Путаник...
Из Рассказов очевидца.
Дача погрузилась в спасительное тёмное молоко фиолетовой ночи. Солнце, агрессивно буравившее дневную дымную пелену, всё-таки не смогло разорвать белый плащ пожарищ торфяников. Дым разъедал глаза и лёгкие, но, с другой стороны, защищал измученную жаром землю и растения от раскалившегося светила. Ни ветерка… Сад поник… Засохли некогда пышные зелёные в цветах горки и трава, на сливах и яблонях пожухла листва, и потеряли былую пышность когда-то благоухающие кусты гортензий. В клюквенном болотце, хозяева расположили его в углу сада за домом, не осталось и капельки воды. В этом чудном некогда Эдеме (так называли сад друзья) неожиданно вспомнилась китайская сказка: пора жабе отправляться к Богам и просить о дожде… Нас они не слышат. Этот райский уголок покинули даже насекомые, не было видно ни муравьёв, ни гусениц, ни жуков. Под вечер, у пустого колодца, на крупные цветы оранжевых многолеток опустилась совершенно-необыкновенная бабочка. Её тёмно-бордовые крылья были почти чёрные, а сверху по краю и по середине крыльев располагался оранжевый узор в тон необычных цветов. Нижний край же маленьких крылышек окаймляла белая полоска с чёрными мелкими горошинами. Подумалось тогда, что она выбрала этот цветок из-за расцветки, как девушки выбирают к платью сумочку. Все осторожно, чтобы не спугнуть гостью, подошли посмотреть на это странно-пёстрое чудо. Но уставшая красавица только переползла с цветка на цветок и застыла, раскрыв крылья, не думая улетать, наслаждаясь лёгким дыханием вечера. На дорожке, вытянувшись, вальяжно лежал солнечного цвета пушистый рыжий кот. Всех проходящих мимо он по-хозяйски трогал лапой и позволял погладить за ухом.
Сумерки сгущались. Хозяева и гости собрались за круглым столом на веранде к чаю. Потянуло сквозняком, стало легче дышать. Разговоры были переговорены. Все просто отдыхали от утомительной дневной жары. Кто-то уместно прочёл:
Колбасин’о… Изба последняя,
Дорожка вьётся, заплутав,
Сныть в сад ведет, где банька летняя,
В кольце безумно сладких трав.
Спускается беззвёздность вечера,
Покойно стелется туман,
Пейзаж живой зарёй отмеченный,
Течёт сквозь временный обман,
Где огненные свечи длинные
Кипрей, играя, раскидал,
И дом плывёт ладьёй старинною
Над полем сквозь туманный вал.
Стол круглый, мокрая веранда,
Неспешный, тихий разговор…
А эти споры так отрадны –
Душевных встреч резной узор.
Интеллигентная Россия
Ведёт свой вечный странный спор:
Дожди, дороги, где ж Мессия?
-Мы вновь себя… - Какой позор!
Безумно рушим и поныне,
Чтоб строить новое в укор…
Звучит поэзия, беседы
О живописи, о грибах,
О песнях, что певали деды,
О русских зимах и садах.
Люси уместно шутит метко,
Викт’ор - рассказчик хоть куда,
И яблоня пушистой веткой
Кивнет согласно иногда.
Дымится чай и пахнет мятой,
В кувшине спят давно цветы,
На лица вечер тёмной лапой
Кладет глубокие черты…
Кто-то вспомнил, что ещё две-три недели и осень. И понеслось о грибах. Грибники – что охотники, хлебом не корми, дай похвастать.
- Нет, нет… мы уже лет пятнадцать за грибами ни-ни… - сказал хозяин. Его поддержала, подхватившись, жена. – Да, после того раза и не ходили…
Все прислушались, но они замолчали.
- Ну, что вы, в самом деле? Расскажите, - раззадорились гости. Что там такого-разъэтакого могло произойти. Аня поправила очки, прищурилась и хитро посмотрела на всех. - Да уж, теперь, кажется, что и не могло быть, а было. Мне б наверно никто не поверил.
- Да, расскажи ты кому тогда, подумали бы - сдвинулась или прикалывается. Дочь партийного работника, атеистка… Ха-ха. Да ещё: спортсменка, комсомолка, наконец: ( Димка поднял руку изображая Этуша из «Кавказкой пленницы») просто красавица! Кто б тебе поверил, если б я не сподобился видеть ту образину…
Аня вновь поправила очки и закатила слегка глаза, как бы вспоминая, сжала губы, повела плечами, втягивая голову… Затем улыбнулась, как говорят москвичи « загадошной» улыбкой и начала.
- Лет пятнадцать назад, мы ещё молодые были, задорные, позвали нас приятели за грибами в Калужскую область. Места, мол, знакомые, хоть и глухие, а грибов белых не собрать. Вобщем, « черти языкастые» нас уговорили. На двух машинах мы и поехали. Я в джинсах, помню, и свитере – по-городскому. Правда косынку взяла, волосы покрыть. Где-то читала, леший девок за волосы мог в чащу уволочь. Смешно, но ветки так и норовят вцепиться в волосы. Приехали, сняли комнату у бабули за небольшую плату. Помню молоко у неё и булочки, она их шанежками называла, были объеденье. Вечером нам сказок нарассказывала и о леших, и о домовых… Мы посмеялись от души. Грибов на другой день море набрали. А белые - полянами: берёшь один, а другой уже видится. Такие боровички плотненькие, одно удовольствие было собирать. Вечером решили ещё на день остаться, набрать и сразу домой. Бабуля нам не советовала в лес меж дорог идти.
- Там дети пропадали. Одна девочку так и не нашли, по её рассказам. Вроде и лес с ноготок, а Путаник выйти не даёт… Закружит меж двух сосен, солнце затмит, усталость напустит… Лучше идите за деревню направо.
- Ничего от неё про ту загадочную личность мы выяснить не смогли, - продолжала Аня.
- Утром лил дождь. И только к обеду прояснилось, попрощавшись с хозяйкой, мы поехали. Как нестранно, не направо, а налево, и осенний лес на бугре показался привлекательным, и дорога сама к нему привела. Машины оставили внизу. Разбрелись парами. Лес прозрачно светился солнцем сквозь листья, бусинки- капли стряхнул враз ветер. Погода радовала, потеплело, и мы оставили куртки в машине. Особо-то в лес не углублялись, кругом грибов - что понарошку насыпали. Я залезла под куст и радовалась, как ребёнок, крепким с красными толстенькими такими шляпками подосиновикам. Потом, сидя на корточках, повернулась к небольшой поляне и потянулась за очередным черноголовиком. И тут, вдруг, я почувствовала, что не одна… Я знала, что чуть позади где-то в метрах десяти Дима шуршал недавно ветками, но я ощутила присутствие кого-то третьего впереди… на поляне. Продолжая сидеть на корточках я поправила съехавшую на глаза косынку и медленно снизу вверх начала поднимать глаза… И чем более, помнится, я их поднимаю, тем более возрастает моё удивление, и, в прямом смысле, открывается рот! Знаете, - Аня потёрла ладони друг о друга, помолчала немного… Сразу не описать, что я почувствовала… В начале я увидела лакированные чёрные туфли... Затем чёрный фрак, белую чистую до хруста рубашку, бабочку, затем цыганистого типа лукавое лицо, в оправе пышных бакенбардов и копны волос в мелкое колечко и, в довершение ко всему, на голове у незнакомца был… Ни за что не угадаете… Шляпа типа - Ко-те-лок!
На одно мгновение мне показалось, что передо мной Жюль Верн! Сам собственной персоной из девятнадцатого века. Но, в нём что-то было, эдакое… - Аня задумалась.
- Что, что? - посыпались со всех сторон вопросы.
- Да вы бы сами, увидев, были бы сбиты с толку, - подхватил Димка.
Сам-то мгновение только лицезрел этого странного, если не сказать больше, субъекта, но запомнил надолго его хитрющий, я бы сказал даже, играющий каким-то неестественно- ярким светом или огоньком взгляд. Но вы представьте только: осень, дождило с утра, распутица кругом, грязища, мы в сапогах, а он во фраке и чистейших лакированных туфлях. Как говорил один герой, картина маслом… Будто с обложки журнала сошёл… и в лес.
- Мало того, - продолжала Аня, - тип этот по всей вероятности, наслаждаясь моим удивлением, ехидно так спрашивает: Что, грибочки-то есть, милая? А сам рукой котелок поправляет. Чинно так. Будто снять хотел для поклона, но раздумал. Я помню - сглотнула от неожиданности, но ответила: Есть, как не быть… А что мне оставалось делать. Сразу и не сообразишь. При чём ответила сидя, не вставая.
- Дим, а ты как увидел?- спросил кто-то из гостей.
- Да просто. Услышал, что она с кем-то разговаривает и поднялся… Обомлел, это точно. Анна ко мне повернулась, мы с ней парой слов перекинулись, а его – и след простыл. Мы не обсуждая увиденное пошли на опушку. Что её зацепило? Опять полезла за грибами. Опушку было уже видно, я ей сказал, что пойду к машине, просил не задерживаться…
Что дальше произошло не объяснимо. Её нет. Сумерки надвинулись быстро, мы искать, кричать. Людей позвали, искали почти до утра, всё прочесали. Рассказов страшных понаслушались… А что с ней было она сама пусть…
- Аня, а с тобой то что? – гости напряглись.
- А я и сама не пойму. Холодно стало, я к опушке, а там – чаша… Я наверное испугалась, потому что потеряла ориентир. А тут ещё темнеет. Быстро захотелось выйти, побежала. Кругом - вдруг какие-то поваленные деревья, поросшие мхом, бурелом непролазный. Свитер порвала - за сучок. Косынкой зацепилась и оставила кусочек на ветке. Они его потом нашли. Да, Дим?
Муж озадаченно покачал головой, грустно улыбнулся.
- Корзину я потеряла, да и косынку тоже. Бродила долго. Буря страшно гудела, лил мелкий холодный дождь, и жутко деревья скрипели… Я устала, опустилась у дерева и обхватила плечи руками, что бы как-то согреться. Смотрю, а на поваленном дереве, довольно высоко, сидит этот, при бабочке… довольный такой, котелок сдвинут на затылок. Сидит, поправляет бабочку и стряхивает пылинки с лацкана. Всё вокруг стихло. Не просто картина, картина в резной раме… Шишкин отдыхает. Я остолбенела.
А он мне: Ты что же ночью здесь делаешь? Неужели грибов не хватило? Вот жадность человеческая, границ не знает. Тебя уж обыскались поди в деревне, да и муж переживает. Хороша!
Вобщем – издевательский тон выбрал. Мне перекрестится хочется, но рука не поднимается от страха. Я всё своё мужество собрала, встала и говорю: Послушайте, уважаемый, вы не могли бы мне дорогу показать к деревне? Я промокла и устала.
- Отчего ж не показать, коль так любезно просишь. Только, чур, корзинку не отдам, очень она мне понравилась… и платок.
Вытаскивает мой платок, чуть разорванный из внутреннего кармана фрака, и запихивает в нагрудной, оставляя кусочек сверху, как положено.
- Уговор?- спрашивает…
Я кивнула. Он заблестел глазами и махнул куда идти. Посмотрела - куда указал. А у самой в голове от страха внутреннего «Отче наш…» сам собой звучит, хорошо бабушка научила в детстве. Оглядываюсь, а от него только дымка… Растаял. Я ещё с час плутала. Вышла из леса совсем с другой стороны, к другой деревне. Там очень удивились, увидев меня мокрую, грязную и замерзшую в четыре утра. Вот такие шанежки, грибочки. Я этого лакированного субъекта-Путаника, а это он и был, как нам объяснили местные, до сих пор помню отчётливо. А кто бы мне поверил, если б Димка не видел?
- Дочь министерского работника, коммуниста и такое увидеть? Да кто поверит? – посмеялся муж, потирая кончик носа. – Но за грибами, мы больше не ходим. Заключил он.
Погас свет. Но тут же нашлись свечи, и вечер продолжился. Все наслаждались теплом жаркого августа и ароматной прохладой клюквенного морса и холодного мятного чая.
Утром оказалось, что тёмная бабочка никуда не улетала. Жара сморила её, и она, сложив крылья, дремала на том же ярко-солнечном цветке, не имея сил улететь. А рядом на траве спал всеми любимый рыже-оранжевый кот Митька. Белые лучи светила играли оттенками его шёрстки, постепенно наполняя сад сквозь дым горячим дыханием необыкновенного лета…
авг.2010