Содержание Фаталиста Лермонтова

Павел Малов-Бойчевский
(Статья)

«Фаталист» – ключевая новелла «Героя нашего времени». Вся она пронизана философским подтекстом об общественном и нравственном долге, о смысле и цели жизни, о том, кто же правит жизнью – человек ли, Бог или судьба? В «Фаталисте» говорится о том, что «мусульманская» вера в судьбу парализует «волю и рассудок», перекладывая ответственность за совершенные поступки с отдельной личности на «небеса», на которых будто бы «написана» судьба каждого человека.
В критической литературе существует мнение, что завершающая роман «Герой нашего времени» новелла «Фаталист», как и «Тамань», были написаны Лермонтовым значительно раньше и первоначально задумывались как самостоятельные произведения. Но потом, в процессе работы над романом, Лермонтов, так сказать, задним числом включил эти новеллы в произведение. Об этом свидетельствует некоторая несхожесть личности Печорина в «Фаталисте» с тем, как она обрисована в других частях романа. Но суть не в этом. «Фаталист» нужен был Лермонтову для полного изображения портрета своего поколения. Здесь он философски обобщает созданную удручающую картину современных ему нравов. Устами Печорина Лермонтов называет себя и свое поколение жалкими потомками, скитающимися по земле «без убеждений и гордости, без наслаждения и страха», неспособными больше к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного, счастья.
На первый взгляд подобные абстрактные рассуждения Печорина и правда могут показаться несвойственными привычному образу Печорина из новеллы «Княжна Мери» и других. Но это только на первый взгляд. Между тем, это один и тот же Печорин, раскрывающийся в каждой новелле «Героя нашего времени» в новом качестве, в соответствии с новым внутренним конфликтом. Лермонтов дает не статистический образ Печорина, а серию его портретов, поданных в разных ракурсах.
Содержание «Фаталиста» вроде бы незамысловатое. Печорин по делам службы попадает в казачью станицу. Чтобы скоротать время и убить скуку двухнедельной командировки, по вечерам играет с местными офицерами в карты. Однажды, засидевшись у майора С., заговорили о судьбе человека, по мусульманскому поверью, будто бы написанной на небесах. Одни высказывались в пользу этой теории, другие напрочь ее отвергали, и тут поручик Вулич, серб по национальности, предложил перейти от пустых споров к делу. Чтобы доказать, что предопределение свыше существует, он принял пари Печорина, снял со стены пистолет, взвёл курок и насыпал на полку порох. Доказывать он решил на самом себе. Его мысль была такова: если предопределение существует, то вряд ли ему суждено умереть именно сейчас, от пистолетного выстрела. Скорее всего он умрет как-нибудь иначе, судьба его уже «написана на небесах», а коль так, – нечего бояться сейчас пули – всё равно он останется невредим. И как это ни странно, пари он выигрывает.
Наружность поручика Вулича вполне соответствовала его характеру. Помимо Печорина, это второй главный: герой «Фаталиста». Вулич не боролся с природными склонностями, а был их пленником. В новелле читаем: «Была только одна страсть, которой он (Вулич – П. Б.) не таил: страсть к игре. За зелёным столом он забывал всё и обыкновенно проигрывал; но постоянные неудачи, только раздражали его упрямство».
Это был храбрый, скрытный человек, несколько напоминавший самого Печорина. Принадлежал к тому же поколению, то есть к «жалким» наследникам героических времён, лишенным веры и цели жизни. Но Вулич не жаловался на судьбу, а довольствовался тем, что постоянно бесцельно дразнил и испытывал ее, не сомневаясь в ее безраздельной власти над человеком. Это убеждение и поддерживало его склонность играть собственной жизнью. Вулич – игрок по натуре. Он «самодовольно» улыбается после осечки пистолета, приставленного к собственному виску. «Это лучше банка и штосса», – говорит он с некоторой долей самолюбования Печорину. Вулича постоянно каким-то фатальным образом тянет рисковать.
Перед тем, как Вулич спустил курок, на Печорина нисходит некое тайное мистическое озарение, и он вдруг по лицу первого, хранящего странный отпечаток неизбежной судьбы, понял, что тот должен нынче умереть. И догадка Печорина подтвердилась. Вулича, по пути домой, убивает пьяный казак. Причем Вулич сам, собственным неуместным вопросом, провоцирует нападение. Это ли не предопределение!
Зарубивший Вулича казак запирается в пустом доме, и тут уже Печорин, подобно Вуличу, испытывает судьбу. Он врывается в дом через окно и обезоруживает казака.
Стиль «Фаталиста», как и остальных новелл романа, многозначен. С одной стороны, все высказывания персонажей строго подчинены развитию диалога, с другой стороны эти же высказывания звучат как самостоятельные афоризмы, имеющие общечеловеческое значение. В «Фаталисте» заложен очень глубокий философский подтекст. Все коллизии сгущены и сконцентрированы. Описаны три смертельные схватки с судьбой. Удачный эксперимент Вулича с выстрелом себе в висок трезво объяснил Максимыч, сославшись на то, что «азиатские курки часто осекаются, если дурно смазаны или не довольно крепко прижмешь пальцем». Второе испытание стоило Вуличу жизни. «Чёрт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!..» – справедливо сокрушается Максим Максимыч. Из этого становится ясно, что в смерти Вулича повинен прежде всего он сам, а не судьба. И наконец, в сцене захвата пьяного казака Печориным видна прежде всего тщательная подготовка и продуманность операции. Печорин взвесил каждый жест при нападении. Перед этим изучил ситуацию, заглянув в хату через щель ставни, составил план действий, поместив у дверей троих казаков и поручив есаулу отвлекать внимание осажденного. Выбрав подходящую секунду, Печорин оторвал внезапно ставень и бросился в окно «головой вниз», что и обусловило промах казака, выстрелившего наугад. Цель всего этого подробного описания – ответить на одну из главных проблем всего романа: кто хозяин жизни на земле, слепая судьба или человек? Лермонтов доказывает, что – человек. Хотя, как мне кажется, ему были не чужды и некоторые мистические настроения. Соприкасаясь ежедневно со смертью – ведь идет война с горцами – волей неволей задумаешься о судьбе. Будешь сопоставлять: почему миновала тебя смерть в этом бою и минет ли в следующем? От чего это зависит: от собственной ловкости или от простого везения? Случайно ли всё это или имеет определенную систему? Я имею в виду принцип выживания в бою:  кто остается в живых, и кто погибает?
Ответ ясен: конечно, многое зависит от самого человека, от его ловкости и умения. Но не исключена и доля везения, то есть некоторое частичное вмешательство судьбы. Пусть даже совсем незначительное. Лермонтов как бы говорит, что, если и есть предопределение свыше, то человек всё равно волен пойти наперекор судьбе и победить. Это и доказано поступком Печорина, когда он разоруживает пьяного казака.
В «Фаталисте» всё закручено вокруг темы судьбы, предопределения. Эта тема находит разное фразеологическое выражение в языке разных персонажей новеллы. Принципу разностороннего освещения всё той же проблемы предопределения подчинено и быстрое, почти молниеносное развертывание сюжета в композиции «Фаталиста». Повествование всё время удерживает внимание читателя в напряжении. В коротенькой вещи заключена поистине огромная энергетическая потенция.
В «Фаталисте» всё не случайно, всё работает на тему предопределения. Даже то обстоятельство, что поручик Вулич – серб по национальности, тоже не случайно. Это так же из области предопределения. Именно то, что Вулич – иностранец, помешало ему найти неуловимые оттенки в обращении, которыми люди одной национальности обычно пользуются почти интуитивно. Вежливая предупредительность серба в обращении к пьяному казаку была неуместна. Казак воспринял это как барскую снисходительность. Вопрос: «Кого ты, братец, ищешь? » уже предполагал ответ: «Тебя».
Но и для казака Вулич стал, так сказать, предвестником судьбы. Ведь, зарубив офицера, тот тем самым подписал себе смертный приговор. Видно, у этого казака на роду было написано умереть «на плахе». Судьба же привела его и в пустой дом, где он заперся. Будь иначе, казак бы попытался скрыться из станицы и тем сохранить себе жизнь. Но он не противился судьбе. Перебранка с есаулом, уговаривавшим казака покориться судьбе и его отчаянный ответ: «Не покорюсь!», шли как раз таки от бессилия и покорности судьбе. Всё это, видно, понял Печорин, решивший испытать и свою судьбу, поимкой запершегося в хате казака.
О «Фаталисте» можно еще говорить много, в этой коротенькой новелле материала для размышлений на целый роман. Темой предопределения не исчерпывается её содержание. Здесь и взаимоотношения казаков и офицеров, тех же господ и холопов, и кавказская война, уже сама по себе, без всяких фаталистических напластований, вызывающая глубокий интерес, как исторический факт, и новое увлечение Печорина хорошенькой дочкой старого урядника Настей, о которой упомянуто лишь вскользь, и многое другое.
Из всего сказанного воочию представляешь, какого мастера художественного слова лишилась Россия в то время, и что бы Лермонтов мог ещё создать, не оборвись его жизнь столь рано. Воистину, это была бы фигура масштаба Льва Толстого, и приходится только сожалеть и догадываться, какую бы «Войну и мир» он написал.
«Фаталист», как это ни странно, в наше время звучит весьма современно. Всегда в смутные времена оживает в обществе вера в сверхъестественные силы, в судьбу и предопределение. Первый всплеск этого интереса возник в России в начале этого века, но затем мистические веяния были прерваны разгулом коммунистического мракобесия после семнадцатого года.
Тем и отличается крупный художник слова, что он своими произведениями заглядывает далеко вперед. Произведения настоящего таланта всегда современны и актуальные. Только посредственности пишут на злобу дня.
Новеллой «Фаталист» Лермонтов положил начало популярной отечественной мистической беллетристике. И это не просто литература, досужее фантазирование, – а подступы к научному пониманию фатальных явлений действительности. Это взгляд в науку XXI века, вероятно, откроющую завесу над многими таинственными явлениями современной жизни.

1991 г.