках! - толстосум нервно озирался, ища поддержки.
- Да Вы что? Неужели он упал? Ах, какая жалость. – Альмаир сетовал с плохо скрытой насмешкой. – Вы можете передать ему, что я готов продолжать дружеские отношения с ним. Пусть катается на Алтее, когда захочет. Только меня ставит в известность, что поехал прокатиться. И вашего доктора тоже, – он уже не смог сдержать ядовитой улыбки. – Ну, на всякий случай.
Ростовщик побагровел. Он пыхтел от злобы, но в главном чужеземец был прав – мальчишка и впрямь не сделал ничего противозаконного. А его сын-балбес со своим маниакальным желанием завладеть Алтеем сам наказал себя. Но надо было как-то спасать положение:
- Если ты так великодушен, то продай нам своего коня. И я забуду о сегодняшнем конфликте.
- А разве был конфликт? Все тихо, мирно, – сказал мальчик, опираясь на стул. Его глаза снова стали колючими, а выражение лица – угрожающим, хотя тон так и оставался абсолютно спокойным.
Папаша Леута снова почувствовал скрытую угрозу и решил, что пора убираться из трактира подобру-поздорову. С сумасшедшими лучше не связываться.
- А конь не продается. Постарайтесь это запомнить. И еще… - теперь уже Альмаир понизил голос, адресуя фразу только их посетителю. - Надеюсь, что Вы испытываете только самые дружеские чувства по отношению к семье, меня приютившей. Я-то имею к ним именно такие чувства… Не хотелось бы узнать, что кто-то строит козни против Энтина, - Альмаир опять буквально гипнотизировал папеньку Леута. – Поскольку мы теперь близкие друзья с Вашим сыном, вам не составит труда позаботиться о том, чтобы Энтина никто не стал случайно притеснять…
…Ростовщик со всей свитой покинул трактир.
Сразу после его ухода Нирэй кинулся к другу.
- Алаир! Прости, я думал, что ты подружился с этим мерзким Леутом. Я видел его на твоем коне, ну и …
Альмаир был все еще немного взбудоражен. Но присутствие Нирэя действовало на него чудесным образом. Во время перебранки он вдруг испытал на себе необыкновенную силу дружбы. И до сих пор был под впечатлением от пережитого.
- Да ладно, чего уж там… - хмыкнул он, благодарно блестя глазами. Оскорбленное королевское величие отодвинулось куда-то на дальний план, и он снова почувствовал себя просто мальчишкой. - Слушай, там этот ужасный чан. Поможешь?
Они вдвоем отправились на кухню. И это было очень здорово, что они могут делать что-то вместе.
Продолжение следует http://www.proza.ru/2010/11/27/4