Знакомые наши к морю на недельку поехали, а нам свой огород поливать оставили. Дело, в общем-то, житейское: кому кошку, кому морскую свинку подкидывают, а нам вот целый огород. А чтобы повысить нашу мотивацию, приятели сказали: «Все, что поспеет в это время – ваше». А тут как раз июль, лето вовсю разрумянилось, малина налилась, аж багровой стала. Пока муж ведром воду из бочки носил да помидоры поливал, я в малинник забралась. Ух, красота какая! Справа увитая цветущими клематисами изгородь соседа, слева окна дачного домика наших знакомых. На подоконник можно посуду для ягод поставить. Все цивильно, все удобно. Германия ведь! Здесь даже мухи благородны как смольнянки.
Собираю я малинку и вспомнилось мне другое лето – сибирское. Там ведь его много не бывает, оно там, как говорят в народе, гость. Это потому что хозяйка – зима. По календарю, конечно, и в Сибири лето три месяца длится. А, реально, в начале июня еще ночью морозы, а в конце августа – уже. Иногда картошку в последних числах мая в рукавицах сажали. Землю на лунку с клубнем кинешь, а ее сверху снежком припорошит. И громадные льдины, застрявшие после вскрытия реки на бабушкином огороде, бывало, лишь к началу июня съежатся и изойдут ручейками, оставив после себя непролазную грязь.
Зато уж коли лето явится, то природа за короткое время выдаст все, на что в других широтах ей полгода отпущено. Тайфун красок и ароматов. Не успеешь кремовыми и пушистыми, как персидский котенок, цветами сон-травы налюбоваться, а луга уже жарк;ми полыхают. Те еще отойти не успели, а марьин корень уже благоухает на весь лес, в густой прямой траве кукушкины слезки в прятки играют, на солнечной полянке пчелы от сладкого запаха медуницы дуреют, на лугу колокольчики синевой с небом препираются. Потом настает время ромашек, иван-чая, васильков, таволги и венериных башмачков. А вы знаете, что эти самые башмачки, небрежно именуемые сибиряками черочками, есть не что иное, как орхидеи? Да-да, в Сибири растут и цветут те самые экзоты, на которые тут в Германии цветоводы богу молятся. Инструкция по их содержанию (о разведении молчу) занимает три листа седьмым шрифтом. Подробная схема, под каким углом держать опрыскиватель и график температур и влажности прилагаются. Сдается мне, что даже даме с ее регулярным «женским недомоганием» проще угодить, чем здешней орхидее. А может их тоже в Сибирь надо сослать? (Я имею в виду орхидеи, а не цветоводов и дам). Пусть у черочков ума-разума наберутся!
Впрочем, кое-чему и людям можно в Сибири научиться. Например, тому, как не умереть от голода, не имея супермаркета в ближайшем квартале. Не стану рассказывать вам небылицы, как я суп из лебеды ела. Не ела я его, потому что после войны родилась и голодных времен, слава богу, не застала. А вот витаминами мы точно в лесу запасались. Начиналась эта фитнес-диета с черемши (см.фото). Она не большая любительница жары, потому стоит только снегу сойти, сразу же из земли тонюсенькой трубочкой проклевывается. Это будущий лист. Вот когда он полностью на свет вылезет и развернется, тогда и шли собирать. И обязательно брали с собой краюху хлеба. Это чтобы в желудке не пекло. А то ведь молодая черемша задириста не хуже чеснока, а удержаться, чтобы прямо на лугу не попастись, вряд ли получится. Считаете, что нельзя немытое в рот совать? Бросьте, там мороз на сто лет вперед все продезинфицировал. Да и некоторое количество бактерий здоровью не помеха.
А собранную черемшу приносили домой, резали, солили, клали в нее сметану и ели с дымящейся вареной картошечкой. Если были яйца, то варили их вкрутую, рубили и замешивали вместе со сметаной в салат. И не было ничего вкуснее этой немудреной пищи. Хотя, зря я так уничижительно отрекомендовала вам ее. В наши дни в Германии черемша считается настоящим деликатесом, продается далеко не во всех магазинах и стоит почти так же, как красная икра. Но я все равно иногда по весне покупаю ее, делаю салат и ностальгирую.
После черемши следовал сезон щавеля. И мы снова брали сумки и мешки и шли на солнечную поляну. На обратном пути прихватывали возле какого-нибудь жирно унавоженного огорода немного крапивных листьев и варили из всего этого богатства зеленые щи. Тут тебе и витамины, и «железо» в придачу. А раз железо – значит и гемоглобин, а с ним больше кислорода к мозгу поступает, лучше соображаешь, чем еще в лесу можно поживиться. А там уже марьин корень, сосна и медуница цветут. От марьина корня народные целители корень берут и делают из него горькое лекарство. Ну, кому ж из детей горечь по вкусу? Мы ели сладенькую серединку цветка, там, где пестики-тычинки. Сунешь лицо внутрь цветка и выкусишь аккуратненько желтую, пахнущую медом мякоть. Вся физиономия в пыльце, но вкусно… (И никакой тебе аллергии, а теперь… Эх!) Те растения, которые по нашему недосмотру исхитрились-таки опылиться, тоже без дела не оставались. Стоило семенам в коробочках созреть, нанизывали мы их на нитку и делали красные «коралловые» бусы и «гранатовые» браслеты и щеголяли в них по селу, пока те, засохнув и сморщившись, не теряли своего «драгоценного» вида.
Насчет цветов сосны открою вам страшную тайну: это ведь и не цветы вовсе, а побеги нынешнего года. Липкие, рыжие и освежающе кисленькие. Не удивлюсь, если ученые там пропасть витамина С обнаружили, иначе не накидывались бы мы на нее после долгой зимы словно саранча. У детей ведь, как известно, природные инстинкты еще не успели бесследно под напором знаний исчезнуть. И медунице от наших нашествий тоже доставалось: снимали мы с чашелистика крохотный цветочек, и, конкурируя с пчелами, высасывали из него нектар. Но стоило созреть на болоте красной смородине, как предыдущая экзотика теряла для нас всякий смысл. Мы брали лукошки и шли по ягоды. Сначала наедались до того, что скулы от кислоты сводило, потом собирали для дома, и мама варила вечером кисель. Варенья из кислицы (именно так сибиряки называли красную смородину) не делали. Во-первых, на нее сахара не напасешься, во-вторых, впереди были действительно ценные ягоды: черная смородина, клубника, малина и черника. Но до них не только люди охочи. Собирали мы как-то всей семьей малину на гари за пасекой. Переговаривались тихонько, да потирали ладошками «ужаленные» крапивой места. Солнце в сторону леса склонилось, на поясе бидончики с ягодами уже ремешок оттягивают, вдруг, видим, отец нам украдкой за наши спины показывает и не спеша в сторону дороги, где мотоцикл стоит, идет. Оглянулись мы, а шагах в пятидесяти от нас медведь стоит. Разглядывать его мы не стали, да и малину собирать тоже как-то расхотелось. Без суеты и стараясь быть незамеченными мишкой, убрались мы из малинника подобру-поздорову, – он в лесу хозяин, и споры с ним неуместны. Даже если на плече у отца двустволка.
Ружье отец в лес на всякий пожарный случай всегда брал, но охотником никогда не был. Самым серьезным его трофеем был хорек, повадившийся по ночам таскать только что вылупившихся цыплят из клетки. Жили-то мы рядом с лесом. Два раза утром недосчиталась мама по цыпленку. Следующей ночью затаился отец в засаде, подстерег воришку и хлопнул его дробью. Он очень любил животных, но всю жизнь придерживался железного правила «взаимной любви»: мы тебя не трогаем, и ты нас не трогай. Помню, как однажды петух угодил в суп за то, что напал на меня из-за угла и клюнул в ногу. Увидав кровь, стекающую узенькой дорожкой в мою сандалию, любящий папуля тут же схватил топор, петуха и крикнул: «Скажи маме, чтобы вскипятила воду». Вы ведь знаете, что гораздо проще ощипать птицу, ежели она ошпарена.
Охота и собирательство – это удел человека каменного века. Мы же в Сибири на пару лет позже жили, потому у нас уже и скотоводство с земледелием были развиты. В хлеву обитали кролики, коровка и поросята. А это значит, что летом для них нужно сена накосить и картошку вырастить. Сеном занимались отец с братом, на нашу же с мамой долю выпадало упирающееся прямо в лес картофельное поле. Сначала предстояло его освободить от зубастого осота, а потом окучить борозды тяпкой. Отец, по мере возможности старался облегчить нашу участь: черенки у всего «инструментария» отшлифовывал до блеска, а тяпки и косы отбивал и натачивал до остроты скальпеля. Но все равно ни одно лето не обходилось без волдырей на ладошках: у меня от тяпки, у брата от косы и граблей.
Впрочем, на прополку и окучивание уходило всего две-три недели, столько же времени отец с братом проводили на сенокосе. Когда главные летние дела были сделаны, засовывали поутру в мотоциклетную коляску резиновую лодку и ехали вверх по течению нашей Усолки. Потом мужчины накачивали ручным насосом лодку, мы с отцом спускали ее на воду, а брат садился за руль мотоцикла и ехал домой. Мы же устраивались поудобнее в нашей посудине и сплавлялись по тихой воде почти до самого дома. Если солнышко слишком припекало и становилось невмоготу, подгребали к берегу, плескались в воде, бродили по тенистому сосновому бору, или лакомились сочной ароматной костяникой на прибрежной лужайке. Плыли дальше, иногда доставили удочки и ловили рыбу. Если удача нам улыбалась, то вечером мама варила душистую уху и посыпала ее сверху молодым рубленым укропом. Если везло несказанно, то на ужин была жаренка. Вычищенных пескариков и окушков плотно укладывали на дно здоровенной чугунной сковороды прямо в раскаленное масло и от души поджаривали. Потом одним движение переворачивали весь этот рыбный блин на другую сторону и набирались еще чуточку терпения. В награду получали хрустящие от головы до хвостика рыбешки, съесть которых можно было так много, что сколь ни налови, все равно не хватало.
Плохой погоды не бывает не только у природы, но и в детстве. Это у взрослых то засушило, то залило. Для них вообще было бы очень желательно, чтобы над огуречной грядкой шел теплый летний дождик, а над рядом растущими помидорами светило солнце. И даже если будет именно так, они все равно найдут к чему придраться. Дети же радуются любому распоряжению небесной канцелярии. Жарко? Прекрасно! Айда на речку купаться и на песке валяться. Или с кружкой в лес за земляникой. Отчего только с кружкой, а не с лукошком или ведром? Да вот такая она интересная ягода эта лесная земляника, все мимо посуды норовит в рот залететь. Ешь ее ешь, и все наесться не можешь.
А если после духоты гроза разразится, то уж это невероятное зрелище вовсе грех пропустить. А грозы в Сибири нешуточные. Выплывет царицей иссиня-черная туча из-за леса, молнии начнут небо полосовать. Моментами так светло станет, хоть гладью вышивай. Гром зайдется в гневе и, вдруг, хлынет на землю вода стеной. Все впадинки вмиг заполнит, потоками в трещинки и норки хлынет – спасайся, кто может. Потом затихать начнет и вот уже все лужи покрыты оспинами тихого теплого дождя. Расцветет над селом крутобокая радуга и выскочит из домов ребятня босиком по лужам поноситься. А утром уже и по грибы пора, ведь говорят же, что они за одну ночь вырастают. И тогда садились мы снова на мотоцикл и в лес. А там уже подосиновики, боровики да обабки поджидают, только сумей отыскать. Но самое большое чудо – это белые грузди в конце лета. Идешь по лесу – ни одного гриба не видно. Но запах! Ошибиться невозможно: здесь они! Здесь! И точно: наклонишься пониже, присмотришься и заметишь небольшую совершенно невинную кочку. Разгребешь почерневшую прошлогоднюю листву, а там белая кокетливо изогнутая шляпа притаилась. Срежешь ее аккуратненько ножом, перевернешь и видишь, как по кругу ножки крохотные молочные капли выступают. Положишь груздь в корзинку и опять к земле приникнешь, потому что если один нашел, то и остальные где-то здесь рядышком спрятались. Иногда вот так по-пластунски выползаешь десять квадратных метров и корзина полная. Перемоет дома мама грузди в трех-четырех водах, вымочит горечь, да и засолит их с чесночком да укропом. И не будет зимой ничего вкуснее этих пряных и хрустящих грибов с жареной картошечкой.
Потом приходит пора черных груздей, опят, брусники и клюквы. Но вместе со всеми этими бесспорно замечательными вещами приходит и осень. А это уже песнь особая, осенняя.