Рабочие дневники режиссера театра

                А.Н.Островский
                "Волки и овцы"   

   Мне всегда нравились комедии. Комедия очень странный жанр. Как правило, то, что получается на сцене, даже из самого смешного материала, далеко не всегда смешно. Со временем я понял одну, и, на  мой взгляд, принципиальную вещь. Если ты хочешь поставить комедию - внимательно присмотрись к настроению твоих актеров. Готовы ли они ее работать? И, если хотя бы костяк состава, настроен на одну волну, и на твои мягкие вопросы реагирует сходно, то можно попробовать. Для постановки комедии всегда важна общая доминанта актерских настроений. Никогда не начинайте репетиций комедии в конце сезона, спектакля не будет!
   «Волки и овцы» может быть одна из самых играемых пьес А.Н.Островского. Но меня именно такой, многажды играный, материал всегда привлекает более других. Сказать свое новое и умное слово в такой постановке и есть уровень и показатель твоего мастерства и таланта. Да-с!
     Непредлагаемые предлагаемые обстоятельства.               
    Ничего особенного, экстраординарного в жизни А.Н.Островского в 1875 году не происходило. Он долго болел и дописывал пьесу уже осенью в своей костромской усадьбе в Щелыково. Несколько раз правил текст. Н. А.Некрасова, тогдашнего редактора «Отечественных записок», просил дожидаться окончательного варианта. С разницей в 20 дней, в декабре 1875 г., состоялись две премьеры, в Александринском и Малом театрах. Ни на одной читке  Островский присутствовать не смог – плохо себя чувствовал. Так, что, традиционное для меня, подробное изучение предлагаемых обстоятельств написания пьесы, никаких особенных поводов для размышления не дало. Разбираемая всеми театроведами судебная ситуация игуменьи Митрофании, послужившая сюжетной основой для пьесы, на мой взгляд совершенно не продуктивна и имеет смысл, только как самостоятельный исторический факт. 
    При первой читке до меня как-то не сразу дошло, что текст комедии очень сложен. Что прямым чтением ее не взять. Пьеса растянута, многословна. Закралась крамольная мысль, что Драматург, один из моих самых любимых, сам не совсем понимал, о чем пишет. Но такие сомнения мне всегда только на пользу. Вот, и начнем.
   

                Мысли и события. И о заглавной роли...
    О чем пьеса? В чем ее комедийность? Это всегда нужно формулировать кратко, ясно, просто. Если возможно, буквально одним словом? О том, что в каждом сидит и хищник и жертва, а комедийность в том, что многие не догадываются, что когда они хотят выглядеть жертвой, всем видны их  не детские  клыки, а оскал овцы, представляющейся  волком, смешон. И самое главное: где нет любви –  там нет театра.
    Давайте попробуем разобраться. Первое и главное для режиссера, конечно, после того, как он сформулировал для себя, определился, и смог связно и убедительно объяснить  актерам, о чем он будет ставить спектакль, определить исходное событие пьесы. Сейчас я выскажу крамольную мысль, но поверьте, это действительно так,  и мною это неоднократно проверенно на практике, исходное событие имеет свойство изменяться в зависимости от задач постановки, которые перед собой ставит режиссер. В дальнейшем я постараюсь показать это на конкретных примерах.
    Что собственно происходит в пьесе «Волки и овцы». Престарелая, но не старая (важно!) барыня, потомственная дворянка, влиятельная в губернии дама, девица (принципиально важно! Драматург вкладывал в этот факт биографии Мурзавецкой, большой смысл.) вдруг пускается «во все тяжкие». По ее инициативе стряпчий Чугунов изготавливает подложные документы финансовых обязательств умершего г-на Купавина, которыми она и шантажирует его вдову Евлампию Купавину. Этот фактологический ряд формирует цепь событий пьесы. И в силу стоящей пред нами задачи – постановку комедии, а комедия онтологически – шутка, из серьезных обстоятельств рождает парадоксальный, неожиданный, нелогичный результат. Сознательно выберем в качестве исходного события пьесы, трагический факт - смерть полковника Купавина.
    Итак, умер Купавин. Но справедливый вопрос, зачем Мурзавецкой устраивать эту криминальную комедию (хорошее название для жанра).
Принципиальная ошибка постановщиков, выбрасывающая спектакль из области психологического театра, и превращающая его в балаган, набор гэков, недооценка побудительных мотивов действующих лиц. Подлинная комедия не менее психологична, чем драма или самая отчаянная трагедия. Мои уважаемые коллеги, даже самые академичные, недооценивали побудительных мотивов Мурзавецкой, рассматривая ее поведение, как некое хулиганство, особенности ее натуры, отсутствие совести, ее внутреннюю аморальность и пр., и пр.  Но это принципиально не так! Дворянка, а в дальнейшем выяснится, что она еще, возможно, и княжна, богомольная (читай воцерковленная) и немолодая дама, завоевавшая многолетний серьезный авторитет в губернии, так вести себя не может. Значит, причина такого ее поведения лежит не в области хулиганства или особенностей натуры. Должна быть серьезнейшая, весомая причина. И эту причину Драматург нам называет в первом явлении: Мурзавецкая – банкрот! Ей не на что жить! Усадьба разорена еще покойным братом,  рабочим не плачено уже два года, и ладно бы одному, но их много, этих долгов.  Отсутствие средств к существованию -  хроническая история этой усадьбы. Каких усилий дворянке, властной, образованной, авторитетной, стоит, скрывая собственную нищету, поддерживать привычный образ жизни. Каково ее психологическое состояние?
В пользу моей точки зрения свидетельствует и разговор Павлина и Чугунова 
    Чугунов. Да ведь мы никого не обидели: нам все отказывают, еще ни одного дела не выиграли.                (Явление II, Действие I)
Да, несомненно, Мурзавецкая много раз пыталась как-то поправить свои дела законным, судебным путем, но, увы, тщетно.   
Итак, мотив ее экстраординарного поведения ясен! Как она должна бояться своего первого шага в сторону потенциального острога и как она себя внутренне уговаривает его сделать! Мурзавецкая весьма внимательна, она не плохой психолог, быстро реагирующий на изменения в поведении партнера, просчитывающий причины и следствия. Принимая все вышесказанное, становится понятным, что играть актрисе. И, обращаясь к исполнительнице роли Мурзавецкой, хочу сказать еще одно чрезвычайно важное: Мурзавецкая влюблена! Во всяком случае, она собирается замуж! Внимательно анализируя ее диалоги с Лыняевым, ее обращения и наставления Глафире мы с очевидностью накапливаем массу фактов неопровержимо доказывающих это.
    Мурзавецкая. Здравствуй, телепень! ... А кабы не поручение, ты бы и не заехал ко мне, пожалуй?
   Лыняев. Не заехал бы сегодня, дел ведь у нас с вами никаких нет.
   Мурзавецкая. Да не все по делу; а так, навестить старуху, побеседовать?...А ты вот что скажи: отчего ты людям-то не кажешься…?
   Лыняев. Боюсь…
   Мурзавецкая. Да чего,  скажи на милость?
   Лыняев. Женят…и уж где есть девицы, я в тот дом ни ногой.
   Мурзавецкая. А как же ты ко мне-то ездишь? Мы обе девицы, и я, и Глафира.               
                (Явление X, Действие I)
Замечательный диалог! Мурзавецкая удерживает торопящегося Лыняева. А куда, собственно он так торопится? Ведь мы знаем, что последующие два часа он сначала будет ожидать на почте Купавину, потом пойдет гулять в сад, а затем останется обедать у нее.
Да нет, наш Лыняев не так прост. Умен, опытен, ведь он почетный мировой судья, т.е.  юрист с университетским образованием.  С какой стати, наша «суровая» Мурзавецкая так фамильярна с ним. То «телепень», то «навестить старуху», то «мы обе девицы». Да нет, эти отношения называются совсем по-другому: Мурзавецкая явно кокетничает с Лыняевым, и Лыняеву эта игра Мурзавецкой хорошо знакома, вот он и торопиться поскорее «смыться»: перспектива оказаться с этой дамой в свадебной коляске его явно пугает.
Ну, а ее указания Глафире:
   Мурзавецкая. Да коли увидишь, что Мишка Лыняев обходит ее, так не давай им любезничать-то, а постарайся разбить, очерни его перед ней, - …Да и сама-то на Лыняева глаз не закидывай! У меня для него готова невеста.
                (Явление XII, ДействиеI)
Для себя она зарезервировала Лыняева, для себя! Это предположение подтверждается и еще одним фактом. В пьесе вовсю развивается интрига Мурзавецкой в отношении женитьбы своего племянника на Купавиной, и ровным счетом ни чего мы не знаем о предполагаемой невесте Лыняева. Кто же она? Зачем Драматург дает нам повод, и не дает ответа? Для А.Н.Островского это не характерно.
   Однажды на читке пьесы А.Н.Островского, одна бездарная и глупая актриса (и такие,к сожалению, встречаются довольно часто)с явным вызовом заявила мне, что « Островский примитивный драматург – его надо играть прямым текстом. Что вы нам тут рассказываете о «седьмом плане»? Ну, от глупости средства нет, тем не менее, необходимо понимать, что основоположником нашей психологической театральной школы является именно А.Н.Островский. Дай Бог ему царствия небесного! А, пьесу «Волки и овцы» можно считать началом нового этапа в творчестве Драматурга: в его пьесах появляются внесценичные персонажи. Так кто же невеста Лыняева?
   Павлин…Михаил Борисыч Лыняев тоже богаты и уж в летах, для них теперь на примете есть барышня, княжеского рода, немолодая, это точно-с, и в головке у них словно как дрожание,а уж так образованы, так образованы, сто сказать нельзя                (Явление IV, Действие I)
  Забавно, верный дворецкий, пробалтывает Чугунову секреты своей госпожи. Откуда он их взял, подслушал в доме? Не Мурзавецкая  же с ним провела разъяснительную беседу.  А, может это результат не только и не столько «монологов» Мурзавецкой, сколько результат и его собственных наблюдений. Как старый слуга, видавший лучшие времена в этой усадьбе, он говорит не совсем напрямую.
Так кто же эта странная особа, не молодая, образованная, княжеского роду и девица?
Ну, на мой взгляд, других таких особ в пьесе просто нет, такая одна – Мурзавецкая.
   Мурзавецкая. А то, что шляешься по трактирам, водишься с мужиками…Мурзавецкому-то это прилично, а?...Да чего и ждать от тебя? Из полка выгнали…
   Мурзавецкий. Позвольте, ма  тант!                (ЯвлениеVII, Действие I)
 Вот вам и разговор о княжеском роде, мы ведь не забыли, что действие пьесы происходит в 1875 году. Всего как 14 лет назад отменили крепостное право, доходы дворянских усадеб резко падают, и воинская служба приобретает не только престижное (русское офицерство, этого времени - офицерство, прежде всего княжеских и графских фамилий, рядовые дворяне в эти нелегкие времена предпочитали гражданскую службу т.к. в связи с притоком отпрысков высоких фамилий перспективы занять подобающее положение в армии для рядового дворянина становятся весьма призрачными), но и прикладное (в смысле получения жалованья) значение.
А как же « в головке трясение»? Замечательная краска для актрисы в финале спектакля, после окончательного низвержения из мечтательных высей неудавшейся авантюры: в финальной сцене у Мурзавецкой начинается нервный тик.   Из самых серьезных обстоятельств вырастет самый комический финал. Замечательная роль Мурзавецкой. Она получается очень колоритной, фактурной, характерной.
И, наконец, еще один факт, довершающий картину мира не только Мурзавецкой, но и большинства персонажей пьесы. О чем думает Мурзавецкая, чего она пытается достичь: восстановить собственное величие, вернуть материальное благополучие, реабилитироваться в глазах окружения и домашних. Как реальны ее монологи о возможности женить Аполлона на Купавиной, как она выстраивает собственную, одну ее, устраивающую логику: А, я знать ничего не хочу! Она умна, хитра, и не понимать, что ее затеи обречены на неуспех, не может, но психика ее устроена по-другому. Зачем самой разочаровываться в собственных неисполнимых мечтах, приятнее, комфортнее в них жить, не обращая внимания на реальность. И какой силы разочарование ее ждет, когда найдется  «беркутов», который опустит ее на землю, в реальный масштаб ее дел и устремлений.
Пьеса на этом построена. Драматург всех «волков» наделяет этим удивительным, доходящим до абсурда, даром – самоутешительного мечтания. Они взлетают в  несбыточных мечтах о реализации своих фантасмагорических планов, и сами начинают  верить в их реальность, - в этом комедийность образов.   
   Вернемся к анализу пьесы. Протянем цепочку фактов к основополагающему или, как его еще можно назвать, центральному событию пьесы. Итак, растет активность Мурзавецкой, пришел Чугунов, буфетчик Влас привозит полупьяного Мурзавецкого, новое платье для Аполлона уже сшито: все свидетельствует о начале активных действий Мурзавецкой. Так и есть, она совершенно ошарашивает племянника невиданной теплотой и заботой; известием о сегодняшней поездке к невесте; и в довершение - аттракцион невиданной любви и щедрости -  «маленький флакончик и закусить» в комнату. Чугунов приносит подложное письмо Купавина на тысячу рублей. Мурзавецкая и с облегчением, даже с радостью (наконец то свершилось) -  делает этот шаг, принимает подлог. С этого момента они с Чугуновым подельники и фигуранты по одному уголовному делу. Наконец ей удается легко обмануть Купавину, и получить тысячу рублей, расплатиться с рабочими, ощутить наяву, как начинают осуществляться ее мечты и планы.  Все это, еще более подталкивает ее к активным действиям. Наконец, в гостях у Купавиной она получает долгожданное известие.
   Мурзавецкий. (таинственно). Сюда.
   Мурзавецкая. Зачем?
   Мурзавецкий. За решительным ответом.
   Мурзавецкая. Как за «решительным»? разве ты сделал предложение?
   Мурзавецкий. Десять слов…Она моя.
   (Явление VI,ДействиеII)               
Вот он, момент ее триумфа. Все удалось, правда она не понимает еще, что все, от начала до конца, чудовищная фантазия, основанная на лжи.
После возвращения полупьяного Апполона с его фантазийным рассказом о людях с дубинками в саду, которых вопреки пожеланию Купавиной ( «..Ах, нет нельзя! С ним надо как можно осторожнее. Он скажет Меропе Давыдовне, тогда мы большую беду наживем…» (Явление VI, Действие III) специально придумывает Лыняев, ситуация меняется. И поводом для этой лыняевской провокации, конечно, послужил разговор с Глафирой.
   Лыняев. Мне нужно знать, кто это пишет...
   Глафира. Я не только могу его назвать вам; но через десять минут привести его сюда и отрекомендовать.                ( ЯвлениеIII, ДействиеIII)
 И, наконец, разговор с Горецким, который открывает Лыняеву авторство подлогов Мурзавецкой. Есть все основания полагать, что центральным событием пьесы является разговор с Горецким. Следствия этого события не заставляют себя долго ждать: Лыняев на эмоциональном подъеме и лихорадке сыщика поймавшего дичь, становится легкой добычей Глафиры, Мурзавецкая пишет скандальное письмо Купавиной,  о ее делах узнает приехавший Беркутов, а Чугунов за одну ночь заставляет Горецкого изготовить подложных векселей (последний капкан для Мурзавецкой).
Далее: кратчайшая прямая, до главного события пьесы. Темпо-ритм спектакля все нарастает.
   Беркутов. Написаны фальшивые векселя на покойного Купавина, сделано это вчера, я подозреваю вашего племянника – не вас же подозревать, в самом деле.
   Мурзавецкая.    Мурзавецкая. Нет, нет, не меня, не меня…. Батюшка, не погуби!   
                (Явление V, Действие V)
Новая сделка, только на этот раз между Беркутовым и Мурзавецкой: он не дает ходу делу о подлогах Мурзавецкой, а та сватает его за Купавину и соглашается выдать Глафиру за Лыняева. Цена: тысяча рублей.
   Вот маршрут движения действия в спектакле. Осталось соединить его с задачей поставить комедию, и мы получим готовый спектакль.               
                Сценография.
   Не люблю частые перестановки и суету в затемнениях на сцене. Оформление спектакля должно быть всегда лаконично и функционально (привычка, выработанная скромными бюджетами провинциального театра). И в тоже время, оформление спектакля хочется  иметь динамичным, подвижным, изменяющимся, дающим тебе дополнительные и разнообразные возможности. Избегайте бытового оформления, как правило, ничего хорошего из этого не получается. Добавляйте элементы фантазийные, с которыми актеру интересно взаимодействовать.
С первых читок пьесы у меня вертелась в голове мысль, что надо как-то соединить на сцене два мира: Мурзавецкий и Купавинский, и сделать это и смешно, и трагично, заставить его увидеть весьма условную грань между миром «волков» и миром «овец», их, этих миров взаимопереход. Во всяком случае, так, чтобы у зрителя вызвать мгновенный интерес к оформлению, заставить его разглядывать и предполагать назначение тех или иных элементов. И еще, декорация должна скрывать элемент неожиданной для зрителя трансформации. И такой вариант был найден. Ведь это два разных мира: мрачноватый, аскетичный, некомфортный – мир Мурзавецкой, и светлый, легкий, и глуповатый в своей легкомысленности – мир Купавиной. Планшет разделен как бы на две почти равные части. На сцене слева, я поставил уступом три теллария – вращающихся призмы. Они имеют верхнюю точку подвеса и шарнирную пятку, закрепленную на планшете. Каркасы из легкого металла или дерева обтянуты отфактуренной тканью. Одна грань – листва, ветви деревьев и т.п., другая - рисованные книжные стеллажи с корешками книг и пр., третья - однотонная  или полосатая ткань в стиле  оформления купавинской стороны. Тканевая основа позволит эффективно работать с теллариями на просвет. Их вращение создаст возможности быстро и неожиданно менять оформление сцены. Справа я разместил легкую, стоящую под наклоном к планшету оранжерейную решетку, также забранную неокрашенной тканью с тремя распашными, высокими дверями – окнами. Их каркасная основа является опорными элементами всей решетки. Различная заливка светом позволяет делать эту наклонную ажурную стенку то светлой и прозрачной, то плотной, и создавать иллюзию замкнутого пространства. «Падающая» конструкция решетки даст возможность постоянного акцента условности происходящего.
     Много меня занимали точки основной активности главных героинь. Было сразу понятно, что для Мурзавецкой с ее демонстративным  величием, подчеркиванием собственной значимости должно быть нечто вроде двухступенчатого подиума – «почетное место». Ее надо искусственно приподнять над партнерами, создать ей удобную точку для нападения. На подиуме я разместил ее массивный стол, но юмор заключался в том, что стол был сделан как массивная рисованная драпировка, в которой подлинной являлась только столешница, создающая объем, все остальное было рисованным и технологически легким. Важный элемент ее кресло: я предполагаю выполнить его в виде некоего трона. На подлокотниках набалдашники, один из которых и есть ее палка. Она легко отделяется, и так же легко вставляется обратно в подлокотник кресла. Актрисе должно быть будет интересно работать с этим  элементом.
Центром активности Купавиной на ее половине должно быть нечто легкомысленное. женственное, и даже глуповатое. Долго пытался понять чем же она может заниматься у себя дома. Все виденные в спектаклях  ее бессмысленные шатания по сцене «от дивана до дивана», конечно не решение. Внимательно читайте Драматурга, он вам обязательно подскажет.
   Купавина. Вот тебе ключ от гардероба, выбирай что хочешь. Там много нового, ненадеванного; я нашила пропасть, да после траура все еще не решаюсь щеголять-то.
   Глафира. Merci! Я в одну минуту. (Убегает.)  (ЯвлениеVIII,   ДействиеII)

Какая замечательная мысль, подсказанная Драматургом. Ну, конечно, Купавина коротала свое время за престарелым мужем, разглядывая французские модные журналы и заказывая все новые и новые платья и наряды. Фантазия у нее должна быть богатая, разнообразная. Закажет платье с турнюром, и ездит по магазинам, подбирает ленточки, рюшечки, искусственные цветочки, пуговички и пр. оттого и гардероб огромный. А сейчас, после получения письма от Беркутова, чем она занимается? Да платьем, в котором его встретит, ну конечно. Поставим на ее половине сцены портняжный женский манекен. На нем платье для Беркутова. Ах, какая «поляна» для работы появляется у исполнительницы этой роли, как это может быть смешно, глуповасто и легкомысленно! Когда оформление сцены помогает раскрытию сути создаваемого образа – это счастье для художника, будь он режиссером или актером.
Еще одна проблему, которую предстоит разрешить, это решение смысловых сцен спектакля Глафира – Лыняев. Сцены чрезвычайно сложные. Все объяснения Глафиры с Лыняевым Драматург строит по принципу анекдота, финал парадоксален и совершенно не следует из контекста самой сцены. Как, и в каком пространстве их решать?
Драматург перемещает действие в сад. Все что я видел в театре – всегда скамейка в саду.
А почему не попробовать фонтан? Замечательное место действия, очень разнообразно можно его обыгрывать и в сценах Глафира – Лыняев, и в сцене Анфуса – Мурзавецкий. Пусть будет фонтан. Как и где его организовать? Очень просто: чаша фонтана – скрытое декорацией основание стола Мурзавецкой. Сняли столешницу с отрисованным на ткани столом, появился фонтан, накрыли вновь – снова кабинет Мурзавецкой. По-моему ничего, остроумно, неожиданно. Вполне можно попробовать.
Для завершения оформления пространства сцены, и конечно учитывая характер пьесы и времени ее написания, добавляем некоторые бытовые элементы: диванчик, несколько стульев, ломберный столик. Еще хочется иметь на сцене маленькую скамеечку под ноги: элемент для униженного сидения. Ну, вот и все. 
                Костюмы.
   Костюмы всегда один из сложных элементов оформления спектакля, да еще и комедии. 
Начнем, пожалуй, опять с Мурзавецкой. Судьбу этой женщины нельзя назвать простой. Как мы уже условились, она не старая карга, она – дама. Значит, она прилично одета. Со вкусом, может быть скромно, но со вкусом. Основные цвета в ее наряде: темно-вишневый и белый. Много кружева. Может быть что-то отделанное мехом, вроде пелерины или накидки. Меня весьма занимают вопросы ее женской судьбы. Какой она была в юности? Почему не выходила замуж? Почему не имеет детей? Она – «синий чулок»? Здесь моя фантазия, но все же основанная на фактах, подсказывала мне, что у Мурзавецкой в юности была какая-то личная проблема. Предположить, что она всю жизнь только и ждала, когда можно будет завладеть имением отца, конечно можно, но женщина - всегда женщина. Да, по законам того времени дочь наследовала имение отца, только после смерти старшего наследника и она должна была бать не замужем (выходя замуж, дочь теряла преимущественное право на наследство, вспомните историю Н.Н.Гончаровой). Каковы предлагаемые обстоятельства пьесы? Мурзавецкая своим не замужеством, лишила сына старшего брата, своего племянника права на наследство. Теперь получается что одним «выстрелом» - женитьбой Аполлона на Купавиной, она замыслила убить двух зайцев: реабилитироваться в глазах общественного мнения  и поправить свои финансовые дела. Но все же, почему она не выходила замуж? Я предполагаю, что она была физически не полноценна, как потенциальная невеста. Представьте себе финал спектакля. Рухнули все ее немыслимые планы.
  Мурзавецкий. Нет, ма тант, нет! Я не переживу.
  Мурзавецкая. Успокойся, Аполлоша, успокойся! Ну, что ж делать-то?
  Мурзавецкий…Застрелюсь…Тамерлана волки съели.
  Мурзавецкая. Тьфу ты! А я думала…
               
Как «в сердцах» Мурзавецкая сдернет с себя, лежащую на плечах накидку, к которой мы уже успели привыкнуть, и мы увидим, что она от природы крива на одно плечо! Так должна открыться ее тайна, за которой и проявится ее женская судьба. Ищите, где плохого человека можно пожалеть, посочувствовать ему.
   Костюм Глафиры, мне кажется, также может быть не совсем обычным, но в нем скорее, должно быть больше комедийного. Сколько у Глафиры перемен? Да, наверное, три: первый ее костюм – костюм монашки; второй – платье из купавинского гардероба; третий – костюм амазонки из черного кожзаменителя, с белыми отворотами, большие галифе, высокие сапожки и жокейская шапочка с вуалью.
   Глафира. Я все, и шелковые чулки нашла, и башмаки, и как все мне впору.
   Купавина. Чудо, как ты мила…Да вот и Михайло Борисыч идет.
   Глафира. Подождите меня, я сейчас. Ну! либо пан, либо пропал. (Уходит в дверь направо. Купавина в залу.)                (Явление X , ДействиеII )
  Мне видится эта очаровательная и смешная сцена: Глафира вбегает в красивом купавинском платье. После слов Купавиной о приходе Лыняева, вновь исчезает, и вновь появляется на сцене в этом же платье, но у нее вдруг появился весьма объемный бюст, идет навстречу Лыняеву. Пустяк, но в комедии  это вполне возможно. Думаю, что оценка Лыняева, да и самой публики будет весьма активна и доброжелательна.
   Купавина красива, элегантно одета, но в силу своей мягкой женской глупости, в ее костюме всегда наблюдается «перебор». Она ведь одевается по французским модным журналам. В 1875 году в Париже в моду входят женские турнюры. Вот я бы и сделал в ее костюме такой акцент: чересчур мощный турнюр, украшенный каким-нибудь ярким бантом.
   С мужскими костюмами ситуация проще. Костюм Павлина явно несет отблески имени хозяина. У Чугунова имеется перемена: последний визит Мурзавецкой с готовыми векселями, он наносит в новом форменном сюртуке с золотыми пуговицами. Как и все мечтатели в пьесе он, предвкушая будущие доходы (мечта у него одна – вновь стать барином: « У меня таких-то хамов как вы, полтораста животов было» (ЯвлениеII, ДействиеI) уже пошил новый сюртук. У него же праздник не за горами!
  Беркутов непременно должен быть в белом костюме с черным галстуком и черным платочком в кармане.
  У Лыняева тоже должна быть перемена: в финале он появляется на сцене в клетчатом английском костюме, в галифе, в крагах, и в клетчатой жокейской шапочке, под стать Глафире. Будь такая возможность, я бы выпустил Лыняева и Глафиру в финале на сцену на старинных высоких, трехколесных велосипедах: нарочито, но допустимо. Должно быть смешно.   
               
                Музыкальные мысли и  идеи.
Предпочитаю всегда писать оригинальную музыку. Если вы можете убедить и настроить на еще слабо звучащую в вас самом, но уже рождающуюся партитуру спектакля композитора, ура! По сути, работа с композитором  - та же, что и с актером: надо уметь объяснить, заразить, влюбить и т.д.
Начало и финал всегда самые главные места вашего сочинения. Они всегда должны быть мощными, ударными, захватывающими - это закон сцены. Подчас самые яркие спектакли проваливаются, смазываются, соскальзывают в область невнятности только потому, что, придумав прекрасный спектакль, режиссер не смог сделать достойный финал, выдохся, иссяк, потух, не рассчитал силы. Музыка и в начале и в конце (в большинстве случаев, хотя бывают и исключения) играет главенствующее значение. Использование ее многообразно, но важно для себя сразу определить, какой знак она будет иметь, работать на плюс, на усиление действия, или работать как контрапункт.
Вот Мурзавецкая, для меня она уже не просто человек, она символ, знак. Знак власти, расчета, холодного расчета и, с другой стороны, мечтательница, женщина, упрямство которой, граничит с глупостью. Поэтому ее тема – марш, четкий ритм, набирающий коду.
Но в самом марше должна быть заложена возможность сочинить на него пародию, в другой тональности, с другими инструментами и т.д. И оба варианта должны мощно прозвучать.    
Женские лиричные роли  Купавиной и Глафиры, не только должны лечь на созвучные темы, но очень хорошо бы заставить их петь. Специально для них я написал два романса. И музыка для них родилась как-то сама собой. Вот они:               

Романс Купавиной.      

Как одинока жизнь моя,
И беспощадна и жестока,
А сердце жадно ищет рока,
Меня, несносной не щадя.

Кто суеты мирской еще
Не испытал, не зная меры,
Давно истрачены все нервы,
А счастья нет, и нет ее…

Ее, чьей страстью я сгораю,
Чьими устами я молчу,
Чье имя тайное шепчу,
На милость божью уповаю.
И я люблю, люблю, люблю…
      
Романс Глафиры.

Чтобы ночь не казалась унылой,
Чтобы сад не страшил темнотой,
Я открыла, открыла, открыла…
Сердца юного жар золотой.

И под звездами майского неба,
Под заливистый звук соловья,
Я уеду, уеду, уеду...
Куда вы увезете меня.

Как прерывисто ваше дыханье,
Как томительны ваши глаза,
О, свиданье, свиданье, свиданье.
Ах, оставьте, уж будет гроза…

Единственный мужской персонаж в пьесе, который побудил во мне некие музыкальные,  я бы сказал даже, музыкально-пародийные ассоциации – это Горецкий. Мне как-то сразу было ясно, что парень он по-своему простой, необразованный, с путаницей в голове, но веселый и жутко бесшабашный. Со слов Глафиры я уже знал, что он и стихи пишет, да и на гитаре играет. Отсюда и родился еще один романс в спектакле.
    
Романс Горецкого.

Как я хочу, к себе тебя прижать.
Как я томлюсь, себя к тебе прижав.
Как ты горишь, меня рукой обняв.
О, мой амур!
Же ву засюр!
Тебя мне не видать.

Как я к ногам твоим сейчас упал,
От страсти всю рубашку изорвал,
Как метеор из городу летел,
О, мой амур!
Же ву засюр!
Тебя желал-хотел

Как хорошо с тобою быть вдвоем.
Как хорошо с тобою мы споем.
Как хорошо бы в сад тебя увесть!
О. мой амур!
Же ву засюр!
Украсть девичью честь.

В спектакле-комедии  звуковое оформление зачастую несет и пародийную, смеховую нагрузку. Драматург мне многое подсказывал сам. Так, например, нельзя обойти «молчанием» присутствие в пьесе Тамерлана – любимой собаки Мурзавецкого. Поэтому в моем спектакле она присутствует во всех видах: лает, рычит, рвет кому-то порты, скулит и пр.
В целом, музыкальная партитура спектакля была мне ясна еще до окончательной проработки отдельных сцен. По ходу своих «бумажных» репетиций я буду останавливаться на особых музыкальных моментах.
               
                Пролог.
     Странное желание, но каждый раз начиная репетиции, я ловлю себя на мысли сочинить, придумать к спектаклю пролог. Почему? Честно, не знаю. Может быть потому, что это помогает как-то с первых минут спектакля объяснить зрителю твой метод, или прием в спектакле, тем более по классической пьесе. Как вы потом увидите, прологи у моих спектаклей есть всегда, или почти всегда. В данном случае, как я помню, мысль о подобном сочинении родилась после первой читки. Какое-то смутное ощущение того времени, атмосферы этого провинциального городка, какого-то «вавилонства» его жизни,
родили в моем мозгу образы трех духов театра или трех слуг просцениума или.. да, кто ж их знает, кто они такие! Родился и способ их существования: что-то подобное одноактным балетам Мориса Бежара, только проще, грубее, вульгарнее. Что-то смахивающее на народный лубок.               
         Акт первый.
                Начало.
    Итак, начали. Набираем свет на сцене. В полумраке, у оранжерейной решетки, слева видны три белые статуи. Пошла увертюра. Музыка звучит все масштабнее. Это полифонический инструментал с четким ритмом. Неожиданно оживает дальняя скульптура, затем средняя и, наконец, первая статуя. Характеры разные: от грубого и резкого, до мелодичного и озорного. Их движения подчинены общему ритму. Цель их танцевального движения добраться до стоящих у правых кулис теллариев. Вот они достигают цели. Каждый начинает вращать свою призму. Один с неимоверным напряжением, другой легко и быстро. Они их раскручивают в такт музыке, все быстрее, и быстрее. Неожиданно музыка срывается в наигрыш «камаринской». На сцену «выпадают» из правых кулис артисты. Их сюда выносит невидимой волной, выталкивает какой-то невидимой силой. Они не сразу ориентируются, где они, но приходят в себя, приводят в порядок свои сценические костюмы. А слуги просцениума уже выкатывают на сцену театральную вешалку. Каждый актер отыскивает на ней необходимую деталь своего туалета, реквизита и пр. и, облегченно вздохнув, чинно удаляется в оранжерею, в сад.
Так я хочу ввести своего зрителя в мир принятой нами театральной условности, соединить зрительный зал с театральным пространством. Настроить на иронический лад, заставить его с первых минут спектакля улыбнуться. Заканчиваю пролог возвращением слуг просцениума на свои места: они застывают в прежних позах. Они  полностью подготовили сцену на начало спектакля.
Распахиваются двери в зрительный зал и по проходам  к сцене двигаются мастеровые. Их много, они разговаривают между собой. Смолкает музыка. Эта сцена на импровизационном тексте. Из глубины сцены идет  уверенный, довольный собой, хорошо выспавшийся Павлин Савельевич. Сходятся у рампы. Всю сцену Павлин возвышается над мастеровыми как монумент. Сцена быстрая, активная. Подрядчик Стропилин, пытается подняться на сцену, отделиться от толпы. На слова Павлина – А, вы господин Стропилин, - тот  вбегает на сцену, Павлин не пускает, так и разговаривают: Стропилин с лесенки, Павлин все равно сверху, со сцены. Подобострастно здоровается за руку с Павлином. Достает «счетец», показывает Павлину, тот рассматривает. Все ждут. Возвращает счет подрядчику. Оглядывает всех и, - Нет! Допустить вас я не смею. – Стропилину. Тот обескуражен. Наступает на Павлина, даже возмущен, - Уж меня то вы до барышни допустите. От былой легкости и этакой ерундовости  ни осталось и следа. Он настаивает! Поведение Стропилина действует, как провокация. Возникает стихийный бунт.  С десяток рук тянут свои счета к Павлину, размахивают ими. Павлин успокаивает, осаживает, поднимает руку. Все замолкают. Расставляет людей.
   Во время разговора Павлина за его спиной из-за теллариев - книжных шкафов тихо, неслышно появляется Чугунов. Подходит совсем близко к Павлину, буквально за плечо. Тихо начинает разговор. Павлин от неожиданности вздрагивает. Все замолкают.
Разговор Чугунова и Павлина – качели. То один проигрывает, то другой, и вновь примирение, и вновь качели. Кто такой Павлин – бывший крепостной. Кто такой Чугунов – бывший начальник, «барин». Один, пользуясь униженным положением другого, стремится возвыситься, показать свое равенство, другой этого равенства признавать не собирается, отрицает. Диалог хитрого и ленивого слуги, с разжалованным, но не смирившимся со своим положением, бывшим хозяином. Этот диалог в присутствии мастеровых более обострен. То криком, то шепотом; то для невольных зрителей, то между собой.
   Внезапно, кодой звучит марш Мурзавецкой. Распахивается центральная дверь в зрительный зал. По проходу, по лесенке в арьерсцену проходит Мурзавецкая в сопровождении Глафиры, приживалок и слуг просцениума. Все расступаются, давая им дорогу. Павлин уходит следом за ними. Пауза. За сценой звон разбитой чашки. Возвращается Павлин. Его сюртук и лицо в молоке. Идет медленно, отряхивает костюм, вытирает лицо белоснежным кружевным платком. Все делает нарочито медленно. Чугунов прыскает, ему вторят мастеровые. Павлин: Не в час господа пришли! Всех, кроме Чугунова, выпроваживает. Пауза.
На авансцене слева стоит Чугунов, внимательно и выжидательно смотрит на Павлина. Тот на него никакого внимания. Убирает платок. Подходит к одному из книжных шкафов, достает несколько папок с надписями «Дело» раскладывает их на столе. ( Мне хотелось добавить еще одну интонацию в портрет Мурзавецкой. Столько лет живя в губернии, она собирает на всех досье. Эдакая тайная канцелярия. Сейчас у нее на столе папки с личными делами Мурзавецкого и Купавиной.) Демонстративно уходит на диван. Чугунов суетливо ждет – то намеревается спросить, то, передумав, отступает. Павлин поправил жилетку и важно сел. Он явно издевается над ожидающим ответа Чугуновым: снова показывает свою значимость и важность. Павлин на диване, Чугунов справа: - Вам, сударь…  Павлин лезет в жилетный карман. Чугунов упреждает, думает, что за табакеркой. Павлин отказывается и достает пилку для ногтей. Чугунов резко убирает табакерку и почти уходит в оранжерею: Барышня Аполлона Викторовича дожидаются…, как крючок с наживкой забрасывает ему в след Павлин. Примирение довольного произведенным эффектом Павлина и внимательно слушающего Чугунова.
Павлин сам в этом трактире бывает и с удовольствием! В рассуждении о женихах и невестах путается, запинается, воспроизвести не может: слишком мудрено для него. Чугунов поправляет и поддакивает: …богата,  тоже богат….  И про пилочку свою аристократическую Павлин уже забыл, и табачком уже пользуется, и чихают, и явно смакуя «достоинства» женихов и невест смеются уже вместе. Все резко обрывается под фонограмму подъехавшего экипажа и лай Тамерлана. Чугунов тихонько исчезает. Своим поведением Чугунов напоминает осторожного хорька: пауза – активность.
    Всю пьесу я разбил на 32 эпизода, сократив, и объединив явления. Обычно, я даю собственные названия объединенным эпизодам, так, чтобы актеры, да и я сам, по названию сразу схватывали суть происходящего в данном сценическом отрезке. Но это, по-моему опыту, и на мой вкус. Стараюсь уложиться в два с половиной часа. Первый акт – полтора часа, второй – час, час десять. Я не раз наблюдал, как спектакль более трех часов утомляет зрителя, рассредоточивает его внимание, а порой, и вызывает раздражение.
               
                Эпизод 3. Из трактира.
    Мурзавецкий, мурлыкая под нос романс «Я ехала домой», появляется на сцене. Наигрывать опьянение не надо, эстетически правильно сыграть  его практически не возможно, а вот манерой заторможенной, слегка заплетающейся речи, неверными интонациями, и не к месту паузами, можно достичь хорошего комедийного эффекта. Павлин на диване чистит пилочкой ногти. Он лежит, положив на подлокотник ноги. Под головой диванная подушка с кистями. Мурзавецкий слева от дивана молча, руки в карманах, рассматривает Павлина. Пауза. Внутренний монолог Аполлона: Что случилось? Тетка раньше никогда  за ним не присылала! Тот молчит и продолжает заниматься своими ногтями. Наконец, Аполлону надоело наблюдать за ритмичным движением ноги дворецкого в белых гольфах с кисточками, он набрасывает на нее свою фуражку. Павлин замирает, приподнимается и внимательно смотрит сначала на фуражку, потом поднимает глаза на стоящего Аполлона.
   Мурзавецкий. Мат ант у себя?
   Павлин. У себя-с.
Павлин поднимается с дивана, вдевает ноги в домашние тапочки, фуражку Мурзавецкого кладет на диван.
   Мурзавецкий. Халат теперь, да спать завалиться.
Он поворачивается спиной к Павлину сбрасывает сюртук и продолжает стоять с растопыренными, заведенными за спину руками, ждет одевания халата. Павлин успевает подхватить сюртук и вновь надевает его на Мурзавецкого.
   Павлин. Нет уж, извольте здесь подождать, так приказано.
Мурзавецкий, оглядываясь на Павлина, переходит к оранжерейной решетке. Павлин внимательно наблюдает за ним. Мурзавецкий вновь сбрасывает сюртук, на этот раз на стул, и демонстративно садится на него лицом к Павлину, нога на ногу, закладывает руки и начинает качать ногой. Теперь демонстрация с его стороны. Оба ждут.
Вдруг за окном крик: Вот окаянный! Все портки изорвал! У, сатрап! Собачий лай и возня.
Оба бросаются к окну. Бок о бок. Два оболтуса. Оценка. Смеются, кричат. Рассказом о родословной Тамерлана Павлин ничего не доказывает, а рассказывает собутыльнику веселый анекдот. Мурзавецкий в разговоре кладет руку на плечо Павлину, Павлин – руку на плечо Мурзавецкому. Разговор мгновенно прерывается. Взаимная оценка. Убирают руки. Разворачиваются. Павлин вновь отходит к дивану затем к столу, достает белоснежный платок и одним пальцем, короткими мазками, якобы проверяет, чисто ли: на столе, на «стекле» шкафа и т.д. Может протирать «стекло», дышать на него, и вновь протирать до идеальной чистоты. Мурзавецкий разворачивает стул, садится на него верхом, и говорит прямо в Павлина.
   Мурзавецкий. Не твое дело; ты знай свое место! Я разговаривать с вашим братом не люблю.
Ну, по-моему, уже понятен характер их отношений и смысл всей сцены.
Мурзавецкий сейчас будет пытаться приказывать, угрожать, уговаривать Павлина дать ему выпить. Наконец примирение и согласие.
   Павлин. Уж, видно, нечего с вами делать.
Павлин сначала прислушался, не идет ли кто, потом  из-под ломберного столика с полочки, быстро достает уже заготовленный поднос с графинчиком водки, закуской и двумя рюмками. Они уже на диване. Павлин держит поднос. Мурзавецкий наливает в обе рюмки. Павлин держит поднос. Мурзавецкий выпивает. Павлин провожает глазами этот его глоток а что делать руки то заняты! Мурзавецкий берется за вторую рюмку. Павлин нервничает. Входит, подслушивавшая за дверью, Глафира.
                Эпизод 4. Атанде.
Мурзавецкий быстро накрывает поднос лежащей на диване фуражкой. Общая немая сцена. Мурзавецкий встает, держа налитую рюмку за спиной. Глафира проходит мимо Мурзавецкого и останавливается чуть впереди.
   Глафира. Что вам угодно?
   Мурзавецкий. ( Целясь пальцами ей в спину, будто стреляет) Что мне угодно? Вот странно! Мне угодно расцеловать вас, но…
   Глафира. Вы глупы.
Мурзавецкий, пользуясь тем, что Глафира стоит к нему спиной опрокидывает рюмку в рот. В самый неподходящий момент Глафира оборачивается.
   Мурзавецкий. Пардон, мадемуазель!
Глафира свое получила, все увидела, теперь есть что донести Мурзавецкой. Намеревается уходить. Мурзавецкий пытается задержать ее разговором и приветом от Лыняева, затем просто загораживает собой дорогу. Глафира отталкивает его и уходит. Подходит Павлин с подносом. Мурзавецкий ставит рюмку, берет огурец, смачно хрустит.
   Мурзавецкий. Кабачная водка, собачья закуска.
Павлин не доволен: не досталось ему ни выпить, ни закусить. Снова пикирование. Мурзавецкий отходит к окну, и садится спиной к Павлину. Смотрит в окно. Дожевывает огурец. Входит Мурзавецкая.
                Эпизод 5. Где арапник!
   Мурзавецкая. Что ты расселся? Не видишь? Встань!
Мурзавецкий вскакивает. Роняет стул. Поднимает стул. Приводит себя в порядок. Застегивает пуговицы рубашки. Павлин подносит фуражку, тот берет ее как офицер на левую руку, щелкает каблуками, бросает голову на грудь и в этой позе замирает. Пока он стоит Павлин тихонько подходит Мурзавецкой за плечо и что-то шепчет ей на ухо, показывая глазами в сторону Мурзавецкого. Павлин уходит. Мурзавецкая подходит к столу, берет папку Мурзавецкого, открывает, листает подшитые документы. Переходит с ней на диван, садится. Лениво пролистывает, задерживается на отдельных документах, явно интригует.
   Мурзавецкая. ( рассматривая документы) Долго ты меня будешь мучить да срамить?
Цель достигнута: Мурзавецкий заинтригован содержимым папки. Во время диалога пытается зайти Мурзавецкой за спину и прочесть содержимое. Активно возражает, хорохорится, добивается ответного слова. Темпо-ритм сцены все растет. Наконец он его получает. Резкая остановка. Пауза. Мурзавецкий напряженно соображает. Все эти действия Мурзавецкого сопровождаются манипуляциями с фуражкой: она то мешает, то помогает. Он то преображается в строевого офицера, то в гражданского: он играет роль. Мне бы хотелось, чтобы в Мурзавецком постоянно просыпалось трагикомическое актерство. На мой взгляд, он не тривиальный пьяница и глупец. Он личность своеобразная, где-то меланхолическая, где-то комическая, а где-то трагическая. Мне всегда интересно наблюдать за самостоятельной работой актера, моя задача только задать вектор, направление этой самостоятельной работы. В дальнейшем я постараюсь показать, насколько интересно можно сыграть Мурзавецкого, вот такого неоднозначного, актерствующего и по-своему переживающего.
   Мурзавецкая. Ну, говори, сделай такую милость! После активного, разгоняющегося  диалога она смолкает. Мурзавецкий мучительно соображает. Оглядывается по сторонам, будто ищет там ответ. Повисает пауза. Вдруг Мурзавецкий преображается, расправляет грудь, встает в картинную позу и как поэт или актер на сцене с пафосом произносит.
   Мурзавецкий. Судьба (пауза) ма тант, судьба, (пауза) а судьба индейка!
Это должно прозвучать неожиданно, как мудрейшая мудрость! Мурзавецкая с удивлением, с неподдельным интересом оборачивается. Мурзавецкий закрепляет эффект.
   Мурзавецкий. Судьба индейка, я вам говорю, вот и все.
Довольный собой и произведенным эффектом, Мурзавецкий присаживается в картинной, вольной позе рядом с теткой. Он уже другой, не зависимый и раболепствующий, а свободный! Эти его актерские «запуски» выталкивают его в другой, одному ему видимый фантазийный мир.
Реакция Мурзавецкой: удивление и глубокий вздох. Говоря о женитьбе, она ласкова с ним. Мурзавецкий отвечает ей тоже ласково. Нежно, по нескольку раз, воздушно, целует руки. На «последний раз» соглашается и убеждает ее, что бросит. А «абсолюман» - выбрасывает в окно фляжку со всего маху. За окном крик Власа, в которого она попала.  Оценка. В этот момент – они друзья однополчане. Для Мурзавецкого это очень характерно. Он ведь за свою жизнь (мое пожелание) ни имел дела с женщинами: только казарма и дружеские попойки. В этом «братании» с теткой пролог его обращения с Купавиной во время «любовного» объяснения. Для него это знакомый стиль поведения, и он во время психологических затруднений все время на этот шаблон сворачивает. Это яркая комедийная краска этой роли, но психологически оправданная. Вот и в этой сцене, совершенно по братски, в дружеском «зашоре», он предлагает тетке пари! Так же, как он бы это сделал, будь на месте Мурзавецкой его какой-нибудь приятель гусар.    
Мурзавецкая встает: Нет, уж я лучше без пари, я вот не пущу тебя никуда из дому да выдержу хорошенько.
Весь спектакль должны быть вот такие резкие переходы, обрывы настроения. Вот и сейчас, Мурзавецкая, освободившись от наваждения, приступа нежности, вызванного Мурзавецким, зашагивает снова в мир рутины и их реальных отношений: начальник-подчиненный (хищник – жертва). Скучно, безрадостно становится на сцене. Пауза. Эту паузу надо оправдать. Перемена разительная. Потухший Мурзавецкий, на излете: Все, что вам угодно, ма тант.  Встает. Мурзавецкой для него на сцене уже нет. Спокойно, не обращая внимания на оклики Мурзавецкой, исчезает в саду.
     Мурзавецкая просто таки взвивается до небес в истерическом крике на неподчинение племянника и испуге от этого неподчинения.
И уже в дали, в дали, еле слышны крики Мурзавецкого собаке.  Мурзавецкая быстро идет к столу, почти бросается к своей спасительной соломинке власти – палке, достает ее из подлокотника кресла, резко и энергично направляется к окну. Вся как пружина, готовая ударить, распрямиться.
     Ее еле сдерживаемый напор наталкивается на улыбающегося, расслабленного, вернувшегося Мурзавецкого: Ах, ма  тант, вы не понимаете: собаке строгость нужна, а то бросить ее, удавить придется. Замечательный диалог. Мурзавецкий входит спокойно, мимо Мурзавецкой проходит к дивану, садится. Рубашка на нем разорвана, ( Тамерлан - собака не совсем в себе!) он ее придерживает. Садится в глубокой задумчивости. Последнюю часть фразы, «удавить придется», Мурзавецкий обращается к Мурзавецкой, явно читаемый саркастический подтекст. Мурзавецкая обескуражена. Пауза. Отходит к столу, и стоя спиной к Мурзавецкому: Ну, вот тебе мой приказ… к Евлампии Николаевне поедем.
     Какова реакция Мурзавецкого? Весь замысел тетки ему ясен. Что ему от этого ожидать? Он в отличие от  тетки, не витает в облаках выдуманных событий. Здесь он реалист. Сама возможность брака с Купавиной вызывает у него смех. В одну повозку впрячь не можно коня и трепетную лань! Это даже ему понятно. Вот, что тетка задумала, так это даже смешно. Мурзавецкий поднимается и, пританцовывая: Уж, как я влюблен то в нее…В танце: вот за это мерси… В нем вновь поднимается актерство: сейчас мы тетку тепленькой возьмем. Почти уходит. Возвращается. За диваном: Так прикажите принести… «Похороны друга» на диване. Мурзавецкий в актерском кураже. Сцена внезапной болезни яркая, театральная. Он уже стоит на кресле Мурзавецкой, царит над сценой и сцена «умирания», как монолог Гамлета, почти стихами. В белой рубашке, активно действует руками, оторванный лоскут отваливается. Обнажается тело, словно открытая рана. Байрон ли, Гамлет ли? Ответ получен. Мурзавецкая напряжена. Видимо не знает, как реагировать сердиться, смеяться? Мурзавецкий на шлейфе роли, уходит, по дороге щупает пульс, останавливается и почти вслух считает удары сердца, успокаивается. 

                Эпизод 6. Сколько надо, столько и пошлется.
     Мурзавецкая одна у окна, смотрит в сад. Качает головой. Топает ногой в сердцах. Может хлопнуть «по маленькой», пока никто не видит. У нее реакция выхода после диалога с Мурзавецким. Все-таки он ее «купил»!
     Неслышно подходит к Мурзавецкой Павлин почти вплотную. Манера передвижений Павлина, манера его игры: «мягкие лапы». С хозяйкой всегда тихий, бесшумный, все в полголоса. Мурзавецкая в раздумии приказывает. Павлин отвечает. Смотрит в даль. Сосредоточенно думает. Не удостаивая Павлина взглядом: Где он деньги  берет? Перекидывает забытый Мурзавецким сюртук Павлину: Нет, уж терпенья моего не хватает – переходит к столу и садится. Прочно воцаряется. За столом. Расспрашивает про народ у крыльца.
Мурзавецкая. А что мне беспокоиться-то? У меня нужды не бывает, - мне на нужду посылается, сколько нужно. Что ты смотришь? Да, сколько нужно, столько и пошлется: понадобится мне тысяча, будет тысяча, понадобится пятьдесят тысяч, будет и пятьдесят. А сказывал ли ты им, что кому я должна, я тех помню, я за тех молюсь; а кому заплатила, тех из головы вон?
    Очень характерная для Мурзавецкой сцена. Своеобразное самовнушение. Она поднимает глаза к небу, ставит на стол руки в молебной позе, как это делают священники в церкви, обращаясь к Господу. Вся эта атрибутика Мурзавецкой хорошо знакома. Видя, что Павлин равнодушен к ее словам, почти заставляет: Что ты смотришь? Монолог «пошлется» читает как молитву, скороговоркой, и нараспев. Последующий диалог с Павлином, произносит как проповедь с амвона церкви, встав из-за стола и выйдя на подиуме вперед, к залу.
Да ты веришь аль нет? – Павлин невольно устремляет взор, как и Мурзавецкая, к колосникам. Стоят. Пауза. Молебен окончен. Просьба расходиться. Резкая смена тональности: Позови ко мне Чугунова.

                Эпизод 7. Подельнички.
     Чугунов из правой дальней кулисы начинает. Оттуда здоровается с Мурзавецкой. Та сидит за столом. Даже не повернулась. Никакой реакции. Чугунов выискивает глазами на чтобы присесть, садится на самый дальний стул, почти на третьем плане. Мурзавецкая поднимается из-за стола, и очень медленно сходя по ступеням подиума и отстукивая речь палкой, начинает монолог. Она непрерывно ходит. Темп ее речи, как и вышагивания, нарастает. Чем больше она себя заводит своими «реальными» рассуждениями, тем убежденнее звучит ее речь, и резче движения. По сути, это даже не диалог с Чугуновым, а ее монолог. Его реплики она не слышит, или почти не слышит. Реплики, исполнитель роли Чугунова, должен подавать в минимальные паузы в речи Мурзавецкой. Во время монолога Мурзавецкой Чугунов перебежками меняет свое положение, пересаживается. В итоге оказывается на диване. Он все время следит головой и корпусом за ее передвижениями. Все время привстает. Мурзавецкая несколько раз, как надоедливой мухе бросает ему: «Сядь!»
Мурзавецкая: Так ведь не сдуру же я. Как ты думаешь, а, сдуру я, или у меня есть в голове что-нибудь? – Чугунов: нет, т.е. да, ищет несколько раз правильный ответ. Комическая пауза.      
     Мурзавецкая совсем своим монологом, своим убеждением, своим напором его «запуржила». На слова Мурзавецкой о Купавиной, Чугунов живо реагирует: ведь о деньгах речь, о прибыли! Вот и подошла его очередь, весь он – сам денежный интерес. Сколько ж получить она намерена, и какова его доля? И тут Мурзавецкая его просто таки вышибает с дивана: Ничего не хочу я получать; а женим Аполлона на ней, вот и квит. Столь неожиданный поворот бросает его на колени и заставляет на коленях ползти к столу Мурзавецкой. Он ее униженно упрашивает о трех тысячах. Как же она довольна собой. Просто ликует и от демонстрации ума, сообразительности, власти и т.д. Вновь она его «запуржила» своим натиском. У Чугунова голова кругом. Он растерян и почти убит. Но хороший психолог Мурзавецкая меняет небрежение вниманием, и почти переходит на понятный ему язык, язык самого  жуликоватого Чугунова: …А две тысячи хоть и у Купавиной своруешь, так не бойся, ее не разоришь.
     И вновь резкий переход в настроении и смена тона диалога: Ну, об тебе-то довольно толковать, ты меня-то послушай!  Чугунов вскакивает с колен. «Сядь» - вновь приказывает Мурзавецкая. Чугунов ищет глазами на что сесть (слуга просцениума подставляет ему стул). Такие вводы в сценическое действие внесценичных персонажей, я хочу делать во время всего спектакля, они расставляют хорошие комедийные акценты. Слуги просцениума невидимы  и неслышимы для актеров.   
Мурзавецкая… Надо нам с тобой, Вукол, придумать, чем пугнуть ее. «Нам с тобой» - уже звучит заговорщицки. Мурзавецкая мастерски работает. При таком доверии, в этом обращении для Чугунова вполне может прозвучать подтекстом: убрать – прибить.
Это может быть подкреплено актером жестом или мимикой.
«Придумывание» Чугунова – очередная фантазия, в которую сам Чугунов на наших глазах начинает верить. Ведь основа его размышления – «липовый счетец», а дальнейшее рассуждение - обычная судебная процедура. Мурзавецкая в затруднении: вроде бы все правильно Чугунов говорит, но понимает, что пропустила что-то главное. Ведь сколько судов то у них было – ни одного не выиграли. Чувствует какой-то подвох, но где, не понимает. Для себя: Пока пропускаем, - решает она. А сейчас о главном! Ведь разговор с Чугуновым о поддельном счете уже был, а сейчас ей важно есть ли результат этих «консультаций». Волнительный момент для нее. 
     Мурзавецкая. Что ж она забыла, что ли? Я ей не раз напоминала. Муж ее обещал дать мне тысячу рублей на бедных…да уж не помню, на словах он говорил или письмо было от него…
     Актриса может здесь пойти от себя, от своих переживаний. Здесь, в этом монологе все, и робость, и попытка как-то поделикатнее высказаться, и недосказанность, ведь она сейчас говорит явную ложь…
То, что она еще раз повторяет Чугунову, не более чем «пауза», не более чем попытка вынудить, вызвать Чугунова первым сделать предложение о подлоге. И у них в этой сцене некое спихивание друг на друга ответственности. Оба тянут. 
     Письмо, которое достает Чугунов  – маленький, скомканный комочек. Достает он его их каких то недр своего сюртука, медленно, долго разворачивает в полный лист. Из такой малости вырастает целая тысяча! Все время разворачивания, этой медленной возни, связывается глазами с Мурзавецкой, следит за ее реакцией. Чугунов осторожно, крадучись, неуверенно, кладет бумагу на стол. Пауза. Чугунов подвигает бумагу в сторону Мурзавецкой. Мурзавецкая стоит. Взгляд прикован к этому письму. Не прикасается к нему. Прочла глазами. И не к Чугунову, а вслух, для всех: Это подлог…За это Сибирь. А если я тебя обманула, если он не обещал мне? Вот сейчас в их отношениях с Чугуновым момент «Ч»! Станут они на одну доску преступления или нет. Для Чугунова, такого осторожного, которому Сибирь уже однажды мерещилась, ведь сняли его с должности начальника в суде за…, это почти обморок. Он вспотел, на лице испуг: неужели предаст его Мурзавецкая? Ведь сейчас может позвать людей и…все! Кульминация сцены: Чугунов бросается к лежащему на столе письму и тянет на себя, но Мурзавецкая прижала письмо рукой и не отпускает. Психологическая пауза. Мурзавецкая: Что ты, что ты! Постой! Подай сюда.
     Все, теперь они подельники и фигуранты по одному уголовному делу. Чугунов вольно разваливается на стуле, на котором сидел, разворачивается лицом к публике, нога на ногу. Расслабился и повеселел. Достал платок, вытирает пот с лица и загривка. Мурзавецкая, теперь уже сидя, с письмом в руках внимательно перечитывает его содержимое.  На реплики Чугунова отвечает, не глядя, увлекшись чтением. Тон у нее веселый. Даже некие фамильярные нотки Чугунова остаются без внимания. Разговор двух друзей. От холодного, пренебрежительного отношения в начале сцены не осталось и следа. Друзья на век. Слышен голос подъехавшего Лыняева. Чугунов удаляется, но тут же возвращается, хватает стул, возвращает его на место у правой кулисы, тщательно, но быстро вытирает платком свои следы. Ушел.
     Мурзавецкая складывает письмо, берет на столе одну из книг, вкладывает туда письмо, кладет книгу на видное место на столе. Эта книга фигурирует весь спектакль. Она должна быть внушительной. Мурзавецкая ее, и читает, и изучает, и листает. В финале спектакля Беркутов назовет нам ее: старая конторская книга.

                Эпизод 8. Лыняев.
     Лыняев, под ручку с Анфусой, входят  на сцену слева, из последней кулисы. Анфусе явно нравится внимание Лыняева. Она хочет продлить эти счастливые для нее мгновения. Поэтому она тормозит, тянет, любуется и показывает, что вот, мол, и она  тоже женщина. У Анфусы раскрытый зонтик весь в кружевах. Лыняев усаживает Анфусу галантно на диван. Та садится, и тут же вновь прилипает к Лыняеву. Лыняев пытается освободиться и вновь усаживает Анфусу. И тут же собирается идти.
    Как мне кажется сегодня, образ Анфусы один из самых неоднозначных в спектакле. Вроде бы все просто, старая, не совсем в себе, тетка, приживалка Купавиной. Предположительно известна история этого образа: якобы Драматург вписал его позднее специально для одной из актрис Малого театра ( Ольги Осиповны Садовской, жены М.П.Садовского).
Но как играть актрисе? При таком немногословии, почти отсутствии текста. Сколько ей лет? Почему у нее такая речь? Кто она? Все эти вопросы для меня и сейчас, по большому счету, остаются без ответа. Здесь многое зависит от актрисы, она должна обладать ярким импровизационным талантом, быть даже где-то хулиганкой. Без яркой Анфусы спектакль много теряет. Парадокс истории: Драматург вписывал образ как дополнительный, а получилось, что без него и спектакль - не спектакль. Мне бы хотелось видеть ее любопытным, всюду сующим свой нос ребенком, придумывающим на ходу немыслимые поводы, для оправдания своего постоянного присутствия на сцене. Верный себе Драматург и имя ее видоизменяет: Анфиса превращается в Анфусу, что-то сродни «конфузу», «оконфузиться».
 Мурзавецкая с усмешкой смотрит на этот цирк. Она в предыдущей сцене с Чугуновым была у стола. После Павлина, который объявил о приезде Лыняева: быстро к зеркалу. Наряд приводит в боевую готовность. Проси, - Павлину. Становится лицом к зрителю. На вход Лыняева  резко оборачивается: Здравствуй телепень! Пошло в ход кокетство и женская психологическая игра. Все ее усилия: привлечь внимание Лыняева, задержать, втравить в разговор, продлить свое с ним общение.
    Как мы уже отметили ранее, Лыняев, за время длительного общения, все приемы Мурзавецкой уже изучил, может быть своей женобоязнью он обязан именно Мурзавецкой, кто знает? Теперь самое время включить контригру. Возится с Анфусой, демонстрирует свое безразличие и нечувствительность.
Мурзавецкая: Где ты эту красавицу то поддел?
Манера речи, слова Мурзавецкой, явная ирония и провокация. Только тут Лыняев обращает внимание на Мурзавецкую и включается в игру, вторит ей в ироническом тоне – «Купавина навязала». Пауза. Мурзавецкая быстро подходит к Анфусе: Тебе сирота чайку? – она это говорит с презрением и ревностью женщины застукавшей предмет своей страсти в объятиях другой женщины. Анфуса в отместку, да мол чайку, уж – ехидно. Павлин ввозит сервировочный столик: чайник, две чашки, варенье в вазочке, баранки. Останавливается на третьем плане. Направляется к сидящей Анфусе, и уводит ее, все время оборачивающуюся и пытающуюся вернуться на диван, за этот столик. Усаживает и застывает за ее спиной (похоже, что подобная процедура проделывается с Анфусой не впервые). Прислуживать и удерживать.
    Лыняев вновь пытается улизнуть и направляется к выходу. Мурзавецкая за ним внимательно следит и удерживает разговором. Как воспитанный человек Лыняев его поддерживает. Мурзавецкая садится на диван, на место Анфусы и, подняв оставленную на диване шляпу Лыняева, играет ей. Лыняев в разговоре с Мурзавецкой подходит к Павлину за шляпой, он уже забыл, что оставил ее на диване. Переходит к дивану. Стоит рядом с Мурзавецкой. Ее шутки относительно того, как он «разбух», да все «диваны пролежал», ему обидны. И он решается дать отпор. Лыняев забирает шляпу из рук Мурзавецкой: сначала протягивает руку, затем, после некоторого кокетливого сопротивления Мурзавецкой, отбирает. Мурзавецкая, теперь уже не словами, а физически, взяв его под руку, удерживает его от побега, и, начиная разговор, ведет к авансцене. Волка хочется поймать травленного, – Лыняев знает, где эти волки водятся. Мурзавецкая внутренне пугается, но храбрится. Они подходят к самому краю рампы. Лыняев на краю, заглядывая сначала вниз потом на Мурзавецкую: Вот бы поймать, да в окружной! Оба смотрят вниз, как с края обрыва. Пауза. Опомнившись, Мурзавецкая меняет тему. Вот страсть какая! – смеется. Мы обе девицы…Анфуса подхватывает: И я уж…( многие фразы актриса, исполняющая роль Анфусы, подхватывает импровизационно. Если она на сцене – она участвует во всем!)
Лыняев явно расстроен, ничего у него не получилось, опять Мурзавецкая в этой словесной дуэли взяла верх: Честь имею кланяться, направляется к выходу. Мурзавецкая ему вослед: Ну, и нам тоже пальца в рот не клади… с насмешкой. Дальнейший их диалог о волках и овцах почти открытая ссора. Последняя фраза Мурзавецкой о «пуганой вороне» и «овцой с тобой водном стаде быть не хочу» окончательно добивают Лыняева в этом словесном поединке, и вконец расстроенный, он быстро уходит.
     В этой сцене может принимать активное участие и Анфуса, но практика лучший критерий истины. Все попытки построить эти мизансцены с  участием Анфусы были неудачными. Причина кроется в мере таланта исполнительницы роли Анфусы Тихоновны. Сцена получается чрезвычайно смешной, если во время диалога Мурзавецкой и Лыняева, в небольшие паузы, Анфуса короткими «перебежками», движимая любопытством и желанием во всем участвовать, продвигается к центру сцены. При этом она не перестает ни на минуту пить чай, приподняв зад и семеня ногами, толкает перед собой сервировочный столик, и тут же вновь опускается, так, что Павлин еле успевает подхватить ее стулом. В итоге, к финалу диалога Мурзавецкой и Лыняева она со «своим» чаем, должна оказаться в центре сцены перед диваном.
     Мурзавецкая беседует с Анфусой в состоянии острого неудовольства и досады. Этот диалог Анфуса также может провести блестяще, если актриса правильно расставит интонационные акценты и парадоксальные, совсем не к месту, многозначительные паузы.
   Павлина, после начала диалога с Анфусой, Мурзавецкая отсылает.
 
                Эпизод 9. Купавина.
     Купавина. Эта милая и неблещущая умом дама, конечно должна вызывать симпатию зрителя. Она мягка в словах, в повадках, а главное, она свободна. Окончился срок ее добровольного аскетизма, и вот эта волна неожиданной свободы – доминирующий момент ее поведения: когда чего-нибудь через край, так этого через край! Это ощущение неожиданного полета – главное в ее поведении, все остальное ей мешает. Отсюда чрезмерное легкомыслие в делах и прочие нелепости. И, конечно, ожидание Беркутова, ожидание встречи и новые желания, желания, желания. Не берусь судить, что чувствовала она к престарелому полковнику Купавину (Драматург нам на этот счет ничего не дает), реплика Мурзавецкой «продала себя», о многом говорит, но желание выйти замуж за Беркутова, мотивировано не только платоническими чувствами (для меня это – факт). Это интересно играть актрисе, это придает сочность краскам роли.
     У Купавиной точно такой же зонтик, как и у Анфусы (в дальнейшем я хочу это использовать). Настроение у нее отличное. Зонтик и коробки с покупками она небрежно отдает Павлину. Быстро проходит из левой кулисы: Ах, тетя! Диагональная мизансцена. Анфуса обнимает ее, не сходя со стула. Анфуса разворачивает конфетку и предлагает ей, почти насильно, та отказывается: Тетя! (Анфуса к ней очень нежно относится, чрезмерно заботится и опекает, тоже через край).
     Мурзавецкая остается сидеть. Купавина намеревается сесть, но Мурзавецкая неожиданно, сбивая тон, настроение привнесенное Купавиной: Сюда, сюда, богатая барыня, на почетное место, – приглашает - приказывает. Усаживает Купавину в свое кресло на подиуме у стола. Купавина удивлена, но подчиняется, садится на самый краешек. Эффект налицо: настроение потеряно, Купавина растерянна и настороженна таким поворотом дела. Мурзавецкая поступает так из отчаянной ревности, к молодости, к положению, к финансовому благополучию Купавиной. Это в ее характере, - если праздник не мой, празднику не бывать (в финале спектакля мы в этом еще раз убедимся).
     Анфуса, сначала порывается следом за Купаивной, но Мурзавецкая одним взглядом ее осаживает. Напуганная Анфуса, также как и Купавина, усаживается подальше от нее на самом краешке дивана.
     Мурзавецкая во время разговора ходит за спиной Купавиной, так, чтобы она не видала ее глаз и выражения лица. Купавиной это крайне неудобно и боязно: Лыняев, то Лыняев, причем у тебя? – звучит почти как угроза, но неожиданный смех облегчения Купавиной, разряжает атмосферу. Вслед за Купавиной, засмеялась Анфуса со словами: Где уж, куда уж! И обескураженная, проигравшая этот раунд Мурзавецкая, тоже растерянно смеется, но вскоре ее реплики и смех становятся громче всех, и вот первые двое уже недоуменно смотрят на хохочущую Мурзавецкую. Успокоившись, Мурзавецкая вновь ходит за спиной Купавиной, вновь перемена атмосферы, странный какой-то накал зреет.
     Мурзавецкая. Ты за старика Купавина-то шла, уж не скажешь, что по любви…за деньги...Продала себя, - тут Мурзавецкая грубо пресекает  попытку Купавиной обернуться, кладет руки ей на плечи и силой удерживает. Из этой мизансцены, наклонясь говорит, как гипнотизирует. Мурзавецкая: …Благо мне забота об тебе припала…
     Купавина, наконец, встает от стола и переходит с подиума на планшет, влево. Все эти почти оскорбления – наставления  Мурзавецкой сейчас ей неприятны. Если бы был покрепче характер, ответила бы дерзостью. Мурзавецкая остается стоящей за столом одна.    Мурзавецкой этот слом настроения на руку, она переводит тему разговора на денежное обещание покойного Купавина.
     Купавиной уже все равно, деньги она привезла, теперь побыстрее закончить этот разговор и вон, вон отсюда. А Мурзавецкая напротив, намерена произвести эффект!  Поэтому затягивает разговор, и, наконец,  резко раскрыв книгу, лежащую на столе по левую руку, берет письмо и демонстрирует его Купавиной. Довольная  произведенным эффектом, настаивает: Что боишься-то, возьми.
     Но тут происходит совершенно неожиданное, Купавина забирает письмо у Мурзавецкой и сует его в свой радикюль. Такого поворота дела Мурзавецкая никак не ожидала: на ее глазах уплывает вещественное доказательство преступления, и она сделала это своими руками! Тут у актрисы должна быть хорошая оценка. Она вся устремлена в этом следящем взгляде за купавинскими руками и исчезающим письмом. От накала момента Мурзавецкая просто падает в кресло.
     Тетя! Не пора ли нам, - на уходе. Анфуса двигается к книге на столе. Наклоняется и смотрит. Тетя!... Здесь же Купавина упоминает и какой-то претензии Аполлона к ней. Анфуса:  Да уж, чего уж!
     Оставшуюся часть диалога потухшая и прокручивающая в своем мозгу все возможные последствия Мурзавецкая, ведет «на автомате». Только после ухода Купавиной и Анфусы, Мурзавецкая поднимается, раздумывает некоторое время, вновь резко раскрывает книгу и смотрит на лежащие там деньги. Отсчитывает пять сотен и кладет в лиф платья. Поворачивается к иконе Божьей Матери, крестится, и вновь повернувшись к столу, резко захлопывает книгу.

                Эпизод 10. Грешница.
     Хорошее настроение, от удавшейся все-таки аферы с подложным письмом, возвращается к Мурзавецкой. А, наплевать! – словно произносит она про себя. Теперь небольшой спектакль для Павлина: знай наших! Мурзавецкая: …Посмотри в книге, нет ли денег.
     Перед приходом Павлина она принимает соответствующую, молитвенную позу, на лице страдание и жуткая усталость от проделанной чудовищной работы. Вся ее стоящая фигура – само целомудрие и скромность. Очень устала. Активно крестится и что-то шепчет.
     Павлин, иронически покачивая головой, подходит к столу и, взяв книгу с желанием в очередной раз продемонстрировать Мурзавецкой тщетность ее «фокусов», переворачивает ее. Планируя, на сцену падают деньги. Павлин как зачарованный наблюдает за их полетом. Мурзавецкая вновь очень довольна произведенным эффектом. На это зрелище выпадает из своего укрытия даже подсматривавшая и подслушивавшая Глафира.
    Мурзавецкая заметив Глафиру: Глафира….Глафира, я хочу дать тебе послушание.
Тяжело опираясь на руку Глафиры, Мурзавецкая доходит до дивана, садится. Она на диване, Глафира стоит. Глафира в черном, на шее большие деревянные четки с крестом, голова повязана платком, очи в небо. Так и слушает Мурзавецкую.
     Мурзавецкая. Да коли увидишь, что Мишка Лыняев обходит ее, так не давай им любезничать-то, а постарайся разбить, очерни его перед ней, - а Аполлона хвали!
     Глафира. О, с удовольствием, матушка, с удовольствием.
     На эту реплику Глафиры Мурзавецкая поднимает на нее глаза. Не видит. Приподнимается и вновь старается посмотреть Глафире в глаза. Вновь неудача: сейчас Глафира смотрит, низко опустив голову, в пол. Мурзавецкая не успевает поймать ее взгляд. Глафира убегает от нее глазами.
     Бросив эти свои попытки, Мурзавецкая тихо-тихо произносит:  Окаянная я! Ну, вот Глафира и посмотрела сама на нее: Что ты на меня смотришь? Ничего особенного не прочтя в ее взгляде, Мурзавецкая встает с дивана и, увлекая за собой Глафиру, буквально тащит ее со сцены, все время, наращивая тон своих реплик, завершая почти криком:
Прости и помилуй меня Царица Небесная…и обедать не буду…И ты не обедай…
     Вот на этой комичной ноте и заканчивается эта сцена.
Должен особо сказать, что некоторая вольность в импровизационных репликах, может показаться не оправданной. Но спектакль, есть спектакль – сочинение авторское. И когда ты в ударе, то и лыко в строку.
   
     На сцене первая перемена. В усадьбе Купавиной. Пошла музыкальная купавинская тема. Слуги просцениума повернули телларии, убрали стол и кресло, поставили манекен в платье. Сняли чехлы со стульев и дивана. Все достаточно веселенькое. Набираем свет. Небольшая экспозиция.
               
                Эпизод 11. Вексель.
    Справа, из сада, на сцену входит с коробкой Купавина. Развязывает ленты, раскрывает ее, копается, затем переходит к дивану. Крышку оставляет на столике. Ставит коробку на диван. Берет из нее всякую всячину, примеряет, прикидывает к платью на манекене. Сначала просто что-то напевает, потом понемногу вводим музыку, и она поет под эти «примерялки» свой романс! Ее пение выходит послушать Чугунов. В словах романса для него масса новостей и главная, что Купавина  влюблена. В мозгу его все путается, он лихорадочно соображает, как это может «клеиться» с планами Мурзавецкой относительно женитьбы на Купавиной Аполлона да, и ему следует поторопиться со своими тысячами. Нечаянно что-то роняет. И тут же реакция Купавиной: Кто там в зале?  Музыка и пение  прерываются.
     Купавина. Подите сюда, Вукол Наумыч!
     Чугунов подходит. Купавина начинает разговор, не прерывая своих занятий. Чугунов подхватывает с дивана коробку и, держа ее обеими руками, услужливо ей помогает. Та продолжает примерять к платью банты, рюшки и пр.
     Купавина. Так найдите мне денег, Вукол Наумыч! – вот тебе и шанс обтяпать дельце прямо сейчас! От такой перспективы Чугунов разволновался, аж вспотел. Пытается и коробку удержать и испарину со лба вытереть платком. Роняет свой носовой платок в коробку. Купавина не глядя опускает руку в коробку и…Вот и деньги. Купавина в недоумении.
     Чугунов. Пардон! А вот я вам сейчас на деле объясню-с…Чугунов стоит рядом с Купавиной, да руки заняты.
     В это время перед ним появляется чернильница с пером: это из-за его спины слуга просцениума, поставив у столика на оставленную Купавиной крышку от коробки письменный прибор, неслышно опустил ее на коробку в руках Чугунова.
     Чугунов ( после секундного замешательства): Извольте перышко взять… Слуга просцениума рукой, как  миноискателем, «прозванивает» Чугунова, задерживается на груди, лезет к нему в нагрудный карман и достает вексель ( артист все время стоит за спиной Чугунова). Кладет на коробку. Исчезает.
     Купавина в этот момент занята своим. Оценка. Эту мимическую сценку хорошо подкрепить музыкальной подложкой, назовем ее условно: тема «наживы или денег». Можно использовать эту тематическую подложку в спектакле несколько раз: понятно в каких сценах.
     Купавина подписывает вексель прямо на коробке, которую держит Чугунов. Чугунов  готов толи смеяться, толи заплакать: так все легко и просто получилось. Ошарашенный  Чугунов вместе с коробкой и лежащим на ней векселем намеревается идти.
     Купавина. Что вы делаете?  Остановился. Поворачивается.
     Чугунов. Да не затерялся бы как.
     Купавина. Так уберите.
     Ставит коробку на диван. Смотрит вексель: Куда прикажете? Не сразу берет.
     Купавина.Что же вы сомневаетесь?
     Купавина поворачивает манекен. Реакция у Чугунова на шелохнувшееся платье. Дальнейший диалог Чугунов ведет с манекеном. Он разговаривает не поднимая глаз, и все время кланяется. Покорнейше вас благодарю, и…  пошел, пошел, темпо-ритм  всей сцены ускоряется. Вексель быстро, быстро убирает в бумажник, Бумажник в нагрудный карман. Уносит чернильницу на столик. Вновь оценивает: как это она там оказалась, у него на коробке! Плюет на пальцы, мажет под глазами, оборачивается, и, прижав руку к груди, к Купавиной обращается, там  у столика. Рука у груди, вроде как на сердце, и тут же   ощупывает бумажник, на месте ли: там, слава Богу! Уходит.

                Эпизод 12. Следователь.
      Смена настроения у Купавиной, после прихода Лыняева и слов о почте. Ждет она известий, очень даже ждет, но женская натура заставляет сдерживать эмоции. Хотя признаки перемены можно уловить. Она стала более активной, более живой, интонации в голосе появились новые: «игра и сдерживаемая радость». Внешне Купавина продолжает свои занятия. Примеряет, прилаживает, задумывается, переменяет, работает.
   Вход Лыняева я бы тоже обыграл, сделал бы точную копию мизансцены с Анфусой, как и у Мурзавецкой. Анфуса забирает шляпу, и прижав ее к груди, садится на диван, во все глаза смотри на Лыняева и Купавину. У Лыняева в руках портфель, он с ним практически не расстается.
     Все вокруг манекена. Лыняев с чувством радостной интриги, этакий Кочкарев. Пытается понять настрой Купавиной. Разве есть? – очень Купавину этот вопрос интересует! Одно ко мне,- тянет письмо, а другое…к вам.
     Купавина с напускным равнодушием: Что ж он пишет? Лыняев протягивает ей письмо. Она письмо берет, и, чуть подумав, пришпиливает на сердце манекену. Купавина изо всех сил пытается скрыть свою радость, то почти засмеется, то вновь делает серьезное лицо. Да уж… вы меня простите, - и Купавина и Анфуса одновременно, у них вообще это часто случается – одновременно?  А вы то? – Лыняев уходит к Анфусе на диван. Обращается к Анфусе иронично: Бедный друг мой!... Да уж!
Зачем вы в город ездили? – не за письмом разве?
Купавина огорошивает его ответом: Тысячу рублей денег свезла!
Лыняев крепко удивлен: Кому? С какой стати? – вскакивает, ходит, негодует, расстраивается. Заходил, замельтешил, но рассудительно, помогая себе руками, даже нарочито медленно. Убеждает, вразумляет Купавину.
Тетя! Вот посмотрите! – Анфуса протягивает радикюль Купавиной, та достает письмо, протягивает письмо Лыняеву. Легкое замешательство. Лыняев ищет свой портфель. Выискивает, где можно устроится. Садится у столика. Сейчас он весь одержим идеей поймать «волка травленного», сейчас он Шерлок Хомс этого уезда. Купавина становится с одного боку, Анфуса с другого. Лыняев достает из портфеля лупу и ворох бумаг, находит второе письмо ( мы помним, что Мурзавецкой он уже говорил про злостные кляузы), сличает, изучает. Анфуса почти упала на него и практически повторяет все его движения: через свой монокль также рассматривает и сличает почерки на бумагах, вслед за Лыняевым рассматривает их на просвет, нюхает и пр. Лыняев периодически останавливает ее недовольным взглядом, но все напрасно, этот спектакль вновь продолжается. Ну?- спрашивает. И сам себе отвечает: Ну, что хотите со мной делайте, а это подлог!
     Что вы, что вы! - Купавина отказывается верить, быстро отходит к манекену, прячется за свое занятие от этого, неприятного ей вывода. Анфуса закрыла уши руками и стоит на месте. Ну, кто у нее эти штуки работает? – Лыняев вновь заходил, возбужден, проходя мимо манекена, в порыве, шлепает его по заднице. Анфуса взвизгивает и хватается за свою задницу. Оценка.
      У исполнителя Лыняева может быть достаточно много вариантов игры, - это чисто индивудально. С одной стороны Лыняев образован и умен, с другой не практичен в житейских вопросах, не расчетлив, интриги боится, поскандалить не может. Характер у него мягкий, как пластилин, если найти слабинку и приспособиться, можно вылепить, что угодно. Человек он действительно честный, но в честности своей до конца не пойдет. Он одинок, беспризорен, в том смысле, когда это говориться о взрослом одиноком мужчине.  Любит вкусно поесть. В карманах у него все время имеются баранки. Если волнуется или сомневается - баранка все время в руках – привычка. 
     Лыняев после этого крика Анфусы, останавливается, и недоуменно смотрит на нее. Убирает письмо в глубокой задумчивости. Весь задумчивость. Это его первое погружение в свои мысли. Лыняев сделал важное открытие: эти подлоги делают у Мурзавецкой!  Очень важный и расстроенный. Что же теперь будет? Это же грандиозный скандал! Что же делать, то? Идти в суд? О, господи, да что же теперь делать-то? Грандиозность возможных последствий его сильно напугала. Это открытие, а главное, перспектива чего – то ужасного и непредсказуемого, совсем вышибает его из привычной спокойной колеи. Он будто и не слышит Купавину, так, будто сквозь вату. «Просыпается» Лыняев на слова Купавиной о подписанном векселе: Ничего нет! Как ничего нет! – подбрасывает его. Орет! Да вы подписали бланк! – и, вновь ураган мыслей про Чугунова, Мурзавецкую, Купавину, а главное про друга Беркутова. Грабят! Грабят!- вот это крик! Да с вас пятьдесят или сто тыщ… - Анфуса убегает вон. Вот это ураган! Он прямо таки рвет Лыняева на части, вертит его и, наконец, настолько утомляет, что тот, почти без сил, в изнеможении и чудовищной усталости поникает, и почти падает на диван обессиленный.
     Купавина ничего не понимает. Понимает только одно: она во всем виновата, и в этом крике, и возбуждении милого Михайло Борисыча, и еще в чем-то. Тихо, тихо, сестрой милосердия, присаживается рядом, и, как душевно больного, успокаивает своим рассказом о несчастном плачущем Чугунове. У Лыняева нет ни сил, ни голоса, ничего нет, он только молча кивает, - Я только отдохну немного в беседке.
     С криком и суетой вбегает Анфуса: Гости…уж тут...они…Мурзавецкая… Лыняева аж подбрасывает на диване. Он быстро уходит в сад.
     Купавина и Анфуса накрывают большой драпировкой манекен с платьем: в таком виде их застает входящая Мурзавецкая. Они по инерции машут тряпкой над манекеном. Она то взлетает, то опускается. Наконец опускают драпировку. Манекен накрыт.
               
                Эпизод 13. Ну, началось!
     Энергично входят, я бы даже сказал, вваливаются: Мурзавецкая, Мурзавецкий и Глафира, одной маленькой плотной толпой. Все делово и быстро. Командует – Мурзавецкая. Она выпихивает вперед Мурзавецкого, тот немедленно назад: Лессе, ма тант! Мурзавецкая взглядом заставляет его вернуться к Купавиной, та протягивает руку для поцелуя. Манерам обращения с дамами Мурзавецкий не обучен и опыта у него нет
( мы уже говорили об этом ранее), поэтому после короткого замешательства он довольно решительно жмет ее руку и расплывается в улыбке.
     Черед Глафиры. Та, глаза в пол, подходит. Купавина, Анфуса и Глафира уходят.
     Мурзавецкая и Мурзавецкий наедине. Мурзавецкая  быстро обходит все по кругу, все осматривает, ощупывает, заглядывает под тряпку, которой накрыт манекен. Мурзавецкий намерен тоже заглянуть, Мурзавецкая, как маленького ребенка, шлепает его по руке. Сцена у манекена и с манекеном:  Мурзавецкий обходит его кругом внимательно рассматривая со всех сторон, будто «предмет» своих устремлений.
     Мурзавецкий. Десять слов. Я больше с женщинами никогда не говорю. Десять слов, и довольно, готово, вот по сих пор…Нет, больше десяти нельзя: опасно, черт возьми! В реки бросаются, что за приятность!
Возвращаются Купавина и Анфуса.
     Мурзавецкая.( Анфусе) Пойдем, и я с тобой, терпеть не могу из лакейских рук, - наступает палкой на ногу Мурзавецкому. Оценка. Анфуса и Мурзавецкая уходят.

                Эпизод 14. Десять слов.
     Большая пауза. Думаю, что Купавина до конца не понимает намерения Мурзавецкой, но, однако, по всем сделанным уже намекам  и сплетням, курсирующим в городе, догадывается, а сейчас и убедится в построении Мурзавецкой. Не ясны ей средства, которыми может воспользоваться Мурзавецкая, и конечно, она совершенно исключает какие-то серьезные последствия для себя: верит она только в счастливое окончание своих отношений с Беркутовым. А, как же иначе может быть? Иначе быть не может! Нет, нет, не может. И потом рядом всегда есть милый Михайло Борисыч, его совет и помощь.
     Мурзавецкий решительно не знает с чего начать. Как только ловит на себе любопытный взгляд Купавиной, тотчас же - грандиозная улыбка. Но время идет. Купавина уже и коробку убрала с дивана, и на столике прибралась, и поправляет покрывало на манекене.
     А вы… чаю не хотите? – нерешительно, чтобы хоть как-то двинуть ситуацию, начинает она.
    Мурзавецкий. Муа? Чаю? Ни за какие пряники! Жаме де ма ви! Бабье занятие.
    Купавина. Вы желали со мной о вашем деле поговорить?
    Мурзавецкий. Желал-с, страстно желал.
    Ну, наконец то его прорвало, он услышал сигнальное слово «желать», оно взвихрило его офицерское воображение, сразу вспомнились и оперетки, и гусарские шутки, и совместные попойки в полку, какие-то давно забытые ощущения службы, и его понесло в привычной колее солдатского, дружеского обращения. Подключилось все его актерство, и сейчас главное не Купавина, а эффектное слово, шутка, поворот головы. Ему сейчас важна ее оценка его игры, эффекта. Он промахивает первую часть диалога в объятиях опереточной страсти (он же видел, как это ярко на сцене). Отсюда все его быстролетные грубости ( вроде: Вы мне надоели!…Вы опять за свое? – не мешайте мне, молчите и слушайте ).
     Наконец заряд его кончился. Он иссяк. Куда дальше выезжать? На какую тему? Он уже на диване, рядом с Купавиной, И как другу по полку, как брату по оружию, он рассказывает Купавиной, в сердцах, про скупую тетку и свою сложную жизнь. Он наверняка уже все это говорил, когда не раз, по-свойски, занимал у приятелей-офицеров деньги.
    Реакции Купавиной во время монологов Мурзавецкого – реакции избегания, ухода, от его экзальтации, аффектации и т.д. Купавина ровным счетом ничего не поняла, кроме одного: как она и думала, нечего серьезного. Сейчас дам ему пять рублей, на том все и кончится. 
     Купавина переходит к столику, где у нее шкатулка стоит, достает пять рублей, не глядя протягивает. Мурзавецкий, оглянувшись назад, берет и, скороговоркой: Сетасе. Мерси, гран мерси! Через два дня, пароль донер! Купавина уходит.
   Уже будучи один, вслух перебирает напитки, не называя, а так, репризно: Евлампия Николавна! … мне вреден! Евлампия Николаевна! А, если… Евлампия Николавна! Как бы вырваться у ма тант! 
                Эпизод 15. Наобещал.
     Почти вбегает Мурзавецкая, очень торопится узнать результат.
Мурзавецкий: Ма тант, знаете, что мне нужно?   Против своего обыкновения, он не убегает от Мурзавецкой, а, наоборот, бросается и обнимает ее. Глаза в глаза. Пауза. И очень серьезно, как самую страшную тайну на земле, - Мне нужна свобода.
Мурзавецкая долго высматривает что-то в его глазах и, наконец, произносит - Неправда. Но Мурзавецкий уже у окна в сад, что–то там, вдали, его очень заинтересовало.
Очень делово и озабочено: Нужна, ма тант, нужна. Вот, например, сегодня вечером, если вы меня не отпустите… Мурзавецкий интригует тетку, очень важный и уверенный в себе. И его манера разговора сбивает таки Мурзавецкую с толку: А не лжешь ли ты?
Мурзавецкий. Же ву засюр. Верно, ма тант, она моя, - громко, отчетливо, перед всей публикой, – Наполеон на Воробьевых горах и пылающей у ног Москвой. Уходят.
      Многие сцены я сократил, отдельные эпизоды пришлось выпустить, но как мне показалось, без особого ущерба для пьесы и спектакля.
                Эпизод 16. Глафира.
     Глафира стоит у открытого окна. Вечереет. Под окном она видит, как выходит из дому Мурзавецкая, садится в экипаж. Глафира смотрит внимательно, молчит. Руки прижимают к груди молитвослов. На шее большие четки с крестом.
     Входит Купавина. Глафира только слегка обернулась на нее. Купавина распахивает окна. Машет руками, будто выгоняет что-то из комнаты наружу. Задерживается у окна и глубоко вдыхает свежий воздух, напоенный запахом сирени. Наконец, переходит к Глафире и становится рядом.
    Купавина. Наконец-то я залучила вас к себе.
    Глафира. Ах, это вы? Я давно собиралась к вам, сельская природа так располагает к благочестивым размышлениям. Говорит спокойно, размеренно, без эмоции. Купавина отходит и садится на диван. Купавина внимательно слушает. Этот диалог начинается с взаимной лжи. Две недоверяющие друг-другу женщины, а для Глафиры, Купавина еще и соперница.
На реплику: «…можно назвать святой…» Глафира демонстративно крестит воздух вслед отъезжающей Мурзавецкой. Звук отъезжающего экипажа. Поворачивается.
     Купавина. А вы кстати приехали, - Глафира уже стоит к ней лицом. Мне нужно посоветоваться, а не с кем было. Вы мне не откажете?
     Глафира. Рада служить вам всем, чем могу,- присаживается на стул у окна. Сама скромность и смирение. Монастырская послушница. Начало диалога.
«…нам-то бедным девушкам, остается?» - пауза. Глафира встает, берет стул, отставляет: берет пуфик «для униженного сидения» и пересаживается к ногам Купавиной. Садится в полоборота к ней. Здесь Глафира и Купавина соперницы, как думает Глафира. Размеренный, назидательный разговор.
После реплики Купавиной: « Вы ошибаетесь» - Глафира на секунду замирает, нам видно ее напряженное лицо. Вскакивает, забегает за диван, на продолжающемся диалоге, в нетерпении, теребит руку Купавиной. Купавина очень удивлена. Смотрит на Глафиру снизу вверх обернувшись. Реакция ее очень непосредственна. Глафира порывисто отворачивается от нее. Смущена. «Ведь я приставлена к вам шпионом, и я взяла эту роль с удовольствием», - говорит стоя почти спиной.
«Зачем же?» - Купавина встает. Досада и недоумение. Глафира быстро поворачивается. Встретились глазами. Стоят по разные стороны дивана: «Я думала, что вы моя соперница!», - приналегает на спинку дивана.
«Так вы сами любите Лыняева?» - это для Купавиной открытие! Пауза. На паузе Купавина отходит к окну, становится у столика. Глафира выходит по кротчайшей траектории из-за дивана к столику. Делово и привычно поднимает подол юбки. Достает из-за чулка мундштук. Берет папиросу со столика Купавиной, спички. Закуривает.
     Глафира. Люблю? О нет, зачем же! Но я хочу выйти за него замуж, - это моя единственная надежда, единственная мечта. Глафира откинулась на диване, ноги на пуфике. Смотрит внимательно на Купавину.
     Купавина. Но что значит ваш костюм, поведение, проповеди?
     Глафира. …Все это маска…Я буду с Вами откровенна, только помогите мне.
 Глафира начинает рассказ о своей жизни в Петербурге. Она рассказывает ярко, восторженно. Воспоминание о привольной и легкой жизни закружило ее. Она уже превернула четки на шее крестом назад, теперь это просто бусы. Пошла безудержная фантазия. Она двигается, она танцует. Даем  музыкальную тему, это уже танец - воспоминание. Подхватывает Купавину и вот они уже вместе кружатся в танце. Упали в изнеможении на диван на последней реплике Глафиры, - Я себе этого никогда не прощу. Они уже закадычные подруги и сообщницы, готовые доверить друг - другу самые сокровенные тайны.
Исполнительница роли Глафиры должна обладать этим магнетизмом, способностью брать внимание, она подвижна, пластична, красива.
 О Мурзавецкой Глафира рассказывает кратко и назидательно. Делится с Купавиной своим женским опытом, но вдруг осекается буквально на полуслове.
    Глафира. Мне кажется, я уж очень откровенна с вами. Извините меня.
 Приводит себя в порядок. Отходит от Купавиной, вызывая ее ответную реакцию. Та не заставляет себя долго ждать.
    Купавина. Нет, нет, я очень хорошо понимаю ваше положение. Купавина приобнимает Глафиру за плечи, - Ах, мне бы ваша энергия!
    Глафира. А мне ваши деньги! – смеются. Все союз состоялся. Вперед!
   Всю эту сцену логично в репетициях разбить на три смысловых куска. Первый – до выяснения намерений Глафиры, второй – Петербург, и третий – Беркутов. Они должны быть решены в разных темпо-ритмах. Самая активная, понятно, «Петербург». Но самая важная – последняя. Смысловые акценты всей сцены сосредоточены здесь. Это весьма важно для решения всего спектакля в целом. Именно здесь мы впервые слышим купавинскую версию ее отношений с Беркутовым. Меня занимала мысль, что же на самом деле произошло между ними. Любопытно, что и здесь Купавина привирает, называя срок их последнего свидания  - три года.
     Купавина. Года три тому назад, когда еще мой муж был жив, приезжал сюда на лето наш сосед, Беркутов.  В более откровенной версии Беркутова ( никакого смысла лгать у него нет, они наедине с Купавиной) три года разлуки превращаются в два.
     Беркутов. Ну, так я не хочу вас обманывать. После двух лет разлуки, как я смею рассчитывать, что мои нежности будут вам приятны (Явление V, ДействиеIV).
Чисто женская логика: чем больший срок разлуки я назову, тем меньше вызову подозрений у собеседницы. Получается же все наоборот. Соотнося срок разлуки с Беркутовым и срок смерти своего мужа, она полностью дезавуирует свою тайну: смерть  полковника Купавина произошла менее года тому назад, а может и того меньше. Об этом косвенно свидетельствует время отдачи денег по подложному обещанию покойного. А лексика высказываний Беркутова, дает основания думать, что одно лето проведенное Беркутовым в деревне, одними прогуливаниями и пространными беседами не ограничилось. И, уж совсем, давая ход воображению с некоторой долей чисто мужской логики, можно предположить, что их взаимоотношения оставили весьма глубокие воспоминания у обоих, потому что они в то лето были попросту счастливы вдвоем.
Я обожаю подобный текстовой анализ пьесы. Потому что за этим проявляется истинный замысел Драматурга.
     Рассказывая о Беркутове Глафире, Купавина естественно хочет это скрыть, и вместе с тем взять чисто женский реванш: тогда два года назад она просто была счастлива с Беркутовым, но несвободна, сейчас она жаждет продолжения этим своим чувствам и замуж, замуж, замуж… Все естественно и правильно. Для того чтобы сделать подобный вывод не обязательно даже читать Фрейда или Фромма, хотя для режиссера и это очень полезно.
     Завершающая часть сцены с Глафирой построена Драматургом, впрочем как и сцены объяснения Купавиной с Беркутовым, по принципу «все ложь, но все правда».
     Купавина. Во-первых, все письмо написано деловым, канцелярским слогом; а во-вторых, смысл его такой: мне наслаждаться природой некогда, у меня важные денежные дела; но если вы хотите, я  приеду. Прошу вас не делать никаких перемен в имении, не доверять никому управления, не продавать ничего, особенно лесу.
     Глафира. Серьезный человек и, должно быть, очень умный.
     Купавина. Согласна;  но кто ему дал право учить меня!...Я не отвечала и, признаюсь, довольно-таки охладела к нему. Он приедет сегодня или завтра; вот я посмотрю на него, как он поведет себя, и если замечу, что он имеет виды на именя…посмеюсь и отпущу его в Петербург ни с чем …Вот письмо от него, я еще не читала, видишь как я равнодушна..
     Глафира. План хорош, надо только выполнить его.
     Ну, а теперь попробуем расшифровать. Уже распоряжается, а еще даже предложения не сделал. Ах, как я жду его! Написал, что природой ему некогда наслаждаться, но ведь наслаждаться! Ах, мой милый! Да, охладела, но так, что просто места себе не нахожу, часы считаю до этого проклятого завтра! Скорей бы уж увидеть его! Посмотрю, полюбуюсь, и если замечу, что мнется или раздумывает, сама его на себе женю, вот и весь сказ. Письмо вот прочитать боюсь, а вдруг передумал ехать. Чур меня, чур меня…
Глафира, кстати, в этом смысле гораздо умнее и проницательнее. Этот диалог нужно играть на подтекстах, правильно расставляя смысловые и интонационные акценты.
     Купавина уже дважды во время своего рассказа брала письмо Беркутова, и оба раза вновь оставляла него, то на диване, то на столике. Вот она у столика, высоко поднимает письмо: « …видишь я еще не читала…». Вновь бросает  его на столик. Она явно оттягивает момент прочтения. На словах: « мне привез его Лыняев», Глафира – к столику. Просит.
     Купавина. Приглашать его не нужно, он в саду. Глафира пробегает вдоль оранжереи, высматривая в саду Лыняева. Бледнеет. Севшим голосом: «Вот и прекрасно» - приняла решение: либо сегодня, либо никогда.
     Глафира. (Возбужденно) У меня еще просьба к тебе. Дай мне надеть что-нибудь поприличней! - быстро начинает тут же что-то с себя сбрасывать, снимать.
     Купавина. Вот тебе ключ от гардероба, выбирай что хочешь. Уже побежала. На ходу путается в пуговицах и застежках. Потом вернулась за ключом. И, наконец, уносится, - Мерси, - доносится уже из-за сцены.
     Купавина у столика, стоя читает письмо.
 Ровно у нее за спиной в окне, в полный рост, появляется Беркутов. Его белый цилиндр над головой – как нимб держит слуга просцениума. Он, от первого лица, произносит весь текст своего письма, которое сейчас держит в руках Купавина. Исчезает.
     Купавина. Какая пошлость! Оглядывает окно, за окном, - никого. Показалось что ли?
     Влетает переодетая Глафира. Вертится, все показывает, демонстрирует.
     Купаивна. Чудо, как ты мила. Из правой кулисы появлятся Лыняев. Глафира исчезает и тут же вновь появляется. Сама невинность и скромность, но объем лифа явно вырос, и намного. Оценка Лыняева.   

Вторая перемена. Слуги просцениума  поворачивают телларии,  убирают манекен, устанавливают фонтан.

                Эпизод 17. Горецкий.
     Чугунов выходит из имения Купавиной через сад. Он входит на сцену. Оглядывается. Садится на скамейку. Открывает портфель. Достает вексель, подписанный Купавиной. Еще раз перечитывает. Смотрит его на подлинность, любовно гладит, будто не верит, и вновь убирает в портфель. Входит Горецкий с гитарой. Наигрывает «Когда б имел златые горы…» или что-то в этом роде. Слегка «под шафе». Чугунов пугается. Быстро встает и  вплотную подходит к Горецкому. Горецкий отвечает ему под гитару.
«Я своему сердцу отвагу даю…» - ударяет по струнам гитары. Чугунов вздрагивает.
Чугунов рукой зажимает струны: «На какое гулянье?». Горецкий вновь перебирает струны: «…это вы напрасно беспокоитесь…».
Чугунов оглядывается: « Зачем ты такие слова говоришь?».
«Пятьдесят рублей» - под гитару. Чугунов хватается за портфель.
Под перебор гитары: « Перед кем вы убогим-то притворяетесь?».
Под мелодию «ухарь купец»: «Да вот так: пойду и зажгу» 
Чугунов отворачивается, лезет в портфель. Бросает на скамейку пять рублей. Горецкий смотрит и не берет. Разговор под тихий перебор гитары. Чугунов опять также достает и бросает на скамейку еще пять рублей.
«Ну, а если мне кто-нибудь больше даст..» - под мелодию, громко.
Чугунов выхватывает гитару из рук Горецкого и убегает с ней в сад.
Горецкий кричит ему в след. Подбирает деньги. Уходит. Сцена пуста. Появляется Чугунов с гитарой.
Кладет на скамейку портфель, гитару. Достает носовой платок и тщательно стирает все отпечатки пальцев с гитары. Оглядывается, куда бы спрятать гитару, ставит у скамейки. Берет портфель. Оглядываясь, уходит.
   Роль Горецкого очень хороша всем, замечательным текстом, многообразием красок. Мне он видится симпатичным таким парнем, в блестящих сапогах, в рубахе подпоясанной ремешком. Картуз на голове залихватский с цветком. Все у него громко, ухарски, ярко. Поет со страстью, говорит страстно. Прямой, никогда не оглядывается, все делает открыто, не таясь. Широкая душа. Его прямолинейность даже пугает. И этот диалог с Чугуновым лихой, под гитару, Горецкий заводит и пугает Чугунова. Так, как никто никогда не пугал, и пугает именно этой простотой и своей бесшабашностью. Диалог ритмичен и очень комичен одновременно. Напуганный Чугунов с векселем в портфеле, которому испортили в такой момент, в момент успеха, удачи, почти счастья, все настроение и лихой, и в прекрасном настроении Горецкий. 

                Эпизод 18. «Охота началась»
     Вбегает на сцену Глафира. Первое, что она видит припрятанная гитара Горецкого, она ее хорошо знает, он ведь ей и стихи пишет и наверняка поет. Оглядывается, прикидывает как удобнее, выгоднее встретить Лыняева, садится на скамейку, ждет…На спинку вешает шаль, подготавливает…
(За сценой) голос Купавиной. Они с Анфусой уходят на гулянье: «…Скажите лучше, что вам лень! Оставайтесь! Подождите нас здесь»! Из-за правой (второй план) кулисы выходит, пятясь Лыняев: «Подождем, подождем». Глафира прислушивается.Оценка.
Быстро оборачивается и обратно. Руки на коленях. Скромная и тихая. В руках -молитвослов. Делает вид, что читает.
     Лыняев подходит сзади к скамейке. Останавливается и внимательно смотрит. Молчит. В руках очередная баранка. Начинает разговор. Ироничен. Переходит и садится на скамейку. На дальний, от Глафиры, конец. Поза вольная.
     Глафира. Проведя вечер с вами, можно уснуть, без всяких волнений, сном праведника. Я еще никого не любила, Михайло Борисыч; но ведь эта пора придет; я в таких летах, что каждую минуту должна ждать любовной горячки. Все это она говорит, как будто читает в молитвослове. Лыняев очень заинтригован, даже заглядывает в молитвослов, и ненайдя там ничего подобного, отодвигается от Глафиры еще дальше. Оценки. Глафира говорит, изредка бросая быстрые взгляды на Лыняева.
   Вот и первый крючок, который она подбрасывает Лыняеву: Так вы боитесь полюбить? – Лыняев живо откликается, тема женобоязни, тема боязни романа, любви – его тема, и Глафира об этом прекрасно осведомлена. Глафира меняет позу. Теперь она сидит свободнее. Молитвослов с заложенным пальчиком повис в руке.
Лыняев иронично продолжает ее расспрашивать. Ведь Глафира знает, как отзывался Лыняев о возможной своей женитьбе. На этой ловушке она берет его внимание и Лыняев уже сидит рядом с ней. Играя, легко забирает из рук Лыняева баранку, которую тот беспрерывно вертит в пальцах.
     Глафира. Нисколько: вы меня увлекать не станете, да и увлечься вами нет никакой возможности, - Глафира сначала осматривает всего Лыняева через эту баранку, как через монокль, а на реплике « Ну, какой вы любовник!» ломает  баранку с хрустом и демонстрирует самый маленький ее кусочек, забрасывает в рот и со вкусом грызет.
     Лыняев, как мужчина, задет за живое. Обижен. Хорохорится. Возражает Глафире и почти спорит, с ней. Даже как-то невнятно, какими-то незаконченными жестами, будто что-то вспоминает, пытается что-то ей продемонстрировать. Наконец, не придумав ничего лучшего вскакивает, и подхватывает со своей стороны скамейку, приподнимает ее. Глафира, чуть не падает на сцену, но Лыняев бросает скамейку и неловко, но очень чувственно подхватывает падающую Глафиру и, после короткой паузы, отходит в замешательстве.
     По-сути это почти любовная сцена. Это первая победа Глафиры в исполнении своего плана. Теперь, после этой победы, ситуацию надо остудить. Сейчас она выльет, на разгоряченного, поддавшегося искушению Лыняева, ушат холодной воды.
     Глафира. Так, дурачусь. Вам странно, что я развеселилась? Не долго мне.
     Лыняев. Отчего ж недолго?
     Глафира. В монастырь собираюсь на днях.
Ну, вот огонь притушили, а теперь можно вновь его раздувать! Глафира берет гитару, поет свой романс. Резко обрывает пение.
     Глафира. Прощайте! Не поминайте лихом! В самом деле, не сердитесь на меня за мои шутки! Мне хочется оставить добрую память по себе.  Ставит гитару. Встает и собирается уходить.
     Лыняев и удивлен, и огорчен таким ходом дела. Останавливает ее за край платка, Глафира мгновенно в него оборачивается, и опять они прижаты друг к другу. Пауза. Но Лыняев у нас не так прост, и сейчас, веря Глафире, что скоро он ее и не увидит более, намерен использовать ситуацию для своих расследований. Здесь буквальный анекдот: двое стоят почти обнявшись, она думает о любви, а он ей про то, что ему нужен писец. Лыняев опять следователь. Но, Глафира  сейчас ему отомстит за эту перемену на реплике «он мой любовник». Говорит томно и прикрывает глаза.
Лыняев вновь сильно удивляется. Ему непривычны эти перепады настроения и чувств Глафиры. А ей его замешательство только на руку в ее игре, и  она продолжает «окунать» Лыняева, то в «огонь», то в «холодную воду». Ее способ построение диалога с Лыняевым – «столкусбивательство».
     Глафира. Я не только могу его назвать вам; но через десять минут привести его сюда и отрекомендовать. Реплика Глафиры - « через десять минут» Лыняева крайне возбуждает. Охотничий инстинкт, запах свежего следа, ни минуты на одном месте.
     Глафира. Только даром этого не сделаю. Глафира вновь взяла гитару, поставила ее на планшет, держит за гриф и, смеясь, вертит вокруг оси.
     Лыняев. Требуйте от меня, что вам угодно, чего только вам угодано…Все, все что хотите. Сует Лыняеву в руки гитару на реплику – «притворитесь». Уходит. Самая дурацкая для Лыняева позиция: он держит гитару за талию, как женщину, и не знает куда ее деть.
                Эпизод 19. Большую беду наживем.
     Входит Купавина.  В руках огромный букет сирени и раскрытый зонтик. Анфуса следом. В руках точно такой же зонтик. Лыняев спохватывается и сует гитару за скамейку. Он явно смущен. Купавина удивлена. Лыняев делает вид, что ничего и не произошло. Подходит. Его любимая поза – руки за спиной сцеплены. Анфуса набегает, как всегда, набирающим ход паровозом. Лыняев ведет Купавину в левую кулису. Реплики на проходе. Вся эта коротенькая сцена, должна идти как китайская ширма, - раз и уже нет. Анфуса по инерции принимается идти за ними, да вдруг останавливается, засуетилась. За сценой слышаться крики Мурзавецкого собаке. Анфуса садится на лавочку, закрывается зонтиком, и замирает. 

                Эпизод 20. Пардон, разорю.
     Мурзавецкий пьян и расстроен. Мне хотелось, чтобы в этой сцене объяснения Мурзавецкий был очень лиричен, несчастен, жалок, одинок. Состояние опьянения
по-разному проявляет характеры людей: пьяный Мурзавецкий лиричен, ему себя очень жалко. Судьба индейка! Дома нет, состояния нет, жены нет, любви нет, единственный друг Тамерлан, и тот - глупая дворняга. Пропил он купавинские пять рублей, вспомнил свою с ней встречу, сравнил ее доброту и щедрость со скупостью тетки, и пришла ему в голову мечтательная и лирическая мысль – жениться на Купавиной. И второе любовное объяснение с ней, действительно любовное объяснение, а лучше сказать любовное наваждение. Поэтому слова в пространство, состояние эйфории, жесты романтические.
     Появляется он из правой кулисы. На поводке «тамерлан». Поводок натянут и рвется из рук. Это не Тамерлан притащил его сюда, а Мурзавецкий притащил сюда Тамерлана. Тот упирается как осел. Наконец Тамерлан вырывается и убегает. Поводок остался в руках у Мурзавецкого: «Повешу».
     В пьяном недоумении оборачивается: «Где ж они?» - замечает зонтик. Снимает фуражку. Прикрывает глаза, опускается на одно колено, и протягивает
 вперед руку, теряет равновесие и заваливается всем корпусом, но в последний момент выправляется.
     Мурзавецкий. Я с вами согласен, но если нет сил, что же мне делать, я вас спрашиваю! Влюблен, ну и.. ну и кончено.
Тут он неожиданно, опять, чуть не падая, встает, и решительной походкой подходит вплотную к Анфусе, упирается в выставленный ему навстречу зонтик.
     Мурзавецкий. Не хотите, не хотите отвечать? А я вот тут…у вас..у ног…могу умереть. Отвечайте, отвечайте, мон анж! Ну, ен мо!  «Да что уж…ну тебя» - Анфуса смущена и, кокетничая, отпихивает потихонечку Мурзавецкого зонтиком от себя. Выглянула из-за зонтика. На каждую свою реплику Мурзавецкий тыкает пальцем в зонт, так что от неожиданности Анфуса вся вздрагивает, а может и вскрикивать. На последних словах он начинает тянуть зонт к себе. Анфуса сопротивляется, наконец Мурзавецкий перетягивает, и  увидев перепуганную и смотрящую на него во все глаза Анфусу, тут же сам зонтом ее закрывает: Анфуса Тихоновна, оставьте, я не с вами.
Анфуса вся скукожилась от страха. Ножки поджала, ручки к себе, глазки зажмурила и т.д.  В объяснении Мурзавецкого актеру надо попробовать вытянуть искренние ноты, он очень искренен здесь и беззащитен. И его по-человечески очень жаль.
     Анфуса. Не со мной уж…так, ну с кем?
     Мурзавецкий. С кем! Это странно. Ха-ха-ха! Это странно! Вы думали, с вами?
Здесь Мурзавецкий должен мгновенно протрезветь, будто только проснулся во время приятного замечательного сна, переходит на другую сторону скамейки, и вновь «засыпает» - продолжает свое романтическое объяснение, мечтательно прикрыв глаза.
     Мурзавецкий…Евлампия Николаевна, бывают в жизни минуты…для благородной души моей.., -  тут уже Анфуса не выдерживает, закрывает зонт и больно тыкает им в бок размечтавшемуся Мурзавецкому. Мурзавецкий. Как с луны свалился: его удивлению нет предела, он везде ищет Купавину, и там, и тут. Оглядывается и под скамейку заглядывает, и в фонтан. Зачерпывает из него воды и брызгает себе в лицо. Приходит в себя, становится прежним Мурзавецким, какого мы уже видели.
     Мурзавецкий. Но я, нет, я пойду. Наталкивается на вышедшего в сад Лыняева.
     Лыняев. Куда?
     Мурзавецкий. К ней.
     Лыняев. Увы.
     Пауза. Мурзавецкий помолчав, садится на скамейку. Опирается обеими локтями на спинку. Лыняев молча стоит слева и смотрит, вертит в руках очередную баранку. Во время своего монолога Лыняев пристально всматривается в левую кулису и высматривает там якобы поставленных Купавиной людей. Мурзавецкий перехватывает его взгляд и тоже высматривает. «Меня ведь не испугаешь…» - Мурзавецкий переходит за спину Лыняеву, подальше, на всякий случай. «И не надо» - Мурзавецкий направился к выходу в правую кулису. На ходу вспомнил, вернулся к Лыняеву и за локоть, как давнего друга повел к авансцене. На ходу объясняет ему, что он хотел миром и т.д. На «ограблю» - Мурзавецкий опять внимательно всматривается в темноту левой кулисы, высматривая там поставленных людей. «Пятьдесят тысяч потребуете?» - реплика Лыняева подсказывает Мурзавецкому ход мыслей. Он обрадован (опять приступ хищного мечтания!) и на «полтораста» трясет руку Лыняева, как бы благодаря его за подсказку.
«Уж чего решительнее» - еще раз энергично трясет руку Лыняеву и уходит.
     Эта сцена Лыняева с Мурзавецким долго не давал мне покоя: я пытался понять, почему Лыняев заведомо говорит ложь о поставленных в саду людях, почему провоцирует (Что вам за охота миром?) Мурзавецкого, возбуждает его негатив. Ведь, уходя, Купавина напротив просит его миром, тихо, уладить проблему с Мурзавецким. Неслучайны ее реплики о возможности большой беды и пр. Объяснение только одно: Лыняев чувствует себя победителем. В мыслях он уже готов сразиться с Мурзавецкой и уже победил ее: и все, конец ее намерениям в отношении Купавиной, а значит его другу Беркутову нет препятствий, да и он вздохнет свободнее. Сейчас он готов идти на Карфаген!
     Но тем не менее, мне хотелось бы ее завершить немым обращением Лыняева к залу: после ухода Мурзавецкого он подходит к фонтану, подставляет правую ладонь под его струи, и стряхнув, достает носовой платок и вытирая им ладонь, молча смотрит в зал.
       
                Эпизод 21. Главный свидетель.
       Появляется Глафира и Горецкий из дальней правой кулисы. Глафира идет впереди, Горецкий сзади. Лыняев стоит к ним спиной, но вот он оборачивается, и за мгновение до этого Глафира останавливается и быстро и ловко берет Горецкого под руку. Опять игра, опять мгновенное ее соображение возбудить в Лыняеве любопытство, интерес, ревность. Вот они вдвоем, под руку, перед Лыняевым. Горецкий от неожиданного внимания со стороны Глафиры просто счастлив и еще более возбужден, в голове его полная карусель из мыслей о Глафире и сказочных перспектив. Она для него сейчас главный объект.
     Глафира. Вот рекомендую: Горецкий Клавдий. А это Михайло Борисыч Лыняев, наш сосед, помещик.
     Горецкий. Я их знаю-с. Глафира Алексеевна, позвольте для вас какую-нибудь подлость сделать. 
Сейчас на Лыняева Горецкий смотрит, только лишь как на помеху в своем кураже, посему на него - ноль внимания. Кстати, в то время значение слова подлость было значительно шире, и означало не только бесчестный поступок, но и дело отчаянное, лихое, противоправное. «Позвольте…подлость сделать» - Горецкий - за Глафирой. Глафира обходит Лыняева по авансцене, Горецкий за ней. Преследует. Глафира играет с ним.
     Лыняев.Вот странная просьба.
     Горецкий. Ничего, не странная-с. Чем же я могу доказать? Нет, уж вы не мешайте.            
     Глафира Алексеевна, хотите, весь этот забор изломаю.
Начало сцены очень подвижно, и Глафира и Горецкий много передвигаются, бегают, только Лыняев стоит и наблюдает. Наконец Глафира садится на скамейку, Горецкий подле, - ух, как хочется ему что-нибудь эдакое сделать! Все это продолжается до момента предъявления Лыняевым письма. Здесь и тон и ритм сцены ломается. 
     Горецкий. Какую правду-с?
     Глафира. А вот какую мы спросим.
     Горецкий. Извольте-с, все, что угодно-с.
     Лыняев. А если секрет?
     Горецкий. Да хотя бы рассекрет. У меня своих секретов нет, а если чужойЮ так что мне за надобность беречь его. Я для Глафиры Алексеевны все на свете…
Лыняев подходит к сидящей Глафире, достает из кармана письмо, дает. Глафира смотрит только на Лыняева, письмо, не глядя, передает Горецкому. Горецкий берет письмо. Лыняев переходит к нему за скамейку, становится рядом. Горецкий складывает письмо и пытается убрать его в карман. Лыняев перехватывает и забирает письмо. Достает бумажник. Кладет туда письмо. Демонстрирует его Горецкому – «Сколько?».
     Лыняев. А если я дам пятнадцать?
     Горецкий. А если дадите, скажу.
Лыняев дает деньги. Бумажник убирает. Горецкий отсчитывает десять рублей, пять кладет в один карман, десять в другой: «Десять назад отдам…». Сейчас все внимание собеседников на Горецкого. Горецкому это явно нравится, быть в центре. Он берет гитару ударяет по струнам, и только после этого отвечает. Лыняев на реплику Горецкого: «Это я писал», - всхлопывает руками и начинает нервно ходить по сцене. Сегодня для нашего уездного Шерлока Холмса по истине день великих открытий. Как же он ажитирован!
     Лыняев. ( очень увлеченно и настойчиво) Хотите ехать ко мне сегодня же? Я вам и заплачу хорошо, и стол у меня хороший, и вино, какое вам угодно.
     Гроецкий. С удовольствием-с. Что ж, Глафира Алексеевна, прикажите какую-нибудь подлость сделать!
     Лыняев. Да ведь уж вы сделали.
     Горецкий. Велика ли эта подлость! Да и за деньги.
Горецкий именно в этом месте поет свой «дурацкий романс». После романса Лыняев выпроваживает Горецкого. Горецкий уходит, унося гитару.
     Любопытный это парень – Горецкий. Подлость! Подлость! – а сам собирается десять рублей Чугунову вернуть, «секрет» не выбалтывает, потому что « за него деньги плачены». Не в пример другому «порядочному» человеку, сто очков вперед фору даст. Вот такая странная «подлость»! 
               
                Эпизод 22. Загоняем.
     Вновь возвращаясь к Лыняеву: что же с ним сейчас происходит? Мне хочется видеть его человеком внутренне неуравновешенным, экзальтированным. Сколько противоречий внутри. Сформулируем это так: Лыняев – человек противоречие. Помимо того, что было сказано о нем выше, это - зерно образа. Все его поступки пронизаны этим. Мурзавецкую не любит, не уважает, а ездит регулярно, и разговоры неприятные ему, «ближних судить», с ней ведет. Загорелся розыском преступника, получил в собственные руки неопровержимые улики, и, как увидим выше, соглашается с надуманными доводами  Беркутова, и легко от него отказывается. Перемены в Лыняеве происходят не часто, но они носят тотальный характер. Вот и сейчас, после признания Горецкого, с новой силой в его голове крутится ураган мыслей и возможных последствий. Что же будет? Что дальше делать? Как себя вести?  И он не знает! Он действительно не знает, что делать и как себя вести
     Лыняев подходит к фонтану, зачерпнул воды, сполоснул лицо и шею. Достал платок. Сел на ступеньку фонтана. Промакивает себе лицо и шею. Задумался. То складывает, то раскладывает платок. Подходит Глафира и становится лицом к публике, оперлась на фонтан спиной, играет водой. На ней замечательная женская шаль.
     Глафира. … Эко горе вшае! Любезничать не умеете, а любезничать надо. Ну, да не беспокойтесь, я вам помогу. Закутайтесь, заткните уши ватой, а то сыро стало! Вот так.
     Глафира явно проверяет свое впечатление о состоянии Лыняева, а иначе как он должен реагировать на «заткните уши ватой»? Лыняев растерян, вял, апатичен, он не реагирует на слова Глафиры, он сейчас полностью погружен в свои невеселые мысли-раздумья. Ну, так, Глафире это только и надобно: пора заговаривать, завораживать, гипнотизировать.    
     Второе погружение Лыняева. Видимо представил себе дальнейшее развитие нелегкой истории с Мурзавецкой. Говорить то легко, а вот когда неопровержимые улики налицо, как дальше то поступать. Вот задача то! Как говорится: дернул за веревочку – пол дома отвалилось! Да еще и Глафира со своей игрой на его бедную голову.
     Глафира набрасывает ему на плечи свою шаль, отбирает платок, встряхивает его. На  диалоге завязывает узелками и надевает его на голову Лыняеву. Реакция отсутствует. Вид у того полного «дачника»! Глафира любуется плодами своих трудов.
     Глафира. Теперь скажите: неужели вы в жизни не любили никого? - очень спокойно, убаюкивающе. «Как не любить!» - Лыняев отвечает, медленно и грустно. Господи, как уютно ему было еще полчаса назад. А теперь? Нет, лучше помечтать о чем-нибудь приятном, повспоминать, как там покойно в этих его воспоминаниях. Эти воспоминания своих романов явно ему приятны. После слов «… я огорчать мамашу и родных своих не хочу» - Лыняев встает, и вновь, опустив голову, медленно прохаживается, весь погружен в свои мысли. Глафира не двигается с места.
     Глафира. Да она была бедная девушка?
     Лыняев. Бедная.
     Глафира. Так глупа.
     Лыняев. А вы что ж бы сделали на ее месте?
     Глафира. Я бы противоречить ни в чем не стала, я бы взяла и дачу, и рысаков, иденьги, и все-таки вы бы женились на мне.
     Лыняев. Но это невозможно, я так тверд в своем решении.
     Глафира. Нет, очень просто.
     Лыняев. Но каким же образом, скажите, объясните мне!
     Глафира. Сядемте!
Эту сцену также необходимо разбить на два смысловых куска. Ее начало – оно как бы проба дальнейшего, и главную часть.


На реплику «… сделали на ее месте?» - Глафира встает, берет Лыняева под руку и ведет кружным путем к скамейке. И проходка эта с Лыняевым под ручку: «Ну, как вы уже привыкаете со мной под руку ходить, а? Вам хорошо? Ну, вот и славно, вот и привыкайте…», - этот внутренний монолог Глафиры, вполне имеет место быть. В этой сцене не надо никуда торопиться. Это игра! Игра женщины, которая ей обволакивает свою жертву, как мягкими нитями или обкладывает мягкими перинами. Глафира усаживает Лыняева на скамейке, ставит ему руки, так чтобы уютно устроиться в них, прилегает ему на грудь. Для меня эта сцена – сцена гипнотического лыняевского сна.
     Лыняев. (очнулся на секунду) Позвольте, что ж это вы? - Глафира открывает глаза и, словно тоже очнулась, отодвигается.
     Лыянев.Нет, ничего. Я только хотел спросить вас. Что это вы в роль входите, или потому, что меня за мужчину не считаете?
     Глафира. Я озябла немного.
     Лыняев. Так сделайте одолжение, не беспокойтесь, если это вам приятно.
     Вот и откликнулось что-то в Лыняеве на эту игру, он накрывает ее свободным концом шали. Глафира вновь усаживается в прежней позе. Идиллическая картинка. Сидят словно голубки, накрытые одной шалью – Тристан и Изольда.
    Рассказ Глафиры - как гипноз. Лыняев почти спит. Встряхивается только на свои реплики. Убаюкивающий, убаюкивающий рассказ.
Но вот и первая кульминация.
     Глафира. Но вот однажды, когда ваша нежность уж не знает пределов, я говорю вам со слезами: «Милый папаша, мне стыдно своих родных, своих знакомых, мне стыдно людым в глаза глядеть. Я должна прятаться от всех, заживо похоронить себя, а я еще молода, мне жить хочется»… - Глафира выбирается из объятий Лыняева, встает со скамейки и отходит, отбегает к фонтану. Почти кричит от туда, громко, игра достигает своей кульминации: « Прощай, милый папаша! Не нужно мне никаких твоих сокровищ».
Лыняев вскакивает, и к ней. Как расстроен, как сожалеет. Между ними уже спор.
    Глафира. Да, он беден ( о Горецком); но я все-таки буду иметь хоть какое-то положение в обществе. Да уж кончено, я решилась ( ну какое положение в обществе с Горецким, полный бред!)
    Лыняев. Но нельзя же так вдруг, ни с того ни с сего бросить человека! Надо было прежде думать и заранее предупредить…Это бессовестно! Все это притворство!   
Разговор совершенно живой. Глафира играет на полном серьезе. Лыняев совсем сбит с толку! Глафира очень эмоциональна. Лыняев не только вступил в игру, но и почти поверил в реальность всего происходящего. Он по настоящему переживает.
    Глафира тут же меняет тональность. Берет  руки Лыняева в свои: «Я готова пожертвовать для тебя даже жизнью».
    Лыняев. Ну, вот то-то же!
«…Только в тот же день…» - Глафира выскальзывает от Лыняева. Идет вокруг фонтана на монологе. Лыняев следом. Обходят круг. «Вы бросаетесь ко мне…» - Глафира бросается навстречу Лыняеву и обнимает его, прижав ему руки вдоль туловища, так что тот почти не может шелохнуться. Отпускает Лыняева, тот почти падает - садится на ступеньку фонтана. 
     Глафира. …Наконец, я говорю вам: «Милый папаша, ты любишь холостую жизнь, ты не можешь жить иначе – сделаем вот что! Обвенчаемся потихоньку, так что никто не будет знать, ты опять будешь вести холостую жизнь, все пойдет по-прежнему, ничего не изменится, только я буду покойна, не буду страдать». Вы после недолгого колебания соглашаетесь.
     Глафира просит и убеждает Лыняева на самом деле, это уже не игра. Последнюю фразу она просто констатирует, как дело решенное, как резолюцию. Она произнесла свою речь, бросилась на скамейку, откинулась на спинку. Постучала ладонью рядом приглашая, почти приказывая уже Лыняеву. Тот переходит от фонтана, садится рядом. Пауза. Вот  тут она и произносит свою последнюю фразу «вы соглашаетесь».
     Вот они снова почти рядом: Глафира вольно и весело; Лыняев очень задумчиво.
     Лыняев. Да, очень может быть, очень может быть; действительно это возможно. 
Теперь Глафира очень похожа на ту, которую мы видели в сцене воспоминания о Петербурге. Говорит живо, образно, помогает себе жестами, очень подвижна.
     Глафира. Оттопырится нижняя губка, явится повелительный тон, величественный жест. Как мила и нежна я буду с посторонними и как строга с вами. Как счаствивы вы будете, когда дождетесь от меня милостивого слова…(будете) вы просто Мишель. «Мишель, сбегай, я забыла в саду на скамейке мой платок!» …   
На эту реплику Лыняев невольно поворачивает голову вслед взгляду Глафиры, и тут же смеется. «Разумеется…» - Глафира снимает с головы Лыняева платок, возвращает его ему, тот не глядя, кладет его в карман. Снимает с него шаль. Возвращение в реальность.
Все, игра окончена, теперь ожидаем результат. Лыняев все еще продолжает смеяться, встает, отходит. 
     Лыняев. …Но уж если бы мне пришлось полюбить кого-нибудь, то я полюбил бы вас, -   вот и результат. Лыняев переходит за скамейку и эту фразу говорит стоя за спиной у Глафиры. Глафира позы не меняла, сидит вольно, не оборачивается, левая рука на спинке скамейки. Лыняев долго примеривается, наконец, нагибается и целует Глафире руку.
     Глафира. (отдергивает руку, как от ожога) Это что такое? Это зачем? (Результат ее усилий налицо).Ах, я и забыла. Ну, так целуйте, пожалуй. Теперь она практически сует ему свою руку, и поддрегивает и без того короткий рукав, оголяя руку целиком.
     Лыняев. Я давеча боялся чего-то; я теперь так нахожу, что это очень приятная шутка – он продолжает свое занятие, поднимаясь поцелуями по руке все выше к плечу. На поцелуе в оголенное плечо их и застает, влетевшая, как всегда, паровозом, Анфуса.
Тормозит прямо у скамейки. Оценка. Затем реплика Анфусы: Ужинать уж…
Глафира с Анфусой уходят. Лыняев остается один, достает платок, промакивает лицо и лоб. Видит узелки. Во время своего монолога, усмехаясь и иронизируя, помогая зубами,  последовательно их развязывает. Аккуратно складывает и убирает в карман. На монологе вводим музыкальную тему. Затемнение.
                Конец первого акта.

                Акт второй.

Третья перемена. Снова дом Купавиной. Слева вновь стоит манекен в нарядном платье.
Справа ломберный столик накрытой крахмальной скатертью. Два кофейных прибора. Кофейник. Ваза с сиренью.               

                Эпизод 23. Сюрприз.
Утро. На сцене Купавина и Глафира. Обе в пеньюарах. Купавина сидит за столиком. Глафира стоит слева с чашкой кофе в руке.
     Купавина. Кажется, у тебя с Лыняевым дело подвигается?
     Глафира. Ах, это только кажется.
     Купавина. Он вчера был так любезен с тобой.
     Глафира. По заказу, - это была шутка.
     Купавина. Ты теряешь надежду, бедная?
     Глафира. Ну, не совсем. Надо еще раз увидать его, тогда я буду знать наверно, можно на него рассчитывать или нет.
     Купавина. А вот сегодня увидишь. Мне Горецкий принес письмо от него; он приедет, и угадай, с кем?
     Глафира. Что угадывать-то, по глазам видно, что жениха дожидаешься.
 Разные, очень разные состояния у героинь. Купавина радостна и легка. Лопает конфетки. Откусит, посмеется и вновь откусит. Глафира собрана и сосредоточена: слишком еще сырая ситуация с Лыняевым.
Мы расстались с ними вечером, Драматург дает нам только косвенные намеки, как события развивались дальше. Но, опираясь на наши предыдущие наблюдения и выводы, монолог Лыняева, скорее всего, по своему обыкновению он включил задний ход. И все предыдущие и весьма успешные результаты достигнутые в саду, сошли на нет во время ужина с шампанским. Лыняев внешне был весел, внутренне закрыт, ничего кроме дежурной любезности. Или, напротив, от взгляда Купавиной не ускользнули какие-то неожиданные перемены в нем, что, собственно, она и отметила сейчас. Глафира не зря беспокоится.
     Анфуса. Меропа Давыдовна тарантас прислали и письмо приказали  отдать.
     Глафира. Ну, так я и знала! Эко несчастие!
Входит Анфуса, далеко вперед отставив руку с письмом и на ходу читая надпись на конверте, подойдя к столу мгновение так и стоит ( дочитывает надпись). Купавина с возгласом: «Тетя!» забирает и распечатывает письмо. При входе Анфусы, Глафира от неожиданного совпадения предчувствия и реальности, расплескивает кофе, дует на обожженные пальцы. В ее словах страшная досада и, даже какая-то злинка. Пока Купавина про себя читает письмо, сдергивает с плеч легкую кружевную накидку, на которую попал кофе, остается в рубашке. Бросает накидку на стул. Заволновалась, с досады развернула стул и жестко села лицом к зрителю. Купавина растерянна.
     Купавина. …Я совершенно теряюсь.
     Глафира. Что с тобой?
     Купаивна. А вот послушай, что Меропа Давыдовна пишет!
Какое несчастливое утро, все одно к одному. Фронтальная мизансцена. Напряженная как струна Глафира, сидящая лицом в зал, и совершенно потерянная, поблекшая, (ведь сегодня вечером приедет Беркутов, все так было хорошо, а тут), и также развернувшаяся лицом к залу Купавина. Здесь должен быть хороший контраст, и одновременно два женских несчастья.   
     Купавина начинает читать письмо, и в это время с шумом растворяются дверцы шкафа на втором плане слева. Слуги просцениума выкатывают фурку с креслом Мурзавецкой.. Там на станке, в царской позе восседает Мурзавецкая: текст письма читает она. Громко и угрожающе. Дверцы захлопываются. Пауза.
Глафира. Не пугает ли она тебя? - Купавина и Глафира одновременно оборачиваются после того, как Мурзавецкая исчезла.
     Паровозом, как всегда, въезжает Анфуса.
     Анфуса. Уж приехали ведь…что ж вы! Да вот уж… сюда…из саду.
Страшная суета. Глафира и Купавина сначала бросаются к окнам, каждая высматривает свой «предмет», перебегают, наконец, уносятся, подобрав пеньюары, в левую кулису.

                Эпизод 24. Ловкий человек. 
    Анфуса наспех прихорашивается. Садится на диванчик. Ждет. Из сада, из аранжереи входят Беркутов и Лыняев. В руке Беркутова букетик цветов. Беркутов впереди, походка быстрая, энергичная, сзади Лыняев. Громко разговаривают ( текст импровизационный). Увидев, что их встречает одна Анфуса, Беркутов прячет букет за спину.
    Лыняев. Вот, Анфуса Тихоновна, рекомендую вам друга. Василий Иванович Беркутов.
    Анфуса. Уж знаю…давно ведь…
 Анфуса отвечает кокетливо. Смешна в этом своем неуместном кокетстве. Протягивает одновременно им обоим руки для поцелуя. Лыняев наклоняется и вежливо пожимает протянутую руку, Беркутов собирается руку поцеловать, но вспоминает, что он еще в цилиндре, снимает левой рукой цилиндр и на мгновение поворачивается к Лыняеву передать его, ведь за спиной в другой руке он держит букет. Рука с букетом оказывается перед Анфусой, та - в восхищении. Пауза смущения и неловкости, но букет приходится отдать Анфусе. Она счастлива. Так уплывают цветы, предназначавшиеся для Купавиной. Анфуса забирает со столика поднос с чашками и уходит.
    Лыняев. (продолжают разговор, начатый в саду) Вот она сама тебе расскажет, как выманили у нее тысячу реблей.
    Беркутов. Не горячись, пожалуйста, не горячись!
    Лыняев. Как не горячись? Не могу не горячиться; ведь это подлог, понимаешь ты, подлог.
    Беркутов. Успокойся! Никакого подлога нет.
    Лыняев. Да Горецкий признался. Чего ж тебе! Жаль, я проспал и не успел утром еще расспросить его хорошенько сегодня утром; потом ты приехал и утащил его у меня.
    Беркутов. Я долго говорил с Горецким и в город с ним ездил. Он тебя обманул. Ему понадобились деньги, он и сказал напраслину на себя. Хорош и ты, поверил Горецкому.
    Беркутов. Вот перед нами новый персонаж пьесы. Кто он? Какой он? Опять я хочу сказать о том, что все в руках постановщика: назначьте на роль артиста неяркой внешности, небольшого роста, или мягкого темперамента, и спектакль сойдет с прокладываемых вами рельсов комедийного действия. Конечно Беркутов – это яркий характер. На мой взгляд, причин его появления именно сейчас две: первая - выгодная сделка по продаже своих лесов и лесов Купавиной, в связи с прокладкой железной дороги; вторая – желание жениться на Купавиной.  Причем, последовательность причин, как мне кажется, именно такая. Обстоятельства аферы Мурзавецкой, и мысль использовать ее для достижения своей цели, родилась сегодня рано утром, после встречи с Лыняевым и беседы с Горецким. А представим себе, что никакой аферы Мурзавецкой нет. Что бы делал Беркутов в этой ситуации? Так ураганно жениться на Купавиной он вряд ли предполагал, тогда его план был бы взять управление над ее имением в свои руки, вот на это он мог бы совершенно рассчитывать. Ну, а со временем, и жениться, вероятно. Он хорошего роста. Сухощав. Элегантен. Цилиндр, перчатки, трость ( точная копия трости Мурзавецкой, только белого цвета с черным набалдашником). Внутренне спокоен как удав, внешне подвижен и ловок. Носит карманные часы с цепочкой. Курит сигары. Ловко щелкает специальным ножом, их обрезая. Никаких бурных эмоций ни в поведении, ни в жестах, ни в интонациях. Уверен и прям. Для него нет слова «неудобно». Все удобно, если это нужно.
    Беркутов ни минуты не сидит, прохаживается во время разговора. Все осматривает и ощупывает на добротность. Подходит к столику. Поднимает чашку с блюдцем, смотрит клейма, стучит пальцем, слушает звук. Осматривает комнату, прикидывает, примеривается, как все это ему подойдет.
Лыняев, сидя  на диване, продолжает ему активно доказывать и про Мурзавецкую, и про Чугунова, горячится.
    Лыняев. Что ни говори, а это дело нечисто. В руках появляется очередная баранка.
Весь пыл Лыняева Беркутов сбивает, гасит, своими репликами. Делает это методично, и спокойно. Даже последний аргумент Лыняева: По-твоему, и Чугунов хороший человек? 
Беркутов решительно и обидно для Лыняева заливает водой своей насмешки и скепсиса.
    Беркутов. А что ж Чугунов? Подъячий как подъячий, - разумеется, пальца в рот не клади. Ведь вы, горячие юристы, все больше насчет высших взглядов, а глядишь, простого прошения написать не умеете. А Чугуновы – старого закала, свод законов на память знают; вот они и нужны.
Ну, что ж ему не везет то так, нашему Шерлоку Холмсу – Лыняеву, опять полностью разбит и повержен, со всеми своими выводами и умозаключениями. Беркутов в это время стоит спиной к Лыняеву, смотрит в окно, рассматривает открывающиеся дали, поэтому видеть реакцию Лыняева не может. А наш Лыняев, резко ломает свою баранку, и весь вскипев, как перегревшийся чайник бросается к стоящему Беркутову с явным намерением сцепится в схватке, или, по меньшей мере, эмоционально высказаться. Подойдя к Беркутову, готовится к некоему решительному поступку, но, передумав мягко, как обычно просят соседа по автобусу передать мелочь за проезд, похлопывает его по плечу, но на поворот Беркутова, как ни в чем небывало, переводит тему: Значит, ты к нам надолго?

    Беркутов. Нет. После, может быть, и совсем здесь поселюсь; а теперь мне некогда, у меня большое дело в Петербурге. Я приехал только жениться.
    Лыняев. На ком?
    Беркутов. На Евлампии Николаевне.
    Лыняев. У вас разве уж кончено?
    Беркутов. Еще и не начиналось.
    Лыняев. Еще не начиналось, а ты уж так уверенно говоришь?
    Беркутов. Да никаких причин не вижу сомневаться. Ох, ьрат, уж давно я поглядываю.
    Лыняев. На Евлампию Николаевну?
    Беркутов. Нет, на это имение, ну и на Евлампию Николаевну, разумеется. Сколько удобств, сколько доходных статей, какая красивая местность. Погляди, ведь это роскошь. А вон, налево-то, у речки, что за уголок прелестный! Как будто сама природа создала.
    Лыняев. Для швейцарской хижинки.
    Беркутов. Нет, для винокуренного завода. Признаюсь тебе, грешный человек, я уж давно подумывал. Купавин – старик старый, хорошенькая вдова…Я уж поработал-таки на своем веку, думаю об отдыхе; а чего ж лучше для отдыха, как такая усадьба, красивая жена, какая-нибудь почетная должность…
    Лыняев. Так мы тебя в предводители.
Любопытный диалог. Значит, если предположения наши верны, Беркутов приехал по поводу леса и управления имением. Человек он чрезвычайно деловой, своего не упустит. Обстоятельства соединили эти его планы с планом женитьбы, которая представляется ему теперь делом практически решенным. План как это сделать, ловко используя аферу Мурзавецкой, он уже придумал, и это его очень радует. Перспектива соединения полезного с приятным ему нравится. И в этом диалоге его перспективные мечты проступают наружу. Лыняев это слышит и живо реагирует. Беркутов старается себя не проявлять, и всячески их невелирует, как фокусник, после демонстрации шляпы, из которой должен появиться кролик, вновь накрывает ее покрывалом, так и Беркутов, только возмечтал о прелестном уголке со швейцарской хижинкой, но, видя, что Лыняев предугадывает его мечтания, тут же «срезает» их винокуренным заводом. Вся сцена должна быть построена на очень живых реакциях и оценках Лыняева. Это тоже своеобразная игра. Когда Беркутов говорит о женитьбе, в своем обследовании дома он может «пообщаться» и с манекеном, на котором, если мы не забыли, надето платье Купавиной, и подойти к столику и поднять со стула брошенный Глафирой пеньюар. Нежно пройтись пальцами по кружевам (он ведь может и не знать ни о какой Глафире, для него это деталь от ночного одеяния Купавиной), даже в задумчивости куда-то его переложить.
Все его простые физические действия – работа подсознания, которое сейчас заполнено любовными идеями и мечтами. На реплике Лыняева: « Мы тебя в предводители», - «со свистом» вбегает Анфуса, на глазах Лыняева и Беркутова раздевает манекен. Они сначала широко раскрытыми глазами смотрят, будто перед ними раздевают женщину, потом смущенно отворачиваются. Оба смущены. Оценки.
     Всю эту сцену, как и предыдущие необходимо разбить на два смысловых куска: первый – мечтания; второй – истинное дело.
Вторая часть, - это диалог о «партии» и лесе. Здесь Беркутов «спускается на землю».   
Беркутов переходит по ближнему плану к Лыняеву. «О партии» дружески и снисходительно похлопывает Лыняева по руке, отходит и сел на диван. Откинулся на спинку, руки за головой, смотрит на колосники: « Да, жениться, жениться поскорей…». Лыняев вновь отворачивается к окну: «А наличных денег Евлампии оставил мало…Тыщ на сто…» - Беркутов помечает в блокнотике.
«На лес у нас никакой цены нет» - Беркутов рассмеялся. Пауза. Лыняев оборачивается. Беркутов делает знак Лыняеву подойти. Лыняев подходит и садится рядом.
     Беркутов. Лес Купавиной стоит полмиллиона. Через десять дней вы услышите, что здесь пройдет железная дорога. Это из верных источников, только ты молчи пока.
Ну, вот и истинная причина его скорого приезда открылась. Лыняев поражен. Реакция его очень яркая. Он достает свою баранку и автоматически пускает ее за щеку, но не грызет а, так и сидит, подзастыв, и о подписанном вексельном бланке пытается даже говорить с ней во рту. Теперь он начинает кое-что понимать. Весь план Беркутова проявляется перед его взором. Пауза.
     Беркутов....Женщины любят думать, что они свободны и могут располагать собой, как им хочется. А на деле-то они никак и никогда не располагают собой; а располагают ими ловкие люди, - Беркутов достает карманные часы, открывает, смотрит, и захлопывает крышку на последних словах. Убирает в жилетный карман. Вновь расправляет руки на спинке дивана.   

                Эпизод 25. По полной программе...
Входит Купавина. Оба встают. Беркутов идет ей на встречу.
     Беркутов. Моя торопливость простительна, я так давно не видал вас… Нетерпение мое было так велико…
     Купавина. Что, если б крылья…
     Беркутов. Я бы прилетел еще раньше.
Приехать так рано – инициатива Беркутова. Лыняев, своими репликами подыгрывает их разговору. Купавина пошла к авансцене. Беркутов за ней. Ее реплики через поворот головы. «…Не трачу даром, и то хорошо» - Беркутов делает знак Лыняеву, так чтобы не видела Купавина, оставить их вдвоем.
     Лыняев откланивается. Поворачивается .Уходит. Возвращается, уже и баранка в руке.
     Лыняев.Чей это экипаж у вас во дворе?
     Купавина. Мурзавецкая прислала за Глафирой Алексеевной.
     Лыняев. Так она уезжает?
     Купавина. А вам жаль?
     Лыняев. Не скажу, чтоб очень. А скоро уезжает?
     Купавина. Сейчас.
     Лыняев. Счастливый путь, скатертью ей дорожка!
Эту короткую сцену с Лыняевым мне хотелось бы также сделать яркой. Вообще, при работе с любой пьесой, мне всегда жаль что-либо «пробрасывать», хотя в этой тяжелой работе многое зависит непосредственно от исполнителя той или иной роли. Спектакли начинают разрушаться, когда артисты утрачивают интерес в них играть. Вот и в этой сцене, ну казалось бы, проходной эпизод, коротенький диалог и только. Но…
Вот Лыняев после тайного знака Беркутова уже направился со сцены. Остановился, замешкался. Возвращается. Привлек к себе внимание, ну например, повторив свою реплику: «…если я после обеда долго в комнате…» Далее, через паузу, вопрос об экипаже. Ответ Купавиной. Лыняев ждет продолжения ответа Купавиной. Но его нет. Очень может быть красноречива оценка этого ожидания со стороны Купавиной. Наконец, вопрос Лыняева об отъезде Глафиры. Очень тихо, почти себе под нос и не как вопрос, а как свое размышление-вывод. Купавина может переспросить его, потому что не расслышала, что он сказал. Лыняев уже оправился и громко задает свой вопрос об отъезде Глафиры. Купавина бьет его вопросом на вопрос: «А вам жаль?» Лыняев поспешно отвечает, и вроде бы вновь собирается уходить, но неожиданно и очень заинтересованно спрашивает: «А скоро уезжает?» Купавина и отрезает и провоцирует его резким: «Сейчас». И вот Лыняев в полной задумчивости, молча уходит и вновь бормочет как бы себе под нос: «Счастливый путь, скатертью ей дорожка!» и повторяет еще раз уже громко, - Скатертью дорожка!  На мой взгляд, эта сцена может быть некой смысловой точкой для того чтобы взять внимание зрителя на второй акт.
    
Пауза. Купавина  у манекена. Беркутов у столика. Купавина  ждет. Беркутов молчит. Затянувшаяся пауза. Купавина несколько раз выглядывает из-за манекена, Беркутов молчит. Он достал сигару, сначала рассматривает ее, затем снимает обертку и несколько раз, поднеся ее к носу, вдыхает, наслаждается ее ароматом. Почти всю сцену сигара у него в руках. Купавина, наконец, начинает сама: «На долго вы к нам?». Ответом крайне удивлена: «По делу!?». Беркутов переходит к Купавиной: сцена у манекена.
     Беркутов. Ну, так я не хочу вас обманывать. После двух лет разлуки, как я смею рассчитывать, что мои нежности будут вам приятны. Вы могли перемениться, да, вероятно, и переменились. Вы теперь женщина богатая и свободная, ухаживать за вами не совсем честно; да и вы на каждого вздыхателя должны смотреть, как на врага, который хочет отнять у вас и то и другое, то есть и богатство и свободу…
Во время этого большого монолога, где за каждым «нет» стоит «да», Беркутов то, забывшись, опирается руками на грудь манекена, и тут же реакция Купавиной, «смутившись» он убирает руки, то обнимает его и т.д. У актера есть множество возможностей, как провести эту сцену, по сути, соблазнения и объяснения с Купавиной. Первый слом сцены после вопроса Купавиной: Так вы совершенно отказываетесь ухаживать за мной?
     Беркутов. Совершенно….Побеседуем как деловые люди! Я приехал продать усадьбу.   
Купавина совершенно обескуражена. В словах и поведении Беркутова нет ничего, чтобы  подходило под спланированную ею программу соблазнения Беркутова. Эта растерянность ее готова перерасти в раздражение. Она сейчас эту растерянность спрячет за активную деятельность за столиком. Купавина кричит тетю. Отходит к столику. Пауза. Входит Анфуса, приносит подносик с двумя чашками и кофейником: «Да, уж!». Ставит и уходит. Несколько раз оборачивается. Купавина расставляет чашки, наливает кофе, приглашает Беркутова сесть.
     Беркутов подходит, но не садится.  Садится сама. Пауза. Пьет только Беркутов и разом. Ставит чашку на столик. Купавина сидит. Беркутов встает подходит к ней вплотную.
 Чуть сзади Купавиной. Вынимает веточку сирени из букета на столе. На реплике: «Купите у меня имение!» - преподносит ее Купавиной. Купавина  посмотрела на Беркутова снизу вверх, в глазах почти слезы, берет. Задумчиво вертит в пальцах.
Беркутов уже облокотился кистями рук на стул Купавиной. Он стоит позади ее стула.          
     Беркутов. Всей душой рад помочь вам, если только время позволит. В чем дело?
     Купавина. Рассказывать долго, а вот лучше прочтите письмо.
Как и в предыдущим больших сценах, в этом эпизоде также три смысловых куска, разных по темпо-ритму, по эмоциональной заряженности и задачам. Первый – разведка Беркутовым настроений и желаний Купавиной; второй – подготовка для себя места управляющего; третий – подготовка Купавиной к своей на ней женитьбе.
     Купавина кладет письмо на стол. Беркутов стоя быстро читает.Молча возвращает туда же на стол: «Прочел». Во время диалога Беркутов ладонями потирает спинку стула, чуть-чуть наклоняясь к сидящей Купавиной. На реплику: «Это вот дурно» переходит по дальнему плану к авансцене. Руки Беркутова сцеплены в замок пальцами, и он то открывает их, то закрывает. На реплике: «…расстроить ваше состояние, что…» - пауза, короткий взгляд, и далее, «…что вам его никогда не поправить». Беркутов садится на диван.
На реплике Купавиной: «Как полторы? Четыре тысячи» - Беркутов достает из бокового кармана уже знакомую нам маленькую книжечку с карандашиком и что-то туда быстро записывает.
Весь второй эпизод этой сцены Беркутов добивает Купавину перспективой разорения имения, безысходностью ее положения и т.д. Все это заведомая ложь. Но Беркутов своего не упустит никогда! Он играет жестко, кратко, мрачно, как прокурор. В финале этого эпизода, оставив «уничтоженную» аргументами, логикой и выводами Купавину наедине с водоворотом совершенно сумасшедших мыслей, отходит и, (как же кстати пришел Горецкий), очень делово и сухо беседует с Горецким.
Входит Анфуса докладывает о приходе «межевого».
Появляется Горецкий из правой кулисы. В руке фуражка. Купавина весь их разговор ходит по авансцене. В руке веточка сирени, подаренная Беркутовым.
Кстати Беркутов у нас еще и в Вологде имеет имение, не только здесь, но десять минут назад говорил Лыняеву, что поселится здесь. Может и врет!
     Вновь Беркутов возвращается к Купавиной.
     Купавина. Угодно вам продолжить наш разговор? Утешьте меня!
     Беркутов. Очень рад, очень рад…Неужели вы ни в ком не видали участия к вам, не имели ни от кого доброго совета?         
 Беркутов протягивает обе руки к Купавиной, та дает ему свои руки. Весь монолог Беркутов говорит держа Купавину за руки. Купавина краснеет, отводит глаза в смущении.
     Купавина. Нет имела.
     Беркутов. Да что же?
     Купавина.Да не послушала.
     Беркутов. И даже не отвечали на письмо…
«Да что же»? – Беркутов поднимает к губам  и целует ее руку. Всю сцену Бркутов сама любезность, нежность и обаяние. Ничто не предвещает коварства с его стороны, но он именно таков: обвораживает, расслабляет, рассредоточивает, делает обходные маневры, а потом… Но это проверка отношения Купавиной к Мурзавецкому ему нужна: Беркутов играет только наверняка!   
     Беркутов. …Дайте мне слово, что вы меня послушаете.
     Купавина. Связать себя словом, не зная..
     Беркутов….Я имею в виду только вашу одну пользу.
     Купавина. В таком случае я приму…
     Беркутов. Выходите поскорее замуж!
     Купавина. Замуж? За кого?
     Беркутов. За Мурзавецкого.
 Беркутов ведет под руку, очень нежно, Купавину к дивану. Садятся. «Выходите поскорее замуж!» - Купавина вспыхивает. Ах все в ее существе загорается: Неужели! Неужели, вот сейчас решится ее судьба, и Беркутов сделает ей предложение. Как она затрепетала.
Беркутов ловко «выливает» ей на голову ушат холодной воды: «За Мурзавецкого». Купавина вскакивает, отбрасывает ветку сирени, которая только что нервно подрагивала в ее руках, и отходит на авансцену. Беркутов улыбаясь идет следом. Купавина очень расстроена и оскорблена. Очень взволнована. «Вы или шутите, или хотите меня обидеть» - очень быстро поворачивается. Пауза. Стоят друг перед другом.
 «Какой тон у вас равнодушный…» - Купавина поворачивается и решительно отходит к столику. Беркутов достает часы открывает, захлопывает и убирает – все на проходе Купавиной. Купавина поднимает скатерть, открывает ящичек, достает стопку писем. Быстро их перебирает ( их переписки должно быть много, целая стопка писем, любовный роман в письмах). Не нужные бросает на стол. Находит нужное. Разворачивает и пречитывает про себя. Подходит Беркутов. Нежно забирает из руки Купавиной письмо. Взглянул. Сложил. Рвет на части. Обрывки убирает в карман.
     Купаина. И по последнему письму…
     Беркутов. За последнее письмо извините! Собираясь сюда не надолго и, вероятно, в последний раз, я хотел встретиться со всеми любезно и оставить по себе хорошее впечатление. Может быть, я пересолил, впал в пошлость.
     Купавина. Только?
     Беркутов. Только…
«Только» - Беркутов обнимает Купавину. Она прилегла к нему на грудь.«Только» Пауза. «Вы еще не отвечали Мурзавецкой на письмо»? – и далее, весь диалог, в объятиях Беркутова. Разговаривают почти шепотом.
     Беркутов. …Вы мне доверяете?
     Купавина. Я прошу вас.          Финал сцены.
     По сути, Драматург все объяснение Беркутова и Купавиной дает подтекстом. Тот же прием мы уже разбирали в предыдущих больших сценах. Не могу сказать, чего в таком решении более, драматического или комического. Если задачи актерами будут поняты правильно и прием осознан и освоен, то успех, думаю, неизбежен.

                Эпизод 26. Попался.
     Купавина взволнована, возбуждена. Смотрит на Беркутова безотрывно. Из правой кулисы выходит Лыняев. В руках две сломанные веточки с листиками. Он ими обмахивается.
     Лыняев. Ходил, ходил по саду, еще хуже, так и клонит.
Эту реплику он повторяет дважды: первый раз на входе, еще не видя сцены, второй раз, смущенно отвернувшись, и нарочно громко. Объятия Беркутова и Купавиной размыкаются. Купавина быстро идет первой в левую кулису, оборачивается, дожидается замешкавшегося  Беркутова. Уходят. Лыняев с Беркутовым обмениваются взглядами, Лыняев ему внутренне аплодирует. Беркутов, улыбаясь в ответ, грозит ему…
     Лыняев один. Снял пиджак повесил на спинку стула. Расслабил галстук. Остался в подтяжках. Полуукладывается на диван. Поправил подушку. Полулежит. Обмахивается веточками.
     Лыняев. Кто ни говори, а холостая жизнь очень приятна. Вот теперь, например если б я был женат, ведь жена помешала бы спать…Рассуждает.
     Глафира сунулась было в комнату из левой кулисы, но тут же назад. И затаилась. Заявила зрителю свое присутствие. Стоит, прислушивается.
Лыняев обмахивался, обмахивался да и задремал. Веточки на груди.
Глафира выходит осторожно на сцену. Заходит за диван. Несколько секунд стоит и внимательно смотрит. Решительно расстегивает что-то на себе. Взлахмачивает себе волосы. Переходит на диван. Лепит из рук Лыняева позу. Ныряет. Лыняев просыпается.
     Глафира. Что вы со мной сделали?
Лыняев, спросонья. Немая сцена. Глафира крайне взволнована. Вся напряжена. Сидит рядом. Глаза бешенные. На реплику: «Я не знаю…я помешалась…» - начинает в волнении лихорадочно перебирать юбку, отчего та лезет вверх и оголяет ноги. Лыняев все еще сидя на диване, ухватывает подол и тащит на себя. Пауза. Вскакивает. Бросается к пиджаку на стуле, чуть одевает на одну руку. Глафира в обмороке. Назад к дивану. Схватывает свои веточки, обмахивает со всех сторон Глафиру, снизу, сверху. Очень неловко, бестолково, смешно. Оказывается за диваном. И, отвернувшись от Глафиры, начинает приводить в порядок одежду. Глафира почти плачет. Плачет. Закрыла лицо руками, рыдает. Сквозь раздвинутые пальцы наблюдает за реакцией Лыняева. Тот стоит за Глафирой, пытается ее как-то утешать. На каждое прикосновение, та дает вспышку, молнию. Реакции ее чрезвычайно высоки эмоционально. Лыняев целует руку. Глафира тянет руку вперед. Лыняев потянулся вослед. Глафира на реплике: «Ах, я такая нервная» - схватывает его за шею и прижимает к себе. Лыняев теряет равновесие. Нелепая поза: Лыняет перегнулся через спинку диванчика ему неудобно, но вырваться он не может, потому что оперся обеими руками на сиденье диванчика, чтобы не упасть.
     Лыняев. Что же это вы? Глафира Алексеевна! Глафира Алексеевна!
     Глафира. Ах, сюда идут, кажется.
     Лыняев. Они ходят по террасе.
     Глафира. Ах,ах!
     Лыняев. Глафира Алексеевна, Глафира Алексеевна, не беспокойтесь…они сюда не пойдут.
     Глафира… Вы меня погубили… Что подумают!...Спрячьте меня, спрячьте!
 Все реплики Глафира подает громко, еще громче, еще громче. Чем более Лыняев ее успокаивает, тем более громко она отвечает, почти зовет. Ее задача привлечь внимание. 
На ее вопли, наконец, входят под руку Беркутов и Купавина, тут же, практически в объятия Лыняева и Глафиры, всовывается Анфуса. Оценки.
     Лыняев. Ну что ж! Ну, я женюсь!», - все «прыгнул в ледяную воду»,  выскочил, забегал, в яростном возбуждении, бегает, покрикивает, бросается. «Евлампия Николаевна! Анфуса Тихоновна!» - я женюсь. Затемнение.
Вся сцена быстрая энергичная. К финалу очень быстрая. Вобуждением своим Лыняев всех закручивает в водоворот. Очень резкий переход от лежания на диванчике, в венке двух скрещенных веточек к беготне в финале.
Четвертая перемена. Тема Мурзавецкой. Слуги просцениума поворачивают телларии. Убирают манекен, ставят стол. Ломберный столик остался на авансцене справа.

                27 эпизод. Старый черт.
Чугунов с новым портфелем, очень солидным, вольно сидит на диванчике. Протирает платком золотые замки на портфеле. На нем новый сюртук. Любуется обновкой.
Входит Мурзавецкая. Чугунов улыбается от сознания собственной ловкости и ума. Встает на встречу Мурзавецкой.
     Мурзавецкая. А, ты здесь уж? Здравствуй!
     Чугунов. Здравствуйте, матушка Меропа Давыдовна! Как почивать изволили?
     Мурзавецкая. Ничего. Садись! Гнать бы мне тебя надо было…Письмо получила. Приедет сегодня Несмеяна-то царевна: испугалась.
     Чугунов. Чай, простите.
     Мурзавецкая. Нет, отомщу, отомщу. Грех на душу возьму, а отомщу.
     У Чугунова все готово, поддельные векселя в портфеле, на сей раз вес открыто, лежат в портфеле, дожидаются своего часа. Для него это реальная перспектива получить свои «двадцать процентиков». Чугунов нагоняет, нагоняет, уж «запуржило». Мурзавецкая принимает это молча. «Блистательный» план ее провалился. Аполлона Купавина «выгнала». Не смотря на письмо Купавиной ( сочиненное Беркутовым), сложившаяся ситуация ей неприятна. Это опять услуги Чугунова, дело затягивается, все не по ее плану идет. Ей теперь без Чугунова никак не обойтись. Она раздражена. В ее речи столько сарказма, но Чугунову это и надобно, сейчас подкрутить, раззодорить Мурзавецкую, подлить масла в огонь ее раздражения и обиды, а затем выложить свои подделки по хорошей цене.
Эпизод с Мурзавецким – абсолютно разряжает обстановку, он будто вставная сцена. Занятый на ходу проверкой состояния ружья, входит Мурзавецкий. Во время разговора с теткой он его переламывает. Смотрит через стволы ружья сначала на Чугунова, потом на Мурзавецкую. На своих репликах что-то чистит и проверяет. На реплике: «Мимоходом!... Я уж ее останавливал, говорил, лесе, не хорошо!» - играет с ружьем, в лицах изображает всю сцену. Такой он нам уже хорошо знаком.
     Мурзавецкая. Может быть, Аполлон и лжет, а все же хоть что-нибудь есть и правды.
     Мурзавецкий. Все правда, ма тант. Сказать он это должен так, чтобы действительно было не понятно, к чему это относится: к его рассказу, или к замечанию Мурзавецкой. Пауза. Мурзавецкий проходит по первому плану, на столике видит графин с коньяком и рюмки. Уходит, но тут же возвращается. Он уже справа от дивана, на котором сидят Мурзавецкая  и Чугунов.
     Мурзавецкий. А дальше – Малер. Мало того, что не пустила, а еще поставила засаду из лакеев. И если бы не мой Тамерлан – ну, адьё, мон плезир! Только бы вы меня и видели,
ма тант. Лев, а не собака: того за горло, другого за горло, ну и разбежались, и я жив. Собака – друг. Тамерлан, иси! Друг единственный!
Мурзавецкий спокойно стоит у столика, налил себе рюмку коньяку, плюнул влево – «того за горло», плюнул вправо – «другого за горло»…  И на словах: «собака – друг!». Хлобыснул. Пожевал-пососал свисток. Свистит в свисток. «Тамерлан, иси!» - в правую кулису – окно: сильный, мощный удар извне, так что декорация закачалась, - это собака промахнулась мимо окна и ударилась о стену дома. Сначала лай, потом удар и жалобный собачий плач, ну она такая! «Друг единственный» .Уходит.
Продолжение диалога Мурзавецкая – Чугунов.
     Мурзавецкая. Что ж это такое, Вукол, а?
     Чугунов. Насмешка.
     Мурзавецкая. Над кем?
     Чугунов. Над вами, видимое дело.
     Мурзавецкая. Отомстить-то ей я отомщу, уж найду случай, не умру без того; да мне бы теперь-то зло сорвать дороже всего…
     Чугунов. А вот покажите-ка ей, пусть посмотрит!
      «Да, что ты дразнишь-то сутяга!..» - Мурзавецкая к столу. Встала, стоит, достаточно горячо: «Молодая бабенка…». Чугунов вослед: «Все можно сделать, все» - Чугунов уже открыл портфель и разложил на столе полную диспозицию: и книгу, и векселя, и письмо. Это должно выглядеть как раскладывание карты будущего сражения. Монументально и внушительно. 
     Чугунов. Извольте прочитать.
Мурзавецкая берет письмо, начинает читать подложное письмо покойного Купавина  Аполлону Мурзавецкому.
В это время за столиком появляется Горецкий, пишет письмо Купавина. По бокам стоят слуги просцениума со свечами. Горецкий читает письмо.
Это видение наяву. И Мурзавецкая, и Чугунов ошалело смотрят за Горецким все время чтения письма. Горецкий складывает письмо, кладет перо и протягивает письмо сидящим Мурзавецкой и Чугунову. Чугунов и Мурзавецкая переглянулись в немом вопросе: «А ты это видела? А ты это видел?». Пауза. Быстро и синхронно вновь оборачиваются к столику, но там уже никого нет.
     После реплики Мурзавецкой: «Говори, крыса, что с ними делать-то?» - тут вся речьЧугунова - точная инструкция для Мурзавецкой. Мурзавецкая внимательно слушает, может даже некоторые места переспросить. Чугунов оглядывает документы. Демонстрирует качество подделки. Сам себе восхищается и фантазирует. Наконец, собирает векселя в книгу. Складывает письмо и туда же – «двадцать процентиков».  Мурзавецкая отбирает у него книгу. Выпроваживает его. Чугунов уходит в правую кулису.
     Входит Павлин. Мурзавецкая укладывает книгу на видном месте своего стола.
     Павлин. Василий Иванович Беркутов!
     Мурзавецкая. Какой такой Беркутов?
 Павлин быстро к шкафу, достает дело Беркутова, передает Мурзавецкой. Та прочла: «Да, да, да, помню. Проси!»

                Эпизод 28. Основное блюдо. 
Входит Беркутов. Задержался у входа, передает Павлину цилиндр, перчатки, снимая их по одному пальцу, степенно.
Мурзавецкая встречает Беркутова стоя в центре сцены. Беркутов подходит, целует руку. Начало их разговора: спокойный выверенный, почтительный тон. Перешли к столику с коньяком. Сели. Оба сидят в пол-оборота к зрителю. Пауза. Оба опираются на одинаковые палки, только у Меропы она черная с белым набалдашником, а у Беркутова  - наоборот. Оценки.
     Мурзавецкая. Павлин!  Подходит Павлин: сдают ему палки как оружие. Павлин ставит палки в специальную стойку за столиком. Они торчат как флаги на столе переговоров. Уходит.
«Вот у нас скоро выборы…» - Мурзавецкая благоволит Беркутову, ну, раз такой разговор пошел, давай, баллотируйся. Мурзавецкая рукой предлагает выпить – на баллотируйся.    
     Беркутов. И своим-то умом Бог не обидел, да с вашими бы советами…да тогда вся губерния была бы у нас с вами в руках… Разумеется, я душою всегда буду с вами, в вашей партии.
Всю свою речь Беркутов строит, как панегирик Мурзавецкой и тост в ее честь. Выпивают. 
«Честь имею кланяться» - встает и пошел. Мурзавецкая не смотрит ему в след. Она погружена в свои мысли, весь этот эпизод для нее проходной, так, случайность: «Должен был заехать, а то! Ищет покровительства, молодой еще. Может пригодиться».
     Беркутов. Ах, извините! У меня есть к вам небольшая просьба.
 Вторая часть сцены принципиально другая. Центральная сцена всего спектакля. Ударная. Быстрая. Натиск и жесткость Беркутова сногсшибательны. Беркутов возвращается к столику. Мурзавецкая сидит к нему спиной. Беркутов «Разволновался», заходил по комнате взад-вперед. Дошел до стола  слегка ударил ладонями о столешницу, и у него в руке оказалась та самая книга с векселями ( он ее уже приметил, когда вошел). Теперь он весь разговор не выпускает ее из рук, ходит с ней. Мурзавецкая, аж обмерла.
     Беркутов. Какие же они негодяи! Что они с вами делают?
     Мурзавецкая. Кто это, кто?
     Беркутов. Племянничек ваш, Аполлон, и компания.
     Мурзавецкая. Да вы не забывайтесь, милостивый государь! Вы у меня в доме…Или извольте замолчать…
     Беркутов. Что они? Им терять нечего. А этакую даму почтенную видеть на скамье подсудимых! Вся губерния будет смотреть…
 Кульминация диалога. После этих слов Мурзавецкая сламывается, и ею овладевает паника. Мысли несутся табуном диких лошадей, ее почти бьет лихорадка. Очень сильный испуг. Беркутов подходит к Мурзавецкой, подает ей руку, ведет к ее столу и сажает в ее кресло, - сейчас это скамья подсудимых. Отходит, смотрит. Мурзавецкая в страхе сама встает и оглядывает свое кресло в ужасе. Мурзавецкая так и стоит слева от стола, и смотрит на свое кресло «подсудимых». Беркутов мечет на стол документы – вещественные доказательства. Пауза.  «Батюшка не погуби», - Мурзавецкой плохо. Беркутов помогает ей перейти на диван.
     Беркутов. Теперь моя главная забота: спасать вас.
     Мурзавецкая. Спасай меня, батюшка, спасай! ...
     Беркутов. Еще есть письмо, по которому вы получили тысячу рублей…Вам надо будет деньги возвратить.
 Беркутов как фокусник достает письмо. Письмом  Беркутов дразнит Мурзавецкую, она уж было протянула руку, чтобы его получить, но Беркутов не отдает, а убирает обратно в   карман. Сейчас и произойдет еще одна сделка.
     Беркутов. Посватайте!
     Мурзавецкая. Кого б тебе посватать? Да чего ж лучше, соседка твоя Евлампия Николаевна... Так сватать, что ли?
     Беркутов. Сватать не сватать, а я бы попросил вас поговорить с ней поласковее, узнать ее мнение, - посоветовать ей... Вы для меня, для вас.
 Ну что ж, здесь требуется виртуозная актерская техника. Перемены быстрые. Важна интонационная игра. Беркутов очень здесь ловок и жесток. Ведь он, сам того не подозревая, а может и наслышан от Лыняева, добивает Мурзавецкую еще и известием о женитьбе Лыняева. Для Мурзавецкой это полное крушение ее планов, и ее жизни.
Еле передвигая ноги, она уходит. Маленькая деталь: по пути она протягивает руку за своей палкой, но, так и не взяв, и махнув рукой, уходит. Сталкивается в дверях с Чугуновым. Тот осторожно выглядывает из-за кулисы. Беркутов сидит не оборачиваясь. Ждет. Пауза. Потом, также не меняя позы, почти кричит: «Здравствуйте Вукол Наумыч!»

                Эпизод 29. Десерт.
Чугунов неторопливо и осторожно подходит.
     Чугунов. Мое почтение, Василий Иванович! Подходит ближе: Давно ли пожаловать изволили-с?
С ужасом видит на столе разложенные документы. Встает на цыпочки, чтобы лучше разглядеть. Начало сцены: Чугунов не может оторвать взгляда от разложенных документов, посмотрит на Беркутова, и снова - на стол; на Беркутова; на стол. Беркутов сначала стоит, потом прошелся к авансцене, обратно. На реплику о Горецком: подошел к Чугунову. Затем обошел сзади и встал у стола.
     Беркутов. Продукты есть, Вукол Наумыч! Я думаю, вам случалось читать в газетах, что в последнее время много стало открываться растрат, фальшивых векселей и других бумаг, подлогов и вообще всякого рода хищничества. Ну, а по всем этим операциям находятся и виновные; так вот эти-то продукты мы и будем посылать в Сибирь, Вукол Наумыч.
« Вот, что…» - Беркутов складывает все документы в книгу, - «...Не с вами ли вексель-то?». Чугунов конечно стреляный воробей, но и ему не по себе. Он направляется к выходу. «Жаль…» - Чугунов останавливается и потом возвращается к столу Мурзавецкой. Беркутов прекрасно видит это, тут же предлагает мировую.
     Беркутов. Жаль, вам, хоть не всю сумму, а все-таки что-нибудь получить надо бы по этому векселю. Этот выстрел – без промаха.
     Чугунов. Да, конечно, Василий Иванович, надо бы. Ведь какой благородный поступок-то с моей стороны! Выдают бланки зря… Да другой бы, помилуйте…
Но и здесь, Беркутов оказывается хитрее Чугунова. «Укоротите вексель-то…» - Беркутов подвигает кресло. Чугунов садится. Беркутов отходит и диктует. Вместо трех тысяч, Чугунову достается 450 рублей. «Написали?». Чугунов сидит с каменным лицом, и вдруг улыбается во весь рот.
     Чугунов. Коли будет какое делишко, так не обойдите, по старому знакомству.
     Беркутов. Непременно, Вукол Наумыч, непременно.
Чугунов встает и на последних словах протягивает Беркутову руку. После секундного колебания тот ее пожимает. Уходит.
Беркутов подходит к столику. Наливает рюмку коньяку. Плещет на правую руку, протирает платком. Доливает коньяку и выпивает.

                Эпизод 30. Пропала птичка.
     Беркутов у столика. Входят Мурзавецкая, Купавина и Анфуса. Купавина одета очень нарядно, во все светлое, изящная шляпка с вуалью. Расцвела.
     Драматург вновь не дает никаких прямых указаний на то, чем окончился вчерашний день. Чем занимались, как провели его Купавина и Беркутов. Мне кажется, что всю сцену с Мурзавецкой и Чугуновым, Беркутов ведет защищая теперь уже свои интересы: с Купавиной они уже поладили. Беркутов руками Мурзавецкой разрешает все проблемы в отношении имения Купавиной, а со вчерашнего дня, практически, уже своего собственного имения.
Мурзавецкая сама ведет Купавину, обнимает, целуется с ней, сама любезность, - силен ее страх, она старается. Купавина принимает это растерянно, все время связывается глазами с Беркутовым. Тот чрезвычайно доволен. Беркутов наблюдает и не вмешивается.
     Беркутов. Меропа Давыдовна и племянник ее считают себя совершенно удовлетворенными и никаких претензии на вас более не имеют.
     Купавина. Значит, я всем обязана вам. Сколько же я вам должна? Купавина говорит это бойко и весело.
     Беркутов. Сочтемся после, Евлампия Николаевна, -  Беркутов говорит с намеком, поднимает уже налитую ранее рюмку в честь Купавиной.
     Мурзавецкая. Пошел бы ты закусил, что-нибудь!..
Анфуса уже у столика рядом с Беркутовым. «…С дороги …и я уж…» - Беркутов наливает и ей. Выпивают. Уходят. Анфуса возвращается и забирает поднос с графином с собой.
     Мурзавецкая делает вид, что ей плохо. Хватается за сердце.  «Посылает» Купавину за своей палкой. Пока Купавина идет к столику и обратно, Мурзавецкая сама идет к дивану.  Мурзавецкая берет палку, усаживает Купавину, нависает над ней и начинает свою быструю атаку, сверху - вниз. Купавина только успевает уворачиваться от ее прямых вопросов. Здесь я бы сократил диалог, буквально до нескольких фраз.
     Мурзавецкая. …А если б он?
     Купавина. Да отчего ж?.. Я бы с удовольствием.
     Мурзавецкая. Вот и ладно. Василий Иваныч, поди сюда!
Добившись результата, Мурзавецкая садится да диван, рядом с Купавиной и не церемонясь удерживает ее рядом до прихода Беркутова. Тот входит. Под мышкой все та же конторская книга. Мурзавецкая и его насильно усаживает. Беркутов справа, Купавина слева. «Целуй ручку…» - Беркутову. Между ними Мурзавецкая. Купавина протягивает левую руку над коленями Меропы. Беркутов наклоняется, на одно колено, целует  руку. Мурзавецкая, как священник на исповеди, кладет ему на голову руку, поймала: «Бог вас благословит!» Беркутов пытается поднять голову, Мурзавецкая удерживает.
     Беркутов. Хорошо, Меропа Дывадовна, что я люблю Евлампию Николаенву, и люблю давно; а если б не так, вы бы поставили нас в затруднительное положение.
 Мурзавецкая удерживает его голову до «затруднительного положения». Отпускает. Беркутов, наконец, поднимается с колен. Поднимается и Мурзавецкая.
     Во время их диалога, так, чтобы не видела Купавина, Беркутов передает Мурзавецкой письмо о тысяче рублей. Мурзавецкая прячет его в рукав и отходит к столу. 
Беркутов: « Анфуса Тихоновна!», - справа входит Анфуса с огромным букетом белых цветов ( они пока закусывали уже сговорились). Передала цветы отошла к столику. Села. Смотрит. Беркутов протягивает левую руку Купавиной, та, на нее опираясь, встает. Цветы он держит в правой руке, книга под мышкой.
     Беркутов. Благодарю вас за счастие, которое вы мне доставляете…» - передает цветы, целует руку. Голос его – голос, уже летящего на крыльях амура, влюбленного. Пауза. «Прошу вас зачислисть меня вашим управляющим…» - а эту половину фразы он говорит делово и четко, тут же протягивает распоряжение о своем назначении, лежащий в книге. «Это дело не терпит отлагательства, вот здесь, пожалуйста». «Сделайте одолжение» - Купавина подписывает. Беркутов убирает распоряжение в книгу, книгу захлопнул, и, усадив, растерянную Купавину на диван, уже пошел по диагонали сцены и буквально вытаскивает из-за шкафа Чугунова. Купавина не спускает с Беркутова глаз. Она вся - немой вопрос. Беркутов подводит к ней Чугунова.
     Беркутов. Вот ваш кредитор, вы ему должны по векселю.
     Купавина. Я ничего не должна Вуколу Наумычу.
     Чугунов. За службу мою, за усердие векселек выдали.
     Беркутов. Приходите завтра, вы получите все, что следует! Благодарите Евлампию Николаевну.
События разворачиваются стремительно. Входит растерянный Павлин: для него появление Глафиры с Лыняевым неожиданность. К финалу все меняется в доме Мурзавецкой, решительно все.

                Эпизод 31. А, мы в Париж.
Слева, у стола - Мурзавецкая, справа, за столиком -  Анфуса. Купавина на диване. Беркутов, справа перед диваном. Чугунов слева у шкафа и потом исчезает.
Слева появляются Глафира и Лыняев. Глафира едет на старинном трехколесном, высоком велосипеде. Лыняев бежит, поддерживая, рядом. Он в жокейском костюме. Лыняев останавливает велосипед и помогает слезть Глафире. Она в черной амазонке, с хлыстом.
     Мурзавецкая. Вот как! Уж и вместе?
     Глафира. Да чего ж мне церемониться, Меропа Дывыдовна? Мишель очень дорог для меня, я не хочу с ним расставаться ни на минуту. 
Глафира – победительница. Заливается смехом. Мурзавецкая прекрасно понимает, кому этот смех адресован. Мурзавецкая побеждена, но не повержена. Лыняев держит велосипед за высокий руль, словно лошадь.
     Мурзавецкая. Ну, будущая мадам Лыняева, просим любить да жаловать!
Мурзавецкая подходит вплотную к Глафире, презрительно и свысока осматривает ее наряд, бросает взгляд на Лыняева.
     Лыняев. Меропа Давыдовна, извините меня, что я поторопился предложить руку Глафире Алексеевне, не спросив вашего дозволения! – Он лопочет это скороговоркой опустив глаза. Мурзавецкая, напротив, говорит громко и четко, для всех: Не виновата я, батюшка, ни в чем не виновата. Эта фраза должна звучать, как оправдательный приговор суда – в присутствии судьи Лыняева.
     Лыняев. Я вас и не виню, я прошу меня извинить.   
     Глафира. Он хочет поблагодарить вас. Что же ты молчишь, Мишель?
     Лыняев. Да-с, поблагодарить…Глафира толкает его хлыстом в спину в направлении Мурзавецкой. Лыняев подходит и наклоняется к руке Мурзавецкой, но та поднимает неожиданно руку, которую держит Лыняев и целует его сначала в лоб, а через секунду в губы. И тут же отстраняет его от себя. Отворачивается. Уже стоя лицом в зал Мурзавецкая произносит: «Об одном, батюшка, я тебя прошу: не пеняй ты на меня, своя воля была.
 Вот эту пару…», - она поворачивается, но видит, только руку Купавиной с отставленным подрагивающим мизинчиком, заслонившись от всех букетом, Беркутов и Купавина целуются ( сцена должна быть комично-эротической), - уж точно я сосватала, Мурзавецкая подходит: « Евлампия Николаевна!», - букет опускается: Беркутов, как ни в чем ни бывало, с сигарой во рту, и раскрасневшаяся Купавина, - «  вот за них должна буду Богу отвечать; а вы как знаете».
Мурзавецкая кричит Павлину, и отойдя к столу, и развернув свое кресло к центру сцены, садится. Сейчас она выглядит со стороны, как царь на троне, принимающий иностранных послов, с известной картины.
     Мурзавецкая. Не клевещи, матушка на женщин! Всякие бывают; есть и такие, что не только своим хозяйством, хоть губернией править сумеют, хоть воевать посылай.
А мужчины есть тоже всякие: есть вот и такие молодцы, а то видали мы и таких, что своей охотой к бабам в лакеи идут.
На этом монологе Павлин обносит всех шампанским.  Кульминация этой части сцены на ответном монологе Беркутова. Произнося его Беркутов обходит всех присутствующих и в окончании обращается к Мурзавецкой. Та с ответным словом: Ну, батюшка видала я на своем веку всяких людей; а таких как, как ты не приводилось.
Пошла фонограмма с пародией на марш Мурзавецкой. Это своеобразный дивертисмент: первым с публикой раскланивается Беркутов, надевает цилиндр, перчатки и уходит со сцены через зал, за ним раскланиваются Купавина  и Глафира, также уходят через зрительный зал, затем Анфуса, Лыняев. На сцене остается одна Мурзавецкая. Она проводила их взглядом, и сразу сникла, потухла, устала, и как старуха еле доходит до дивана, садится.
Вновь осторожно выходит Чугунов слева, садится рядом с Мурзавецкой на диван. Смотрят « в даль светлую» становившимися взглядами. Пауза.
     Чугунов. В Париж да в Петербург! Что денег-то увезут из губернии!
     Мурзавецкая. Что? Смаклерил дело-то хорошо? Осрамил было благородную, уважаемую даму.
Вбегает на сцену из левой кулисы Мурзавецкий с ружьем, с криком  и театральной страстью: «Нет, ма тант, нет! Я не переживу.
     Мурзавецкая. Успокойся, Аполлоша, успокойся!
     Мурзавецкий. Нет, ма тант, лучшего друга моего…
     Мурзавецкая. Ну, что ж делать-то?
     Мурзавецкий. Средь бела дня… лучшего друга… Тамерлана волки съели   
     Мурзавецкая. Тьфу ты!
Мурзавецкая в сердцах сдергивает с себя свою перелинку, и мы видим, что она сильно крива на одно плечо. Мурзавецкий от неожиданности нажимает на курок. Выстрел. Сламываются у основания все три теллария, наклоняются над сценой. Летят с колосников, планируя на планшет, счета, счета, счета… Музыка выходит на коду...
                Конец.