КОВАНЫЙ СУНДУЧОК
- Явился, солнце ясное! Где это тебя носило до сей поры? Катюша уже давно из школы пришла, успела в булочную сбегать, а тебя всё нет…
- А я к Косте ходил.
- Что ты там у него забыл?
- Мы в солдатики играли. Ба-абушка, у него столько солдатиков! Триста двенадцать! Ты представляешь? Пушки есть, танки… В гостиной большой стол стоит. Ну, такой, как у нас был, когда мамино день рождения справляли. Только на том столе не тарелки, а «поле боя». Там всё по-настоящему: лес, речка, дороги, мосты и даже окопы. Прямо, как в кино. У Кости папа – офицер. Я тоже хотел стать военным, а теперь передумал.
- Как-то быстро у тебя всё получается: то хотел, то расхотел. Не серьёзно как-то.
- Нет, не быстро! Я хотел, пока в наш подъезд не вошёл.
- А у нас, обо что ты споткнулся?
- Не спотыкался я! В нашем подъезде милиционеры стояли. А бабушку, что этажом ниже нас живёт, на «скорой помощи» увезли. Я ещё кровь видел. Дверь приоткрытая. Там на стене, в бабушкиной квартире, и на полу капли крови…
- Да-а, беда случилась у Леонтьевны… А я тебе сколь раз говорила: что ты летишь, как оглашенный? Что ты дверь не спросясь открываешь?
- Ага-а, бабушка Надя всегда спрашивала и вот…
- Обманули её нехристи, вот что. Ударили чем-то по голове, а потом унесли из квартиры, что хотели. Ох, беда, беда…
- Бабушка, я вырасту и милиционером стану…
- Иди, руки мой, защитничек ты мой дорогой. Вон дядя Андрей в милиции служит. И что же? Ни сна, ни отдыха не знает. От него даже жена ушла, терпения не хватило. О-ох, милый ты мой, не всё так просто. Ты ешь-ешь, солнце моё. Силы набирайся, а после поглядим.
- Бабушка, а раньше были милиционеры?
- Когда это «раньше»?
- Ну, давно. Когда у деда с бабой всякие истории приключались?
- В сказке, что ли?
- Ага. Тогда как было?
- Тогда и жизнь была другая. Но разбойников-грабителей и тогда хватало. Заявлений в милицию, конечно же, не писали. Пистолетов, компьютеров и других премудростей тоже не было. И отпечатков пальцев тоже никто не искал. Тогда никто об этом и помыслить не мог. Проще все жили.
- И что же никто преступников не ловил?
- Почему же, ловили. Зло наказывалось и впредь будет наказано. Ты чай допивай, а то остынет, а я посуду вымою и расскажу тебе, что когда-то слыхала.
Так, вот. В одной деревеньке жили себе муж да жена, и два сына было у них. Жили они трудами своими: землю пахали, рожь, гречу сеяли, косили-молотили, а потом кашу варили. Зимой пряли да рубахи шили. Одним словом: жили – не тужили. И все бы хорошо, да объявились в тех краях разбойники. Людишки они лихие, беззаботные. Силёнку свою не по делу тратили. Как тогда говорили – «отрепье человеческое». Работать – охоты нет, а вот к чужому добру – руки сами тянутся. А то кто ж им добро своё, трудами, потом добытое даром отдаст? Вот они, где обманом, а где разбоем пробавлялись. Крестьянин – мужик запаслив. Чтоб зиму холодную пережить, приходилось летом от зари до зари спину ломать. А ворьё поганое на готовенькое придёт, выгребет все припасы, хозяина-труженика изувечит, и дёру в леса-болотины. Уйдут разбойнички, а бедному крестьянину впору с голоду помирать. О-хо-хо, горе людское во всяком обличье меж людями шастает, да над слезами сирот потешается.
Ну, вот, жили себе те людишки, жили. Мужик с сынами в поле ходил, а матушка щи варила и обед им в поле носила. Однажды, возвращается она домой. Калитку открывает, на порог ступает, а в избе уже незваные гости по всем углам шарят.
- Что же вы делаете, негодники? Креста на вас нет! Мы ночи не спали, добро наживали, а вы с ветру пришли и всё, как есть, выгребли. Ой, люди, соседи близкие и далёкие! Помогите, ловите воров-грабителей!.. – закричала она в отчаянье.
Только те, кто похрабрей - в поле на ту пору были, а трусливые дома, за дверями-засовами попрятались. А что воры? Эти подлые людишки только меж собою лихостью бахвалятся, на самом же деле гнева людского страшатся, шума-гвалту опасаются. Накинулись на бедную женщину шакальей стаей. Пролилась кровь невинная на сыру землю и замолкли уста на веки вечные.
О том, как сыны у гроба матери стояли, как голодную зиму зимовали, говорить не буду. Что тебе, малому, толковать? Сказано же: кто горького не едал, тот и слёз не проливал. Однако, слушай дальше.
Три годочка отец с сынами горе мыкали. Обжились таки, приоделись. Как говорится: и в печи – хлеб да калачи, и в хлеву – хрюкает да мычит. Отец стал подумывать: а не пора ли женить сына старшего? Как не старайся, а без женских рук в доме не обойтись.
Поговорил с сыном, да тем же часом и просватали девицу добрую, работящую. Стали пиво варить, к свадьбе готовиться. Отослал отец сына старшего на мельницу. Надо же мучицы из нового урожаю намолоть, да хлебов напечь. Поехал молодой хозяин. Нет и нет его. Уже и ночь на дворе. Посылает отец меньшого сына сведать: не случилось ли чего по дороге? Сел сынок на Воронка и поскакал, только пыль из-под копыт. А через малое время воротился. Стоит перед отцом, голову повесил. Слёзы по щекам катятся, страшные слова в горле застряли.
- Молчаньем делу не поможешь. Говори, как есть сказывай, - велел отец.
- Убили злодеи брата. Коней свели и хлебушек разворовали.
Почернел отец от горя лютого. Опять в доме беда со всех углов глядит голодными глазами. Но, как не убивайся, а жить как-то надо.
Три долгих года отец с сыном горбатились. Вроде как жизнь налаживаться стала. Сын в силу вошёл. Только неспокойно на душе у постаревшего отца. Сердцем беду чует. Не стал дожидаться, когда Чёрная гостья нагрянет, взял деньжат, да хлеба краюху и пошёл за дальний лес – к старухе-ведунье. Всё, чем богат, на стол перед старухой выложил, и говорит:
- Не знаю, не ведаю, как звать-величать тебя, хозяйка. Как сестру единокровную, как матушку родную прошу: пособи, посоветуй, как сына единственного от лютой смертушки уберечь? Как добро какое-никакое, от волков-грабителей сохранить? Много горя на плечах своих перенёс, не могу более…
Молчит старуха и, не мигая, под печь глядит. Потом вздрогнула всем телом и засопела, будто сердитый ёж. Сняла с лавки ведро с водой и поставила перед печью. Голыми руками набрала пригоршней горящих углей на загнётке и бросила их в воду. Зашипели, заскворчали угли. Паром заволокло в избе, свету белого не видать. А старуха знай, кочергой в воде угли помешивает, что-то над ними в пол голоса нашёптывает. Наконец кинула кочергу в подпечье, сорвала с головы платок и накрыла им ведро. Долго стояла наклонясь. Прислушивалась. А в ведре всё шипит да булькает, словно в преисподне черти тешатся. Наконец всё стихло. Сняла старуха платок с ведра, скомкала его и в печь бросила. Вспыхнул платок синим пламенем и тотчас оборотился чёрным вороном. Вместе с дымом в печной трубе исчез.
Старуха облегчённо вздохнула и опустилась на низенькую скамейку, возле печи. Сидит и молчит. Мужик глядит на неё и не смеет даже напомнить о себе.
Вдруг заскрежетало, заклокотало что-то в печной трубе. Посыпалась чёрная сажа. Старуха спохватилась и подставила руки. Мужик и глазом не успел моргнуть, как в руках её оказался маленький кованый сундучок.
- Вот теперь поглядим, кто из нас оборотистей! – хохотнула старуха.
Открыла тот сундучишко, хмыкнула, плюнула в него. Крышку захлопнула, два раза ключиком повернула, а потом тот ключик в щель меж половиц у самого порога и бросила.
- Вот тебе твой оберег и защита твоя! Ровно через неделю жди гостей непрошенных. Сына на то время отошли куда-нибудь. А этот сундучишко главному из воров-разбойников, самолично в руки передай.
- Как же я узнаю: который из них главный?
- Скажи, будто бы ключи потерял. Открыть не можешь. Что в сундучке – не знаешь. Вот, в чьих глазах зелёный огонёк сверкнёт – тот и за главного у них.
Поклонился мужик старухе-ведунье и домой пошёл. Сундучишко в сенях спрятал. Живёт себе и вида не показывает. Неделя назад откатилась. Старый отец отсылает сына в другую деревню проведать дальнего родственника. Да велит ему домой не торопиться, а по хозяйству кое-чего помочь. Ладно. Ушёл сын. Отец сундучишко приготовил. Ждёт. Вдруг, не слыхал, не видал, как калитку отворили, как двором прошли и в избу незнакомцы ворвались.
- Ну, мужик: сам добро отдашь или пытать будем?
- Что вы, сынки разлюбезные! – взмолился мужик. – Много ли мне жить осталось? Не стану я за добро своё держаться. Да и добра у меня – всего-то этот сундучок. Только, вот незадача, ключик потерялся.
Не успел мужик досказать, что надумал, как у одного из разбойников глаза, что у кошки зелёным светом полыхнули и зрачки по-звериному сузились. Хозяин и охнуть не успел, как сундучок в руках разбойничьего атамана оказался. Только и слышал, как дверь хлопнула. И опять не видал, не слыхал мужик, когда покинули двор грабители.
«Видать, наслышаны они о том сундучке. Не простой сундучишко, коли им злата-серебра не надо стало. Ну, да пускай себе тешатся…» - подумал старик и занялся хозяйскими делами.
А тем временем приносят грабители тот сундучишко в Чёрный лес, в избу осиновую. Глядь, а на столе уже ключик лежит – дожидается. Обрадовался атаман, в ладоши хлопнул. Ключик скок, сам в замочную скважину нырнул, да дважды повернулся. Скрипнула крышка и навзничь откинулась. Главный вор хотел внутрь заглянуть, взял его в руки, но сундучишко так потяжелел, что он выронил его из рук. Разбойники от изумления рты открыли. А сундучишко на глазах у всех расти начал. Все на цыпочки стали, норовят внутрь заглянуть. Главный насупился, зыкнул на них и сам в него руку запустил. Стал вынимать платья бархатные, сапоги красные, шапки да рукавицы из меха лисьего. Которое барахлишко себе примеряет, а которое ворам-товарищам раздаёт. Хохочут все, принаряжаются. А сундук всё растёт. И не заметили злодеи, как в большой короб превратился.
Вот, когда все принарядились, последний раз заглянул в него атаман и ахнул.
- Мать честная! Это ж перстень! Воровская печатка! Теперь я буду воровской король! С этого дня мне будете дань приносить…
Кое-как перевалился через высокий борт сундучища и прыг на дно. Схватил перстень, стал на палец примерять. Других воров завидки взяли. Каждому захотелось перстень воровской заполучить. Сами полезли в сундук. Отпихивают друг дружку, дерутся. А того не замечают, что сундук ещё быстрее расти начал. Вот, когда все до единого вора в безумной драке в змеиный клубок сплелись, крышка возьми да захлопнись. И в ту же минуту задрожала изба осиновая. Пыхнул клуб дыма из трубы, а с ним в ночное небо вылетел чёрный ворон. Земля расступилась и улетел сундук, вместе с ворами-разбойниками, в пропасть бездонную. Вздохнула земля-матушка и стала, как и до прежь стояла. Только от этого шатания изба осиновая развалилась по брёвнышку и раскатилась по всему лесу.
А мужик жил да поживал себе на доброе здоровье. Сын его женился, невестка внуками одарила. И с той поры никто в тех краях о ворах-лиходеях и слыхом не слыхивал.
3 декабря 2006 года.