Я могу

Хьюбер
Позавчера я узнала, что Л. сломал ногу. Случайно, как и все, что с ним происходит. Может быть кто-то сверху хочет доказать ему, что, то, что Л. называл человеческим фактором не влияет на такую вещь, как случайность. Она гораздо более фатальна чем то, что мы чистим зубы каждое утро она очень избирательно подходит к каждой своей новой жертве, и быстро теряет к ней интерес, если та сдается.
Л. не сдавался. Это было так же фатально, как случайность. Каждая его ошибка объяснялась с точки зрения предметов математического цикла, а значит имела под собой 100%-ную опору, и как казалось самому Л. достоверность. То есть если бы на уроке удалось доказать, что человек чувствует себя лучше без еды - путем построения графиков или выведения идеального доказательства из природных законов (это было бы действительно прочнее), то он, я почти уверена, перестал бы есть.
Так вот, Л. сломал ногу. Вопреки всем законам, стоя на одном месте. И вот его нет.
Я сижу на одном из уроков и выписываю в тетрадь: "Человеку необходимо для жизни: еда, вода, воздух (с соответствующей долей кислорода), безопасное место. Следовательно человеку для жизни не обязателен другой человек. Из этого следует, что ты не обязателен для того, чтобы я жила. Теорема доказана."
Неужели ему действительно становилось от этого легче? Как можно было верить в эти каракули, написанные дрожащими руками, в поиске выхода, из безвыходной ситуации, по-настоящему безвыходной. Почему? Потому что когда его нет, я практически не могу сосредоточиться, я знаю, что Л. не принадлежит мне уже целую вечность. Мы дышим разным воздухом, пишем в тетрадки разные буквы, и даже они не принадлежат друг другу, пусть и лежат рядом. Я могу только улыбнуться ему в ответ. Вздохнуть, когда он с энтузиазмом разбирает интересные задачи на глупые вещи. Но любить его, это действительное блаженство, можно смотреть на него, и знать, что он не принадлежит мне, а значит никогда не сможет быть дальше. Никогда не сможет сделать больнее, чем есть уже.
Я улыбаюсь своим мыслям, даже не помню, где я, то ли на уроке, то ли нет. За окном идет снег, он красивый. Идеальные, правильные, симметричные снежинки. Узоры на окнах. Скоро ведь Новый Год. Я снова буду далеко от него. Так далеко.
Звонит телефон, там, в трубке эхом раздается его голос. Номер удален, но я знаю этот голос. Он кортавый, и это, как всегда, очаровательно настолько, что у меня катится слеза по щеке, но я улыбаюсь. Л. говорит что-то в трубку, видимо что-то важное, потому что его голос возбужден и слегка подрагивает радостными нотками, а я уже представляю, как они пляшут на его губах, вызывая ту самую улыбку, настоящую улыбку, которую он дарит всем и каждому, и это гораздо дороже всех бриллиантов. Его улыбки тоже можно измерить, взвесить, оценить, потому я и говорю, что они дороже бриллиантов. Л. говорит, что вся математика - глупость, потому что неприменима к людям, говорит, что все еще любит меня и я начинаю тихо плакать, в трубку. Он орет что-то невразумительное, типа "Мы будем вместе! Понимаешь? Вместе! Я не пущу тебя никуда, ты ведь ничего толком без меня не можешь", мои брови приподнимаются, и я знаю, что мое дыхание замедленно. Я любила его. Всегда любила. Во всех искала его. Но он - редкая геометрическая фигура, его очень трудно доказать в ком-либо, кроме него самого - потому что в нем это уже дано.
"Я люблю тебя", что и требовалось доказать.