Коктейль

Стаська Ланская
~~*~~Маргарита~~*~~

    Тонко заструилась в бокал текила, следом сок лайма и мелко-крошеный лед. Соль по ободку, долька лайма…
По губам скользнул язычок, наблюдая за священнодейством.
Трубочка, зонтик. Чуть нахмурились брови. Тонкие пальцы потянулись к бокалу.
Тори наблюдала. Наблюдала за игрой теней на красивом лице, движением светлых локонов при каждом повороте головы. Ни один взмах острых ресниц не остался без внимания. За стойкой сидела девушка. Аристократичная элегантность её манер и мужского покроя белая рубашка ну никак не вязались между собой. Длинные светлые волосы, уложенные в высокую прическу, и пиджак, перекинутый через спинку барного стула создавали удивительный диссонанс во всем её облике.
   
    Тори заметила её сразу.
    Она просто не могла не заметить и пила её образ, как самый лучший коктейль. Друзья уже и не пытались вовлечь девушку в разговор, только подтолкнула вперед понимающая подруга, за столом раздались смешки.
Встала, влекомая полуулыбкой, движением губ охватывающих соломинку, пальцев, с раздражением выкидывающих такой не нужный зонтик из бокала-конуса…Подошла. Стараясь не глядеть на незнакомку, села рядом. Заказала и себе Маргариту, которую и не пробовала никогда. Заказала только потому, что ей вдруг жутко захотелось прикоснуться к тому, что так смакует Она.
   
    Негромкая музыка, приглушенный свет. Не клубная мишура и громкие басы, нет. Легкая атмосфера, странный вечер в хорошем баре.
Тори читает меню. Тори комкает салфетку и неожиданно из нее руки складывают журавлика. Удивительно, столько лет уже прошло…Тори теребит сотовый и берет в руки бокал. Она задумчиво разглядывает крупинки соли и пробует её на вкус. Морщит нос, улыбаясь.
- Не так – раздается голос рядом.
Девушка вздрагивает, вопросительно смотрит на тонкий нос и яркие глаза, на частокол темных ресниц.
- Надо сначала сделать глоток, потом лизнуть соль – поясняют губы. – Вот так.
Те же губы проводят мастер-класс, не переставая улыбаться.
Тори смотрит заворожено, как убывает коктейль, и забывает дышать, когда язычок пробегает по краю, собирая кристаллы соли.
Она не может ничего сказать в ответ, только вынимает соломинку и делает большой глоток, в котором соль смешивается со сладостью напитка и, конечно же, проливает на себя – стакан не удобный. Матерится.
- Держи – смешок. И салфетка зажата в пальцах.
- Спасибо.
- Я – Жанна.
- Тори.
- Как, прости? – сердце снова пропускает удар под насмешливым взглядом.
- Тори, - выговаривают губы. Становится жарко.
- Занятный журавлик. Я никогда не умела.
- А я умела когда-то…

    Несуразный разговор, не клеится, не ладится. Спасает очередной глоток Маргариты.
Их глаза встречаются. Жанна все понимает, она прекрасно видит, как смущается её новая знакомая. Щеки заливает румянец, темные глаза прячутся под опущенными веками, длинная челка мешается. Девушка откидывает её со лба, но та снова падает, Тори смущается еще сильнее. Жанна вздыхает горько.
- Давай уйдем отсюда?
- Куда? – удивлению Тори нет предела.
- Не важно – грустнеет Её лицо – уже не важно…

    Подходит статный мужчина средних лет и обнимает Жанну. Она слегка улыбается ему, а щеки вспыхивают румянцем. Взгляд на Тори. Пронзительный, извиняющийся. И она уходит.
И все обрывается внутри, и холодеют пальцы, и алеют скулы от смущения, от стыда. Только под журавликом лежит визитка с инициалами Ж.Л.

~~*~~Cuba-Libra~~*~~

    Коктейль растекся по майке темным пятном, кусочки льда разлетелись вокруг и теперь медленно таяли. Что-то беззвучно вещал телевизор. Шел очередной новогодний концерт, а на кровати целовались две девушки. Их силуэты сплетались в темноте, которую не мог развеять своим свечением вездесущий экран. Одна единственная гирлянда на стене колыхалась от сквозняка, неизвестно откуда взявшегося, и возвещала о том, что сегодня праздничная ночь.
Девушки целовались трепетно и очень нежно. Одна из них старалась аккуратно придерживать другую, старалась не коснуться бинтов, которые белыми маяками обозначали места ссадин. Кое-где на них были бурые подтеки, но это никого не интересовало.
А, меж тем, девушка уже снимала со второй майку, обнажая худое, стройное тело, небольшую грудь, чуть выступающие ребра. Быстрыми поцелуями прокладывала себе дорогу от живота до шеи, от шеи до губ.
Их стоны сливались в один, и было плевать, что будет завтра…

А был обычный предпраздничный вечер. И мамин салат на заднем сидении машины и желание поскорее добраться домой. И, как всегда неожиданно, девчонка, почти ребенок, выскочившая на дорогу.
Вскрик и визг тормозов. Быстрый осмотр - серьезных повреждений нет. Ссадины и слезы не в счет. Без травмпункта обошлось, да и какая больница в новогоднюю ночь?
Дома кот и салат, и ром, а Мика сидит на коленях перед Анькой – странной девчонкой. Та только вышла из душа в длинной майке с мокрыми короткими волосами, сбитыми коленками и синяками.
- Тетка из дому выгнала, мы с ней поругались (я у нее живу, родителей нет), она решила, что я лесбиянка, представляешь! – нервный смех девчонки, заинтересованный взгляд Милки-Мики – Все совпало просто. Сначала я сказала, что в нетрадиционной ориентации ничего плохого не вижу, а потом осталась ночевать у подруги, которую тетка считает почему-то лесби… А когда пришла, она сунулась в мою сумку, а там нижнее бельё было (мне его на день ангела подарили, оно такое… с ангелочками). Вот и сделала выводы. Разоралась, что если тебе Танька нравится, то и живи у нее, а у меня не устраивай тут притон…В общем я и ушла.
Девушка снова нервно фыркнула.
- Я – лесбиянка! Подумать только! Глупость какая…
- Да, веселая у тебя тетка. Знаешь, раны надо обработать. – Мика открыла аптечку, доставая необходимое - Я постараюсь… чтоб не очень больно.

    Аня затаила дыхание. Она боялась боли. И от вида крови её слегка мутило. Чтоб отвлечься, стала разглядывать квартиру, в которой оказалась: добротная мебель, интересный дизайн - девушка перед ней состоятельная. Картины на стенах, явно дорогой синтезатор в углу, ноутбук на столе – творческая личность. 
И её хозяйку: яркая, высокая, худая. Она явно старше, лет двадцать семь, серьезный противовес её двадцати. Видно, что очень спортивная. Сильная. С такой девушкой надежно. С такой рядом – спокойно.
Прикосновение к ноге отвлекло. Придерживая за голень, Мика проводит по ранке смоченной в перекиси ватой. Не больно, просто холодная капля течет вниз по ноге. Аня вздрагивает. Мика убирает каплю пальцами, проводит аккуратно вдоль влажного следа. От щиколотки к колену.  Продолжает. Обрабатывает колени. Трогает. Закрывает пластырем. У Ани вспыхивают щеки, она отводит взгляд от музыкальных пальцев. Не видит быстрого взгляда снизу вверх. Или видеть не хочет, боится.

    Мика берет за тонкое запястье, поворачивает для удобства, проводит ваткой по глубокой царапине. Аня морщится. Мика улыбается и поглаживает запястье большим пальцем, успокаивает.
    У девушки перехватывает дыхание от такого сочетания боли, крови, ласки. Судорожный вздох. Такие красивые руки, такие яркие глаза и две сережки в одном ухе. Захотелось коснуться. Губами. Страшно.
- Больно? – лукавый взгляд.
- Нет. Совсем нет.
- Тогда что?
- Не знаю… - шепотом, губами говорит, тихо-тихо.
Мика поднимается. Идет на кухню, оставляет девчонку одну, да и сама должна успокоится. Какое, оказывается, соблазнительное сочетание: смущение и доверие. Она видела эти глаза, яркий румянец, слышала частое дыхание. Она не может не оправдать доверия.

Вот, уже почти полночь. Сидят на кровати. На коленях – глаза в глаза. Очень по-домашнему, да и Аня знает – она дома. Пусть на сегодня, но дома. Совсем не так, как у тетки.
И Мика знает, что Аня дома. И не на один день… Говорят, что с приблудившимся котенком в дом приходит счастье. Аня, как котенок и с ней пришло счастье. Мика чувствует это.
Рядом, на тумбочке - бутылка рома и кока-колла. В миске - кубики льда. Рядом чашка с салатом.
Не обращая внимание на праздничный концерт по телевизору, они едят салат, запивают его тем самым коктейлем из одного большого стакана. По очереди.
Несмотря на ноющие ссадины, Ане хорошо. И спокойно. Она уже не боится.
- Знаешь, этот коктейль называется Куба-либра! – смеясь, говорит Мика, смешивая ингредиенты. – Свобода и ЧеГевара! Великолепное сочетание, бьющее в голову.
- Держи! – Мика все смеется и подносит к губам гостьи очередную порцию коктейля.
Тут вдруг раздается бой курантов. Громкий, четкий, он выбивается из монотонного жужжания ведущих. Как это они не заметили речи президента?
Вздрагивают. Обе. Особенно Мика.

Коктейль выплескивается на майку Ани, а Мика, стараясь спасти положение, дергается удержать стакан, в итоге теряет равновесие и сама падает следом, только успевает упереться руками по обе стороны от девчонки, чтоб не сделать больно, не растревожить ссадины.
Глаза в глаза. Только теперь гораздо ближе. Теснее. И стакан катится по полу со странным, раздражающим звуком.
Аня фыркает, начинает смеяться:
- Мокро!
    Мика тоже смеется, только не отодвигается, а наоборот, устраивается удобнее между ног девчонки. Смех стихает, и в тишине раздаются звуки салюта, крики с улицы. Люди празднуют. И девушки тоже, только по-другому, они смотрят друг на друга в полутьме и в глазах искрятся блики от мишуры и что-то еще, тонкое, неуловимое пока, но почти уже осязаемое.

    Мика чуть наклоняется, аккуратно слизывает брызги коктейля с шеи девушки, с подбородка, приникает к улыбающимся губам. И девчонка отвечает. Собирает языком сладость с губ, подстраивается под движение рук, откидывается на подушки.
- А кто-то час назад утверждал… - мурлычет Мика куда-то в ключицу.
- Да какая разница! Меня же за это и выгнали из дома – шепчет Аня, запуская руки в короткие волосы девушки – надо оправдывать.
Не успевший растаять кусочек льда скатывается под спину Ане. Она вскрикивает и смеется. Громко, запрокинув голову. Выгибается, чтоб подобрать его и прижимается к  Мике еще сильнее. У той дыхание перехватывает, голова идет кругом, когда девчонка касается губами мочки уха, играет с сережками.
Это хитрость, она отвлекает девушку, а сама бросает ей за шиворот ту самую льдинку. Мика не сердится, только вздрагивает всем телом и чуть выгибается, когда кусочек, тая на горячей коже, бежит вниз, становясь каплями холодной воды. Аня замирает от этой дрожи, которая передается ей целиком, рождает где-то глубоко внутри нее совершенно новые чувства и желания.
    А Мика смеется, выворачивается из объятий, потом из майки и целует, целует снова, не давая опомниться, отвлечься, испугаться. Она же понимает, что Аня боится. Дурачится, стараясь скрыть волнение.
Мика знает, девочка будет её, будет рядом, будет любить. А потому шепчет на выдохе:
- Hasta sempre*…

~~*~~Кровавая Мэри~~*~~
   
    Томатный сок, густой, вязкий течет в стакан. Водка по ножу – туда же. Соль, какие-то специи... Все очень просто, и терпко. Прямо как у нас.
Чем дольше я нахожусь рядом с тобой, тем яснее понимаю, что мы не созданы друг для друга. А так хотелось. Очень хотелось, чтоб твои губы, соленые от сока, горьковатые от водки, целовали мои.
Я вижу, как ты смотришь на меня, вижу, как ты хочешь обнять и прижаться, но боишься. Ты же такая «клёвая», у тебя же компания и молодой человек, который тебя вроде любит.
Я сижу с вами за одним столом. Смотрю, как он целует тебя, ловлю после каждого поцелуя на себе твои смущенные, будто извиняющиеся взгляды. Зачем? Ну зачем? За что ты извиняешься?
    А потом, когда все разойдутся, и мы останемся одни, ты скажешь, что так надо, потому что так должно быть. Ты и он. Не может быть такого, чтоб Ты и Она. Ты и Я. Никогда.
    Я все пойму и покиваю головой. Глотну водки и запью томатным соком. А зачем мне коктейль, я и так могу!
    Вот только интересно, когда ты обнимаешь меня по ночам, ты вспоминаешь о своем парне? О чем ты вообще думаешь?
Мы живем с тобой вместе уже полгода. Мы спим на одной кровати, потому что вторая здесь просто не уместится. Мы смотрим одни и те же фильмы, и блюда у нас любимые совпадают…
Но мы никогда не будем вместе. Ты этого не хочешь.

    Квартира пустеет. Ты подходишь ко мне и кладешь голову на мое плечо.
- Лика, милая, давай спать, а завтра все уберем? – говоришь почти шепотом, а я поворачиваюсь и резко хватаю тебя за талию.
Пусть мы разругаемся. Катись все к черту!
- Что ты творишь? – твои глаза делаются огромными от возмущения и испуга. Да уж, я бы сейчас себя и сама испугалась.
Молчу, но рук не разжимаю.
- Лика, ну отпусти. Ну что ты? – ты смотришь на меня и понимаешь. Что не отпущу. Начинаешь вырываться сильнее.
    Я прижимаю тебя к стене и целую. Впервые серьёзно, так, как давно хочу. Нажимаю на твои губы, врываюсь языком и продолжаю удерживать твои руки. Ты не отвечаешь, продолжаешь сопротивляться, но потом уступаешь.
    Потом конечно скажешь, что я сволочь, и  виновата во всем, но сейчас, слыша твой вздох, так похожий на стон, чувствуя, как твое тело расслабляется, ощущая, как губы начинают мне отвечать, я теряю голову. Целую нежнее, чуть расслабляю железную хватку на запястьях. Ты вдруг резко отталкиваешь меня и отбегаешь в сторону.
Так это ты просто усыпляла мою бдительность? Мило.
- Ты совсем с ума сошла?! – голос срывается, нервничает.
- Совсем. – Соглашаюсь я – по тебе сошла. За тобой.
    Она неподвижно стоит, отгородившись стулом. Как за баррикадой. Смотрит испуганно.
Потом медленно отставляет стул в сторону и нас будто кидает друг к другу. Губы, руки, тела наши смыкаются, сливаются. Я подхватываю её, придерживаю за бедра. Легкая, как пушинка. Укладываю бережно на кровать, не переставая целовать, раздеваю.

   Что-то невообразимое творится с нами.  Я не успеваю контролировать события, мои руки действуют как-то отдельно от головы. Ты не уступаешь мне в этом безумии, отдаешься без остатка. Все как-то грубо и очень торопливо, но потом все чувственнее и нежнее. Мы расслабляемся, понимая, что эта ночь только наша и мы никуда друг от друга не денемся. А расслабившись, уходим в ощущения без остатка.
    А утром я просыпаюсь в пустой квартире. Я и не видела, как ты вчера паковала свои вещи.
Хороший был маневр. Ведь если бы не произошло вчера всего этого между нами, так я бы обязательно заглянула в шкаф или в коридор, где, скорее всего, под вешалкой стояла сумка с вещами.
    Ты очень удачно избежала скандала, дорогая.
Встаю, наливаю водку в стакан, выпиваю залпом, запиваю томатным соком. Я отпускаю тебя.

~~*~~pina colada~~*~~

    Высокие волны бьются о пирс. Разлетаются холодными брызгами, мелкой моросью покрывают руки и лицо, темными пятнами проявляются на одежде. Порывистый ветер гнет пальмы, вздымает маленькие смерчи из песка, путается в волосах. Путает волосы.
В руке у нее бокал с коктейлем, ногами она стоит у самой кромки мокрого песка, так, что ступни периодически омывает соленая, мутная сейчас вода. Юбка полощется вокруг ног.
Приехать на Средиземное море и попасть в шторм. «Как не повезло!» - воскликнул бы кто-то, а вот Ева думает иначе. Завтра уже распогодится, и лазурное море засверкает снова, и пляж заполнится туристами, а вот штормовое море увидеть – это удача.
Она улыбается, делает глоток. Расслабляется, вдыхает ветер в себя.
За спиной раздается грохот, и возмущенный голос произносит что-то на незнакомом языке.
Оборачивается. Смеется тихо, смотрит сочувственно. Девушка в огромных наушниках споткнулась о шезлонг. Видимо больно. Она потирает ушибленную ногу и ворчит что-то на своем языке.

    Вдруг распрямляется, резко, пружинисто и синие глаза пристально вглядываются в лицо Евы. Та смущается и хочет отвернуться, но что-то мешает. Странный взгляд фиалковых глаз приковывает.
    А ведь это не первая встреча. Третий день Ева здесь и третий день частенько натыкается на нее взглядом. Эти фиалковые северные глаза следили за ней вчера и позавчера мелькали в группе туристов, вернувшихся с экскурсии поздним вечером. Тогда они встретились впервые. Ева выбралась из машины и ждала, когда её проводят в номер, а экскурсионный автобус только припарковался у гостиницы. Она выскочила первая. Поправила наушники, закинула рюкзак за спину и бодро прошла мимо, чуть касаясь взглядом. А сейчас – наоборот. Взгляд прямой, изучающий. Смущающий.
Ева спасается глотком коктейля. Нежный, мягкий, он внезапно перехватывает горло. От неожиданности она начинает кашлять, что вызывает ответную улыбку у незнакомки. Она подходит и осторожно похлопывает по спине.
- Are you ok? – проговаривает она на ломаном английском.

    Ева переводит дыхание и отвечает, что все нормально. На не менее ломаном наречии.
    Потом они идут гулять. По кромке. По самой границе моря и суши они бредут куда-то вдаль и не могут наговориться. Жестами, взглядами, обрывочными, неправильными фразами чужого для обеих языка… Они находят темы, они все понимают, они рассказывают о себе и находят себя друг в друге.
    Коктейль кончается, а юбка уже давно противно липнет к ногам мокрым подолом. Наушники Шани лежат на плечах и закрывают пол лица. Еве это не нравится, и она просит девушку снять их. Та снимает, и теперь они болтаются на шнурке где-то у пояса. Лицо у иностранки красивое. Тонкие губы и нос, большущие глаза и практически пепельный цвет волос. Скандинавка. Ева представляет её, окруженную хмурыми и прекрасными пейзажами северных земель. Представляет, как органично она выглядела бы на фоне цветущих фьордов…   

     Но здесь только пальмы. Пальмы, теплое море и смуглые люди. Совсем не похожие на белокожую Шани, которая, как ни странно, практически не загорела.
«Зачем ей наушники?» - Удивляется девушка, ведь музыка здесь не нужна, ведь море звучит сейчас как самая прекрасная песня. Гул и шелест, вой ветра. Все сливается воедино и вливается в души девушек. И что-то толкает их брести дальше и дальше по берегу, не обращая внимание на холодный ветер и брызги. А потом Шани не выдерживает – берет Еву за руку и отводит подальше от воды, лопочет что-то непонятное, но Ева знает. «Ты же простудишься, глупая. Я - то хоть в обуви»…
    Шани замолкает и улыбается. Набрасывает на плечи Еве свою толстовку и ведет куда-то...
    Они возвращаются в отель, к бару. Берут по коктейлю и снова уходят. Шани ведет Еву куда-то вглубь сада. В этом отеле прекрасный сад, похожий чем-то на лабиринт. Высокий кустарник закрывает от лишних глаз, лавочки и шезлонги стоят в самых укромных уголках. И кошки. Почему так много кошек? Рыжие, палевые, длинноногие, длиннохвостые…Совсем котята и игривые подростки. Множество-множество кошек. Сейчас они попрятались в ожидании, когда утихнет стихия.

    Девушки сидят на лавочке и прижимаются друг к другу. И Ева забывает обо всем и не замечает, не запоминает момента, когда их губы встречаются.
Губы у скандинавки обветренные и совсем не мягкие, не похожие на губы Евы. Но как же идеально они подходят друг к другу! Губы, которые никогда не говорили на языке Евы, и её губы, которые никогда не складывали в слова незнакомые Норвежские буквы…
Вдруг скандинавка снова вскакивает, просит подождать пять минут, указывая на свою пятерню, но Ева смотрит непонимающе. Тогда Шани прикладывает свою ладонь к ладони девушки. Переплетает пальцы, целует снова. Легко, едва касаясь, и убегает куда-то.
    Ева остается одна, смотрит на небо, улыбаясь легко. Ждет норвежку, которая возвращается с пледом и укутывает их обоих. Плед большой – укрывает, забирает в свое тепло обеих, полностью.

    Вот теперь хорошо, так можно сидеть весь вечер, всю ночь.
    И они проводят эту ночь вдвоем, в саду. Целуясь, смеясь, болтая о чем-то, читая друг другу стихи на родных языках... А ветер утихает, разгоняя последние тучи с неба. Яркие огромные звезды смотрят на них теперь, и долетает далекий шелест прибоя…
А утром Шани уезжает. Ева смотрит из окна номера, как та залезает в автобус и оборачивается, как машет рукой, улыбается грустно, говорит что-то работнику отеля и еще раз смотрит на девушку. Последний раз.
    Автобус трогается со стоянки, и в это время раздается стук в дверь. Ева идет открывать. Перед ней тот самый портье. Он протягивает ей маленький сверток, разворачивается и идет прочь. А в простом полиэтиленовом пакетике с изображением Санта-Клауса, так неуместного в жаркой пустыне, лежит небольшой русско-норвежский разговорник, на развороте которого черной гелиевой ручкой выполнен набросок – силуэты двух девушек, укрытых пледом, прильнувших друг к другу и адрес электронной почты.
Ева улыбается. se deg snart  – читает она фразу, жирно подчеркнутую все той же черной гелиевой ручкой. se deg snart…

~~*~~Вишня и мята~~*~~

    Дым густым облаком поднимался под потолок и оставлял за собой ароматный шлейф. Кальян. Что за новая мода такая? Сейчас все, кому не лень курят кальян…
    Динка внимательно следит за новым облаком дыма, улыбается, принюхивается. Вишня и мята…
    Интересный коктейль из вишни и мяты.
    Дина лежит на мягком ковре в комнате и предается воспоминаниям.
    В дыму всплывают лица друзей и подруг, оставшихся в родном городе, родителей и коллег. Они все остались за пару тысяч километров от девушки.
Еще вдох. Еще выдох. В дыму проявляется еще одно лицо. Фимка.
- Се-ра-фи-ма – по слогам проговаривает Динка и жмурится, как от яркого света. Голова кружится. – Фимка.
    Они знали друг друга с раннего детства. Дружили. Вместе смеялись, вместе грустили, вместе мечтали. Мечтали они о том, как вырастут, станут самостоятельными, сильными,  уедут в Питер. Вдвоем. Поселятся где-нибудь не далеко от центра. Будут гулять по Невскому проспекту вечерами, и любоваться на Финский залив.
Потом судьба раскидала их в разные стороны. Фима с родителями переехала в другой город. Переписка их скоро угасла. Адреса затерялись и забылись. А вот мечта осталась. Была общая, а стала её, Динкина, личная.
И вот она в Питере. Гуляет по Невскому и живет не далеко от центра. Одного только не хватает – человека с мечтой. И мечта такая должна быть, чтоб можно безболезненно поделить её на двоих.

    Серафима. Крылатая подруга, которая улетела и не обещала вернуться.
Дина улыбнулась и затянулась снова. К ней скоро должны были прийти по объявлению – жить одной в квартире было накладно. Нужна соседка. А она тут бессовестно дымит вишнево-мятным табаком. И так лень вставать и открывать форточку. Ну, лень и все.
    Девушка выпускает из легких три колечка подряд и смотрит, как они медленно теряют форму, расплываются.
    Идиллию нарушает дребезжащий дверной звонок. Чертыхнувшись, девушка поднимается, пытаясь сфокусировать взгляд и вернуть правильные формы изогнутым стенам. Табак как табак, никаких добавок, но как прикрыло! Она хмурится, смешно щурится чуть близорукими глазами и идет открывать дверь. В голове мелькает мысль об открытой форточке, но исчезает под новой порцией назойливого дребезжания.
    Дверь распахивается в парадный. Перед Динкой стоит высокая девушка. Из витражных окон парадного падает яркий луч света, который бьёт гостье в спину, мешая рассмотреть лицо. Стоит звенящая тишина, ведь сейчас время затишья. В разгаре рабочий день и все сидят по кондиционированным офисам или прячутся от жары дома. Тяжелая дверь вылетает из ослабевших от дымного коктейля пальцев Дины и ударяется о стену цвета старой слоновой кости. Поднимается облачко пыли и мельчайших частиц штукатурки. Все это зависает в солнечном луче, делая просиходящее чем-то почти ирреальным.
- Привет – произносит девушка. Глаза её блестят и, несмотря на тень, лежащую на лице, Дина видит эти глаза. Такие красивые.
Девушка делает шаг назад, пропуская гостью в квартиру.
- Привет,  – сипло говорит она. Прокашливается и более четко бросает – проходи.
Девушка проходит и вглядывается в обстановку. Темный узкий коридор ведет в маленькую комнату с высоченными потолками и потрясающим видом из окна. Комнатка  заполнена дымом. Вишня и мята.
- Надеюсь, ты не против кальяна – голос из-за спины выводит гостью из прострации. Незнакомка подходит к окну и распахивает настежь всю раму – не только форточку. Простое решение проблемы.
- Не против. Даже наоборот. Мне нравится квартира. Только вот матрас один…
- Купишь. – Динка слегка раздражается: «Самонадеянная особа, похоже, уже чувствует себя как дома». У нее голова больше не кружится, зато в висках появляется тупая боль кальянного похмелья.
- Куплю – соглашается она, не замечая прохладного тона.
Девушка все смотрит в окно. Похоже, ни квартира, ни соседка её вообще не интересуют.
  Дина теряется. Гостья полностью игнорирует её! Надо исправлять положение.
- А что тебя в Питер вообще привело? – задает она стандартный вопрос, на который часто слышит очень похожие ответы. Она и не ждет ничего нового, просто пытается заполнить неловкую тишину.
- Мечта. – Говорит девушка очень тихо. – Вырасти, стать самостоятельным сильными человеком, уехать в Питер. Поселиться где-нибудь не далеко от центра. Гулять по Невскому проспекту вечерами, и любоваться на Финский залив…
    Динка вздрагивает, но гостья продолжает, не оборачиваясь, чуть дрогнувшим голосом.
- Когда-то давно это была общая мечта. Одна на двоих. А сейчас только моя.
Гостья вдруг чувствует, как её касаются чужие руки. Как одна из них ложится между лопаток, начинает движение чуть вбок. Будто очерчивая крыло…
    От такого самоуправства и фамильярности девушка замирает, а потом резко оборачивается… и встречается взглядом с такими теплыми, до боли знакомыми глазами. Вздрагивает.
- Не только твоя мечта, Ангел мой.

    Фима вглядывается в лицо подруги. Та изменилась. Выросла, хотя и не дотянула до долговязой Фимки. Длинные косички и банты сменились короткими, чуть неопрятными вихрами. Но этот теплый, полный привязанности и нежности взгляд не изменился нисколько. И руки, все еще лежащие на её спине, уже не чужие, а такие родные…
    Без всяких слов она наклоняется к невысокой Динке, прижимает к себе, целует, вдыхая в себя коктейль из вишни и мяты. А та отвечает.
    Девушки вкладывают в этот поцелуй все свои чувства. Радость узнавания и радость от встречи, и еще почти физическое чувство того, как их разделенная, располовиненная  когда-то мечта вновь становится целой.