Глава 9
Мужчина с котом так и уснули в обнимку. Бродяга подействовал на него как снотворное. У самого же кота проблем со сном не было никогда. Вопросы были только к содержимому этих самых снов. Но сегодня, уже засыпая, он знал чего хочет. И пытался сконцентрироваться на задуманном. Чтобы вспомнить, когда окажется в сновидении.
Не спалось только Эльзе. В общем, ей и не полагалось. И даже наоборот, в соответствии с планом, Эльзе как раз таки спать категорически было запрещено. Она должна была выполнить поставленную перед ней задачу. А именно, дождаться, когда остальные уснут и наладить связь с Космосом. А когда та наладится, заняться своим любимым занятием – читать звёздам стихи. Но одно «но». На этот раз стихи будут не её. Как оказалось, мужчина тоже писал стихи. Писал их своей любимой женщине. Магнолие. О своей любви к ней. «Это всё, что я мог подарить ей, - рассказывал он, - мою любовь и мои стихи. В том мире, где мы находились бо;льшую часть времени, я не богат. У меня есть любимое дело. Оно всю жизнь, до встречи с Магнолией, подпитывало меня и держало на плаву. Это была моя единственная радость, ради которой стоило и хотелось жить. Но она не приносила мне достаточного дохода, чтобы сделать счастливым кого-то ещё кроме меня. Конечно, в каком-то смысле, моё творчество делало счастливыми, пусть и на непродолжительный отрезок времени, немногочисленных поклонников моего таланта. Но я не об этом. Я всё чаще предавался самокопанию. Мыслям, которые уводили меня в свою чащу. Я стал бывать там каждый день. Продираясь сквозь колючие кустарники размышлений. Я не знал, что ищу. Но не мог сопротивляться. Иногда мне нравилось то, к чему я приходил. Иногда – не очень». Мужчина был настолько гостеприимен, что поделился с новыми знакомыми не только едой, но и размышлениями из своего «внутреннего леса». Как бы на десерт.
Что может быть страшнее смерти? То, что после неё? А что может страшить после смерти? Ад? Нет. Лично для меня страшнее – Ничего. Если после смерти не ждёт ничего. Или – ждёт Ничего. Если в этом «Ничего» нет даже осознания этого «Ничего». Жутко страшно расставаться с самим собой. Раз и навсегда. Раз и …
Кажется, что мы расстаёмся с собой без предупреждения. И сетуем: «ну, как же так?! Вот бы ещё немного пожить. Я не готов». А ведь эти предупреждения сплошь и рядом. Предупреждения, знаки, напоминания. В виде случайностей, совпадений, закономерностей. О чём они говорят мне? Кажется, я начинаю понимать. Я не бессмертен. Когда-нибудь мне придётся расстаться с самим собой. А ведь я не готов! А что значит быть готовым? То есть, время, отведённое жизнью, ведь для чего-то же!
Главное в жизни – смерть.
В смерти главное – жизнь.
Так почему бы мне и не петь?!
Так от чего бы мне и не жить?!
А что ещё остаётся делать, когда не можешь найти ответа на вопросы: «Зачем всё это», «Откуда», «Кто я»?!. Хорошо, если ещё есть шанс всё поправить. А если нет, то хорошо, если ещё есть время насладиться жизнью. Радоваться ей. И любить. Сейчас, когда я уже не молод, я чувствую эту любовь в себе. Ей тесно и тоскливо во мне. Конечно, я люблю. Небо, Землю, птиц… Но на это расходуется лишь малая толика моей потенциальной любви. Для чего, для кого основная ее (моя) сила? Сила немереная. Непостижимая. И опять: не поздно ли я спохватился? Как камень пролежал столько времени у обочины. Хорошо ещё, если пнёт кто. Или сильный ветер… Не говорю уж, как интересно вглядываться вдаль. Туда, сквозь пыль, поднятую чужими башмаками. И фантазировать, что там, на этом пути! Интересно даже просто, что там, с другой стороны дороги. Одно знаю точно: времени нет, а значит никогда не поздно. Это понимание может показаться противоречивым. Но это, если воспринимать его как оправдание, а не как руководство к действию.
«Когда появилась она, - продолжал мужчина, - жизнь наполнилась смыслом до краёв. Я забыл тропинки, которые уводили меня в дебри размышлений. Они поросли цветами. Лишь изредка долетали до меня отголоски былых «скитаний разума». Но они были гораздо короче. И при этом не менее содержательны». «Наша жизнь - лишь воспоминание, медленно проходящее перед глазами перед самой смертью. Ничего уже нельзя изменить», - цитировал он себя же. «Но менять ничего уже и не хотелось. В этом и была моя ошибка. Я как будто остановился. Ухватился за своё счастье. Прилип к нему. И застыл. Оно не окрылило меня, а напротив – сковало. И это был мой выбор. Хорошо, если ещё есть шанс всё поправить». «Слишком много думаешь», резюмировал кот, после чего общими усилиями и был создан план по воссоединению с жизнью. С любимой. С любимой жизнью. Как и любой другой план, план наших приятелей напрямую зависел от удачи. После того как Эльза создаст благоприятную атмосферу, так сказать, настроит ночь на нужный лад, задаст ей необходимую тональность, Бродяга попробует оказаться именно в том сне, где совсем недавно видел Магнолию. Собственно, здесь и должна будет пригодиться удача. Ну, а дальше, если Фортуна повернётся к коту наиболее приятной частью своего тела, в ход пойдёт импровизация. А что?! Отличный план.
Эльза нашла невысокий холмик и забралась на него. Бугор был больше будки раза в три. И эффекта собака ожидала соответственно. Ночь стояла ясная и тихая. Стрекотали сверчки. Но они были частью этой тишины. Её неотъемлемой составляющей. «Прямо как в стихотворении», усмехнулась про себя собака и приступила к исполнению своей части плана. Немного мешало чувство собственной важности и незаменимости в происходящем. А ещё тот факт, что стихи были написаны мужчиной, и, как следствие, от его лица. Но скоро эти пустяки растворились вместе с самой Эльзой. Остались только звёзды и стихи.
По ночам,
охраняя молчание,
лишь тихонько стрекочут сверчки.
Я молчу.
Я внимаю дыханию
совершенно беззвучной ночИ.
Я и Ночь...
Ночь и всё...
Вот и точка,
к которой ещё
я пока лишь писал.
Забывал,
вспоминал,
забывал.
И опять,
будто в первый раз,
на мерцающий звёздный каркас
покрывалом упала ночь.
А внутри тишина,
точь в точь,
как вчера.
Если время вспять...
Переполнен покой пустотой,
той,
что рядом всегда.
Открой.
Пусть войдёт в твой сарай
и хлам
звёздной пылью покроет.
Дай
сердцу высказать тихо "да".
В унисон с умом,
пополам.
Может статься, случится шторм.
Или даже проснётся вулкан.
Ты зубами держись за то,
с чем молчал и дышал по ночам.
В лавы грохоте,
в шторма рёве,
слышишь?
Тонко так,
тоньше слова,
о тебе,
охраняя молчание,
вспоминают сверчки.
И уже
ты внимаешь дыханию
совершенно беззвучной ночИ.
Глава 10
Удача была на стороне Бродяги. Он проснулся точно в тех же кустах, из которых давеча наблюдал за женщиной. Она сидела на том же месте. Не изменилось почти ничего. Та же поза. Тот же костёр. Только ночь стала чуть прозрачней. В воздухе пахло утром. Кот посмотрел в небо. «Вот интересно, - не смог он не подумать, - Эльза с той стороны сна читает стихи этим же звёздам?» Он вернулся на Землю и заметил ещё одно различие в знакомой картине. Над костром, примерно на высоте полуметра, прямо перед Магнолией застыли в воздухе искры от той самой вспышки из прошлого сна, которая так напугала и разбудила Бродягу. Они были похожи на иероглифы и медленно вращались в разные стороны, оставаясь при этом на месте. Как бы вокруг нескольких своих осей, если такое возможно. «Но ведь это сон. Почему бы и нет», решил кот и направился к женщине, пребывающей в глубоких, судя по выражению лица, размышлениях. Только эти размышления никак не влияли на её неземную красоту.
Кот приблизился к Магнолие с другой стороны, не со стороны своей засады. И чем ближе он подходил, тем яснее становилось, что она его не замечает. «Нет, - подумал он, - что-то тут не так». И тут стало ясно окончательно. Она его и не заметит вовсе. Кот только уж было собрался отреагировать на это понимание, как заметил очередное отличие. На плече Магнолии, со стороны визита Бродяги сидела маленькая птица. Это была та самая птица. Из его сна. Первого сна в этом, по истине волшебном лесу. Кот забыл обо всём. О женщине, и о том, что должен был передать ей от мужчины. Теперь он видел только птицу. Так близко, как никогда. И собрался сказать ей то, что хотел сказать именно он и именно ей. Но сказать ничего не успел, потому что услышал песню, которую пела птица. И говорить уже не хотелось. Точнее, сказать более было нечего. Он просто слушал и наслаждался. А песня откликалась в самых глубинах его сердца.
Лето утолило
жажду тихую
осенним дождём,
первым и последним.
Вечер набросал
тени густые
на рождённое днём,
единственное и бесконечное.
Утро запело
колыбельную.
Ночь клонит в сон
глубокий и безбрежный.
Ветер одинокий
следы на дороге
пылью укроет.
Ничто не вечно.
Сегодня снова
свет в небе.
Звёзды, не одинокие
в своём одиночестве.
Мысли шальные
нашли уют,
где-то
в древнем пророчестве.
Камни молчат
теплом прошлогодним,
тихо,
доходчиво.
Ветер одинокий
камни остудит,
пылью укроет,
и все почести.
Закончив песню, птица стала что-то тихо напевать женщине на ухо. Та как будто очнулась от глубокого сна, подняла с земли тонкую веточку и с её помощью принялась передвигать зависшие в воздухе иероглифы. По мере складывания в слова иероглифы превращались в буквы, а женщина становилась всё прозрачней. Как и ночь вокруг. От неё почти ничего не осталось. И тут Бродяга услышал голос Эльзы. И понял, что слышит его уже давно. Собака читала угасающей ночи.
…восход уже надрезал ночь где-то за горизонтом. Ночь уже кровоточит. Её не спасти. Скоро она распадётся на тени. А я получу свою. Люди, деревья, дома, машины, птицы... не дают ночи умереть окончательно. Ночь прячется за нашими спинами.
На восходящее Солнце смотреть не больно.
Глава 11
Мужчина открыл глаза и обнаружил себя лежащим, свернувшись в клубок, на невысоком холмике. Невдалеке догорали угли ночного костра. «Там будто догорает сама ночь», - подумал он. Мужчина встал, размял кости, немного попрыгал и помахал руками, чтобы согреться. Давать костру вторую жизнь не хотелось. Этому костру. Всему своё время. Время этого костра закончилось. Рядом не было ни собаки, ни кота. Они встретились совсем недавно, но казалось, что знакомы очень давно. Головокружительно давно. И при этом он не испытывал печали и тоски по ним. Потому что они были рядом. Очень близко. Насколько это вообще возможно. А женщина? Женщина растворилась. Как будто и не было. Только до сих пор не понятно, не было его или её. Или и то и другое. Одно он мог сказать точно, что любил по-настоящему. Так, как никто никого никогда. Парадокс? Может быть. Никто не знает, где начинается сон, и где он заканчивается. А память? Она делится на явную и сновидческую? На помощь пришёл до боли знакомый голос: «Давным-давным-давно. В незапамятные времена. У человека не было памяти. То есть, её не было как таковой. Так, что даже нельзя было сказать: «Эвона, гляди-ка, памяти нет!». А всё потому так нельзя было сказать, что говорить было не о чем. Всё что могло понадобиться человеку, он знал. И не то чтобы всегда (потому что это была бы уже память), а именно тогда, когда возникала необходимость. А память придумали для того, чтобы носить в голове всё то, что потом придётся пересчитать и выбросить. Словом, ни для чего. Вопрос – кто придумал? И второй: действительно, зачем? Но попробуй сейчас оставь человека без этого фокуса, и он тут же околеет. Привык, понимаешь!»
«Молодец, сука, - улыбнулся мужчина, - А стихи звёздам можно читать всегда. Даже если их не видно, они есть».