Она не чувствовала жестких досок скамьи, через тонкий шелк юбки, холодного моросящего дождя, повисшего каплями на опущенных ресницах, мешаясь со слезами, тяжело переживая первую в своей жизни серьезную критику и отказ. Щеки горели, будто кто-то отвесил по хорошей пощечине или сказал в ее адрес непристойность. Дрожащие пальцы бессознательно теребили края зеленой папки – цвет несбывшейся надежды.
Столько дней и бессонных ночей, терзаний, сомнений, исписанных листов - и все зря. Никуда не годится. «Не прописанные персонажи… неправдоподобные диалоги… все это было… проходной сюжет…»
И все же, - как верно сказано. Как проходные дворики, в большинстве своем похожие друг на друга, как братья, и потому скучные. Музы здесь не водятся. Только небритые музыки, раздевающие взглядом красивых девушек, блохастые кошки и оголтелая ребятня, от криков которой раскалывается голова.
Время безвозвратно утекало в никуда, холод забирался под одежду, рождая в теле дрожь. Так и будешь сидеть? Разве не знаешь: жалеть себя – пустое занятие, что не приносит ни результатов, ни облегчения.
Она чуть встряхнулась, борясь со смертным грехом, именуемым уныние, и будто впервые услышала голоса, доносящиеся с проспекта, увязающие в симфонии гудков, вздохах шин, утюжащих мокрое дорожное покрытие, шуме воды, бегущей по водосточным трубам. Это там жизнь, переплетение сюжетных линий, неповторимых, как отпечатки пальцев, судеб. А здесь – проходной сюжет. Где-то… Когда-то… И совсем он не интересен; проходной двор - мелькнет эпизодом и забудется.
Вот они, персонажи, текут по мокрым тротуарам безликим, нескончаемым потоком, меняя цвет лиц в свете неоновых вывесок и подмигивающих светофоров. Безликим, если уставиться себе под ноги, отрешиться от внешнего мира, погрузившись в себя, в свои пудовые горести, теплые радости, бьющиеся надежды. А ты загляни в их лица и читай открытую книгу жизни.
Стук каблуков эхом отдался от сводов подворотни, на миг разорвав душную тишину двора, и жизнь закружила ее, унося прочь от унылого дворика, от редакции, где ей со снисходительной улыбкой, но категоричным отказом вернули рукопись. Залюбовавшись богатой палитрой вечернего города, зажигающего разноцветные огни, она выронила папку и даже не хватилась потери.
- Держи крепче, чудо.
Парень возник буквально ниоткуда, сверкнув белозубой улыбкой, и она поняла, что тонет в небесной голубизне его глаз:
- Спасибо, - приняла она потерю из рук прохожего.
В папке лежала убогая рукопись, никому не нужная, кроме рыжего парня, не посчитавшего за труд наклониться, подняв клеенчатый уголок, не успевший зачерпнуть из дождевой лужи. Спустя секунду, прохожий растворился в толпе, а может, запрыгнул в отошедший от остановки автобус, навсегда затерявшись в огромном городе.
Но оставил музу, тихо присевшую ей на плечо.