Прошедшие через смерть1

Неделько Геннадий Борисович
 

Прошедшие через смерть 1

Книга I


Пролог

В первые столетия нашей эры непонятные силы, и по сей день труднообъяснимые причины, заставляли племена и целые народы оставлять места своего обетования, священные земли и могилы своих предков, и уходить, а иногда с кровопролитными боями пробиваться на известные  по наслышкам, а часто и совсем неизвестные земли райской жизни. Одним нужны были пастбища с зелёной сочной и никогда не увядающей травой, другим плодородные, обильно поливаемые дождями земли, - леса полные разнообразной дичи, всегда сулящие удачу охотнику. А иных, и таких было в то суровое и жестокое время немало, лёгкая нажива и слава воина – воина завоевателя.
Шли десятки, сотни, племён, многие тысячи людей, шли на запад, на восток, на юг, шли на север. Шли по своей воле или, гонимые, соседями завоевателями. Но, какова бы, ни была причина, куда бы, ни были направлены их лёгкие стрелы и тяжёлые мечи, сколько бы, ни покорили они народов и племён - почти всех их ждала одна участь. Покинув Родину, земли отцов и дедов, они исчезали в плотных слоях других народов, оставляя о себе лишь память в истории, и часто не добрую. И лишь тот народ, который крепко стоит на своей земле, который любит её как саму жизнь и даже больше, народ, готовый за землю своих предков отдать эту жизнь, не исчезнет. Даже пройдя через смерть, он будет жить вечно.



Часть I

За землю предков.


В гордище.

Солнце клонилось к закату. Тени вековых деревьев уже перекинулись через реку к противоположному восточному берегу, когда на пыльной дороге, ведущей к большому поселению, расположившемуся на высоком холме, обрывающемся своими крутыми берегами в реку, показались два всадника. Всадники, подгоняя уставших коней, приближались к холму, на плоской вершине которого, ярко озаряемой лучами заходящего солнца, уже отчётливо вырисовывалось большое  городище античных славян.
С северной и восточной части холм, на котором оно расположилось, как уже говорилось выше, крутыми берегами опускался к реке, которая, изогнувшись гигантской змеёй, обтекала его могучую гранитную грудь, ставшую непреодолимым препятствием на пути её вод. За холмом, немного ниже по течению, впадавший в реку небольшой приток, образовал широкую труднопроходимую болотистую долину, поросшую камышом и осокой. Здесь всегда можно было увидеть множество диких гусей, уток и другой живности. Важно расхаживают у самого берега длинноногие цапли, а ближе к впадению притока в реку гордо выгнув грациозные шеи, медленно и величаво плавали лебеди. Такова была картина с южной стороны холма. И только западный пологий подъём позволял беспрепятственно подняться на вершину, которая с этой стороны была обнесена высоким частоколом с крепкими дубовыми воротами. За изгородью размещалось около сотни наземных построек, нижней своей частью почти наполовину врытых в землю. Из земли поднимались стены из брёвен оплетённых лозой и обмазанных глиной. Крыша, крытая камышом или дёрном служила укрытием в непогоду. Вот так довольно скромно и  неприхотливо жили в ту пору наши далёкие предки – славяне.
Селение жило обыденной мирной жизнью. На площади посреди городища нагие ребятишки, смеясь и визжа, игрались, барахтаясь в пыли. Огромный серый пёс, оставив своего хозяина и двух его товарищей, только что вернувшихся с удачной охоты, видимо, решив составить ребятишкам компанию, громко лаял, то вплотную подбегая к ним, то вдруг отскакивая в сторону. У одного из ближайших жилищ девочка лет восьми доит козу. Она с завистью посматривает на своих младших товарищей, не замечая, что молоко проливается мимо подставленного сосуда, но высокая стройная женщина, вымачивающая рядом в деревянном корыте холщовую ткань, что-то сурово ей высказывает и та полностью отдаётся работе. Чуть поодаль, у высокого частокола, пожилой бородатый воин обучает ребят постарше стрельбе из лука, а в противоположной от тяжёлых ворот стороне, у самого спуска к реке парни развешивают и чинят рыболовную снасть. С одного из домов вышел, пригибаясь в проходе, высокий, ещё не старый, но уже с заметной проседью в волосах мужчина. Оглядевшись по сторонам, он степенным, не торопливым шагом направился к частоколу, где тренировались молодые лучники. Увидев его приближение воин, обучавший ребят стрельбе, с почтением приветствовал гостя.
- Здоров будь Бож! Что-то тебя сегодня целый день не видать?
- Будь здоров и ты Борил, подойдя, поприветствовал воина Бож.
- Ходил сегодня с Добромиром и его сынами рыбу промышлять. Давно такого знатного улова не помню. Вон снасть и та не выдержала. Ну, да то не беда, её вон Добромир уже чинит, а мы, зато с рыбой. Ну, а у тебя что тут – как молодёжь науку постигает?
- А-а, - в сердцах махнул рукой старый воин, - может, хоть ты покажешь этим олухам, как надо стрелять?
- Что-то я не пойму тебя, - улыбнулся Бож, - ещё вчера ты мне расхваливал своих учеников, а сегодня они у тебя почему-то олухами стали.
- Да, было дело, хвалил, но видно прежде времени. Вообще-то стреляют они не плохо. Но вот поставил я их сегодня против солнца, так они пока выцелят, им солнце все глаза позаслепляет. Пока приладятся, слеза на глаз сойдёт – куда уж там стрелять.
- Не присноровились мы ещё Бож-воевода, - развёл руками один из учеников Борила.
- И то правда, сноровка она во всём нужна. Ну да сноровка, дело наживное.
- Дядя Бож, а ты и против солнца, так как третьего дня нам показывал, тоже не промахнешься? Выпалил, хитро улыбаясь, самый младший из стрелков.
- А ну брысь,  ишь мелочь шкодливая, – пригрозил кулаком учитель, своему не в меру резвому ученику, напуская на лицо суровый вид. - Ты вон в шапку с пятидесяти шагов попасть не можешь.
Но ученик и не думал пугаться грозного окрика учителя, но зато несколько пар мальчишеских глаз с немым желанием увидеть невероятное, уже смотрели на Божа.
- Да, пострел, задал ты мне задачу, озабочено почесал бороду Бож. Ну что Борил, попробуем? Лукаво подмигнул он старому воину.
- Ишь ты, смотри-ка, понравилось им…  А в бою за вас тоже князь стрелять будет?
Ну ладно старина, не ворчи; по правде говоря, я ведь и подошёл сюда глаз проверить. Редко лук в руке держу – ещё позабуду, как  стрелу к тетиве приладить.
Ребята весело засмеялись, не веря такой небылице.
- Ну-ка Борил, кинь-ка мишень, сам знаешь как – да повыше, и взял в руки лук.
- Это я мигом – улыбнулся старый воин.
Запела тетива, и ввысь взмыла стрела, выпущенная из лука Борила. Высоко взлетев, она на мгновение как бы застыла на месте, а затем, постепенно ускоряясь, устремилась к земле. Как раз в это время Бож вскинул свой лук, и вот уже стрела, сорвавшаяся с его тетивы, помчалась наперерез Бориловой. Трудно было рассмотреть на фоне красно-желтого солнечного диска, пересеклись ли пути этих лёгких и изящных посланниц смерти, но только Борил вдруг радостно крикнул.
- Вот так надо! - и громко захохотал.
Ребята что есть духу пустились к воротам, чтобы разыскать за оградой перебитую стрелу но, не успев выскочить за ворота, тут же показались обратно.
- Там двое на конях, - кричали они.
- Во всю прыть сюда бегут!
Борил с Божем обменялись тревожным взглядом и без слов направились к воротам.
Когда они вышли за изгородь, всадники приблизились на столько, что их уже можно было без труда рассмотреть. На обоих были  свободные штаны из белого полотна, оба по пояс обнажены, и по запылённым дорожной пылью телам, можно было безошибочно определить, что уже не малый путь проделали путники, не давя передышки ни себе, ни коням. Оба всадника были вооружены висевшими на поясе мечами, и у одного за спиной был закреплён щит, тогда как у другого, там же находился перекинутый через плечо лук.
- Ого, Бож, да это никак твой, Ратибор вон тот, который без щита, а с ним Мал…
- Вижу,  Борил, вижу, и чувствую, что  не с доброй вестью спешат к нам Мал с Ратибором.
Один из всадников был действительно старшим сыном Божа, не так давно признанного большинством славянских племён и родов князем. 
 



Путь к заставе.

Не более как седьмицу  назад, после воинских состязаний и весёлого пира устроенного Божем в честь пополнения его дружины десятью новыми воинами, подозвал Бож своего старшего сына и, положив ему руки на плечи, пристально посмотрел в глаза. Видимо, оставшись доволен, слегка стукнул его кулаком в грудь и тоном, не терпящим возражения, сказал.
- Ну что ж, повеселились пора и честь знать. Сейчас отбери десяток воев, каких сам знаешь, и чтобы завтра готовы были выступить в путь. Пойдёшь в сарматскую степь, за вал , за дальние посты. Хорошенечко посмотришь, что там творится. Принесла весточку мне вчера на хвосте сорока, что не спокойно в степи последнее время. Передашь Твердиславу, пусть смотрит в оба. Сам там оставайся, а я тут немного поуправлюсь, и дней через десять со всей дружиной тоже буду. Сам сменю Твердислава. Дошел до меня слух – опять готы в движение пришли, и что будто бы сам Германарих из-за Вара  возвращается. Как бы опять к нам не пожаловали – давненько не появлялись. С тобой поедет Идар,- он уже знает, - будет тебе в помощь, а то ведь я вас молодёжь знаю, без ума так и норовите на рожон, и, улыбнувшись, добавил – сам таким был. А Идар, он лис старый, острожный - беду за версту чует. Мне так спокойнее будет.
На сборы много времени не понадобилось, и ещё до восхода солнца двенадцать конных воинов были уже в пути. Впереди ехали Ратибор и старый бывалый воин Идар. Хотя старый, это ещё как посмотреть. Просто давнишнее ранение в шею его слегка сутулило, и шрам, пересекавший всю щеку, начинавшийся  от левого глаза и, скрывающийся в совершенно белоснежной бороде, заметно старили его. Но голубые глаза смотрели молодо, временами сверкая лукавыми искорками. Он и сегодня на равных мог потягаться с любым молодым дружинником но, а в молодости, как слышал Ратибор от старших воинов, Идар в бою легко мог расправиться с двумя и даже тремя противниками. Сейчас с годами и из-за множества ран, он утратил былую силу и ловкость, но зато в воинской смекалке и хитрости с ним не сравнится, наверное, никто. Даже отец прислушивался к его советам и почти всегда с ним соглашался. Поэтому когда в пути у Ратибора неожиданно возникла одна дерзкая, смелая мысль, он решил на первом же привале поделиться ею с Идаром.
Всадники обминули болотистую низину и, переправившись вброд через небольшую речушку,  вначале ехали вдоль берега той самой реки, на которой стояло наше городище, то удаляясь от неё, то вновь продвигаясь вдоль самого берега, где лишь всплески крупной рыбы нарушали утреннюю тишину. Но по мере того как всходило солнце,  оживал и лес. Лесная тропа, лежащая под могучими, древними деревьями-великанами, часто выводила путников на обширные луга и поляны с высокой душистой травой и разнообразными цветами. На эти поляны, пьянящий запах трав и цветов приманивал мириады разноцветных бабочек порхавших над ними, а симфония леса наполнялась, то монотонным  гудением на полянах шмелей и диких пчёл, то переливным хором голосов лесных птиц.
Ближе к полудню, когда солнце начало беспощадно палить, а всадникам, прошедшим уже более половины пути, предстояло расстаться с попутчицей-рекой и удалиться от её берегов вглубь леса, за которым уже фактически  начиналась необозримая, бескрайняя степь - реши сделать привал.
Все спутники Идара и Ратибора были профессиональными воинами из дружины Божа. Были это энергичные, сильные парни. Самому старшему из них не было и тридцати лет, а младшему, сыну Идара Ульдину, ещё не исполнилось и двадцати. Здесь же был и его старший сын Радмир. Сыны были гордостью Идара. Были они детьми от второй его жены Снежны. Оба высокие, стройные – настоящие воины. Редко кому в единоборстве, будь то в кулачном бою или в честной борьбе удавалось одолеть Радмира, но последнее время у него появился достойный соперник, - это его младший брат. И хотя Ульдин был на пять лет моложе, но уже сейчас многие говорят, что вскоре, равных ему по силе, не сыщется среди всех ближайших славянских родов. Такие речи радовали Идара и льстили самолюбию старого воина. Вот и сейчас, когда все спешились, и стали располагаться на отдых, он не без внутреннего удовольствия заметил, что, хоть и проделан довольно таки долгий и трудный путь, оба его сына выглядят свежо и бодро.
Для отдыха облюбовали небольшую поляну возле реки. Перекусив копчёным мясом с хлебом и запив пищу речной водой, путники стали располагаться на отдых. Некоторые, завалившись в траву под ветвями раскидистой ивы, решили вздремнуть, четверо воинов во главе с Радмиром, оголившись и прихватив коней, отправились к реке окунуться, а Ратибор, подсев к сидящему рядом  с Ульдином Идару, предложил:
- Вздремнул бы, - дорога ещё дальняя.
Но Идар вдруг весело рассмеялся и, хлопнув по колену Ратибора, спросил:
-  Ты же ведь не для того подсел поближе, чтобы мне колыбельную спеть, правда?  По всему видать совет старика Идара  понадобился, не так ли?
- Вообще-то да, - а как это ты догадался? – удивился Ратибор.
- Да я уже с пол-пути замечаю, что у тебя в голове что-то бродит да никак не выбродит. Говори, что там у тебя, может, что и присоветую.
-  Да есть тут одна задумка, но ещё не знаю с какой стороны к ней подступиться. Вот смотри – это  вал…, - Ратибор провёл ножом на земле длинную линию, - а вот наши посты в степи. Начертив на земле импровизированную карту постов, Ратибор стал объяснять Идару свой, возникший в дороге план.
Ульдину, молча сидящему рядом, разговор отца с Ратибором, видимо показался скучным - он встал, потянулся, расправив могучие плечи, и направился к лесу. 
- Куда это ты? – поинтересовался у сына Идар.
- Пойду по лесу поброжу - ягодой разживусь.
- Только далеко не уходи, скоро дальше тронемся. Напутствовал отец сына, и вновь, обратившись к Ратибору, продолжил прерванный разговор.
- Так ты говоришь, ещё один пост, в степь выдвинуть.
- Да, вместо того чтобы каждый день выезжать за дальние посты, вынести ещё один пост поглубже в степь.
-  Поглубже говоришь, и куда же?
- Вот в этом вся и загвоздка. Там ведь почти нигде нет воды. Разве только к роднику в Кривой балке?
Идар, прилёг на траву и, заложив руки под голову, какое-то время, молча, всматривался  в голубизну неба.
 - А что, - вернулся он с небес на землю, - ты это неплохо придумал. Только вот к роднику, наверное, не стоит. Ведь к местам, где родник или ручей, какой, готы и сарматы вблизи от наших рубежей осторожно подходят, и почти всегда вперёд разведку высылают. Нам бы тогда уж туда, где они без оглядки ходят - ещё подальше.
- Это куда, к самой Каменке чтоли? - удивлённо посмотрел Ратибор на Идара.
- Да нет, это, пожалуй, далековато будет, и опять же, у речки опасно. Мы станем на кургане, у которого мы позапрошлым летом Гулариха после его набега настигли, и почти всех воев его там положили. Помнишь?
- Ещё бы, я тогда сам чуть на том кургане не остался и если бы не твой Радмир… Только ведь там совсем нет поблизости воды, да и укрыться там толком негде.
- А мы вот как сделаем. На том кургане конечно много людей не спрячется, тем более с лошадьми, но четыре всадника за курганом укрыться могут.  Рано утром или ближе к вечеру двое будут ездить к Кривой балке за водой, а остальные двое будут вести постоянное наблюдение. И получается то, что там нет воды, нам как раз на руку. Ведь ни кто и не подумает, что здесь могут быть наблюдатели?
- Всё это верно, но только вот к роднику могут ведь по такой жаре наведаться и проходящие мимо степняки, как бы наши, приезжая за водой, там на них не нарвались.
- Ну что ж, тогда где-то поблизости с родником надо будет оставить ещё пост, который присматривал бы за родником, что бы, случай чего, могли предупредить наших об опасности. Рискованно конечно, но если хорошё замаскируются и не будут по чём зря высовываться, авось всё обойдётся. К тому же получится у нас целых два поста, да ещё и объезд степи те, что за водой бегают делать  будут.
- Пожалуй, так мы и сделаем, а сейчас вон наши купальщики обсохнут, да будем собираться в дорогу. Нам ведь ещё к Нажиру на городище заехать надо. Предупредить, чтобы его люди начеку были, а это гак приличный.
- Поспеем, - кони отдохнули, так что ещё до захода солнца будем на месте…
Идар не успел договорить, когда совсем рядом в лесу раздался страшный звериный рёв. Во взгляде старого воина, брошенном в сторону леса, промелькнула тревога.
- Медведь!
- Похоже он самый.
- Так ведь Ульдин как раз в ту сторону ушёл!
Все вмиг вскочили на ноги и, схватив оружие, метнулись к лесу.
- Быстрее, как бы ни задрал…
Подгоняя друг друга, люди бежали по лесу к зарослям малинника, но, уже врываясь в кустарник, все вдруг услышали не злобную брань Ульдина.
- Вот упырь, принесла тебя нелёгкая. Мало тебе леса чтоли? Ну, сам и виноват.
Продравшись сквозь кустарник, все облегчённо вздохнули – их взору открылась совсем не та картина, которую они все боялись увидеть. На земле лежал, издыхающий медведь, а рядом стоял окровавленный, не то чтобы испуганный, но какой-то растерянный Ульдин. Обернувшись к подбежавшим товарищам, он смущённо и виновато развёл руками.
- Не хотел я его убивать, он сам на меня кинулся. Ох, здоровый упыряка. Думал, задавит. Лапищи задрал и на меня – хорошо меч захватил, едва выхватить успел…
- Вот это так едва, всю брюшину мишке вывалил, удивился один из прибежавших.
- Ну я же и говорю, здоровый, что бугай, сам на меч и напоролся. Я его потом за лапы схватил и держу, так он на меня навалился, насилу из-под него выбрался. А когда напирал на меня, так на меч сам и насунулся - сам себе его по самую рукоятку всадил,  дурень. 
Довольные, что их товарищ остался цел и невредим все вокруг смеялись и шутили.
- Так, а ревел так грозно ты или медведь?
- Да ты б его и без меча одолел…
- Ну, ты скажешь без меча. Это же пока бы он мишке кости переломал, сколько бы зверь намучился?
- Да ну вас, – отмахнулся Ульдин, - лучше скажите, что теперь с  ним делать?
- Да уж не бросать же здесь, шкура, вон какая, да и на вал приедем со свежим мясом – будет, чем товарищей угостить.
- Только долго не возитесь, бросил Идар, отводя в сторону окровавленного Ульдина.
- Ты как, - нормально?
- Да как будто всё в порядке.
- А кровь…?
- Да это мишкина, а я вроде цел.
В связи со столь неожиданной и незапланированной заминкой, в приграничное городище прибыли уже под вечер. Собственно, городищем,  огромное бревенчатое строение назвать можно было с большой натяжкой. В нём укрывалось от непогоды, и могло, какое-то время, в расчёте на скорую подмогу, отбивать осаду незначительного войска несколько десятков человек. Само строение находилось на высоком валу, насыпанном десятками тысяч рук. Ещё с незапамятных времён далёкие предки славян, живущие на рубеже со степью, стали использовать такие искусственно возведённые препятствия на пути набега степных кочевников, ставшие почти не преодолимыми на пути их конницы. Ведь степной воин силён на коне, а в пешем бою, в отличие от славян, привыкших драться, имея под ногами твёрдую опору, и поддержку Матушки-Земли, он чувствовал себя не уверенно. Но, а перед насыпью, высотой порою более 15 метров, круто поднимающейся к вершине, да ещё с широким и глубоким рвом у её основания, поневоле приходилось спешиваться, что ставило в более выгодное положение обороняющихся. Вал, на котором стояла наша небольшая крепость, начали строить, когда ещё первые готские племена прорвались к морскому побережью и захватили Тавриду. Очень не спокойными и воинственными соседями стали они для мирных славян. Завоевав и подчинив себе скифо-сарматские племена жившие, у берегов Чёрного и Азовского морей они всё глубже и настойчивее стали проникать вверх по течению обжитых славянами рек Днестр, Южный Буг и Днепр. Вот тогда  и решили славяне прибегнуть к старому испытанному способу обороны, который применялся их предками ещё во время набегов сарматских и скифских кочевников. И вот при Боже, которому наконец-то удалось объединить большую часть славянских племён и родов, живущих ниже Припяти между Днепром и Днестром вал, о котором идёт речь, был достроен окончательно. Протянувшись на многие десятки километров, и, упираясь своими концами в болотистые берега рек, он стал границей между владениями славян и степью. По всей его верхней части проходил густой частокол из обожжённых заостренных брёвен направленных в сторону противника. За ними было удобнее оборонятся и укрываться от вражеских стрел и дротиков. А чтобы постоянно вести наблюдение за степью создал Бож боевую дружину. Воин этой дружины освобождался от всякой работы, и только ратный труд и совершенное владение любым оружием, ставились ему в его прямую обязанность.
Трудно было доказать старейшинам и большинству  вождей о необходимости такого новшества, но зато, уже несколько лет сравнительно спокойно живётся славянским племенам лесостепной зоны, и всегда есть что, и кому собрать с заботливо возделанного поля. Дружина, которую возглавил сам Бож, состояла поначалу из сотни воинов, но со временем она всё увеличивалась, и вот теперь в ней было уже более четырёхсот человек. Но и этого количества воинов не хватало, и в часы надвигающейся опасности приходилось задействовать мужское население из близлежащих к валу селений.
В тот вечер, когда Ратибор со своим небольшим отрядом прибыл к месту назначения, в городище на валу, находилось два десятка воинов, во главе с воеводой Твердиславом. Остальные люди из его сотни были разбросаны по дозорам в степи и на самом валу. Твердислав, радостно встретил прибывшее пополнение. Обветренные, загорелые воины обнимали своих товарищей, расспрашивали о своих семьях, о соседях, ведь уже третью седьмицу как стоят они в дозорных станицах, не имея весточки от своих жён детей отцов и матерей. Все конечно обрадовались, когда Ратибор сообщил, что Бож вскоре сам, со всей оставшейся при нём дружиной прибудет на вал, и смена будет даже несколько ранее, чем намечалось. И только Твердислав, как опытный воин, выразил своё сомнение.
- Ох, здаётся мне, не придётся нам домой отбывать. Не нравится мне что-то степь последнее время.
- Что ж так? - живо заинтересовался Идар.
- Да вот, стали частенько к нашим постам гости из степи наведываться. Вчера вот тоже десять конных из степи, по всему видно сарматы, прошли между двух наших постов, считай  к самому валу и только когда Тас и Туга выпустили в них по стреле, остановились. Проехали вдоль вала и, опять, обстрелянные нашими, повернули назад.
- А дозоры в степи, дымы то хоть пускать не стали?
- Да нет, зачем  из-за десяти всадников себя обнаруживать.
- Думаешь, не обнаружили?
- Да кто их знает. Может и не обнаружили. А может и наоборот, для того и приезжали чтобы высмотреть всё, и до поры до времени сделали вид, что ничего не увидели. Затевают что-то по всему видно.
- Ну что ж, и мы тоже кое-что затеяли, улыбнулся, глядя на Идара Ратибор, и вкратце рассказал о возникшем у них в пути плане.
Твердислав молча, выслушал, и, скрестив руки на груди, стал всматриваться в вечернюю степь, как будто стараясь увидеть тот далёкий курган или находящийся почти в 10 римских милях  от вала родник в Кривой балке. Постояв так некоторое время, наконец, проронил:
- Опасно это…, но рискнуть, судя по всему, наверное, стоит.




Степной дозор

Рано утром, когда ещё  даже не начинало расцветать, наши двенадцать всадников уже спускали на поводу с вала своих коней. И вскоре уже растворились в едва сереющей предрассветной мгле необозримых степных просторов. Светало быстро. Некоторое время все они ехали вместе, сбивая прохладную утреннюю росу с высокой, достающей до ног всадников травы. А когда совсем расцвело, две группы по три всадника, отделившись, разъехались в разные стороны, остальные продолжали движение в том же направлении, что и ранее. Эти две тройки должны были делать то, для чего и задумывалась Божем  вся эта экспедиция. Разъезжая днём за постами в степи, читать все следы и замечать всё странное и подозрительное, а в случае опасности уходить к ближайшему посту и далее действовать по обстоятельствам – разжигать дымные костры или общими усилиями, заманив в засаду, захватить языка. Остальные шесть всадников, тревожно осматриваясь, продолжали углубляться в степь, и когда солнце поднялось над горизонтом уже почти на высоту копья, они подъехали к глубокой балке поросшей невысокими деревьями и кустарником. По дну балки протекал ручей, вытекающий из бьющего тут же в балке родника. Косуля, пришедшая на водопой к ручью, заметив спускающихся всадников, быстро скрылась в зарослях балки, спугнув, порхнувшую с деревьев стайку птиц. Перейдя балку, и в полумиле от родника,  облюбовав местечко в овраге, тянущемся к этой же балке, Ратибор и Идар решили здесь основать пост, на котором оставили Радмира и ещё одного своего спутника. Уточнив на месте задачу остающимся, Ратибор, Идар, Ульдин, и с ними ещё один воин  по имени Мал, не задерживаясь, направились дальше. Вскоре они без происшествий добрались до высокого кургана посреди волнующейся морем трав степи. Стреножив у его подножья лошадей, все четверо взобрались на вершину своего наблюдательного пункта и осмотрелись вокруг. Здесь им предстояло провести несколько дней, наблюдая за всеми движениями, происходящими в степи.
Однотонно, как близнецы похожие один на другой, прошли  первые три дня. Ночи были прохладными, а днём солнце палило беспощадно, и укрыться от него было почти негде. Разве только в росшем неподалёку кустарнике терновника, но наблюдателю, лежащему на вершине кургана, не позволено было даже и это удовольствие. Воду расходовали экономно, чтобы хватило на день и себе и лошадям. Под вечер, когда жара начинала спадать, двое отправлялись к роднику в Кривой балке, где их поджидали с уже наполненными флягами два оставленные там товарища. Возвращались ближе к сумеркам.
На четвёртый день, около полудня, наблюдатели заметили приближающийся отряд всадников. Спрятав коней за склоном кургана, и, держа их наготове, они приготовились тут же уйти в степь, если проходящие неподалёку от  кургана степные всадники вдруг направятся в их сторону, но те неспешным галопом прошли мимо в направлении Кривой балки.
- К роднику пошли, - заметил Ратибор.
 - Если вскоре не вернутся - придётся за водой ехать завтра  утром.
- Как бы наших там не заметили.
Но ещё за долго до заката солнца десять нарушителей дневного спокойствия таким же темпом проскакали мимо кургана в обратном направлении.
- Ну, кажись, пронесло, - облегчённо вздохнул Ульдин. Поехали что ли, обратился он к Малу, указывая на пустые фляги.
- Езжайте и у Радмира там спросите, наведывались ли к ним, и что высматривали эти гости из степи.
 Когда Мал и Ульдин уже отправились за водой, лежащий на вершине кургана Идар, вдруг позвал, занимающегося с лошадьми Ратибора.
- Ни чего не замечаешь? - спросил он, когда Ратибор прилёг с ним рядом.
- Нет, а что?
- А ты хорошо посмотри, что видишь?
- Степь.
- А там дальше, в степи?
- Ну, там дальше должна быть речка Каменка… Подожди, подожди, а чего это тарпаны оттуда бегут. Раньше такого я не замечал, неужто их так горстка всадников напугала. И почему это они бегут не от них, а в том направлении, откуда эти всадники пришли?
- То-то и я думаю. А степные орлы, - смотри, сколько их там кружит. Кто-то же их всех спугнул?
- Да интересно, кто же это так степь всполохнул?
- Да уж не эти десять всадников, что мимо нас прошли, это точно.
- Надо бы сбегать посмотреть.
- Посмотрим, но только, наверное, завтра.
- Это почему?
 - А потому, что пока туда доберёмся, уже стемнеет, и мы толком ничего не рассмотрим, а ещё надо дождаться наших, пока с водой вернутся, а то ведь искать нас надумают, да нарвутся в потёмках на тех, кто так степное зверьё пугнул.
- Да, твоя правда. Ну что ж,  ждать – не догонять. Подождём.
Когда прибыли с водой Ратибор и Мал, то сообщили, что степняки, по рассказу дозорных у родника, напоив коней, прошли дальше к валу, но почему-то вскоре вернулись и вновь, попив, и напоив коней, удалились. 
Идар с Ульдином, в свою очередь, рассказали им о всём замеченном ими, и те полностью согласились с их  намерением всё хорошенько разведать. Только по предложению Мала, которое поддержали Ратибор и Ульдин, решили отправиться на разведку ночью, до рассвета, чтобы рано на рассвете всё внимательно  выведать и поутру вернуться обратно. Решили, что пойдут Мал и Ратибор, а Идар с Ульдином останутся наблюдать и будут держать наготове лошадей. Если же вскоре после восхода солнца разведчики не вернутся, то наблюдатели, оставив их лошадей, уходят с кургана в городище, снимают пост у родника, и по прибытии на вал, немедля поднимают тревогу.
Вскоре после полуночи Мал и Ратибор отправились на разведку. В темноте, едва не наткнувшись на табун лошадей, но вовремя его, заметив, разведчики, опасаясь быть обнаруженными, возможно, находящимися при лошадях табунщиками, предусмотрительно обошли его стороной, и, вслушиваясь в темноту, затаились в траве, дожидаясь рассвета. Когда же стал сереть рассвет, они вдруг заметили, что оказались почти у самых кибиток и палаток степного лагеря. Хозяева лагеря были настолько уверены в своей безопасности, что даже не стали выставлять ночную стражу. Во всяком случае, разведчики её не заметили, и никем не замеченные сами, отползли на безопасное расстояние, с которого, когда совсем расцвело, не рискуя быть обнаруженными,  всё быстро, но внимательно высмотрели. Сделав своё дело,  соблюдая осторожность и умело маскируясь, они отправились в обратный путь, по мере удаления от неприятельского лагеря, ускоряя ход.
Ульдин и Идар с тревогой всматривались в степь, по которой уже пробежал первый луч солнца, когда, наконец, вдали заметили то появляющиеся, то вновь ныряющие в траву головы приближающихся разведчиков.  Вздохнув с облегчением Ульдин приподнявшись, взмахнул рукой, давая понять, что вокруг всё спокойно. Вскоре все четверо, лежали на вершине кургана и Мал с Ратибором делились результатами ночной вылазки.
- Ну что можно сказать, - рассуждал Ратибор, - лагерь довольно таки большой, тысячи полторы, думаю, наберётся. Но в нём, как мы заметили, есть женщины и дети. Значит, выступать они никуда не намерены.
- По крайней мере, в ближайшее время – подтвердил Мал. – Стоят беспечно, даже стражу на ночь не выставили. Видимо вчерашние всадники - их разведка,  вблизи ничего подозрительного не заметила, потому они особо не беспокоятся.
- Может, просто мирно кочуют? - спросил Ульдин, глядя на отца.
- Может быть и мирно, но присматривать за ними надо. Этой ночью опять надо будет наведаться к ним, получше всё высмотреть.
- Может попробовать языка взять, если случай подвернётся?
- Нет, этого делать нельзя ни в коем случае. Его начнут искать, и нам придётся убраться отсюда восвояси. Мы лучше будем за ними присматривать.
- Ну что ж, на том и порешим.
Ушедшая во вторую ночь разведка, принесла утром весьма тревожную новость. Лагерь кочевников за прошедший день вырос, более чем в пять раз. Теперь было ясно, что намерения собравшихся у небольшой степной речушки Каменки степняков были отнюдь не мирными. Было ясно, что Каменка была местом сбора степного воинства для броска через вал. После некоторых споров, оставаться ли для наблюдения дальше или уходить к своим, решили, что делать на кургане уже нечего, да и оставаться ввиду того, что всё степное войско будет, вероятно вскоре, проходить именно здесь, было опасно. Когда начали готовить к отходу коней, продолжавший наблюдение Мал, подал знак о приближающейся опасности. Оставив остальных у лошадей Ратибор осторожно поднялся к Малу. По степи вновь продвигались в направлении вала десять всадников, как показалось Ратибору - даже те же, что и вчера. Спустившись к оставшимся с лошадьми, он поведал о новой проблеме. Возвращаться назад пока было нельзя. Решили подождать. Ждать, правда, опять пришлось не долго. Вновь примерно через такой же промежуток времени, как и вчера, десять всадников возвращались назад. Подождав пока они скрылись из виду, дозорная станица степного кургана отправилась в обратный путь. Надо было торопиться, и как можно скорее предупредить о надвигающейся опасности.
Ехали быстро, но осторожно, внимательно осматриваясь по сторонам, чтобы нечаянно не напороться на какой-нибудь рыщущий в степи разъезд врага. Подъезжая к роднику, и вовсе перешли на шаг, так как с поста у родника их должны были давно уже заметить и дать знать, что у них всё нормально или наоборот подать сигнал опасности, но как не всматривались – всё напрасно.
- Что-то не нравится мне всё это, - с тревогой, вглядываясь вперёд, промолвил в полголоса Ратибор.
- Да спят они там что ли? Не выдержал Ульдин и, пустив лошадь в галоп, направился прямо к месту, где находился пост, но подскакав к оврагу, он вдруг резко остановил коня, спрыгнул на землю и кинулся в овраг. В предчувствии чего-то не доброго остальные тоже помчались к оврагу, и уже через несколько мгновении их взору открылась печальная картина. На дне оврага, пронизанные стелами, лежали Родмир и его товарищ, а рядом молча, склонив голову, стоял Ульдин.
К горлу Идара подкатил тяжёлый ком, закрыв глаза и опустив голову, он раскачивал ею из стороны в сторону, а из груди старого воина доносился какой-то странный приглушённый звук – толи стон, толи рычание. Этот звук вывел из остолбенения стоявшего рядом с погибшим братом Ульдина. Он в одно мгновение выскочил из оврага и, подбежав к Идару, закричал.
 - Отец это же те, те, что сегодня проходили мимо нас! Это они убили Родмира, и мы должны, должны их найти, мы должны отомстить! Отец я убью их, я всех их убью! 
Он вскочил на коня и, как бы ища убийц, стал оглядывать помутневшим от горя и бессильной злости взглядом окружающую их степь.
- Убью, вы слышите меня! Трусы, - стрелами…, исподтишка, трусы!  Найду всех! Всех! – Кричал он кому-то невидимому, там, в бескрайней степи.
- Успокойся, чего впустую воздух колыхать, - тихо вымолвил, справившись с постигшим его горем и потрясением Идар. – Ведь мы не знаем, кто убил, и я жить не буду, но узнаю, клянусь Родом.
- И, мне кажется, я тебе в этом могу помочь, - сказал Ратибор. Соскочив с коня, он спустился к убитому Родмиру  и, наклонившись, обломил торчащую у того из груди стрелу.
- Взгляни, - подал он обломок Идару, - знатная стрела, с отметиной, и указал на три выведенных красной краской кольца у её оперения.
- А, ну-ка, ну-ка, дай взгляну, как же я сразу не приметил, - удивился Ульдин.  Ну…, теперь не уйдёшь, - и он кому-то погрозил кулаком в степь.
Так как коней убитых воинов нигде не нашли, то тела погибших взяли к себе Ратибор и Идар, пожелавший, чтобы погибший сын ехал с ним. Мала отправили вперёд, чтобы тот скакал не жалея коня к валу,  предупредил о надвигающейся опасности, и  о всём случившемся. Так что когда уже в сумерках Ратибор, Идар и Ульдин приближалась к валу, там обо всём уже знали,  и многие вышли навстречу траурному шествию. Когда все поднялись на вал и вошли в городище, Ратибор сразу поинтересовался, отправили ли людей к Божу и в другие городища оповестить об опасности. На что Твердислав ответил, что в ближние поселения люди уже посланы, а к Божу  и  дальним городищам решили в виду того, что скоро начнёт темнеть, отправить людей завтра утром - пораньше.  Посоветовавшись, решили, что к Божу, как всё видевшие собственными глазами, поедут Мал и Ратибор.
И вот Мал и Ратибор, после длительной и утомительной дороги, обнявшись с Божем и Борилом, и, отвечая на приветствия, подоспевших  к их приезду в городище ещё некоторых односельчан и родичей, уже рассказывают о той опасности, которая надвигается на них со степи, и о том несчастии, которое постигло их товарищей. Сказали они и о том, что уже по пути сюда,  встретили, спешащих к валу, людей из городищ Нажира и Карпа, и что, наверное, из других ближайших городищ сегодня воины будут уже там, но и нам медлить нельзя.
- Неизвестно сколько ещё за вчерашний и сегодняшний день подошло во вражеский лагерь на Каменке войска, но и тех, что мы видели вполне достаточно для того, чтобы собирать всех, способных владеть оружием мужчин, и  дать достойный отпор врагу. – Так закончил свою речь Ратибор.
- Ну что ж,- обернулся Бож к Борилу, иди, отправляй гонцов к соседям, да таких что помоложе да порезвей, будем собирать  воев,  и, повысив голос, обратился к собравшимся на площади, где ещё недавно игрались ребятишки, людям.
Дорогие мои братья и сёстры! Прошло немало лет с тех пор как вы доверили мне меч для защиты наших земель, и мне кажется, я не раз доказывал на деле, что ваш выбор не был опрометчив. Всегда удача и боги сопутствовали нам с вами. Я верю, они и на этот раз не оставят нас. Завтра на рассвете все мужчины с оружием должны стоять здесь на площади. Завтра мы выступаем, и уже сегодня я разослал гонцов к ближним и дальним соседям. Сейчас же, расходитесь по своим домам готовьте оружие, проверьте, не заржавели ли ваши мечи и секиры. Кто знает, может быть, уже завтра ждёт их работа.
- За наше оружие будь спокоен, оно у нас всегда наготове. Выступил вперёд не молодой плотно сбитый воин. - А вот придут ли к нам те, что на Припяти сидят? А то они ведь всё время за нашими спинами отсиживаются. Чего нам переживать говорят, наши леса и Припять  для всех врагов припять, никто через них не перейдёт. Вот хотя бы побратим твой, Нискиня придет, а?
Бож сурово нахмурил  брови.
- Мы с Нискиней поклялись друг другу в беде помогать, и я не помню, чтоб Нискиня от своего слова отказывался. А посему негоже зря языком точить…
- Я к тому,- перебил Божа воин, что прошлый раз помнится, прислал он пять сотен воинов, да когда они пришли дела для них уже и не нашлось. Без них управились. Получилось, что погостили они у нас, победу отпраздновали и домой подались.
- Ну что ж, лично я не против был бы, чтоб и на этот раз так было, и мы так скоро одолели врага.  А опоздание их понять можно. Путь то не близкий.
Привычны славяне, живущие на рубеже со степью к неожиданным набегам. Ещё недавно не давали им покоя аланы своими разбойничьими набегами. Затем пришли готы сумевшие подчинить себе этих давних хозяев степей, но спокойнее от этого на рубежах не стало. Не было и одного спокойного года, чтобы не произошла большая или малая кровавая стычка между славянами и готами. К ним уже все привыкли. А потому, недолго шумело народное собрание-вече на площади. Вскоре все разошлись заниматься подготовкой к предстоящему сражению. Ушёл и Бож.





В плену у памяти

Войдя в дом, Бож снял висевший на стене меч и, присев на лавку, положил его себе на колени, бережно провёл по лезвию рукой.
- Ну что мой старый приятель, заскучал ты без дела? Хотя, если вспомнить, не так уж и часто тебе приходится отдыхать. Вот и опять, скоро предстоит тебе встреча с готским железом. Да не привыкать тебе готской кровью умываться, а за землю нашу так я и своей не жалел.  Мы все за неё жизней своих не пожалеем, и никому не по силам нас сломить или согнуть, ибо глубоки корни наши в земле этой. А руки наши одинаково крепко умеют держать, как рало, так и меч, и кому как не тебе это знать приятель. Эх, кабы объединить нам с тобой все племена и роды славянские, посмотрел бы я тогда, где б ты был Германарих – король готский. Но да ладно, мы и сейчас не слабы, и ещё посмотрим кто кого. Сколько лет уж длится этот кровавый спор. В нём участвовал ещё мой дед, и отец мой в этом споре отдал свою жизнь, а конца ему ещё не видать. Правда, последние годы готы больших войн со славянами не вели, видно успокоился старый вояка Германарих, а может и впрямь, как доходили слухи,  собирался за аланскую реку Дон, где аланами управляли ещё их собственные, свои цари. Но что у него сейчас на уме, попробуй, угадай.
Помнит Бож, как более четверти века тому, покорили готы союз аланосарматских племён, языгов, аорсов, роксолан и сираков живших  у лукоморья – северного побережья Понта . И тогда, король готов Германарих, присоединив к своему войску конницу алан, начал войну против щеков и хоривов . Уже не первый раз приходилось тем вступать в смертельную схватку с готами, и, помня о свирепости и силе готов, попросили они помощи у славян, живущих на востоке. И он, Бож, будучи тогда ещё молодым, но уже известным своей храбростью и многими победами воином, первым выступил за то, чтобы помочь соседям.
- Если не мы, то кто, - сказал он тогда на всенародном вече, - кто поможет братьям нашим? Пожалуй, с того памятного дня и стал он расти из знатного и признанного воина в вождя. Но далеко не все тогда поддержали его.
- Уйдут воины землю щеков  и хоривов боронить, а как на нас аланы или те же готы налезут, кто тогда наши земли защитит, где воинов взять? Сами обороняйтесь – мы же к вам за помощью не бегаем.
Так ответили тогда большинство старейшин и родовых вождей прибывшим послам, и только благодаря усилиям Божа и другого известного и славного воина Идара, на сторону которых встал старейший и мудрый волхв Белояр, вече порешило:
- Всех воев не подымать, но и охочих идти на помощь, не удерживать.
И уже через день отряд немногим более чем пятьсот человек, двинулся в сторону заката солнца на помощь соседям – славянам. Возглавили его Идар и Бож. Отряд состоял в основном из молодых воинов, да и самому Божу было тогда немногим более 25 лет. Не на много старше его был и Идар.
Три года назад всего одна аланская стрела забрала жизнь сразу двоих дорогих ему людей. Его жены и сына. Жена умерла, так и не успев родить, того кого они оба с нетерпением так ждали. И тогда Идар поклялся, найти убийцу и отомстить. Но дважды Базук, так звали молодого вождя одного из сиракских родов, убившего его жену, уходил невредимым от, казалось, неминуемого возмездия. И вот, Идар, который, едва услышав аланское имя, тут же хватался за меч, - шёл в чужие края сражаться с готами.
- А как же твой кровник-сирак? - Поинтересовался Бож. - Вдруг вновь объявится?
- Не думаю. Последнее, что мне удалось узнать о нём от пленённого алана, так это то, что его род откочевал на юг, к морю - в стан Барлаха. Того самого Берлаха, который шесть лет назад привёл на нас три тысячи всадников – помнишь? Ох и много в тот день полегло наших, но и Барлаху тогда досталось – еле ноги унёс. Правда, если бы не удалось их тогда заманить в засаду, то ещё неизвестно кому бы победа досталась.
- Конечно помню, ведь в том бою погиб мой отец, а для меня это было первое крупное сражение. А погиб он и многие другие, потому что каждый род живёт сам по себе. Даже перед лицом смертельной опасности нас не соберёшь вместе. Каждый из вождей сам себе хозяин и не желает, чтобы его людьми, а тем более им самим кто-то распоряжался. Вот и гибнут наши воины, из-за этих надутых индюков. Скажи вот, а почему ты, сразу стал на мою сторону? Почему,  идёшь в такую даль, да и вот они… Бож кивнул в сторону идущих с ними воинов.
- Ну почему они пошли, о том ты у них и спроси, а я иду потому, что всегда считал, что голова дана человеку не только для того чтобы шапку носить. Ею надо хоть иногда пользоваться по назначению и думать.
- Во как мудрёно загнул. Ну и что же твоя умная голова надумала?
- Да, наверное, то же самое, что и твоя. Хотя тут и думать здорово нечего. Разобьют готы западных славян, а вскоре и к нам пожалуют. Аппетит-то он приходит во время еды. А потому и отбивать его надо пока он не разыгрался.
- Это ты правильно сказал, вот жаль только что не все это у нас понимают или просто не хотят понимать. Надеются на «авось». А вот ударить бы сейчас всем вместе, всею силою – на долго бы у готов охота отпала в наши земли соваться. А с ними и аланы бы попритихли, ведь они все сейчас под мечём у Германариха.
- Вот-вот, и это ещё одна причина, по которой я здесь. Германарих – то, наверняка потребует от Барлаха воинов для похода, а значит не исключено что и Базук со своими сираками может среди них оказаться. Вот мы и ещё раз встретимся, и думаю я, эта-то встреча будет для нас последней.
- А что, пожалуй и правда ты умную голову на плечах носишь, и предположение твоё вполне  может быть пророческим. Во всяком случае, будем на это надеяться. А вот мне бы хотелось с самим Германарихом повстречаться.
- И сразиться, - захохотал Идар.
Да и сразиться, а что тут смешного? Думаешь такой уж он непобедимый, и я бы опростоволосился?
Идар рассмеялся ещё громче.
- Не знаю, не знаю, может быть и не опростоволосился бы, но чести тебе этот поединок не добавил бы это уж точно.
- Это ещё почему? - удивился Бож.
- Да потому, что он тебе в дедушки годится, а много ли чести старца в бою одолеть.
- Что, Германарих старик? Да ну, не может быть. Откуда ты это знаешь?
- Если ты мне не веришь, спроси вон у Карпа, и он кивнул в сторону ехавшего впереди всадника, гонца от хоривов и щеков.
- Ну, знать не судьба стать мне героем, - полушутя, полусерьёзно промолвил Бож. – Но всё равно, я бы с ним не прочь повстречаться.
- Ну что ж, может быть, ещё и повстречаемся, как знать?
И встретится, действительно пришлось,  и уже очень скоро, по крайней мере, с его воинами.
На третий день пути у одного из притоков Гипаниса , который местные племена чаще называют Буг, славянская дружина неожиданно столкнулась с отрядом готов. Отряд из полусотни всадников вёл с собой два десятка пленников, среди которых в основном были дети и женщины. Связанных верёвками по пять человек, конвоиры подгоняли их ударами кнутов. Спотыкаясь и падая, шли несчастные в окружении покрикивающих всадников. Не удивительно, что славяне первыми заметили противника столь не осторожно выдавшего себя этими окриками.
Нападение было столь стремительным и неожиданным, что некоторые из конвоировавших пленников не успели даже взяться за оружие, а те, кто успел им воспользоваться, сопротивлялись недолго, и почти все полегли под ударами славянских стрел и мечей. Лишь один из них, по всей видимости, начальник этого отряда, попытался уйти. Он подскочил к одной из связок невольников и перерезал верёвку у идущей последней, молодой стройной девушки. Так как руки её по-прежнему оставались связанными, то он, схватив её за волосы, забросил на коня и бросился к реке надеясь скрыться в густом лесу на противоположном берегу. Река была не широкой, и успей он перебраться на другой берег, возможно, его замысел и удался бы, но стрела Идара остановила его у самой воды. Через несколько минут всё было кончено. Пол десятка пленных, но уже готов, стояли связанные той самой веревкой, которой ещё недавно были повязаны их невольники, остальные были мертвы. Славянские воины ловили их коней, собирали оружие и перевязывали раненых. Не смотря на неожиданность и стремительность атаки, четверо воинов всё же получили лёгкие ранения и ушибы.
Девушка, спасённая Идаром, оказалась дочерью вождя  селения подвергшегося нападению готов. Среди невольников был так же и её брат Твердислав, юноша пятнадцати лет, с волосами, слипшимися от засохшей крови. От них-то спасители и узнали, что произошло с жителями подвергшегося нападению селения.
 Утром, когда солнце не прошло по небесной дороге и трети своего пути, из леса в направлении городища выехало семь всадников. Ворота закрывать не стали, так как среди них был Лисий Хвост и его старший сын. Лисий Хвост давно уже не живёт в общине. Он с тремя сыновьями построил себе в лесу у озера большой дом, в который поселил всё своё семейство. Сыновья были умелыми охотниками на пушного зверя, женщины семейства занимались выделкой шкур, Хвост  же ездил по общинам выменивал всякие ценные вещи, а потом вместе со шкурками и мехами ездил за Дунай к римлянам и там торговал ими. Люди говорят, что бывал он даже в самом Риме. Но только все не любили как его, так и его сыновей, за их хитрость и изворотливость, за их какое-то отчуждение и не любовь к людям. Его за это и прозвали так - Лисий Хвост. Узнав его и его сына, ни кто не придал этому никакого значения, только кто-то в сердцах негромко выругался.
- Вот леший ненасытный, кругом готы как волки рыскают, а ему и дела до этого никакого нет. Опять, небось, шкуры выменивать прётся.
Но только «гости» вошли в ворота, как из леса выскочило несколько сотен всадников, а «гости» в тот же миг выхватили спрятанные в одеждах мечи и ножи. Конница мчалась к воротам, а следом за нею из лесу выбежало ещё поболее, чем конных, пеших воинов.
- Я первым заметил готов и, схватив копье, бросился к воротам, куда на мой крик, вслед за мной, устремилось и несколько находящихся поблизости мужчин. Завязалась горячая схватка. Метнув копьё, я сразил сына предателя и был уже у самых ворот, но вдруг получил страшный удар по голове и потерял сознание. Когда я очнулся, всё уже было кончено. Так закончил свой рассказ Твердислав.
Затем Снежна, так звали девушку, со слезами на глазах рассказала, как была перебита вся  их семья и как погиб их отец.
 Готы как ураган ворвались в городище. Под ударами их копий и мечей один за другим падали его защитники. Кого трудно было достать мечом, расстреливали из луков. Отец Твердислава и Снежны, с одним из воинов и старшим сыном, теснимые врагами заскочили в дом, превратив его в неприступную крепость. Около десятка раненых и убитых готов лежало у входа в узкую дверь, но внутрь ворваться так никому и не удалось. Тогда готы зажгли дом, и мужественные защитники этой маленькой крепости погибли от дыма и огня.
Выслушав рассказ освобождённых невольников, и, выяснив, что их городище не так уж и далеко от места разгрома готского отряда, Бож и Идар решили сегодня же напасть на захватчиков, которые после недавнего погрома  наверняка не ожидают нападения. Но, узнав об этом, бывшие невольники стали отговаривать разгорячённых недавней победой освободителей. Почти все они утверждали, что туда идти нельзя и что готов там очень много. На вопрос же, сколько их там, ответить ни кто не мог. Тогда решили допросить пленных, но те не желали отвечать на заданный им вопрос.  Двоих из них, которым были заданы интересующие славян вопросы, за дерзкое и вызывающее поведение, и нежелание отвечать пришлось заколоть копьями. Остальных же решили просто утопить. Тогда один из них, когда ему привязывали камень на шею, сплюнув кровь, сказал.
- Я скажу, сколько нас там было, но при одном условии. Мы умрём как воины, - от меча, а не этой позорной смертью собаки, с камнем на шее.
- Я это обещаю, и готов тебе поклясться, что именно так и будет, если ты скажешь правду, тут же согласился Бож.
- Тогда знай, нас было всего три сотни.
- Он врёт, - глядя с ненавистью на своего недавнего мучителя, вымолвил Твердислав. – У нас в селении жило более пятисот человек, но когда нас уводили, я видел врагов гораздо больше, чем людей в нашем городища.
- И я тоже,- подтвердила Снежна.
Пленных тут же потащили к воде, но всё тот же пленник закричал.
- Постойте, я сказал правду! Мы не готы, мы аорсы, и нас было действительно три сотни всадников. Сколько же было людей всего и из каких племён, мы не знаем. Мы простые воины и нам об этом никто не говорил. Может тысяча, а может десять тысяч, - и зло улыбнувшись, когда с его шеи сняли тяжёлый камень, добавил, - это знают только начальники, а нашего вы убили, так что если хотите, можете спросить об этом у Германариха, он как раз сейчас там. Могу проводить… Но договорить он не успел и рухнул сражённый ударом меча.
- Пожалуй, нам действительно не стоит туда соваться,- озадаченный признанием пленного тихо произнёс один из послов  от бужан Карп, стоявший рядом с Божем и Идаром. – Если Германарих действительно там, то перед нами, скорее всего основные силы готов, а это, насколько мне известно, не менее пятнадцати тысяч воинов. Да к тому же, нам надо торопиться. Ведь с ними Лисий Хвост, и это меня очень тревожит. Если он заодно с готами, то он отлично знает все дороги и тропы в этих краях, и наверняка знает, что воевода Гржим назначил место сбора всем нашим воинам в Дубах, куда направляемся и мы с вами. А если так, то он ведёт их прямо туда, и селение Твердислава и Снежны подверглось нападению, наверное, потому, что просто оказалось на их пути. Нельзя допустить, чтобы Лисий Хвост вывел готов на, не ожидающих нападения наших. Поэтому я со своим товарищем должны будем вас оставить, а вас доведёт Твердислав, он дорогу знает – с отцом бывал там не раз. Мы же отправляемся к городищу и должны любой ценой уничтожить предателя.
- Не надо горячиться, - попытался воспрепятствовать безрассудству Карпа Идар. – Вдвоём вы его не достанете. Возьмите десяток  наших лучников, да я  и сам пойду с вами. И тогда, если боги будут на нашей стороне, мы этого предателя наверняка подстрелим как куропатку, устроив засаду где-то на их пути.
- Нет, этого делать не нужно,- возражал Карп. – Ты пойми, чем нас будет меньше, тем легче нам незамеченными подобраться к этому псу. И лучше нас этого ни кто не сделает, ведь мы знаем здесь каждую тропку.
Спор затягивался, а время не ждало, и надо было что-то предпринимать, но вдруг Бож неожиданно для всех спорящих, перевёл разговор совсем на другую тему.
- А сколько воинов сейчас у Гржима? - спросил он.
- Ну, я точно не знаю, - неуверенно ответил Карп, - когда мы отправлялись к вам, было почти восемь тысяч человек. А что?
- Но, а всё же, как ты думаешь, сколько сейчас воинов у вас в Дубах? Ведь за то время пока вы были в отлучке, должны были люди ещё подойти? Сколько всего воинов рассчитывал собрать  ваш воевода?
- По правде говоря, мы рассчитывали, что вы пришлёте более многочисленное войско, но думаю с вашим приходом всё равно  тысяч пятнадцать набраться должно.
- Значит, с нашим приходом всё войско будет в сборе?
- Наверное, да, если не считать что мы направляли гонцов и на Припять. Но туда путь не близкий и особых надежд на помощь с Припяти мы не возлагали. Ведь даже если они и выступят, то, наверное, ко времени и не поспеют.
- Значит, выходит, пятнадцать тысяч против такого же примерно количества готов?
- Выходит так. Но только у Германариха седьмицу тому было пятнадцать тысяч, а сейчас может быть и больше.
- Ну, так может быть, пусть тогда пока живёт ваш Лисий Хвост?
Все удивлённо смотрели на Божа, не понимая, к чему он клонит.
- Это почему же? – Первым не выдержал Карп.
- Отсюда ведь только одна дорога к Дубам? – вопросом на вопрос ответил Бож
- Нет, есть ещё одна, но это очень большой крюк, а прямая – одна.
- И как долго ещё до Дубов идти прямой дорогой?
- Если поторопимся, то завтра к вечеру будем на месте, но только объясни, что ты надумал.
- Дело в том, что если я не ошибаюсь, мы и собираемся в Дубах для того чтобы дать бой готам. Так?
- Ну, да.
- А если помощи ждать уже больше не от кого, и с нашим приходом всё войско будет в сборе, то уж лучше первыми напасть на врага, устроив у него на пути засаду. Ведь Германарих, наверное, тоже торопится сразиться, опасаясь, что к вам может подойти помощь от соседей. Значит, имея надёжного проводника, он не станет зря терять времени, и направится к Дубам короткой дорогой. Вот там надо и устроить ему засаду.
- А ведь он верно говорит Карп, - улыбнулся Идар, - ведь неожиданное нападение, это, считай, наполовину выигранное сражение.
- Ну что ж тогда, скорее, в дорогу…
- Да, не медля, но только не все.
Все опять удивлённо уставились на Божа. 
- Как не все?
- Почему не все?
- В дорогу отправится Карп и с ним ещё десяток воинов да те, кого мы сегодня освободили. Мы же останемся пока здесь, и если понадобится, то попробуем задержать или хотя бы отвлечь готов, если они вздумают выступить уже сегодня. Заодно и поточнее разведаем, сколько их там. Вы же, как можно быстрее направляйтесь в Дубы и готовьте встречу готам, а мы, если всё будет нормально, выступим в Дубы завтра.
Карп и Идар не стали возражать против плана составленного Божем, и так как день уже близился к завершению, то небольшая группа людей во главе с Карпом поспешили покинуть остальных и направились по направлению к Дубам. А уже через два дня и Бож с Идаром стояли перед высоким статным воином, к которому их привёл встретивший их Карп.
- Вот Гржим знакомься, это Бож, а это Идар о которых я тебе рассказывал. Представил Карп Божа с Идаром.
- Рад приветствовать наших братьев откликнувшихся на наш призыв.  Не стану расспрашивать, как добрались, Карп  мне обо всём уже рассказал, а вот о последних двух днях вашего пути хотел бы услышать поподробнее. Особенно хотелось бы узнать, что вам удалось выведать о готах. Так сразу с приветствия перешёл к делу Гржим.
- Будь здоров и ты Гржим, - как старший по возрасту поприветствовал от всех прибывших воеводу Идар. – Хотели бы мы в день нашей первой встречи порадовать тебя хорошими вестями, но боги этих мест нам их не дали. Вести очень не радостные. Готы с разницей примерно в день пути следуют за нами, и завтра, само позже к средине дня будут здесь. А не выступили они сразу после разорения городища лишь потому, что дожидались пополнения, и к ним на следующий день подошёл большой отряд, около пяти тысяч всадников алан.  Сейчас же они уже в пути.
- И сколько же их там всего?
- Тысяч двадцать пять, а может и поболее будет, и половина на конях.
- Да, многовато против наших шестнадцати тысяч, а конных у нас, даже, учитывая, что более половины  ваших на конях и четырёх тысяч не набирается. Вся надежда на засаду, да благосклонность богов.
- И вот ещё что, - вступил в разговор Бож, - почти вся конница это сарматы. А сармат, воин степной. Вооружён он конечно хорошо, но ему простор нужен. Сарматы конём да наскоком сильны, а долгого боя и тесноты не любят. Вот если бы их лишить простора  и заставить обороняться, что им тоже не по душе, то от их силы и половины бы не осталось. Уж мы-то их хорошо знаем.
- Чего-чего, а уж простора у них, если всё сладится по задуманному, это точно не будет. И кто будет нападать, а кто обороняться, это мы тоже ещё посмотрим.
Как вы, наверное, заметили, дорога, которая ведёт к Дубам почти всё время проходит рядом с берегом реки, то немного отдаляясь, то вновь возвращаясь к самому берегу. И если по противоположному берегу лес почти везде доходит до самой кромки берега, то здесь лес часто отступает, оставляя обширные заливные луга. Так же по этому берегу имеется несколько озёр. У одного из таких озёр мы и устроим им встречу. Озеро это не очень широкое, но зато довольно длинное. А главное, расположилось оно рядом с рекой и в некоторых местах расстояние от берега реки до берега озера не более одного полёта стрелы. Как раз тут мы их и встретим. Вот смотрите. Гржим присел на корточки и стал палочкой чертить на земле.
- Вот река,  вот озеро, а вот дорога по которой будут идти готы. Так как за озером сразу начинается густой лес, то они вынуждены будут проходить  по  этому проходу между рекой и озером. И вот как только они начнут  выходить из этого узкого прохода, я с частью воинов нападаю на голову колоны. Карп со своим людьми в это же время перекрывает им выход с другой стороны. Сжатые с двух сторон водой они не смогут атаковать большими силами, а мы сможем удерживать их в этом мешке довольно долго. Река тут не широкая и для трёх тысяч лучников укрывшихся в лесу на её противоположном берегу, в некоторых местах, куда достанут стрелы, готы будут отличной мишенью. В одном месте река мелкая и её можно легко перейти вброд, и если боги будут к нам благосклонны, и мы начнём одолевать врага, то воины с того берега, переправившись через реку, ударят в самый центр вражеского войска. Имеются и ещё кое-какие неприятные сюрпризы для врага, но это уже как получится. Основная часть конницы будет стоять вот здесь, в лесу за озером, чтобы, если понадобится, в трудный момент подать помощь тем, кто будет сдерживать готов на входе и выходе из «водяного мешка». Ваших конных воинов я хотел сначала присоединить к ним, но теперь видно придётся дать вам другую задачу. Всё дело в том, что двадцать пять тысяч могут не вместиться в ту ловушку, которую мы уготовили, и хвост колоны придётся обрубывать и разбивать отдельно. Вот эту задачу я поручаю вам и вашим всадникам. Вы вместе с Карпом и его людьми отсечёте хвост этой змее, а потом развернёте всех своих пеших и конных воинов против тех, кто останется за пределами мешка, кто в него не вместится. Справитесь?
- Смотря, какой будет хвост.
- Если хвост колоны вам окажется не по зубам, то нужно будет, хотя бы задержать его пока не подоспеют всадники из резерва. Понятно?
- На счёт хвоста колоны ясно, но только в самом плане, по-моему, есть один просчёт, - нерешительно, промолвил Идар.
- Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, - прервал его Гржим.
- Тебя, наверное, беспокоит, что о броде каким-то образом могут прознать и готы?
- Вот именно. Ведь с ними идёт Лисий Хвост и если он знает о броде, то засада мало что даст, а три тысячи лучников на том берегу реки почти все обречены на гибель.
- Мы об этом тоже думали, но будем надеяться, что предатель об этом броде ничего не знает. Но, а на всякий случай на том берегу у брода мы ставим ещё пять сотен конных воев для того чтобы задержать врага, если он пойдёт через брод, и дать отойти подальше в лес лучникам. В случае же если всё пойдет, как мы задумали, они вместе с лучниками в первых рядах переправятся на другой берег и атакуют готов. У брода, на всякий случай, мы сосредоточили и большее количество лучников, чем на  остальных участках побережья. Кроме того среди лучников многие знают Лисьего Хвоста и первые же стрелы будут предназначены в первую очередь ему.
- Ну что ж, тогда будем надеяться, что завтрашний день будет для нас счастливый и боги даруют нам победу.
- Думаю, что так и будет, а пока ступайте, ведь вам следует хорошенько отдохнуть с дороги. Завтра отдыхать будет некогда. 





Водяной мешок.

Как и ожидали, - готы появились к средине следующего дня, но занявшим уже с утра свои позиции славянам казалось, что они ожидали их целую вечность. Но вот из-за излучины реки показались первые всадники противника. Сотня конных воинов уже втянулась  в ловушку между рекой и озером, но больше никого видно не было. Сидящим в засаде было понятно, что это всего лишь разведывательный авангард врага, поэтому все сидели тихо и ждали. И действительно после того как передовая сотня всадников уже скрылась, показались и основные силы готов. Это опять была конница, но существенно отличающаяся от легковооружённой копьями и луками передовой сотни. Все всадники были вооружены длинными мечами и очень длинными копьями. Ни у кого из них не было щитов, но зато у всех были великолепные доспехи, и стальные шлемы, витязей поблёскивали на солнце. У многих, особенно в первых рядах, были стальными не только шлемы, но и сам доспех, хотя у большинства он был изготовлен из грубой и толстой кожи. Ехали они,  молча, стройными рядами по пять всадников в каждом. Казалось бы, нет такой силы, которая смогла бы остановить движение этой грозной и величественной мощи. И только люди, которые не раз сталкивались в бою с этой грозной конницей, знающие как  её сильные, так и слабые  стороны, могли смотреть на этот торжественно-триумфальное шествие без внутреннего трепета. 
- Тяжёлая конница - аланы, - тихо прокомментировал, наблюдающим из укрытия в лесу, за появившимся противником Идар.
- Да, такие если развернутся, то удержать их будет нелегко. Но там, на выходе, им это сделать негде, там расстояние во много раз уже чем здесь на входе, и если три десятка таких всадников в ряд для атаки поместятся, то и хорошо. Да к тому же и кое-какие неприятные сюрпризы для них Гржим там заготовил. Остановит. Вот только бы здесь нам их запереть суметь. – Так же тихо, как и Идар проговорил Карп.
- Смотрите, - вдруг кто-то отозвался рядом, - а вон и Лисий Хвост!
- Где?
- Да вон же в первом ряду, на самой маленькой лошадёнке.
Действительно, крайним от наблюдателей, в первом ряду ехал воин на лошадке, которая в сравнении с великолепными лошадьми аланских всадников выглядела почти карликовой. И хоть на голове его тоже был шлем, а на груди можно было различить что-то на подобии лёгкого доспеха, он разительно выпадал из общего ряда всадников.   
- Пожалуй, и в самом деле он, - подтвердил ещё кто-то из рядом стоящих.
- Если это он действительно, то жить ему осталось не долго - заверил Карп. 
Но пока, скрывающиеся в засаде наблюдатели, рассматривали всадников и выясняли Лисий Хвост это или нет, голова колонны вошла в водный коридор, а её место перед взором наблюдателей постепенно заполнил уже походный строй пеших воинов, некоторые шли в рогатых шлемах. Все вооружены большими круглыми щитами и короткими копьями. Многие кроме этого имели боевые топоры или окованные железом дубины, у немногих были и мечи. Это шли готы. За колонной пеших воинов вновь шёл небольшой отряд богато одетых, в сверкающих на солнце доспехах, всадников. Впереди его между двух могучих на вид всадников, на великолепном коне ехал худой высокий старик лет восьмидесяти. Один из всадников несколько раз, указав рукой в сторону, откуда выдвинулась колонна, что-то доказывал старцу. Тот, по-видимому, согласившись, небрежно махнул рукой и всадник, развернув коня, помчался в хвост колонны.
- Ни как сам король? - указал на старца Идар.
- Он самый, - подтвердил Карп.
- Интересно куда это он послал одного из своих приближенных, может что почувствовали?
Но уже вскоре, по тому, как следующие за своим королём пешие и конные воины резко добавили шаг, и стали подтягиваться к авангарду, Бож догадался:
- Послал, чтобы подогнать отстающих, видимо колонна сильно растянулась.
- Ну, значит боги сегодня с нами, ведь это какраз то, что нам нужно, - улыбнулся Идар.
Но, тем не менее, отряды пехотинцев и конницы шли ещё долго, а наши наблюдатели с тревогой и нетерпением ждали, когда же появится хвост колоны, и лишь когда заметили, что наконец-то этот долгожданный момент настал, облегчённо вздохнули.
Последними шли кибитки, и гружённые разными необходимыми в походе вещами телеги, а замыкали колонну две сотни готской конницы. И вот когда готы уже почти все вошли в коридор–ловушку и только десятка два возов да арьергард всадников оставались за пределами западни, колонна вдруг, как бы судорожно вздрогнула и на мгновение остановилась в растерянности. Одновременно  берегом озера по живому телефону прилетела команда к атаке, а с противоположного берега реки на готов полетели первые стрелы.
Заметив три конные сотни славян, выскочивших из леса у озера, конница готов устремилась им на встречу. Но когда вражеские всадники заметили сотни выбежавших из того же леса пеших воинов, они решили благоразумно вернуться к своим. В это время, стараясь уйти от стрел с противоположного берега реки, возчики начали направлять свои упряжки  в сторону от реки и пытались выскочить из водяного мешка, но увидев выбежавших из леса славян, многие попытались вернуться к основной колонне и стали опять разворачивать своих лошадей. На выходе из западни образовалась полная неразбериха. Возы сталкивались, цеплялись осями колёс, некоторые даже перевернулись. Две сотни готских всадников, видя такое множество противника, недолго думая, не принимая боя, умчались в лес, по той дороге, которой они только что пришли к этому злосчастному для них месту. За ними устремились и десятка полтора возов из обоза.
 Естественно, конница Божа опередила пеших воинов и первой вступила в бой, заперев выход из мешка, но уже вскоре, помня свою задачу, предоставила довершать дело подоспевшим пешим воинам Карпа, а сама ринулась в погоню за беглецами. Вслед за ними бегом направились и пешие воины Идара и Божа. Правда, коннице славян пришлось вскоре вернуться, так как, проскакав мили полторы, они обнаружили только брошенные подводы, которые передали на попечительство подоспевшим пехотинцам. Поручив им пригнать всё это захваченное добро, и, приказав, во избежание нападения с тыла охранять на всякий случай  дорогу, они вернулись, и хотя жаркого сражения ещё не застали, но возвращение их было весьма кстати.
Когда тяжёлая конница сармат подошла к выходу из водного коридора, то со стороны славян, предусмотрительно пропустивших авангардную сотню врага, на них посыпалась туча стрел и град камней. Хотя особого вреда железной коннице этот смертоносный ураган причинить не мог, но лёгкого замешательства и времени на то, чтобы подготовить конную атаку на врага, Гржиму вполне хватило для того, чтобы успеть перегородить узкий выход из водяного мешка сплошным рядом телег, за которыми как за крепостной стеной разместились лучники и копейщики. Узкий участок давал возможность нескольким сотням, засевшим за возами славян сдерживать многотысячное войско Германариха. Поэтому когда аланы бросились в атаку, они были встречены весьма достойно. Воины Гржима противопоставили очень простой, но эффективный способ борьбы против длинных копий и мечей бронированных всадников. Против их страшного оружия они нашли не менее страшное своё. Этим оружием была обыкновенная деревянная рогатина. Взобравшись на телеги, славяне тем самым уровняли себя со всадниками, и, держа вдвоём в руках длинную рогатину, уперев ею в шею или грудь витязя, просто сбрасывали его с напирающего на обороняющихся коня. Если же всаднику удавалось избежать такой участи, и он успевал, бросив копьё выхватить меч и перерубать или отбить в сторону толстую рогатину, то в ближнем бою он уже не был так неуязвим. К тому же враг применил ещё одно коварное оружие, это факелы на обычной длинной палке которыми он норовил угодить в морду лошади. Взбесившиеся от страха и боли лошади шарахались в стороны и вставали на дыбы, сбрасывая всадника. Когда же, видя тщетность своих усилий, всадники отошли для тог чтобы перестроить свои ряды, то пробравшиеся под телегами воины славян без особого труда расправлялись с теми, кто, лёжа на земле, не был затоптан конями или не был убит ещё на коне. Ведь стальные доспехи всадников были настолько тяжелы, что самостоятельно подняться после падения с коня для них было делом весьма и весьма сложным. Но, а правило - лежачих не бьют, в этом смертельном состязании не действовало.
Видя, что все усилия конницы прорубить выход терпят неудачу, Германарих приказал отойти аланам и пустил в дело пехоту. Но пешие воины готов, ещё не вступив в сражение, уже стали нести потери. Так как они не имели таких доспехов как у всадников, то стрелы укрывшихся на противоположном берегу лучников выхватывали из рядов, готовящихся к атаке пехотинцев, десятки воинов. Когда же кое-как прикрывшись щитами от назойливых лучников, готы кинулись в атаку, то выстроившись в несколько рядов перед своим возами славяне, показали, что они ничуть не хуже готов умеют владеть топором или кованой дубинкой. К тому же, стоящие на возах копейщики и лучники славян, легко, на выбор, через головы своих, участвующих в схватке товарищей, почти без урона для себя поражали врага.
Когда же Германариху  донесли, что хвост колонны тоже атакован славянами, он понял всю сложность положения, в какое попало его войско. Помня, что на входе в этот «водяной мешок» расстояние между озером и рекой, много шире, чем здесь, он решил переместить основное направление удара именно туда, и, не обращая внимания на стрелы из-за реки, стал перестраивать свои войска к атаке в противоположном направлении. Сделать это было не так просто, так как, опасаясь славянских стрел, войско жалось к озеру, куда стрелы противника не долетали. Поэтому время было упущено.
Хотя для того чтобы создать сплошную стену из возов,  как это сделал на узком участке Гржим у Карпа возможности не было, но тем не менее он постарался сделать всё чтобы максимально затруднить выход готам из «водяного мешка». Все захваченные возы и кибитки были стянуты в один ряд, и чтобы усложнить врагу быстрое устранения этого препятствия, перевёрнуты на бок или колёсами вверх. Успели даже пригнать и установить и те из них, которые захватили Бож с Идаром. Кроме того, поблизости было срублено несколько деревьев и вернувшиеся всадники Божа при помощи своих коней помогли перетащить их к перевёрнутым телегам, и там где не хватало последних устроить что-то наподобие завалов. Так что когда конница Германариха попробовала с налёта прорваться на входе в водяную ловушку,  то там её ждала такая же участь как и на выходе. Попытка пехотинцев пробиться к завалам и расчистить проход для атаки тяжёлой конницы тоже закончился неудачей. Ко всему этому добавилась ещё одна неприятность. С противоположного берега озера отплыло несколько десятков опущенных на воду плотов со сплетёнными из лозы и закреплёнными на них щитами. Плоты, на которых размещалось от двух до четырёх воинов противника, подошли почти к самому готскому берегу озера, и укрывающиеся за щитами лучники стали обстреливать атакующих. Но, тем не менее, здесь, на этом широком участке, славяне несли очень большие потери, и уже после нескольких атак, Карпу и его воинам с большим трудом удавалось удерживать позицию. Лишь подоспевшие вовремя полторы тысячи всадников из резерва за озером, спешившись с коней и вступив в схватку, помогли откинуть противника. Ещё большими потери были у готов.
Германарих понимал, что если не предпринять решительной попытки прорваться, то в этом «водяном мешке» может найти свой бесславный конец всё его войско. Понимал он и то, что в проходах ловушки, через которые пытаются вырваться его воины, славяне могут держаться очень долго, и если и удастся их опрокинуть, то только ценой огромных потерь после которых, не о каком продолжении войны нечего и думать. Поэтому единственный путь вырваться из мешка, думал он, это прорываться, переправившись через реку. Жаль, что первыми же стрелами был убит этот жалкий славянский купчишка, который привёл их в эту ловушку. Возможно, он подсказал бы, где, в каком месте легче переправиться через эту проклятую речку. Но теперь надеяться было не на кого, и, оставив руководить прорывом своего старшего сына Гуннимунда и племянника Валараванса, Германарих, захватив сына Гунимунда Гезимунда и полсотни всадников, отправился осматривать реку и её берега. Он заметил, что, судя по плотности обстрела, лучников на том берегу не так уж и много, и если попробовать форсировать реку в нескольких местах сразу, то больших потерь при форсировании, возможно, удастся и избежать. Главное выбрать более подходящие для этого места.
И вот уже в который раз, невзирая на годы, скачет он в сопровождении полусотни всадников вдоль реки, внимательно высматривая её берега и, отмечая в уме каждую мелочь. Сзади вскрикнув, упал с коня кто-то из его сопровождающих. Это уже не первый, но он, давно привыкший к чужим смертям, не обращает на эти мелочи внимания. Он лихорадочно ищет выход – надо спасти войско.
- Река не широкая, - размышляет он, - но если переправляться вплавь, то мои воины будут отличной мишенью для этих проклятых лучников, ведь они рассыпаны по всему берегу и особенно много их здесь. Проскакав несколько метров, он вдруг резко остановил коня.
- Интересно, а почему это здесь уже не первый раз нас так густо забрасывают стрелами, - вдруг неожиданно, подсознательно мелькнула молнией мысль,- почему здесь так много лучников? Ведь тут и  у реки не самое узкое место, и расстояние от реки до озера приличное. Получается, что такое множество лучников засели здесь без всякой пользы для дела? Так не бывает.
- Одульф, - обратился он к одному из сопровождавших его всадников, - возьми-ка с собой десятка два людей и вернись к тому месту, где только что подстрелили Алику. Да постарайся подойти как можно ближе к берегу.
Одульф тут же помчался выполнять команду, но только он и его люди попытались приблизиться в указанном месте к берегу реки, как более сотни стрел с противоположного берега обсыпали этот маленький отряд и два всадника замертво свалились с коней, а ещё трое были легко ранены. Остальных спасли доспехи.
- От этого места желательно держаться подальше…, -  выпалил подскакавший Одульф. Но Германарих, не дав ему договорить, распорядился.
- Быстро сюда пехоту Гезалиха. Быстро!
- Одульф ничего не понял, но помчался выполнять приказание.
- Что задумал мой мудрый дед? - поинтересовался тоже ничего не понявший Гезимунд.
- Для начала, вырваться из этого проклятого мешка, а там будет видно.
- Что, именно здесь, в этом месте?
- Я думаю, что да.
- Гезимунд ничего не сказал, и только удивлённо взглянув на деда, пожал плечами.
Когда прибыли пехотинцы, и к Германариху подошёл Гезалих, то король без лишних объяснений, указав на место, где ещё лежали сражённые стрелами всадники из его охраны приказал.
- Там должен быть брод. Найди его, переправься на тот берег и сбей оттуда лучников.
- Да мой король, но почему именно я?
- Потому что тебе приказывает твой король.
- Но мои люди только вышли из боя, они устали и им нужно отдохнуть.
- Мы все тут останемся отдыхать на веки, если ты не собьёшь лучников с того берега. Ты меня понял?
- Да мой король.
- Тогда вперёд!
Прикрываясь щитами, воины Гезалиха бросились к реке. Некоторые из них падали сражённые стрелами ещё не добежав к воде, но многие уже по пояс в воде, закрывшись щитами, дошли до средины реки. Река  на средине не углублялась и воины всё так же по пояс в воде упорно двигались к противоположному берегу. И когда казалось, что вот-вот они выйдут на долгожданную сушу и набросятся на терроризирующих их лучников, из лесу выскочили сотни вооружённых топорами и мечам воинов и стали теснить не прошеных гостей обратно в воду. Это были те самые спешившиеся всадники, которых поставил для прикрытия лучников Гржим. Но Германарих уже знал – он своего добился. Уже мчалась на помощь пехоте тяжёлая конница, которую не в силах были удержать те жалкие силы противника, которые сбросили обратно в воду пехоту одного из его военачальников, а во все стороны мчались гонцы с приказом отходить к найденному броду.
Воины Карпа и Божа ожесточённо наседали на отходящих готов, чего, к сожалению, не мог себе позволить Гржим, так как несколько сотен его войска, выйдя на более обширное пространство, чем та узкая горловина, которую он удерживал, могли быть легко окружены и разбиты. Лишь только когда к нему подоспели те остатки конницы, что находились в резерве за озером, он осмелился начать преследовать отходящего врага.
Заметив приближающуюся к броду конницу алан, всадники славян, оборонявшие брод, поспешили отступить к своим оставленным лошадям и быстро скрылись в лесу. Почти без потерь, за то время пока шла схватка за брод, успели отойти и лучники, но готы вырвались из ловушки, и к вечеру все они вошли в лес и скрылись из виду.




Ответный ход Германариха.


Когда последний отряд готов, отбиваясь от наседающих славян, отступил на другой берег реки, день уже близился к концу. Ещё не зная точного количества погибших и раненых в своём войске, но видя, что потери большие, Германарих распорядился, не медля отходить прямо через лес. Славяне же, не зная о дальнейших намерениях готов, и опасаясь лесной засады, переправляться на другой берег реки и преследовать противника тоже не стали.  Остаток дня они посвятили приведению в порядок своего войска оказанию помощи раненым и подсчёту потерь. Оказалось, что только тех, кто навсегда остался в водяном мешке у противника насчитали более шести тысяч. Учитывая то, что раненых в подобных сражениях всегда как правило, гораздо больше убитых, предположили, что у Германариха осталось боеспособного войска, примерно тысяч десять или немногим более. Примерно же столько здоровых и готовых продолжать сражение воинов Гржим насчитал и в своём войске. Силы уровнялись. Когда же стало известно, что в полу дне пути от Дубов идёт на помощь отряд из шестисот славян с Припяти,  решили на следующий день начать преследовать противника.
Утром, переправившись через реку, и, выслав вперёд разведчиков, славяне двинулись по следам отступающего противника. К полудню, шедшие впереди разведчики донесли, что готы стоят на обширном лугу у впадении в Буг небольшого притока и, по-видимому, готовятся переправляться на другой берег. Позиция для нападения была, лучше не придумаешь, и славяне решили немедля атаковать врага. Охватив с лесной стороны всю долину между реками, славянские воины с криком выскочили из леса и бросились на готов. Но расчёт застать противника врасплох не оправдался. Готы быстро изготовились к обороне и оказывали яростное сопротивление наседающим славянам. Тем не менее, на фланге который упирался в приток Буга, славяне теснили врага, и готы медленно отходили к Бугу.
Бож с Идаром в бою старались держаться рядом, руководя своими людьми, не выпуская их, и друг друга из виду. Но неожиданно Идар с десятком воинов,  последовавшим за ним, взял в сторону и стал с бешеной яростью врубывться в самую гущу противника. Бож в пылу схватки заметил это только тогда, когда Идар  с оторвавшимися с ним воинами были отрезаны от основной массы атакующих, и его люди изовсех  сил отбивались от окружающих их врагов.
- Назад Идар! – закричал Бож, напрасно стараясь перекрыть своим голосом шум схватки и образумить своего товарища. Но тот и сам уже из последних сил бешено работая мечом, пробивался к своим.
- Поднажми ребята, выручай своих! – громко отдавал команды Бож, направляя воинов на выручку пробивающимся товарищам. И только своевременная помощь помогла Идару и ещё двум воинам вырваться из окружения противника и присоединиться к своим, Остальные вырваться не сумели.
- Идиот, жить надоело? – выкрикнул Бож, когда друзья вновь оказались рядом. Весь левый глаз и лицо Идара были залиты кровью. Заметив, что товарищ серьёзно ранен Бож, помогая тому отбиваться от противника, закричал:
- Ты что, совсем голову потерял?  Выходи из боя!
- Как бы ни так, мы ещё повоюем, и голова моя на месте, но кое-кто её действительно сегодня лишился, - утирая кровь и пот, и продолжая держаться в первых рядах, выпалил Идар.
Готов теснили уже по всему фронту сражения, и казалось, что ещё немного усилий и их опрокинут в реку. Но только не зря ведь Германарих уже почти пол столетия слыл как великий воин и полководец, не только среди готов, но и между самых заклятых своих врагов. Вот и на этот раз, он вместо того чтобы побыстрее уносить ноги после той трёпки какую задали ему славяне, заманив его в ловушку, решил отплатить им тем же. Резонно предполагая, что те не успокоятся и кинутся его преследовать, старый король мечтал о возмездии. И вот когда он со своим войском утром вышел к этой огромной поляне в междуречьи, у него возник план, как расправиться со своим коварным врагом.
 Переправив с утра через не широкий приток Буга часть своей конницы, он приказал им пройти вверх по течению, и там переправившись вновь через речушку, выйти в тыл врагу. Сам, сделав вид, что собирается переправляться через реку, стал поджидать противника. Когда славяне настигли готов, они, как и предполагал Германарих, чтобы не дать противнику уйти, поспешили ту же на него напасть. Делая вид, что не может удержать натиска, левый фланг войска Германариха стал отходить вдоль притока  к Бугу, освобождая пространство на поляне, за спиной наступающих. И вот когда славянам казалось, что победа совсем рядом из лесу в спину ударила им конница Германариха. Ситуация сразу же резко переменилась. Путь к отходу, наступающему вдоль притока флангу славян, был полностью отрезан, и только противоположный фланг у самого берега Буга, где сражались Бож и Идар со своими людьми ещё давал возможность отступать. Понимая, что если готы их опрокинут, войско славян попадёт в окружение, воины Божа держались из последних сил, а всё войско медленно выходя из боя, отходило по берегу Буга в тот самый лес, из которого славяне ещё недавно напали на готов.
Потеряв много крови, и, получив ещё одно ранение, Идар едва держался не ногах.
- Тетва, уведи Идара! Быстрее, пока ещё есть путь к отходу, -скомандовал Бож ближайшему  с ним воину. Команда эта была отдана какраз вовремя,  потому что как только Тетва подхватил Идара, тот бессильно повис у него на руках и, по-видимому, потерял сознание. Взвалив на себя обмякшее тело, Тетва прикрываемый товарищами, стал отходить к лесу и вскоре Бож потерял их из виду.
Около пятисот воинов, во главе с Божем, прикрывая отход войска, ещё оставались  на краю ставшей полем боя долины, прижатые к Бугу, когда тяжёлая конница алан, пробившись к реке, окончательно отрезала путь к отходу. Пытаясь пробиться к лесу, в неравной схватке один за другим  падали славянские воины. Сразу три вражеских воина набросились и на Божа. Перехватив запястье руки с занесённым для удара мечом одного из противников, он рукоятью своего меча нанёс удар ему по голове, и тут же, воспользовавшись как живым щитом его обмякшим телом, подхватил меч, выпавший из руки, врага и вооружённый уже двумя мечами бросился на нападающих. Полностью сосредоточившемуся на сражении ему показалось, что он вдруг услышал победный клич славян, но оглянуться, не было времени.
- Видимо всё же прорвались, - мелькнуло в голове, когда уже наносил смертельный удар второму противнику, и тут же сам получил весьма болезненный удар в бедро, а на месте павших врагов выросли ещё двое. Припадая на раненую ногу, он едва сдерживал яростные атаки наседавших готов, когда между ним и его противниками врезались два всадника.
- Давай руку, - наезжая корпусом лошади протягивал ему свою  молодой воин. Отбросив один меч, Бож ухватился за руку спасителя и, упираясь здоровой ногой в ногу всадника, совершенно обессиленный повалился на спину лошади. Перед глазами замелькала вытоптанная окровавленная трава. Голова кружилась. Бож закрыл глаза.



Старые и новые друзья.

После столь неудачного для них сражения, славяне отходили к Дубам. По пути скончался от ран Гржим, и остатки войска вёл Карп. Всадник, спасший Божа от неминуемой смерти, оказался воином с Припяти. Был он немногим моложе Божа и сейчас они ехали рядом. Бож засмотревшись на ещё по-мальчишески молодое и красивое, улыбающееся лицо своего нового товарища, вдруг и сам, улыбнувшись, спросил:
- Скажи Нискиня, - так звали молодого воина, - чему это ты всё время улыбаешься, словно чему-то радуешься?
- Ну а почему бы и не порадоваться, смотри, красота кругом какая.
- Что красота, то спору нет, но ведь нам сегодня готы так задницу надрали, что тут не до красоты - плакать хочется. Я вон едва жив остался, и если бы не ты…
- Вот и радуйся, что жив. А кто кому задницу надрал, это ещё не известно. Где они эти готы? Наверняка, в противоположную от нас сторону пятками кивают и, небось, думают, что ещё хорошо отделались. Так что пока живы, надо жизни радоваться. А вообще, мне говорила мать, что я и родился с улыбкой. Мол, все дети как дети, кричат при родах, а у этого улыбка до ушей. Ненормальный. Она даже бранила меня в детстве, за то, что улыбаюсь даже тогда, когда плакать надо, но отец однажды сказал. Как сейчас помню его слова:
- Не ругай его мать – настоящий мужчина у нас растёт, ведь славянский воин любую беду с улыбкой встречает, и даже смерти в лицо улыбаться будет.
- Хорошо сказал. А ты когда меня от готов спасал, тоже, наверное, улыбался? А то знаешь, мне тогда как-то некогда было тебя рассматривать.
- Наверное, но только я тогда думал, что это я готов от тебя спасаю, так лихо ты их косил и рядами улаживал, что мне их жалко стало. Они дружно рассмеялись.
- Ну спасибо, развеселил ты меня, хоть по правде говоря, мне сейчас совсем не до смеха. Лучшего своего друга я сегодня потерял.
- Погиб?
- Точно не знаю, но только едва живого его товарищ из боя вынес и с тех пор не о товарище не о нём ничего, ни кто не знает.
- Да, мы когда подошли и стали готовиться вмести с теми, кто сумел выйти из боя к новой атаке, чтобы вас выручить много раненых видели. Может и твой товарищ среди них был. Одного даже наша проводница забрала. Красивая девушка, может, давай разыщем. Её  Снежна,  зовут. А этот раненый наверно родич ей какой-то или близкий кто. Аж вскрикнула, когда его увидела.
- Как, говоришь, девушку звали?
- Снежна.
- А раненого она не называла по имени? 
- Я уже, по правде говоря, не помню.
- Помню, что того кто вынес его и ей передал, звали Тетва. Он ещё со мной рядом в бою был. Хороший воин. Жаль убили.
- А где эту Снежну найти можно?
- Да, наверное, с ранеными она, я думаю.
- Так поехали, что мы тут плетёмся!
Только к вечеру среди раненых воинов, которых к этому времени всех привезли в Дубы, Божу удалось отыскать Идара. Он был в сознании, но потерял много крови и так сильно ослаб, что без посторонней помощи подняться не мог. Рядом с ним была Снежна и её брат. С того памятно дня когда Идар отбил её у аланского сотника, он проявлял к ней нежную заботу и девушка тоже привязалась к статному воину. И вот теперь Бож вновь нашёл её рядом со своим товарищем. Она при помощи брата обмыла и перевязала его раны, приложив к ним для быстрейшего заживления какие-то одной ей известные травы, и отпаивала его отваром из трав и молоком. Завидев Божа, который, опираясь на вырезанную Нискиней палку, прихрамывая, подходил к ним, Снежна привстала и отошла в сторонку.
- Так вот оказывается, кто похитил у меня товарища, - улыбнулся девушке Бож, и уже переводя взгляд на Твердислава, добавил:
- Я очень рад, что у него появились такие верные и надёжные друзья. Теперь я за него спокоен. Ну, а ты что скажешь, - кривясь от боли в ноге, присел он рядом с Идаром.
- А я рад видеть тебя живым, - попытался улыбнуться Идар, левый глаз и половина лица которого были спрятаны, за аккуратно наложенной повязкой.
- А чего ради это я должен быть мёртвым? Я же ведь не лез на рожон, как некоторые лишённые рассудка вояки. Что за муха тебя укусила? Ты вёл себя в бою, как какой-то мальчишка.
- Может и как мальчишка, но как иначе я мог его достать. Ведь я же поклялся.
- Кого достать, зачем достать, ты мне можешь объяснить толком.
- Бож, ну как ты не поймёшь – Базук.
- Да при чём тут Базук… Как, - неужто ты вновь повстречал своего кровника.
- Ну вот, наконец-то ты понял.
- Ну и…?
- Всё, - в этом мире  больше нам встречаться не придется. На этот раз он от меня не ушёл.
- Ну, тогда, тебе только ради этого стоило пройти такой путь, и покропить своей кровушкой местную землю. Я очень рад за тебя и за твою семью. Наконец-то они отомщены, и тоже радуются в мире предков.
- А как там наши – видимо не желая теребить прошлое, перевёл Идар разговор на другую тему.
- Наших едва половина осталась. Очень многие в последней схватке полегли, много раненых. Световида с Межамиром так тех не хуже тебя отделали, уж и не знаю, выживут ли.
- Да я то что, кости целы, денёк другой отлежусь и хоть снова в бой.
- Ну и хорошо. Тогда я сейчас схожу за нашими, да мы тебя к себе заберём.
- Твердислав, - обратился к стоящему рядом юноше Идар, - сходи, разживись чего-нибудь поесть, что-то аппетит у меня появляться стал, да и такого дорогого гостя не угостив отпускать негоже.
- Твердислав улыбнулся и, кивнув, побежал выполнять поручение раненого.
- Бож, - немного смущаясь, обратился к другу Идар.
- Я тебя слушаю, - видя колебания Идара, весь во внимание превратился тот.
- Помоги мне сесть, надоело лежать… Скажи ты мне друг?
- Ну давай, выкладывай что там у тебя, - усадив товарища, поинтересовался Бож.
- Да я вот хочу попросить тебя. Давай-ка Твердислава с собой заберём. Жалко парнишку, сиротой остался. Он хоть и молод еще, но воин…
Идар не смог договорить, так как его слова утонули в громком смехе товарища.
- Ты чего?
Да так, - попытался сделать серьёзное лицо Бож, - просто подумал, что, ведь если Твердислав не против, и мы его заберём с собой, то ведь и Снежну одну оставлять тоже нельзя.
- Конечно нельзя, - не догадываясь, что его обходной манёвр уже раскрыт, подхватил Идар предложение друга. 
- Бож опять, не удержавшись, разразился хохотом.
- Ну чего ты ржёшь?
- А когда вернёмся домой, проведём мы вас между двух огней , не к этому ли ты клонишь?
- А хоть и так, ну и что? Что тут смешного?
- Ничего, я просто рад за тебя. Вижу, что действительно скоро уже подымишься. Рад что тебе наконец, после того как ты потерял жену, понравилась эта девушка Снежна, но только так как это сделал ты, об этом другу не сообщают. Ведь мог бы и без всяких хитростей сказать.
- Ну вот и считай, что сказал. И вообще, настоящий друг всё и без слов должен понимать.
- А я всё и понял, - опять засмеялся Бож.
Идар, улыбнувшись, сжал руку товарища, и по-видимому устав от долгой беседы, он прилёг и закрыл глаза. Полежав какое-то время, он опять взглянул на Божа и вымолвил с видимым удивлением:
- Ты ещё здесь? Давай, иди за нашими, и быстрее забирайте меня домой.
К ночи Идар был уже в лагере, где после ратных трудов расположились на отдых их воины. Снежна с братом по просьбе Божа согласилась перебраться в их стан и присматривать за раненым Идаром. Там, ожидая пока тяжелораненые поправятся, чтобы можно было их, не опасаясь причинить им боль, взять с собой в обратный, не близкий путь домой, воины  Божа простояли ещё несколько дней.
Готы действительно ушли, и о них ничего не было слышно. Между тем лето близилось к концу, о чём свидетельствовали появившиеся кое-где на деревьях желтеющие листочки. И хоть дни стояли ещё тёплые, но приближалась пора уборки урожая, и надо было возвращаться домой. А потому в Дубах, куда, после сражения с готами привёл войско, заменивший скончавшегося от ран Гржима Карп, людей с каждым днём становилось всё меньше и меньше. Пришёл прощаться и Нискиня он уходил со своим войском домой, в дремучие леса на далёкую реку Уж. За эти дни они очень сдружились с Божем, и вот приходилось расставаться. Тут перед расставанием они и поклялись друг другу, что всегда и во всех бедах будут по первому же зову приходить на помощь друг другу. Прощаться с новым товарищем пришёл и быстро идущий на поправку  Идар. Он стоял, положив руку на хрупкие плечи Снежны, которая по-прежнему не отходила от своего больного.
- Ну, счастливо оставаться, нам пора, - как всегда улыбаясь, стал прощаться Нискиня. А подойдя к Идару и Снежне, и прощаясь с ними, пошутил.
- Эх, какую девку проворонил разиня. Смотри Идар береги её, а то ведь приеду и украду.
- Да уж, коль здесь не смог украсть, то дома, будь спокоен, охранить её сумею, полушутя, полувсерьёз ответил Идар, и нежно взглянув на Снежну, прижал её к себе.
- А что меня охранять, - слегка смутившись, тихо проговорила Снежна, - ведь самый лучший охранник это моё сердце.
- Ну, с таким охранником и целое войско поклонников не страшно, - улыбнулся ей Нискиня,- тогда за Идара можно не беспокоится, и подал на прощанье обоим руку.
 А через день после прощанья с Нискиней, отправлялись домой и люди Божа. С ними шли и Снежна с Твердиславом.




Возвращение домой.

Четыре дня спустя, после описанных выше событий около трёх сотен пеших и конных воинов приближались к большому городищу на крутом берегу реки. Это возвращались домой участники похода на Буг. Более двух седьмиц назад, от этого самого городища, уходили они помогать соседним славянским племенам, оборонять свою землю от лютого врага. Далеко не все из тех, кто ушел, возвращались сегодня домой. А те, что возвращались, не могли сказать дома, что они вернулись с победой. Поэтому особого торжества по случаю своего возвращения ни кто и не ожидал. Конечно рады будут тем кто вернулся, и оплачут того кто с поля сражения ушёл в царство предков. На том всё и кончится. И все были несколько удивлены, когда подойдя к городищу, ещё издали заметили необычно большое скопление людей.
- Никак в нашу честь такие сборы? Удивился один из воинов.
- Скоро узнаем, - без особого оптимизма ответил, не оборачиваясь, ехавший верхом, впереди колонны Бож.
И действительно, когда подошли ближе все поняли причину такого необычного скопления народа. Вся площадь была заполнена людьми. В центре из сухих брёвен были сложены  два больших кострища, на которых ровными рядами было уложено полтора десятка трупов. Народ собрался проводить в последний путь своих сородичей.
- Что здесь произошло, - кто это их? - поинтересовался Идар, протискиваясь вперёд.
Огромного роста детина с удивлением оглянулся на пытающихся пробраться ближе к кострищу людей, но узнав Идара и Божа, приветствовал их, дружелюбно кивнув головой.
- Приветствую вас соседи, с возвращением. Слухи доходили, потрепали вас готы…
- Слухами земля полнится, - ответил после приветствия Идар.- А тут что случилось?
- Да известное дело что, аланы из степи налетели. Третьего дня мы урожай на полях убирать начали. А вчера они наскочили. Не много их и было, сотни три, а вишь ты, беды сколько наделали. Свалились как снег на голову…
- Ты спрашиваешь, что произошло? - перебивая великана, обернулся к ним стоящий в первых рядах Рогул.
Рогул был одним из известнейших среди славян, живущих на порубежьи со степью мужей. Был он довольно красноречив и тщеславен, а как воин славился своим горячим нравом, безрассудной смелостью и яростью в бою. Но, не смотря на все эти его качества, соотечественники особой любви к нему не испытывали за его очень жестокий и неуживчивый нрав. Так, например никто из воинов не помнит случая, чтобы Рогул пощадил поверженного противника или привёл из сражения пленника. Кода его однажды упрекнули в чрезмерной жестокости и бессердечности, он ответил:
- Когда я вижу перед собой врага, моё сердце переселяется в меч, а меч не умеет любить, он умеет только убивать.
За это его часто называли Рогул – Каменное Сердце. Но, тем не менее, лучшего вождя в походе возмездия или для преследования грабительского отряда степных разбойников трудно было и придумать. В свои сорок лет он был ещё достаточно силён и гибок, а присущее ему чрезмерное упрямство были гарантом тому, что он будет преследовать врага, пока не настигнет и не уничтожит его. Правда, после этого он, с несвойственной славянскому воину заносчивостью, любил превозносить свои подвиги и возносить себя выше небес, приписывая все заслуги исключительно себе. И вообще, любил всегда быть в центре внимания. Вот и сейчас, выступив вперёд, он говорил намеренно громко, так чтобы его могли слышать все окружающие.
- Я тебе отвечу что произошло. Произошло то, что пока вы губили понапрасну жизни лучших воинов в чужих землях, наши земли топчут наши заклятые враги. Они жгут наши поля убивают наших людей, а я предупреждал. Я предупреждал, но меня тогда не послушали. Не послушали, и что из этого вышло? Вы думаете, мы не знаем чем окончился ваш поход. Всё знаем.  Мало того что вы не смогли помочь бужанам  и Германарих ушёл не побеждённым, вы понапрасну погубили в чужой земле половину пошедших с вами воинов. Где они? Кто их нам вернёт? А может ты Идар обменял их на эту девку, - Рогул указал пальцем на стоящую рядом с Идаром Снежну. Свежая багровая рана на лице Идара налилась кровью, а рука сама потянулась к мечу.
- Погоди! – Бож перехватил руку товарища уже готовую выхватить меч и встал между Идаром и Рогулом.
- А скажи Рогул, - так же громко, чтобы было слышно всем, обратился он к надменно улыбающемуся Рогулу, - что изменилось бы, если бы мы остались дома? Может быть, ты скажешь, что с нашим уходом не осталось воинов, которые могли бы постоять за своих родичей и свою землю? Так оглянись вокруг. Да и сам ты воин не из последних, и не раз водил против степных хищников наше войско, так почему же ты не дал отпор врагу. Почему жалким трём сотням врага, большие силы которого не пришли сюда только потому, что их сдержали те, кого, как ты говоришь, мы понапрасну погубили в чужой земле, почему этим трём сотням врага ни кто не стал на пути? Я знаю, настала пора сбора урожая, люди заняты, но ведь обычно в это время и делают набеги степняки, и мы всегда принимали меры предосторожности. Но ты понадеялся, что пока идёт сражение на Буге, степнякам здесь будет не до набегов. Выходит ты понимал, на какое большое дело мы ушли. Сам же здесь не позаботился и о малом. Значит с тебя, как с одного из самых опытных и знатных среди нас воинов и надо спрашивать за жизни погибших. Выходит не по нашей, а какраз по твоей вине они сейчас лежат на брёвнах кострища.
Теперь уж не выдержало уязвлённое тщеславие Рогула, и за меч схватился уже он. Не известно чем бы кончилась эта словесная перепалка, если бы в это время старейший волф Белояр не закончил напутственные заклинания, которые он бормотал, обходя покойников уложенных на кострища, и с гневом обрушился на конфликтующих.
- Не ко времени и не к месту вы ссору затеяли, – раздался его трескучий раздражённый голос, - стыдитесь. Негоже здесь браниться и оружием бряцать. Братьев и сестёр наших в последний путь провожаем. Что подумают о нас наши предки, когда они станут им там, в их мире, в ирии  рассказывать о том как мы их провожали?
И такая сила исходила от этого высохшего старца, что все на кого он обращал взгляд, своих выцветших с годами глаз, поневоле, как напроказничавшие дети, отводили взор и опускали головы. Ведь недаром слава о нём как о великом провидце и чародее давно долетела до самых отдалённых поселений славян. Поэтому когда заговорил Белояр, вокруг моментально установилась мёртвая тишина. Все с почтением ловили каждое слово старца. А тот, в установившейся тишине, взял из рук одного из сопровождавших его старейшин зажженный факел, тихо бормоча заклинания и молитвы, стал по очереди обходить кострища, поджигая их со всех четырёх углов. Вскоре пламя медленно, как бы нехотя стало подбираться к уложенным наверху кострища телам погибших. Белояр что-то тихо бормотал, закрыв глаза и широко расставив поднятые вверх руки, изредка, выкрикивая, одному ему понятные заклинания. Неожиданно, после одного из таких громко произнесённых заклинаний, над собравшимися, зашелестев листвой ближайших деревьев, пробежал лёгкий ветерок, всколыхнув, ползущее вверх пламя. Раз, второй, и вот уже огонь костра стал с жадностью пожирать все, что находилось в его владениях, выплясывая свой причудливый танец при каждом новом дуновении ветра.
Радуйтесь люди! - закричал Белояр, - боги услышали нас и сменили свой гнев на милость. Они послали этот ветер, который унесёт души наших братьев в вечно зелёную страну ирий, где живут души наших великих предков. Радуйтесь!
Все вокруг стали радостно обнимать друг друга, послышался смех, весёлые выкрики, а ветер и пламя тем временем делали своё дело, и от костра вскоре осталась большая куча тлеющего пепла. Пепел сгребли в кучу и засыпали его землёй, образовав два не высоких кургана. После чего все уселись за длинные столы и, поглощая большое количество пищи и хмельного мёда продолжили тризну по погибшим, в которой радость и веселье за своих соплеменников благосклонно принятых богами смешалась со скорбью потери близких. Лишь только на следующий день все кто присутствовали на тризне и жили в ближайших селениях стали расходиться по домам. По своим селениям стали расходиться и воины, вернувшиеся с Буга, и неожиданно попавшие на эти похороны. Многие, повстречав здесь своих родичей и односельчан, уже сразу присоединялись к ним и вместе с ними уходили домой. Бож и Идар жили в селениях, которые находились не далеко друг от друга, а потому в окружении родственников и соседей домой возвращались вместе. Бож, обняв за плечи мать, ещё не старую статную женщину, с нескрываемым интересом расспрашивал о последних событиях дома, о жене, которая осенью должна была родить ему первого ребёнка. Бож очень переживал за Зорянку, так звали жену, и потому засыпал мать множеством вопросов, о её здоровье, о том кто, по мнению матери должен родиться, мальчик или девочка. Родичам же не терпелось услышать подробности о недавнем походе и сражении с готами, и они докучали своими вопросами как Идару, так и Божу. Неожиданный стук копыт за спиной заставил всех оглянуться. В приближающихся всадниках все узнали Рогула с его ещё юным сыном Борсчем и младшим братом Нажиром.
- Куда это ты направляешься Рогул? – обратился к нему, Идар когда те, подскакав, осадили коней, - нам ведь кажется не по пути.
- Что не по пути, так это точно, и это ты правильно подметил, - скривил губы в злой усмешке Рогул. Но только мне кажется, мы не закончили наш разговор, не так ли Бож?
- О каком разговоре ты говоришь Рогул, я три седмицы не был дома, и у меня есть о чём поговорить с моими родичам, которых я так долго не видел. Поговорим в следующий раз. И Бож демонстративно повернулся спиной к Рогулу, давая понять, что разговор окончен.
- Нет ты будешь говорить со мной сейчас, - взорвался яростью Рогул, пришпорив пятками коня, и, занеся над головой плеть, он кинулся было на осмелившегося так пренебречь его персоной Божа. Но, заметив выступивших ему на встречу дюжину мужчин, и уже выхватившего меч Идара, он сумел овладеть собой и удар предназначавшийся Божу переадресовал ни в чём не повинному коню и тот, сдерживаемый уздой, заплясав на месте, поднялся на дыбы. Вскоре конь успокоился, а вместе с ним и его хозяин. Он вновь злорадно улыбнулся и, стараясь казаться спокойным, сдавленным голосом пригрозил:
- Ну что ж Бож, тем хуже для тебя. Последнее слово я оставляю за собой и клянусь, ты его скоро услышишь, не будь я Рогул  Каменное Сердце. Он круто развернул коня и ускакал  вместе со своими сопровождающими.
- Давай, давай, - крикнул ему вслед Идар,- да смотри, как бы тебе это слово обратно не вколотили в глотку, а то ведь подавишься!
- Да не трожь ты его, пусть скачет, междоусобных ссор у нас и так хватает, - махнул рукой Бож
- А ты знаешь Бож, ведь он тебя боится.
- Вот ещё, с чего бы это? Неужели я такой страшный, - засмеялся Бож. Просто он мне не может простить поход на Буг. Ведь он был с самого начала против, а я первый кто осмелился оспорить его мнение.
- Потому-то он тебя и боится, боится как соперника в военные вожди.
- Ну, ты скажешь такое. У нас есть воины  постарше и поопытнее меня, есть, кого в воеводы выбирать и кроме нас с тобой.
- Это конечно так, но никто из них не стал тогда на вече перечить Рогулу, и лишь ты не согласился с ним.
- Ни я один, ты ведь тоже.
- Так-то оно так, но ты забываешь, что когда был жив твой отец, то воеводой все предпочитали избирать его, а Рогул оставался в тени. За что не только ни любил его, но и побаивался. И вот теперь, как мне кажется, в тебе он увидел твоего отца, и боится, как бы это не увидели и другие.
- Ну что ж спорить не стану, может быть, ты и прав.
- Прав или не прав, - вмешался в беседу друзей дядя Божа, родной брат  матери, - а врага мы себе нажили это уж точно.






Послы готского короля.


Хвала богам, в те далёкие от нас времена, люди не только с лёгкостью наживали себе врагов, и проводили жизнь в постоянных войнах и лишениях. Жизнь ведь она была и всегда останется склонной к смене декораций. Так на смену суровой старухе зиме, непременно, смеясь серебряным голосом ручьёв и дурманя пьянящим ароматом цветов и трав,  приходит красавица весна. Щедро одаривающее солнечным теплом лето сменяет плаксиво- унылая осень. А потому и мы будем далеки от истины, если будем думать, что люди в те годы видели только смерть, да дым погребальных костров, и что сплошь и рядом их окружали враги. Нет, были и тогда настоящая дружба и любовь, а на смену войнам хоть и частым всё же приходил мир. Люди не только воевали, но и трудились. Были у них и праздники, да ещё и какие.
Вот на такой праздник, посвящённый повелителю всех богов Роду и богиням плодородия Роженицам, отмечающийся в честь завершения сбора урожая, когда славяне угощают друг друга мёдом, кашей, творогом и другими дарами щедрого лета, ввёл в свой дом новую хозяйку Идар. У Снежны и Твердислава появилась новая родня. Вскоре после праздников Зорянка родила Божу сына, которого назвали в честь будущих побед Ратибором.
Незаметно прошла осень. Пришла и зима. Прекраснейшее для славян время года. И хотя порой завыванию вьюги ночами вторил вой волчьих стай, а морозы часто стояли такие, что дух захватывало, это их, казалось, совсем не беспокоило. В это время они занимались охотой, в том числе и на тех же волков, подлёдным промыслом рыбы, а главное, в это суровое время, они чувствовали себя как никогда спокойно. Причина этого спокойствия заключалась в том, что зимой фактически исчезала опасность нападения со стороны степи. Ведь почти все кочевники зимой уводили свои роды от славянских границ и перебирались ближе к морю. Там было и теплее и больше корма для скота. Те же степняки что жили оседлой жизнью, зимой нападать на славян как правило, не решались. Оставшись по соседству с ними в меньшинстве, они опасались неминуемого возмездия. И только весной, когда степь покрывалась зелёным ковром из трав, а кочевые станы, откормив свежей сочной травой своих коней, подкатывались под самые границы владений славян, нужно было вновь опасаться незваных гостей. Но только не весной, не летом в этом году со стороны степи не было, ни одного нападения, и это вызывало удивление даже у видавших виды старейшин. А когда без потерь и крови все общины и роды этой осенью собрали великолепный урожай то стали поговаривать, что, наверное, хоть славяне в прошлом году и не смогли разбить готов, но так потрепали их и кочевников, что они до сих пор не могут оправиться.
Только однажды, вскоре после празднования урожая, когда стояли последние великолепные осенние денёчки, и на разукрашенную золотистыми и пурпурными красками листву деревьев бабье лето развешивало серебристые бусы из тончайших нитей паутины, у ворот одного из городищ появились два десятка чужих всадников. Заметив приближение незнакомых людей, в городище на всякий случай закрыли ворота. Всадники ехали шагом, о чём-то неторопливо переговариваясь друг с другом. Подъехав к закрытым воротам, один из всадников что-то не громко сказал своим товарищам, указав на ворота,  и те разразились дружным смехом. К этому времени к воротам собралось уже немало мужчин. Многие из них на всякий случай прихватили и оружие.
- Да это же готы, раздери их упыри, - узнал чужестранцев один из наблюдавших за подъехавшими всадниками, - как они тут оказались и чего им тут надо?
  Как бы в подтверждение его слов, один из всадников, отделившись от  остальной компании, подъехал ближе к воротам и, подняв вверх руку с открытой ладонью, крикнул, слегка коверкая слова:
- Эй, славяне! Мы слышали, что вы очень гостеприимный народ, зачем же вы перед нами закрыли ворота. Ведь мы пришли к вам как гости.
- Кто вы такие и зачем сюда пожаловали? - послышалось  из-за ворот.
- Перед вами готский вождь Винитарий, посланник от великого короля степных готов Германариха. Мы пришли с миром. Откройте же ворота.
- Долго ожидать не пришлось. Тяжёлые ворота медленно отворились, пропуская всадников, а через какое-то время из этих же ворот во все направления отправились гонцы созывать вождей и старейшин из соседних селений для важного разговора с готами, на котором те весьма настаивали. И уже к вечеру вся площадь городища была заполнена народом. Вместе с приехавшими вождями и старейшинами приехал и Бож, который в это время гостил у Идара. Старейшины вместе с готами стояли в центе площади окружённые толпой, переговаривающегося и, теряющегося в догадках о цели приезда столь не обычных гостей народа. Но вот самый старший и почитаемый из присутствующих здесь старейшин высоко, чтобы все видели,  поднял сой посох, и в гудевшей недавно как пчелиный рой толпе, постепенно восстановилась тишина. Все приготовились слушать.
- Братья! – громко начал говорить он, - король готов Германарих прислал к нам своих людей, через которых предлагает нам мир и свою дружбу.
В толпе послышался одобрительный гул.
- Об условиях этого мира, и чего хочет от нас король вам сейчас расскажет его посланник. Выслушайте его, и как вы порешите, так и будет.
От готов отделился молодой стройный воин с красивым ухоженным лицом, на котором играла приветливая, но слегка надменная улыбка.
- Я Винитарий, вождь готов, - начал он свою речь, - по поручению моего короля, великого воина, покорителя многих племён и народов, непобедимого Германариха, приехал сюда заключить союз с вашим славянским риксом  или королём. Но у вас, как оказалось, такового нет, - и он опять высокомерно улыбнулся. Наверное, именно поэтому мы, вступив на вашу землю, беспрепятственно доехали почти до самой её середины. Ну, это ваши заботы и нам нет до них дела. Мой король предлагает вам свою любовь и дружбу. Он хочет жить с вами как с добрыми соседями. А чтобы закрепить наши дружественные узы он прислал к вам меня и велел передать вашему риксу вот это оружие, - он махнул рукой и один из сопровождавших его готских воинов вынес на общее обозрение великолепный меч и боевую секиру. Теперь я не знаю, как выполнить это поручение моего короля, но я оставляю оружие здесь, и пусть ваши старейшины вручат его самому достойному воину среди вас. Мой король предлагает вам так же заключить союз против ваших давних врагов аорсов и роксолан, которые отныне являются и нашими врагами. И потому мы надеемся на вашу помощь в войне с нашим общим врагом. Ещё наш король хотел бы чтоб, когда он начнёт большую войну против непокорных ему народов, вы, как наши друзья, всегда присылали по первому его требованию своё войско ему в помощь. Тогда вечный мир между нами будет залогом вашей спокойной и счастливой жизни. Ни кто не осмелится против воли Германариха нападать на его друзей. Это всё что я должен был передать вам от моего короля. Завтра же я должен выехать в обратный путь и привезти моему королю ваш ответ. Так решайте же друзья вы нам или нет.
- Ну что ж братья решайте как нам быть и, что ответить королю готов, выступил вновь старейшина открывавший вече.
Вперёд, на средину круга вышел Рогул.
- Я считаю, что нам надо принять это предложение. Вместе с готами мы сумеем, наконец-то покончить наш затянувшийся спор со степью и отвадить кочевников делать набеги в наши земли. Но, мы славяне, не привыкли подчиняться чужим риксам, поэтому нашим войском, которое будет приходить на зов вашего короля, командовать будут только наши вожди. Я считаю это главным и неоспоримым условием. Король так же не должен требовать от нас воинов в час весенних посевных и осенних уборочных дней. Если такие наши условия устраивают вашего короля, то я лично готов даже возглавлять наше войск, если конечно вече и старейшины не будут иметь ничего против и изберут меня воеводой.
Свои мнения по этому поводу высказали ещё несколько воинов и старейшин, все они по большей части совпадали с тем, что говорил Рогул. А так как Бож после прошлогоднего похода на Буг, который, как не без основания предполагали многие, принёс целый год спокойствия в земли славян, пользовался у местных племён величайшим авторитетом, то многим захотелось услышать и его мнение. Когда Бож вышел и начал говорить, то маска высокомерия и надменности на лице Винитария постепенно стал исчезать,  сменяясь выражением неподдельного удивления, он подошёл ближе к Божу и какое-то время, всматриваясь в  нового оратора, который в принципе тоже был не против союза с готами. И хоть Бож затронул кое-какие неприятные для послов Германариха вопросы, но всё же, закончил он свою речь, отметив, что мир всегда лучше войны, и славяне готовы жить в мире со всеми кто уважает их обычаи и исконное право самим распоряжаться своей землёй.
- Постой рикс, - вдруг неожиданно остановил Винитарий Божа, когда тот уже собирался уходить, уступая место следующему оратору. Не участвовал ли ты в прошлогоднем сражении у реки Гипанис или как её ещё называют местные племена Буг?
- Да, я там был, - с достоинством ответил Бож, - но тебя гот я не знаю. Откуда же ты знаешь меня, и почему ты называешь меня риксом?
- Теперь я знаю, кому вручить это оружие, - вместо ответа обратился к старейшинам Винитарий и, взяв меч и секиру, он поднёс их Божу.
- Но почему…? – удивился Бож.
- Потому что год назад сам Германарих назвал тебя риксом, а стало быть, оружие по праву принадлежит тебе.
Только на празднестве устроенном после окончания вече гостеприимными хозяевами послам Германариха, Бож узнал причину такого отношения к нему готского посла, и почему именно ему была оказана честь, принять дар Германариха.
Охмелевший от мёда Винитарий, который тоже, как оказалось, принимал участие во всех битвах на Буге, не без заносчивой гордости за своего короля рассказал восседающим за трапезой славянам о том, как Германарих, благодаря чрезмерному усердию славянских лучников, вычислил место где находился брод, о том как готы организовали ответную ловушку славянам, а за одно и о том по какому поводу Германарих назвал Божа риксом.
Оказывается, когда, обошедшая славян, конница готов ударила им в тыл то, наблюдавший за сражением Германарих, был очень не доволен, что те не могут опрокинуть небольшой отряд врага, благодаря упорству которых выскальзывает из ловушки всё славянское войско. Когда же посланная отборная конница алан отрезала горстку храбрецов, то опытный глаз Германариха быстро нашёл того кто командовал этой горсткой отрезанного войска славян. Королю, как старому воину, умевшему ценить храбрость и умение сражаться, очень понравилось, как дрался и одновременно руководил своими людьми этот молодой военачальник. Считая обороняющихся уже обречёнными, Германарих обратился к находившемуся рядом Винитарию, который тоже с интересом наблюдал за сражением и тоже приметил яростно сражающегося Божа:
- Мне нравится, как сражается этот молодой славянский рикс. Быстрее скачи туда и приведи мне его живого. Да поторопись – мне бы не хотелось, чтобы он погиб не побеседовав со мной и не ответив мне на один вопрос который я ему хочу задать.
- Мы просчитались, когда посчитали, что ваше войско, вырвавшись из окружения, бросилось в лес и разбежалось, - продолжал свой рассказ готский посол. - Когда я был уже в нескольких шагах от тебя, подомной убили коня, а выскочившие из леса вам на помощь славяне отвлекли меня. Я потерял тебя из виду. Но когда я видел тебя в последний раз, ты был почти окружён нашими людьми и я был уверен, что ты непременно был убит. А потому был очень удивлён, увидев тебя сегодня здесь. В конце своего рассказа, охмелевший Винитарий встал и предложил всем выпить за рикса славян, который сумел покорить самого Германариха. Он конечно и подумать не мог, что его тост будет почти пророчеством. Пройдут годы, и ни кто иной, как Бож, будет одним из тех славянских риксов, кто положит конец могуществу Германариха.




Первый воин.


С отъездом посольства Германариха, старейшины и знатные мужи остались дожидаться Белояра, посланник которого прибыл ещё до отбытия Винитария и его спутников. Белояр, как сообщил посланник, покинул священное капище Рода и направляется в городище, где собрались почти все знатные люди племён. Все терялись в догадках, почему старейший и мудрейший из всех волхвов не пожелал присутствовать при посольстве готов, и прибудет в городище лишь после их отъезда.
Белояр прибыл в сопровождении двух почти таких же как и сам старцев-волхвов, и, отказавшись от предложенного ему отдыха после дальней дороги, пожелал чтобы немедленно все старейшины собрались на совет. Когда совет был собран, все, рассевшись, приготовились услышать слово Великого волхва, который как всегда восседал на почётном месте. Белояр произнёс слова, смысл которых вначале никто не понял.
- Ну, рассказывайте великие мужи и старейшины, а я послушаю, - тихо с усталостью в голосе сказал он.
Все удивлённо переглянулись. Неужто старец провёл полдня в пути для того чтобы услышать от них то, что ему бы и так рассказали почти ежедневно посещающие святилище большинство из здесь присутствующих. И почему он сам, если ему так не терпелось всё узнать, не приехал на эти переговоры?
Когда же ему стали рассказывать зачем приезжали готы и что они хотели, то Белояр некоторое время сидел и молча слушал, но потом вдруг остановил одного из рассказчиков и с нескрываемым раздражением сказал.
- То о чём вы рассказываете, нам вовсе не интересно.- Он указал на прибывших с ним старцев. Об этом мы догадывались и сами. Мы хотим услышать от вас другое.
Все опять удивлённо переглянулись.
- Нам интересно узнать, как случилось так, что готы перед городищем выросли как из-под земли. Или может, я ошибаюсь, и об их безмятежном путешествии по нашей земле кому-то было известно? Если нет, то почему? Ведь сегодня они появляются перед воротами городища, а завтра, может быть, следует ожидать их в самом священном капище Рода?
Среди старейшин и вождей воцарилась гробовая тишина.
- Ну, так что же вы молчите? У многих из вас я вижу меч, а раз так, то вы, стало быть, взяли на себя обязанность защищать нашу землю. Так как же вы можете её защитить, если по ней может ходить кто угодно где угодно и когда угодно. Ну, ответь нам вот ты Рогул.
Рогул развёл руками.
- Ну что я могу ответить. Просмотрели. Но, наверняка  у них был хороший проводник, который отлично ориентируется в наших краях. Иначе как они, не зная дорог, могли миновать те мелкие и крупные селения, что были у них на пути, и пройти сюда.
-Ты хочешь сказать, что их провёл кто-то из наших?
- Нет, это вряд ли. Скорее всего, им был кто-то, кто не раз участвовал в набегах на нас.
- Возможно, но и что с этого, что ты предлагаешь?
Рогул не нашелся, что ответить и только пожимал плечами. Тогда поднялся Бож и обратясь к Белояру и совету старейшин начал свою речь так:
- Я знаю, что я здесь не самый старший по возрасту и не самый славный из воинов, и должен бы дождаться пока меня спросят и захотят выслушать, но коль все молчат, и никто не знает, как ответить на твой вопрос Белояр, то позвольте мне.
- Ну что ж говори.
- Ещё в прошлом году, когда мы вернулись из битвы на Буге, то после проводов в последний путь наших братьев погибших от нападения небольшого отряда алан, я говорил, что дальше так, по старинке, оборонять наши рубежи нельзя. Тогда меня ни кто не хотел слушать, я и не настаивал, не до того было. Сегодня я повторяю и говорю то же самое. Если мы хотим жить спокойно, то нам нужно постоянное войско из настоящих воинов, для которых не было бы ни чего такого, чего бы он не знал в своём ратном деле. Эти воины будут нести постоянные дозоры, не так как сейчас, время от времени наведываются в степь из ближайших селений, и следят только за тем, чтобы враг не напал на их село или городище. Да, сегодня готы пришли к нам с миром. Но пришли только потому, что после сражения на Буге, как мне рассказал Винитарий после того как мёд не в меру развязал ему язык, от Германариха пытаются отколоться аорсы и роксоланы. С нашей помощью он надеется вскоре вернуть их под свою руку. Так оно, наверное, и будет. И тогда опять готы захотят покорить себе славян. Поэтому уже сейчас пока у нас есть время и готы воюют с аланами нам надо создать своё войско, которое бы регулярно, в любое время года, днём и ночью вело наблюдение за степью и первым встречало врага на подступах к нашим жилищам.
- И сколько же воинов должно быть, по-твоему, в этом войске? - поинтересовался один из старейшин.
- Я думаю, что пока, для начала  сотни три-четыре.
- А кто же их будет кормить, если они не будут работать как все?
- Те люди, из какого селения воин, они и будут его кормить. Ведь при набегах врага мы ежегодно теряем на много больше, чем то, что потребуется на прокорм трёх сотен мужчин.
Долго ещё спорили старейшины по этому поводу, но решили всё же такое войско создать. Правда постановили, что на первое время достаточно будет и дружины в сто человек, а там будет видно. Когда же начали обсуждать, кого поставить во главе этой дружины, мнения разделились. Половина предлагала начальствующим над дружинниками поставить Божа, как, хоть и молодого, но уже опытного воина и инициатора создания этой дружины. Другая же половина считала, что это дело надо поручить Рогулу, как человеку в этом деле более опытному и не раз возглавлявшему боевые дружины в войнах с аланами и готами. Уступать не хотел никто. Страсти накалялись. Даже Белояр не мог успокоить разгорячившихся старейшин и вождей. И тогда слово опять взял Рогул, и предложил решить спор в честном поединке претендентов.
- К чему вам спорить и ссориться, - сказал он, обращаясь к совету старейшин, - ведь мы выбираем предводителя войску, а значит, кто победит в честном бою, тот и есть самым искусным воином и достойный кандидат на это место.
Белояр и некоторые старейшины были против такого решения спора, но большинство поддержало предложение Рогула. Правда, поединок должен быть не смертельным, а только лишь до первой крови. На том и согласились.
Надо заметить, что в те времена, в мужчине ценили превыше всего способность отстоять свою правоту не силой интеллекта, а и именно силой оружия. Поэтому все с величайшим интересом приготовились узнать, у кого же из претендентов аргументация окажется более убедительной.
Соперники, как бы ища уязвимые места и оценивая возможности противника, долго кружили друг возле друга, делая обманные движения и выпады мечами. Наконец, Рогул первым ринулся в бой. Бешено работая мечом, он заставил противника отступать, но вскоре Бож справился с первым натиском Рогула и сам перешёл в наступление. Несколько раз так сходились и расходились соперники, но, ни один из их не смог пока достать другого. Наконец Бож, изловчившись, поймав момент, когда Рогул ринулся в атаку, сумел перехватить занесённую с мечом руку противника и броском через себя, бросить его на землю. От удара о землю меч выпал из рук Рогула и отлетел в сторону. Не давая ему подняться на ноги, Бож приставил остриё своего меча к груди соперника. Победа была явной, что и признали все, кто следил за этим поединком. Но когда после этого Бож убрал свой меч от груди поверженного соперника и направился к Белояру и старейшинам, Рогул вскочив на ноги, выхватил нож и неожиданно бросился на победителя.  Только предостерегающие выкрики заметивших опасность, и молниеносная реакция Божа спасла последнего от смертельного удара. Мгновенно развернувшись, он интуитивно выкинул перед собой меч, остриё которого тут же вонзилось в горло набегающего Рогула. Так уж получилось, что Бож действительно вколотил в глотку «последнее слово» Рогула. Но винить его в этом, ни кто не стал, ведь он просто защитил свою жизнь от смертельной опасности. Так Бож стал первым воином профессионалом и возглавил первую сотню добровольно вступивших в боевую дружину, которая быстро доказала, что Бож был прав когда говорил о пользе её создания.
 Вскоре Германарих покорил взбунтовавшиеся роды алан и стал требовать от славян постоянного их присутствия в составе его войска и участия в его походах. Напрасно ссылались те на то, что такого договора они не заключали, Германарих не хотел об этом и слышать, тогда они просто прогнали пришедших в очередной раз требовать воинов от славян готских послов. А вскоре между готами и славянами вновь вспыхнула война, которая  не затихает уже многие годы.




Вечерний гость.

Воспоминания Божа прервала неожиданно появившаяся в дверном проёме фигура неизвестного воина. В вечернем сумрачном свете стоял по всему видно не молодой крепкий воин, которого Бож никак, не мог, как не старался, распознать. Гость тоже какое-то время всматривался в полумрак, царивший в жилище, пока, наконец, не заметил Божа.
- Ты что прячешься как медведь в берлоге,- зазвучал знакомый, но позабытый голос. Гостей встречать думаешь?
- Нискиня! Ты? – наконец, узнав друга, удивляясь и радуясь, бросился  обнимать  его Бож. – Да как ты тут оказался?
- Да вот проезжал мимо, дай думаю, заскочу погостить к старому товарищу.
- Это хорошо, что не забываешь. Когда же это мы с тобой в последний раз виделись, уже и не помню. Да, редкий ты гость,  а я вот, как не жаль, не смогу, наверное, и оказать должного гостеприимства такому гостю. Война на нас надвигается. Завтра утром с воинами выхожу на дальние рубежи, встречать не прошеных гостей. Так что гостить тебе у меня  долго не придётся.
- Да я, по правде говоря, гостевать и не рассчитывал. Я ведь не один пришёл, - с войском.
- Как с войском? - удивился Бож.
- Да вот так, прослышал, что на тебя готы большой войной идут, не мешкая, собрал воев и к тебе.
- Да как же ты мог прослышать, если я только сегодня гонцов разослал.
- Встретил я по пути твоего гонца. Наказал ему, чтобы он воев моих на место сопроводил, а сам вот к тебе. Узнал, что ты завтра выступаешь, вот и решил с тобой к войску отправиться.
- Да, но как…?
- Всё сейчас расскажу, дай немного отдышусь с дороги да обмоюсь, а то ведь весь в пыли. А ты хоть огонь зажги, ведь совсем темно уже.
- Ну это мы сейчас. Эй, Зорянка, - крикнул Бож жене хлопотавшей на улице у печи, - готовь на стол все, чем богаты, гостя потчевать будем, да пусть кто-нибудь в дом огня принесёт.
Когда Бож и Нискиня уселись за столом то Нискиня, не желая томить сгорающего от любопытства друга начал рассказ о том, как ему стало известно о той беде, которая надвигается на Божа и его соседей.
- Рассказ будет долгим и не совсем, наверное, понятным, - начал он,- так как я и сам ещё не совсем всё понимаю, но сначала ответь мне, что ты знаешь о варягах.
- Да что я могу о них знать? По правде говоря, я с ними особо и не сталкивался. Знаю, что они верные союзники готов, и что готы  называют  их росомонами. Знаю, что у них превосходные большие парусные лодки, которые они называют кораблями, и плавают они на них не только по рекам, но и выплывают в море. Вот, пожалуй, и всё. Ты конечно о них знаешь на много больше. Ведь вы живёте совсем недалеко от Вара, кому как не тебе знать о пиратах этой великой реки.
- Да, это ты правильно сказал, что я с ними знаком лучше. Не было и года, чтобы варяги, не напали на какое-нибудь из наших селений и не разграбили его. Больше всех именно они докучают славянам в наших краях. И не потому, что их так много. Просто они со своими кораблями всегда появляются быстро и неожиданно. Налетят, всё пожгут, разграбят, погрузятся  на свои корабли, и поминай как звали. Очень скверный и воинственный народ, а из-за своих кораблей почти неуязвимый. Даже Германарих с их ри-рюриком  старается быть в дружбе. Точнее сказать старался. Но по-видимому недавно между ними что-то произошло, и они рассорились. Во всяком  случае, так я понял из рассказа варяжского рикса Кара. Этот, не раз нам досаждавший своими коварными набегами рикс приплыл к нам седьмицу назад на своём корабле и захотел говорить с нашими старейшинами. Зная коварный нрав варягов, мы предложили всем им сойти с корабля, оставя на нём своё оружие. К нашему удивлению они возражать не стали и согласились. И вот что сообщил собравшимся старейшинам Кар.
Есть за Варом большая река Дон, так её называют аланы, ты наверное о ней слышал, её ещё иногда называют Танаис. Так вот за этой рекой, как поведал Кар, есть ещё одна большая река Ра , на которой живёт народ гуннов. Этот народ давно воюет с живущими за Доном аланами и уже почти покорил их. Поэтому аланы за Доном, попросили помощи у своих сородичей, что живут  на этой стороне Дона у моря, а так же у готов Германариха. Германарих, как говорит Кар, уже давно собирается расширить границы своего королевства и не первый год поглядывает за Дон. Но все попытки завладеть страной алан на том берегу Дона аланы успешно отражали. Теперь они сами просят Германариха, чтобы он перевёл свои войска через Дон и выступил вместе с ними против гуннов. И Германарих решил воспользоваться таким моментом и теперь готовится к большой войне. Но король боится, что пока он будет воевать с гуннами, восстанут те славянские племена, которые ему удалось уже покорить. Поэтому он решил перед походом за Дон разгромить вольных, не подвластных ему славян, чтобы те не могли в его отсутствие прийти на помощь своим собратьям. Главными же и самыми могущественными из славянских племён, как говорит Кар, он считает вас. Потому и хочет вас или покорить или загнать аж за Припять. Теперь ты понимаешь, что это будет за война, и почему я привёл своих воинов ещё до того как ты успел  предупредить меня о ней?
- Да, интересную историю ты мне рассказал, - призадумался Бож.
Нискиня окончив свой рассказ тоже молчал, и ждал пока Бож полностью осмыслит всё сказанное.
- А ты как думаешь, - прервал молчание Бож,- не мог этот твой Кар всё это специально вам рассказать? Ну, возможно росы рассчитывают, что вы поверите Кару и отправите своё войско к степным рубежам к нам на помощь, а они в это время беспрепятственно будут грабить ваши дома и селения.
- Это конечно можно было бы предположить, если бы ни события произошедшие незадолго до того как явился Кар. Дело в том что ещё до Кара у нас стали появляться славяне бежавшие к нам с того берега Вара. Они рассказали, что готы обрушились на их селения, уничтожая и выжигая всё на своём пути. Не в силах им противиться многие роды отошли аж за реку Десну. Некоторым удалось переправится через Вар и они пришли к нам. Так вот, многим из них переправиться через Вар помогли варяги.
- По всему видно серьёзно рассорились готы с росомонами.
- Ещё как серьёзно ведь Кар и объявился у нас чтобы заключить союз против готов.
- Вон даже как. Ну что ж нам сейчас союзники очень нужны.
Долго ещё беседовали и обсуждали свои дела давние приятели и уснули лишь далеко за полночь. А рано утром во главе большого войска они уже шли к оборонительному валу на порубежьи, шли защищать свою землю.