Он входил в элиту. Он мог мимоходом рассказать о привычках дочки Юлиана Семенова, о качестве еды в закрытом доме отдыха в Крыму, о художественных выставках для своих и о качестве американских плинтусов. Дома он показывал нам свои картины, написанные яркими красками на черном фоне. «Так я вижу свою жизнь!» - говорил он. Потолок на его кухне был красным. Это напоминало ему по утрам, что надо жить ярче, чем живут другие. Колонны на его кухне были разрисованы под кирпичную кладку.
Мы полностью попали под его влияние и начали с того, что покрасили в желтый цвет потолок на своей кухне. Потом я, отчаянно ругаясь, потратил выходные и расписал колонну около холодильника под коричневые кирпичи с белыми полосками раствора. Над обеденным столом мы повесили тусклый оранжевый югославский светильник, выкрасили остаток стен в белый цвет, и дизайнерская работа на этом закончилась.
Он пришел к нам с какой-то девушкой. Они одобрили кухню, выпили и вдвоем нарисовали кролика из «Алисы в стране чудес» над детской кроваткой. Кролик шел по дорожке и пребывал в прекрасном настроении. Это не было похоже на его мрачные картины, и я спросил его почему. «Если честно, - сказал он, разливая остатки «Цинандали» по бокалам, - у вас жизнь, как у этого кролика, и я не хотел ее вам усложнять сложной философской гаммой!» Его девушка кивнула и выпила. Я тоже выпил, но до сих пор не очень понимаю, что он хотел сказать.
Уже потом я понял, что у художников надо смотреть картины, у фотографов любоваться фотографиями, у музыкантов слушать музыку, балерин лучше всего смотреть на сцене, у писателей читать книги, а артистов смотреть в кино или в театре. Если с ними встретиться и поговорить, то порой можно услышать нечто такое, от чего таинственность и притягательность таланта может потускнеть.
Я до сих пор жалею, что выпивал с Евтушенко и возил в машине Чингиза Айтматова. Теперь я не могу читать их книги.