(Отрывок из романа "Трудно быть Зверем")
Оживая в зыбком сне,
словно вечная слюда,
От тебя ко мне -
в МИР пришла вода…
И кричал я в тишине,
утопая вникуда:
На Обратной стороне,
мы остались навсегда...
МЫ ОСТАЛИСЬ НАВСЕГДА…
Кислород… здесь давно отсутствует воздух.
Заканчивается ещё один день. База осталась далеко позади. Я иду за Кассандрой по скрипучим марсианским пескам, а впереди трепещущим маревом возносится к небу громада вулкана Олимп. У его подножия, гармонично вписываясь в скалистый ландшафт - точно драгоценная камея на серо-коричневых складках, - сверкнула витражами загородная вилла. Я неосознанно ускорил шаги… В гостеприимном саду вокруг дома, пойманные сетью тропинок, сгущаются, устраиваясь поудобнее, бархатные сумерки.
И вот вилла медленно вырастает в проёме ворот. Перед взором раскрывается чарующая картина цветущего сада. Хотя, сад, скорее, не цветёт, нет, он искрится причудливым образом, сам по себе, несмотря на вечернее угасание солнца. Я ловлю себя на мысли, что вглядываюсь в кружево листвы так, будто там написаны слова, которые непременно нужно прочесть и понять, увидеть тех неуловимых светлячков, что зажигают их путеводным светом своих крошечных сердец. И я вдруг понимаю, что конец пути очень близок…
У фонтана, совсем недалеко от меня, в кресле на витых ножках, изогнувшихся силуэтом фламинго, сидит суховатого сложения человек. Он оранжевокожий и фиолетовоглазый, с точёным лезвием-носом, ноздри которого прозрачными перепонками достают до мочек длинных и заострённых кверху ушей. Те в свою очередь тянутся и соединяются тонкими вершинками-усиками на тыльной стороне его головы. Эллипсоидный череп сидящего выглядит идеально гладким и в лучах заходящей звезды отсвечивает матовым блеском.
У меня захватывает дух – столь нереально и неожиданно происходящее. Незнакомец красив, совершенной возвышенной красотой. Он сидит неподвижно, как сфинкс, но он улыбается и он - живой. Я улыбаюсь в ответ и вдруг понимаю, что не дышал всё это время, не слышал, не жил… Ветер легко касается моих плеч и уносится шелестеть серебристым кустарником – его здесь множество; весь покрытый маленькими лотосами бутонов, он вьется вдоль ограды и цепляется за отполированные временем камни. На лепестках уже распустившихся цветов тончайшим слоем, словно мельчайшая алмазная крошка, мерцает пыльца. Хотя, скорее, это выглядит как кристаллический белый налёт. Будто, наконец, в моей жизни наступило Снежное Лето.
Но и это ещё не всё… Мой взгляд проникает вглубь сада, где возвышается кораллово вычурный с вытянутыми колоннами дом. Из открытых окон, перезвоном окаменевших капель бирюзовой воды, струится мелодичная песня. Едва уловимо, громче, ещё громче… Её переливы предназначены тому, кто застыл в созерцательной позе среди серебряной листвы вечернего сада. Я смотрю туда же, куда смотрит фиолетовоглазый… и вижу танцующую женщину. Тонкие запястья переплетенных рук, взмах, плавный изгиб стана, запрокинутое лицо, полуоткрытые губы и нежный, волнующий голос, наполняющий каждое движение таинственным смыслом…
Как эхо, как долгожданный отклик рядом со мной раздается ответный переливчатый звук. Сидящий в кресле поднимает руку и снова касается какого-то предмета, лежащего перед ним.
Безусловно, это сидит марсианин, только очень-очень древний. А на полупрозрачной юбочке без единого шва, что накрывает его колени и бёдра, лежит полимпсест, в зеркальном овале которого магическим образом озвучиваются такие же древние образы и письмена, как и само существо, их творящее. Очевидно, что от полимпсеста исходят волновые вибрации, воспринимаемые умом, как ритм, как поэтический слог.
Затихшие лотосы, ожившие шорохи сумерек, мерное мерцание неба…
Я знаю - это было восхищение женщиной, невесомо кружившейся в упоительном танце. Восторженные письмена, вспыхивающие на кристаллической поверхности полимсеста, рассказывали об их нежной любви и о неминуемой смерти… Смерти такой же сладостной, как сама жизнь, - и о красоте женщины, такой же неуловимой, как след упавшей звезды. А в развернувшейся панораме, окружавшей грандиозные предгорья вулкана Олимп, весь этот трепещущий МИР пронизывала своими лучами- струями самая великая сила планеты, а может и целой Вселенной –
МАГНИФИЦЕНТИЯ.
…Это была тишина. Это было дыхание. Это были прикосновения.
Магнифицентия…
Твоё искристое тело струится, наслаждаясь и приникая к сандалиям пишущего звуки любви.
О, Магнифицентия!
Величественно великолепная, - ты словно дар свыше любящим безоглядно. Всепроникающая, необузданная твоя сила и мощь покорна лишь бескорыстным мотивам поэта, быть может, единственного из опустевшего мира, ставшего другом с твоим усыпляющим светом и ослепляющей тьмой.
Магнифицентия! Благодарю за свободу в бессмертии и возможность любить.
Любовь моя так же вечна, как ты… И она танцует для меня танец любви.
Кислород на исходе… осталось несколько вдохов.
Я смотрю в бездонные, золотисто-фиолетовые глаза бессмертного существа и спрашиваю в благоговейном трепете:
- Кто ты?
- Никто… но я здесь навсегда.
Аlекс Дор