Звонари

Леонов Александр Григорьевич
Александр Леонов

ЗВОНАРИ

Есть в России кольцо городов, называемое Золотым. И каждый путешественник: будь то русский или иностранец - не может утверждать, что видел Россию, если не побывал хотя бы в нескольких городах Золотого кольца.
Жемчужиной же меж других выделяется в этом великолепном разноцветии город Суздаль. Вот уж воистину жемчужина Золотого кольца. Тихий провинциальный городок, но изукрашенный монастырями и церквями настолько, что не найдешь места, где, оглянувшись вокруг, не увидел бы купола собора или же церкви. А преподобенская колокольня, что у Ризоположенского монастыря, видна в окрестности до пятнадцати километров. Неторопливая, скорее деревенская, нежели городская жизнь, и даже время здесь тянется по-другому. Но звонят колокола в церквях и монастырях, благовествуя о наступлении праздника, созывая прихожан и гостей города на богослужение. И по великим праздникам в ночи меж освещенных стен и куполов храмов и колоколен, подобно реке живой, течет крестный ход. Хоругви, иконы, кресты и сотни свечей! И, конечно, колокольный звон!
Самая знатная звонница Суздаля – звонница Спасо-Евфимиева монастыря, что красуется, «яко град», окруженный высокими кирпичными стенами, на высоком берегу речки Каменки. На другом берегу - белоснежный Покровский женский монастырь. Покровский собор, будто белоснежная, чистая, добрая девушка скромно замерла в молчании, покрыв голову золотым, блестящим в лучах солнца платком. А напротив, на высоком берегу, смотрит на нее статный добрый молодец – Спасо-Преображенский собор Спасо-Евфимиева монастыря.
Сколько же претерпел этот собор и весь монастырь… После революции он попадает в ведение НКВД, и за несколько десятилетий монастырь, с именем которого связаны судьбы таких людей, как Дмитрий Михайлович Пожарский, монах Авель, стал подобен жертвам концлагеря: и не мертвый еще, но уже и не живой. Изможденный, разбитый, униженный…
Но не дал Господь погибнуть дитю своему. И ныне, возрожденный силами Владимиро-Суздальского музея-заповедника, радениями мудрого руководства и профессиональных специалистов, вновь встречает путешественника во всем своем величии. Двенадцать башен, как апостолы, охраняют его, объединенные могучей кирпичной стеной. За проездной башней, огромной, незыблемой, украшенной небольшой главкой и крестом, мы попадаем в особый мир. Впереди Благовещенская надвратная церковь, минуя которую, увидишь по левую руку архимандритский корпус, Успенскую трапезную церковь, по правую - братский корпус, а прямо - Спасо-Преображенский собор и белоснежную звонницу, что подобна большому кораблю, совершающему свое путешествие сквозь время, встречая радости и горе в житейском море. Ее не обошло время разрушений и законного грабежа. Большинство колоколов с 1923 по 1932 год был сброшено и отправлено на переплавку. А какие то были колокола! 355 пудов - лит на средства Демида Черемисина, брата казначея Ивана Грозного, перелитый после пожара на средства Дмитрия Михайловича Пожарского. Самый большой – 566 пудов. Колокольный звон в Суздале до революции - это вообще было что-то особенное. Около тридцати колоколен на небольшом пространстве звонили, сливаясь и переплетаясь между собой звуками так, что воздух по окончании звона гудел около получаса…
Звонница Спасо-Евфимиева монастыря, как и другие колокольни Суздаля, долгое время молчала. Потерявшая голос, она плыла теперь сквозь время подобно дрейфующему судну, потерявшему весь свой экипаж. В мерзости запустения не звала она уже людей в церкви Божьи. Но минули лихолетья, звонница оживала вместе со всем монастырским комплексом. И теперь, устав молчать, звонит каждый час, возвещая миру приближение Великого Возрождения России.
На звоннице теперь семнадцать колоколов разного литья. Колокола с шестнадцатого по двадцатый века великолепно звучат под прикосновениями звонарей то торжественно и важно, то по-праздничному весело.
На звоннице два звонаря. Валерий Михайлович – старший, мастер со светло-русыми волосами, благообразной бородой, человек будто бы из былины, а не из двадцать первого века. Коренной суздалец, он когда-то давным-давно подвесил на чердаке молочные бидоны, привязал к ним толстую проволоку вместо языков и начал учиться звонить в колокола, не имея самих колоколов. Потом многие годы занимался изучением русского колокольного звона, общался с лучшими звонарями и, наконец, стал одним из лучших звонарей России, а поскольку языковый способ звона имеет русское происхождение, то, стало быть, и лучших звонарей мира. Его стараньями на звоннице создана образцовая перетяжка тросов, позволяющая одному звонарю управляться с шестнадцатью колоколами. Второй звонарь - Александр, ученик, друг и единомышленник Валерия Михайловича, стал его учеником двенадцать лет назад и сохранил до сих пор юношескую страсть к любимому делу.
Звонари суздальские еще и прекрасные гусляры. В их репертуаре и былины, и духовные стихи, и исторические песни. А так же казачьи, хороводные и всякого рода народные. Так что мастера они и языка железного, и мясного. И на язык звонарям лучше не попадайся.

* * *

Утром, когда в музейном комплексе еще нет посетителей, входят звонари на территорию монастыря, здороваясь с сотрудниками и обмениваясь между собой свежими впечатлениями.
- В автобусе, представляешь, сегодня внимание обратил, - говорит Александр Валерию, - раньше как-то не обращал внимания.
- На что?
- Без крестов почти все!
- В смысле?
- Ну, без нательных крестиков. Тепло же, грудь открыта почти у всех. Девушки молодые - у кого знаки зодиака, у кого просто побрякушки-камушки… У одной только крестик. Что же у нас постыдно уже стало верующим быть?
- Ну а ты что хочешь? Столько из людей веру выбивали да каленым железом выжигали. Это еще лет пятьдесят, как минимум, эхо будет катиться.
Звонари проходят, перекрестившись, надвратную церковь, и перед ними открывается непередаваемая красота. Зеленые деревья медленно колышутся, степенно пошатывая лапами-ветвями, цветники ублажают взор, но всего более – церкви, собор и звонница. Все здесь неторопливо и степенно. И сами звонари идут степенно, никуда не торопясь, но везде успевая. Подходят к звоннице, смотрят на колокола, задрав головы, оглядываются вокруг и всякий раз наглядеться не могут.
Через пятнадцать минут первый звон, и туристы уже заходят на территорию. Кто группами, кто поодиночке да парами. Звонят по очереди каждый час, а если у одного выходной, другой всегда на месте.
Вот подходит к звонарям молодая пара.
- А вы сейчас полезете туда? - спрашивает девушка.
- На звонницу, - отвечает умеренно-назидательным тоном Валерий Михайлович, - не залезают и не восползают, а восходят.
Валерий Михайлович бесподобно умеет находить подходящие выраженьица в любой ситуации. Бывает из фильмов, бывает сам сочиняет, но всегда в тему. Александр лишь по прошествии некоторого времени совместной работы перенял у учителя способность слагать байки и перефразировать двусмысленные выражения. А мастер говорил часто в шутку:
- Знаешь, кто плохой звонарь?
- Кто?
- А кто байки на ходу сочинять не умеет.
Молодые смеются, а звонари поднимаются по винтовой лестнице на ярус звона.
Самая старая часть звонницы была построена в первой половине шестнадцатого века. Затем к этому девятиграннику в конце шестнадцатого века был пристроен первый приклад для колокола в 366 пудов, подаренного обители Демидом Черемисиным. И в семнадцатом веке был пристроен последний приклад. Образовалась нетипичная звонница с галереей, на которой теперь располагаются прекрасные колокола разных веков, соединенные со звонарским помостом образцовой системой перетяжек, спроектированной и воплощенной в жизнь Валерием Михайловичем.
Звон начинается с благовеста, затем подключаются средние (ладные) колокола, и зазвонные малые объединяют в единое торжественное звучание все. Звуки сливаются в хор, где каждый поет свою музыкальную партию, гармонично дополняя общую картину. Все звоны соответствуют Уставу православного колокольного звона, но неповторимы. Талантливый звонарь находит место для импровизации, новых акцентов и делает каждый звон уникальным.
Люди, собравшиеся на площадке внизу, молча слушают и пытаются рассмотреть работу звонаря, кто-то крестится. Но вот три последних аккорда, и все гости начинают аплодировать. Звонари же исчезают внутри звонницы, где у них оборудована небольшая комнатушка.
Следить за техническим состоянием звонницы надо самим, никто лучше них все равно ее устройство не знает. Кроме этого в промежутки между звонами надо сделать уборку, а зимой чистить снег. Если же есть свободные полчаса, звонари разбирают материалы по звонам и гуслям. Здесь же у них и инструменты. Взяв двое гуслей, они заигрывают и запевают дуэтом:

О светло светлая
И украсно украшена
Земля русская,
И многими красотами
Удивлена еси…

* * *

Льется звон над Суздалем, как встарь. Звонари изредка выходят вниз и всякий раз слышат слова благодарности. Благодарят и они слушателей. Кто бы ни посетил Спасо-Евфимиев монастырь и ни прикоснулся к этой живой старине (будь то министр или бизнесмен, иностранец, студент), каждый идет к выходу в восторженном состоянии. И звонари имеют прекрасные отношения и с богатыми, и с бедными, и с чиновниками, и с рабочими, и со старым, и с ребенком. «Колокольный звон, - говорят они, - это не работа, а образ жизни. Этим надо жить, в этом вариться, дышать этим воздухом, врастать корнями в родную землю, стоять, как дуб».
Как-то приходит к ним профессиональный музыкант из консерватории и говорит:
- Да звонить – это просто. Тут главное – чувство ритма, а оно у меня прекрасное. Я один раз попробую и научусь. Нечего делать.
Звонари на эту выходку не отреагировали. Но он упросил дать ему один урок на звонарском тренажере. В результате он не зазвонил и на трех колоколах и за десять уроков.
- Ну что, - спрашивает его Валерий Михайлович, - понял, почём фунт изюма?
- Да-а-а, - говорит,- наука.
- Колокольный звон – это образ жизни, - сказал ему в заключении мастер.
Хотя у обоих суздальских звонарей есть музыкальное образование, они не считают это критерием для звонаря. «Может, - говорят, - без музыкального образования человек прекрасно зазвонить, если дано, а музыкант не смочь». «Вот, покойный Машков, - рассказывает Валерий, - «Я, говорит, вообще-то по профессии архитектор. Колокольный звон – это мое хобби». Но как он звонил, это бесподобно…»

* * *

Наступает время пообедать. Если не взяли с собой, то идут звонари перекусить в кафе. На территории монастыря есть кафе русской кухни. Оба звонаря женаты, и жены их заботливые готовят прекрасно. Любят звонари русскую кухню, дома ли, в другом ли городе. Чтобы было все по-человечески, с чувством, с расстановкой.
Вот по дороге в кафе к ним вновь подходят с вопросом.
- А это вы сейчас звонили?
- Да.
- А можно нам подняться в колокол ударить?
- Ударить, - с улыбкой отвечает Валерий, - можно в лоб, врезать можно по уху. А в колокол можно только прозвонить.
- Понятно, - смеются туристы, - ну, вы нам дадите прозвонить?
- Не имеем возможности.
Действительно, случалось в других городах видеть такие бесчинства на колокольных фестивалях, когда дорвавшиеся до колоколов обыватели бесновато били «во вся» так, что отрывали языки. Будто от этого им больше благодати снизойдет. И суздальские звонари берегут исторические колокола. Хороший колокол можно разбить неграмотным звоном, и тому есть масса примеров.
- На звонницу можно попасть три раза в день, в определенное время, - объясняет Александр.- Вы можете взять билеты в кассе, подойдете, мы проведем экскурсию по звоннице, послушаете звон наверху и посмотрите за работой звонаря.
- А прозвонить можно?
- Можно прикоснуться.
- А это сложно, наверное, звонить? - спрашивает совсем молоденькая студентка. - Или нет? Я смогла бы быстро научиться, или на это много времени надо?
- Всю жизнь, - отвечает Александр.
- Это как это?
- Век живи, век учись – дураком помрешь, - поясняет Валерий. - Я вот больше двадцати лет уже звоню.
- Ничего себе…
- Вот так.
- Ну, спасибо вам большое, на экскурсию обязательно придем. А вы будете проводить сами?
- Сами.
- Ну, мы тогда не прощаемся.
Отойдя немного, звонари переглядываются.
- Эх, молодежь, - шутит, подражая Милляру Александр.
Валерий Михайлович не заставляет долго ждать.
- «Головастики спешат превратиться в лягушат», - выдает он, и оба смеются.
- Да, а что тут делать? Раз по пальцам, два по …
- Ага. «Мы не сеем, мы не пашем, мы валяем дурака…»

Перекусили немного и снова к себе. По пути говорят о разном.
- Одному тут парню мозги вправлял, - рассказывает Александр. - Не воспринимает, что люди могут музыкантами или художниками работать. Может, воспитали родители так, не знаю. На заводе работа – понимает, а музыканты – фуфло.
- Да, вот ходит писатель по комнате туда-сюда целую ночь – и вроде бы ничего не делает.
- Вот-вот. В свободное время взял гитару, побрякал – вот тебе и музыкант!
- «А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего, понимаешь, Шекспира!»
- Точно. Я ему говорю: «Ты признаешь, что должна быть музыка?» Он: «Какая? Вот эти что ли скрипки всякие?» - «Ну почему обязательно скрипки? Рэп твой, попса богопротивная?» - «А, ну это да!» - «Ну, значит, признаешь, что кто-то этим должен заниматься. Или нет?» Не воспринимает.
- Да он и музыку, наверное, нормальную не воспринимает.
- Я тоже так думаю.
- А ты не думай. Пусть лошадь думает – у нее голова большая.
- Да, думают быстро только министры, куда уж нам.
- Что ты хочешь, Саш, все люди разные. Есть самородки, а есть самовыродки.
Подоспело время экскурсии, и звонари проводят посетителей наверх по винтовой лестнице.
- Проходите осторожно, - объясняет Александр. - Лучше по таким лестницам идти левым плечом вперед.
- А почему она такая узкая? Люди такие маленькие были?
- Нет, люди были, конечно, меньше, чем сейчас, но не до такой степени. Просто подобные лестницы еще имеют оборонное значение. Здесь внутри был столповой храм, где перед службой мог молиться настоятель монастыря и приглашенный князь, мог архимандрит исповедь принимать у князя, например. И в таком случае у лестницы наверху стоял охранник, который в принципе мог отражать бесконечное число нападавших. Снизу им, как вам сейчас, идти неудобно, да еще в кольчуге, с мечом, по одному и боком. Практически - это уже не боец.
- А у вас ловко получается подниматься.
- Привычка.
- А откуда иностранный гость? - спрашивает Валерий у переводчицы, что сопровождает иностранца.
- Француз, из самого Парижа, - отвечает она.
- Из Парижа?! - будто удивляется мастер. - Александр, это где это?
- Где-то, наверное, четыре тысячи километров от Суздаля, - наигранно-серьезно объясняет напарник.
- Четыре тысячи километров от Суздаля? Ну и дыра…
 Располагаются на ярусе звона все в хорошем настроении, и начинается экскурсия. Звонари, дополняя друг друга, рассказывают гостям об истории уникальной звонницы, об истории русского колокольного звона, отвечают на вопросы и потрясают путешественников величественным колокольным звоном. Все в восторге. К аплодисментам внизу добавляется благодарность экскурсантов. Гости благодарят за бесподобную экскурсию и спускаются вниз, так и продолжая засыпать звонарей вопросами.
- Тяжело, наверное, учиться, да? - спрашивает бородатый москвич.
- Как говорится, - снова шутит мастер, - тяжело в мучении – легко в гробу.
- А зимой как же вы, здесь же ветра, метели все время?
- Ну что же, мы круглый год.
- Каждый час?
- Каждый час.
- Так уж вот у нас, - добавляет Александр. - Ешь – потей, работай – мерзни.
- Ну, теперь дело сделано, вы отдыхать куда идете? - спрашивает переводчица.
- «Дело сделано» - сказал палач, отрубив невинную голову», - вспомнил откуда-то Валерий.
- В смысле у вас есть какой-то кабинет?
- Вот, на полподъема в столповом храме, здесь и обитаем между звонами. Мы еще на гуслях играем.
- Правда? Ничего себе! Ну, вы прямо уникальные люди какие-то!
- Скажите, - спрашивает уже на выходе серьезная женщина, - а вы ведь все сделали под себя, да?
- Что вы имеете в виду? - недоумевает мастер.
- У вас так все настроено наверху, вы так тихонько нажимаете, и все звучит… Нигде ничего не болтается. Я музыку преподаю, и вот ваш звон слушала, думаю: «Ну, должна же быть хоть одна нотка не туда», - а нет, не сбились ни разу. Это у вас так все хорошо под себя сделано?
- Эту перетяжку я сам проектировал и делал, конечно, - объясняет Валерий Михайлович, - но тут ведь еще, как прозвонить. Плохой звонарь – он и на хорошей звоннице ничего не сможет.
- А хороший, - добавляет Александр, - он и на незнакомой может прозвонить так, что местный звонарь так не сможет. Вот Валерий Михайлович где только не звонил…
- Спасибо вам огромное за очень интересную экскурсию, - благодарит бородатый москвич, и все к нему присоединяются. Звонари прощаются и возвращаются к себе в столповой храм. Идут молча, немного уставшие.
- Вот видишь, - удивленно комментирует Александр, - как у нас с тобой нигде ничего не болтается?
- Так правильно, - смеется Валерий, садясь на стул.
- Что это - хорошо?
Оба смеются.
- Я в смысле того, - объясняет мастер, - что красками пахнет хреновый маляр, а пальцы колотит хреновый столяр.
- А-а, вона ты об чем!
- Не имею я, понимаешь, Саша, возможности делать под себя.
- Это почему же?
- Ну, не такой уж я еще старый, я могу еще до туалета дойти.
Смеются, потряхивая плечами.
- Да, вот станешь пенсионером, получишь Орден Сутулого и Медаль Горбатого, надо будет тебе лифт на звонницу ставить. Да, Валера?
- Да раздери его холера!.. Нет, старыми будем – помирать будем.
- Да брось ты, рано тебе еще наговаривать-то на себя.
- Устал я.
- Ты чего? Тебе еще творить и творить!
- Накопилась как-то усталость.
- Еще бы не устал, три недели тебе до отпуска. Год прошел. Ладно тебе… Ладно.
- «Ладил волк кобылу – оставил хвост да гриву», - Валерий берет в руки гусли и заигрывает вступление, потом запевает.
Александр берет второй инструмент, подхватывает.

Поднималася туча черная,
Подошла гроза на великий град,
Знать настал конец вечу старому.

Не держал народ имя царское,
Грозно с честию, по-старинному,
Озлобился царь на ослушников…

* * *

Вечер приходит в Суздаль тихо, так же неторопливо, как и жизнь течет вокруг. Посетителей становится меньше. Оба звонаря наверху подметают звонницу. Валерий метет приклады, Александр с более молодой спиной - узкую лестницу. На звон встречаются снова наверху.
Народу становится к вечеру меньше. Больше молодых и не очень пар за ручку ходят по дорожкам. Собирается дождик.
После очередного звона остается последний час. Подуставшие звонари говорят уже меньше.
- Плохо представляют, конечно, люди работу нашу, - рассуждает Александр, - но зато, смотри, интересуются, спрашивают, детей привозят, приобщают. Хоть абсурдов уже не слышно вроде: «Да, если бы не Минин и Пожарский, так и жили бы мы под татаро-монгольским игом». Стараются люди детей приобщать, вместе ездить, смотреть, слушать настоящее, живое.
- Правильно, так и надо. Надо свое показывать, чтобы смотрели, слушали…
- А то даже стесняются в школах русской народной культуры. Я на прошлой неделе в школе был. Выходит девка на выступлении класса: в сарафане походкой баскетболиста переваливается с ноги на ногу. Это выступление в народном стиле. Они и не видели, и не слышали ничего стоящего, а отвращение к родному уже выработалось. Если это – русское народное, то мне такое на фиг не нужно. Рэп лучше.
- Правильно, а кому там показывать-то им настоящее?
- Да д;. Там Ваня этот баянист, ты его знаешь. Все пытается Баха на баяне играть. А сам в народных песнях тормозит.
- А-а, ну понятно. Знаю. Он музыкальной фразы-то не чувствует. Переходы должны быть плавные: одна линия уходит, другая всплывает - и вот так все волнами… А он все рубит с плеча. Бах! Бах! Бах! А насчет Баха - тоже слышал, как он играет. Да Бах бы, если бы услышал, как он его произведения исполняет, встал бы из могилы и разорвал на хрен его баян!
- Да, тут чувство музыкальной фразы – это главное.
- И в классике, и в народной музыке, и в колоколах…
- «Бывает и такое, что колокол раскачивает звонаря», - не помню, кто сказал. Но точно ведь?
- Это точно.
- А Ваня не понимает даже о чем речь.
- Ну, что поделаешь? «Ленин встал, взмахнул руками: «Хрен ли сделаешь с дураками?»
- Его директриса поддерживает. Да так, знаешь, рьяно. Слова не скажи!
- Да ладно, стать-то у нее львиная, а хвост собачий.
- Вроде бы, знаешь, хорошо, что человек делом занимается.
- А делом ли?
- А с другой стороны - да. На пользу оно или нет? Отбивают же интерес к родной культуре получается.
- Да это так и с другими предметами бывает. Охоту отбивают.
- Какой учитель попадется.
- Это точно.
- Вот мне с учителем повезло.
Валерий Михайлович улыбается.
- А мне с учеником.
На последний звон поднимается Александр.
- Там дождь вон пошел, - показывает рукой на окно мастер.
- Дождик – не дубина, я – не глина. Не рассыплюсь, чай.

* * *

Последние аккорды последнего вечернего звона затухают. Затухает и день. Крыши деревянных домов на той стороне Каменки после дождя отдают зеленоватым цветом, а осиновые чешуйки деревянного купола церкви тускло-золотым. Покровская красавица в золотом платке все так же стоит, глядя скромно на добра молодца.
- Ну воть и Новый готь! - собирается Валерий Михайлович.
- Пойдем? - берет ключи Александр.
- Пойдем.
Звонари спускаются по винтовой лестнице, закрывают входную дверь на замок и неторопливой походкой идут к проездной башне через Благовещенскую надвратную церковь. Перекрестившись на выходе так же, как было и при входе, проходят они часть пути вместе, созерцая в молчании окружающую их благодать, и расходятся, попрощавшись, по домам.
«Спасибо тебе, Валерий Михайлович, - думает Александр по дороге домой,- за то, что ты любишь и принимаешь меня таким, каким живу. Многие, даже близкие люди, часто хотят видеть нас б;льшими, лучшими, чем мы есть, без слабостей, идеальными. А идеального в этой нашей земной жизни ничего нет. И за это и твои минусы, твои слабости, твои несовершенства можно с радостью прощать, и даже не замечать. Потому что это дорогого стоит: поддерживать, в чем-то помогать, по-человечески любить, и любить этого живого, а не некоего несуществующего, в стремлении к которому живое может быть разрушено при охотном содействии бесов. И вот тогда запахнет мертвечиной. Так дай Бог, чтобы не было у нас мертвечины в жизни: ни в отношениях, ни в работе, ни в музыке».
К Суздалю медленно подступает ночь. Машины двигаются по улицам медленно, пешеходы неторопливо идут между церквями, монастырскими стенами, деревянными домиками и огородами. Туристы останавливаются у окон с резными наличниками и, дивясь, покачивают головами. Потянуло здоровым дымком русской бани. Из церкви неподалеку доносятся песнопения. Обволакивая город, подобно ракушке, ночь своим приходом завершает еще один день и скрывает от суеты житейского моря Жемчужину Золотого кольца. Всё засыпает.
alexandr-leonov.ru