Смерть - всё, что мы видим, когда бодрствуем, а всё, что мы видим, когда спим, есть сон. Гераклит
- Каваль! Каваль, проснись! – гулким эхом прозвучало за закрытой дверью пыльной спальни.
Бесшумный ветер в мгновении ока огибавший всю равнину, словно по взмаху волшебной палочки молчаливого дирижера, дотронулся кончиками своих невесомых пальцев до неподвижного камня. Легкий шорох травы заставил камень в страхе оглянуться, но это была лишь иллюзия пролетающих мимо жаворонков.
- Сложно служить этому миру, когда никто даже спасибо в ответ не скажет- подумал про себя камень и заснул глубоким сном, наполненный грустью и скорбью незначительности уходящего дня. Даже глядя на безмолвную в ночном небе Луну, тебе кажется, что одиночество пожирает тебя без остатка.
- Но Луна тоже одна- скажешь ты, - она в космосе абсолютно одинока, и только Земля говорит ей, что она по-прежнему нужна ей.
- Но зачем?- удивленно спрашивает ярко желтый фонарь, украшающий небо вечно голубой планеты не одну сотню лет.
- Не знаю- отвечает планета, закрывая свои веки, полные вселенской печали, заставляя безысходный круговорот мыслей вращаться снова вокруг солнечной орбиты.
Горячий шоколад и тарелка готового завтрака.
- Это завтрак чемпиона- говорил отец Кавалю много лет тому назад. Но живописный город яблок стерт с лица Земли навсегда, как и воспоминания об отце. Только толстый кожаный ремень, висящий на гвозде в прихожей напоминает Ковалю о существовании человека, который когда то очень давно зародил микрон и наполнил его божественной силой, энергией, позволяющий из ничего сотворить жизнь.
Обжигающий губы напиток сплошным потоком проходил ротовую полость в надежде встретить конечную цель.
- Конченная машина !... что такое опять не так с этим гребаным двигателем?! – яростно рычала Олеся, угрюмо проворачивая ключ, и лихорадочно давя на педаль газа. В который раз старая машина подводила ее в самый ответственный момент.
Миллионы машин едут из дома каждое утро, где на работе нудные водители выпьют чашечку кофе, чтобы получить заряд долгожданной и так им недостающей бодрости. Затем в середине дня получить приказ от надоедливого начальника. В конце рабочего дня вернуться домой, и после двух баночек выпитого EFES заснуть сном пьяного младенца под звуки затихающего I-pod’а.
Вечер стремительно сменился на ночную тишину, и уже в который раз каменное одиночество знало о завтрашнем благополучии вселенной. Ветер затих. Мир начал постепенно таять. Это было заметно по краскам сумрачного неба. Но он не был способен отличить сон от реальности, поэтому поблагодарив за нежное солнце, камень поплыл по волнам памяти ее пересохших от морского бриза губ.
Коваль и Олеся сидели за одним столиком. На заднем плане играла музыка прибоя, и только безглазый скрипач наслаждался важностью своего одиночества, наигрывая пассажи давно изученных этюдов, которые магнитом манили к себе любопытных синиц и глупых голубей, готовых за сморщенную семечку фанатично залезать под колеса машин.
Тянулся сладкий дым из порозовевшего кальяна. Ароматный туман с легким привкусом меда и черной смородины не дожидаясь своей очереди залетел в ротовое отверстие, совершая незамысловатую петлю, поднимался все выше и выше, пока у Олеси не закружилась голова от неожиданного наслаждения.
Он предлагал ей сердце, сердце к сердцу, но между ними по- прежнему была зима. Он терялся во времени на берегу морей, и видя все это она начинала плакать и таять. Было холодного и пустынно на берегу, полного сомнений и разочарований. Но она не знала что песок впитает потом ее слезы. Пока что они падали градом белых снежинок, уносимых ветром. Она могла бы изменить их мир, если бы решилась пойти до конца. Но прожекторы начали уменьшать свою мощность, и Олесю мимолетным, почти незаметным жестом подозвал кто-то из-за кулис. Людей становилось все больше. Сигареты зажигали все чаще.
- Ты обещала мне рассказы, где они?
Она поцеловала его холодом в шею. Закрытые шторы и потусторонний шорох. Проснувшись от холодных ветров, он держал ее за обнаженную талию. Струйки пота скатывались по ее вискам. Запрокинув голову назад и поправив свои нежные волосы, она невзначай дотронулась до его рассудительности.
- Перенеси нас на бумагу…- услышал камень почти безмолвный шорох осенней листвы. Маленькая капелька влаги упала на его чешуйчатый , покрытый страданиями панцирь, и он осознал свое состояние полета навстречу доброй печали.
- Я привыкаю быть с тобой нежным… Но надо ли мне это ? Ведь я останусь навсегда тут…- вслух рассуждал Каваль.
- Нет… не говори так.. мы будем жить вечно… пока бессмертна его вера в нас и наше сознание действительности.
Мокрый асфальт…
- Наверное я один…- подумал камень, грустно посмотрев на звездное небо. Он ночами видит каждый раз, как звезды кормят ненасытных голубей хлебом.
Тонкие руки. Мимика. Сцена. Искусственный туман, смог, рассеивающийся в сердцах марионеток маятника осеннего мгновения. Но что –то яркое в ее голосе. Рядом заплакал чей то ребенок. В ропоте детском что то знакомое.
- Я буду согласен на скупые объятия- стонал камень ночной молитвой. Розовые губы, тонкие пальцы рук касались его зрачков. Это приводило его в восторг.
Лучи рассвета были нервно вышиты кем то. Зернистый творог с персиковым джемом. Каваль не отрываясь, наблюдал за нежными изгибами ее рук. Тело двигалось словно в такт его стремительно угасающему дыханию. Шелковый фиолетовый халат был нежно накинут в спальне на ее девственно хрупкие плечи, и только пламя погасшей свечи освещало очертание ее божественного тела.
Бокалы с вином опустели, а кто-то режет глаза, пытаясь разорвать свою плоть. Он узнал ее в облике неуловимой тени и ушел в эту ночь.
Камень проснулся. Это был всего лишь сон. Или сейчас он во сне?
- Бойся страха- прошептал ему пролетающий мимо озноб.
- Бойся глаз ее- тихим эхом пронеслось по пустынному асфальту.
- Губ, шепота, густых волос, смеха… Бойся слез ее. Бойся гнева. Бойся ее нежных слов…
Когда листья пожелтеют, и пройдет последний осенний теплый дождь, ты первым увидишь ее во сне. Когда придет зима, и глаза намокнут каплями.
- Не бойся ничего, когда руки станут ватными…- прошептала она в последнем дыхании расцветающего горизонта.