Ухо

         История эта с моим дедом случилась ещё при коммунистах, в 70-е годы прошлого века. Мы с мамой приехали  на  поезде,  пришли пешком со станции   в  деревню  в два часа ночи, разбудили стариков, сели чай пить. Глядим, а у деда левое ухо пластырем к голове приклеено и бинтом сверху кое-как прихвачено. Мама сразу заволновалась: “- Что случилось? Кто это тебя так порезал, папа?” “ - Пустяки, Тамара, на ферме на гвоздь налетел в темноте”, - отмахнулся от неё дед. Он в то время был уже на пенсии и ухаживал за тремя колхозными быками. И эти быки периодически мяли, бодали или топтали деда копытами, но привыкший с малолетства к труду, он не мог сидеть без дела и рад был даже такой работе. К тому же, кроме него желающих рисковать своим здоровьем больше не было, потому что каждое лето нас всех пугали ужасными историями о быках-убийцах, которые зверствовали в соседних деревнях. Вспомнив все эти кошмары, мама опять заохала: “- Бросай ты, папа, эту работу! Неужели вам своего хозяйства мало? Всех денег всё равно не заработаешь, а не дай Бог, что и вправду с тобой серьёзное случится...” Дед сидит, слушает её и ухмыляется в бороду, что, мол, вы, городские, в нашей жизни понимаете.
       И только утром, когда деда не было дома, бабушка рассказала нам, как всё было на самом деле. Через дорогу напротив жила наша дальняя родственница - Фрося. В конце тридцатых годов её со всей роднёй забрали и как врагов народа увезли в лагеря в Сибирь. (А наш дед до войны был председателем колхоза и, видимо, участвовал в этой кампании по раскулачиванию.) Все там или погибли, или не захотели возвращаться, вернулась она одна. Ей дали дом от колхоза, но на работу она не ходила и в колхоз не вступала, ни с кем не общалась, тихо всех ненавидела. Особенно её боялись дети, так как вид у неё был жутковатый: всегда с палкой, сутулая, лохматая, одета в какие-то халаты и платки, свисающие до земли. А уж если глянет исподлобья, да прошипит что-нибудь - мороз по коже продирает. Настоящая ведьма. Её и взрослые старались обходить стороной. Один наш дед её почему-то не боялся. Видимо, зря.
          Шёл он  тогда рано утром на ферму быков выгонять в стадо, глядит, а Фрося в низинке у ручья траву своим козам косит. Дед подошёл к ней и решил шутливо припугнуть: “- Эй, соседка, ты зачем колхозную траву косишь?” И начал её воспитывать в духе марксизма-ленинизма. Для  несчастной Фроси это стало последней каплей, переполнившей чашу её терпения. Проклятые коммунисты загубили её молодость, лишили всего - родных, здоровья, счастья, оставив ей право жить на старости лет в нищете и одиночестве. А наш дед всегда был на виду - председатель колхоза, комиссар партизанского отряда, заведующий фермой, член правления колхоза, его уважали, к нему шли за советом, ему завидовали. В то несчастливое утро дед, видимо, предстал из тумана перед Фросей в облике её главного врага - коммуниста: с большими рогами, с хвостом, с тремя головами, из которых изрыгался огонь и дым. Разум у бедной женщины помутился и она с дикими криками, размахивая косой, бросилась на это чудище, чтобы срубить все его поганые головы.  Дед  понял, что шутка  не удалась и, уворачиваясь от свистевшей над головой косы, попытался  словами образумить сбесившуюся ни с того ни с сего соседку. Но когда коса   вжикнула у виска и кровь хлынула за шиворот, дед, забыв, что он бывший партизан и никогда не приседал под пулями, понёсся  к  дому,  зажав ухо рукой, петляя, как заяц.  Дома, бабушка наскоро перевязала его, сбегала к соседу и тот на тракторе отвёз деда в соседнюю деревню в медпункт, где ему закрепили специальными скобками болтавшееся на одной коже ухо.
        (По другой версии, которую слышал брат, Фрося бросила косу, вцепилась в деда и зубами откусила ему ухо.  Почти  так  же,  как  хулиган  Майк  Тайсон откусил  ухо  боксёру  Холифилду.)
         Жаловаться дед никуда не стал. Не в его это было правилах, да и сам виноват - нашёл с кем шутить. Фросю тоже было по-своему жалко, жизнь её и так била  всё  время, не сажать же её опять в тюрьму из-за такого пустяка, как ухо деревенского пенсионера.
         Дед хоть и простил Фросю, но на ферму стал ходить другой дорогой, обходил её дом стороной. А мы с мамой, испытали такой шок, что пока гостили в деревне, нам всё время чудилось, будто Фрося с острой косой стоит за углом и только ждёт момент, чтобы выскочить и с дикими воплями броситься на нас.  Ведь  мы   тоже  были  для  неё  врагами - мама дочь коммуниста, а я его внук, с таким же красным билетом в кармане. Вздохнули облегчённо   только в поезде, хотя ещё продолжали по инерции вздрагивать и оглядываться при каждом стуке вагонной двери, не Фрося ли там с  острой  косой  идёт по  проходу  по наши души. Вот так  мы с мамой   на  себе  почувствовали  накал классовой  борьбы  тех  лет. Аукнулась  нам  сталинская компания   тридцатых  годов   через  столько  лет. 
        Такие  как  Фрося  были  в  те  годы  никому  не  нужны  и  неинтересны. А  зря. Если  бы  подружиться  с  ней,  да  послушать  её  рассказы,  то могла бы  получиться    пронзительная  повесть, а то и роман   типа  шолоховской  “Поднятой  целины”.