Капитан, чьей широкой спиной нельзя не залюбоваться, чьи движения достойны того, чтобы быть отлитыми из бронзы, чья анатомия гармонична настолько, что давным-давно достойна позолоты, чей дух крылат и неугасим, и подобен яростному дракону – Капитан продирается сквозь заросли необитаемого (но такого чудесного!) острова – чтобы все-таки добраться до колеса обозрения, управляемого гигантским часовым механизмом, то есть до истинной сути Сирены, то есть остров, получается, вовсе не так уж необитаем, раз уж на нем обитает она.
Часовые механизмы, управляющие загадочным и чудесным колесом – гораздо более совершенны, чем те, которые известны людям; совершенство – что мы знаем о нем? конечно, многим приходилось отмечать неповторимую поэтическую красоту песочных часов: загадочный, чарующий шорох песчинок, человек, который управляет этим механизмом для измерения времени, но сосуд для измерения времени так легко принять за вместилище собственно временной ткани, но человека, управляющего им, так легко принять за какой-нибудь механизм (ладно скроенный заматерелым конструктором), что развитие часового автоматизма становится более чем неизбежным, таким образом всевозможные (песочные, водяные, солнечные, огненные и маслянистые) часы через дельту временных потоков попадают в океан единого временного механизма.
Капитан, устремленный к одному из таких океанических механизмов, продирающийся сквозь густые и тропические заросли – о, это зрелище достойное, незабываемое, живописное, заслуживающее специального и ученого толкования; огромные, часовые внутренности колеса обозрения, лопасти и шестеренки, тиканье, шуршанье и писк, всё то, что в обычных часах на выходе представляет собой циферблат и две стрелки, здесь не является всем тем: вращение деталей, непрерывное движение маятников и молоточков – то ускоряется, то замедляется и почти застывает, где-то булькает и закипает вода – и она закипает внутри механизма; где-то потрескивает фитилек – и это тоже внутри; золотые, оживающие пружинки, прорастающий фантастический лес – это тоже внутренность механизма, так же как и огромные вертящиеся колеса, раскаленные и дышащие, водянистые и прозрачные, кое-где связанные стальными ремнями; теплые шурупчики, серебристые чайки, гайки с приставленными к ним гаечными ключами – всё то, что на выходе образует ось с нанизанным на нее колесом обозрения, с красивыми и разнообразными кабинками; некоторые из них – в форме котов, другие – в виде хрустальных шаров (сиденья очень удобной формы), какие-то – почти как обычные кабинки, с шуточным пультом управления (да, некоторые кабинки могут вращаться и вокруг собственной оси), какие-то и вправду неуловимо напоминают фрегаты – то ли формой, то ли неуловимо прекрасным предощущением, то ли тем, что, иногда непроизвольно отстегиваясь от исходного механизма они продолжают горделиво плыть по воздуху – то скрываясь за горизонтом, то (почти вопреки своей стеклянной природе) возвращаясь обратно, с другой стороны, облетев хрустальный глобус кругом, по дороге обрастая новыми матросами, измененной конфигурации, с неизвестными видами содержимого трюмов (но все же узнаваемые, ибо у любого ожившего механизма есть свои собственные и неиссякаемые черты).