В молодые свои времена я частенько замечал, что меня тянуло излить свои мысли на бумаге.
И вот однажды момент наступил: я вырвал из тетрадки двойной лист, взял ручку и сделал первый шаг по дороге Писателя. Это была середина 90-х - время подъема интереса к религии, к церкви. Тогда новоявленные «батюшки» всех мастей махали направо и налево своими кадилами, «освящая» подряд всех «прозревших», а заодно коттеджи вороватых чиновников и новые бандитские «мерседесы». Пронюхав о российском «непаханом религиозном поле», прискакали со всех сторон всевозможные проповедники и проповедницы. Меня это возмущало, и я зафиксировал свой протест на бумаге. Я написал памфлет «Борьба за людской муравейник». Как ни странно, он понравился моим друзьям и моим семейным! Я был удовлетворен и …закинул свое первое творение на антресоли! Так случилось мое проникновение в огромный мир литературного творчества!
В 1998 году Судьба закинула меня в славный сибирский городок Нижневартовск. Приехал я с мечтой о больших северных деньгах, которую и осуществляю по сей день! Первые два года работал маляром на стройке «сезонно», то есть весна-лето - работаем, осень-зима - разъезжаемся по малым родинам. В очередную весну я привез с собой и мой «литературный труд» (предварительно сдув с него антресольную пыль) - дабы ознакомить со своим творчеством новых товарищей и (чего уж там!) тайным желанием похвалы.
«Общественные литературные чтения» состоялись в один из редких выходных (выходные и сезонная работа на Севере - понятия несовместимые). На столе стояла очередная по счету бутылка водки, присутствовала какая-то закуска - выходной не должен был пропасть даром. В застолье есть момент, когда вдруг наступает пауза. Он небольшой, после него опять идет волна воспоминаний, случаев из жизни, нравоучений и анекдотов. Но я поймал эту паузу и предложил «отдыхающим» прослушать мое произведение.
Чтение прошло в полной тишине. Правда, во время повествования разлили по стопке, но разлили тихо и, также тихо, без чоканья, выпили. По окончании действа все посмотрели на Петровича. Петрович был начальником участка, строителем с 30-летним стажем, человеком в фирме уважаемым. Вел он себя, несмотря на должность, демократично, поэтому к его мнению действительно прислушивались. «(Пиии!)»-сказал Петрович. «Эту( пиии!) действительно ты написал ?» «Ну!»- не сильно пространно ответил я. «Так какого (пиии!) ты (пиии!) кисточкой в бригаде машешь. Иди завтра в (пиии!) газету и пусть там твою (пиии!) напечатают!». «А работа?». « Я тебе завтра отгул даю и путевку в писательскую жизнь! Может в какой книжке и меня вспомнишь!». Последнюю фразу он произнес без мата, что выдавало его волнение.
Утром я взял на кухне газету «Местное время», в которую мы заворачивали картофельные очистки, нашел там адрес редакции и, свернув в трубочку свой опус, отправился по этому адресу. Редакция находилась на первом этаже жилого дома, в помещении бывшей трехкомнатной квартиры и совсем не напоминала редакцию газеты «Гудок», посещенную Остапом Бендером. Никто не бегал по этажам (этаж-то один), не кричал, не носился с бумагами. Первым редакторским работником, встреченным мною была бабушка-уборщица. На мой вопрос: «Где найти главного редактора?», она сунула мне под ноги швабру с накрученной тряпкой и сказала: «На вот, ноги вытри! А главная вон там сидит!» Ручкой швабры она показала на бывшую спальню с табличкой «Главный редактор» на двери.
Я культурно постучал в дверь и, не ожидая ответа, вошел в кабинет. За столом сидела представительная дама (ну, а какой она еще должна быть при такой должности) и перебирала какие-то бумажки. «Здравствуйте!»-громко сказал я- «Я вот тут принес. Хотелось бы опубликовать. Посмотрите!». «Что у Вас, материал?» деловито спросила дама. Я молча кивнул. «Вообще-то предпросмотром редакторы занимаются, но у них сейчас завал, давайте!»- и главный редактор развернула мою бумажную трубочку. «На какую тему?»- спросила дама, разглаживая листы. «Ну, это антирелигиозный памфлет.»- при слове «памфлет» главред подняла голову и внимательно посмотрела на меня. «Хотя он не совсем антирелигиозный, это как бы взгляд на сегодняшнюю религию…». «Угу!»- она кивнула головой и жестом руки предложила мне присесть.
Все время, которое она знакомилась с моим «трудом», улыбка не сходила с ее лица, в некоторых местах она даже хохотнула. Закончив, она опять внимательно посмотрела на меня и сказала: «Не могу понять чей это стиль?». «В смысле?»- не врубился я в вопрос. «Как-то похоже на Чехова, или на Жванецкого, не пойму!». «Ну-у, Вы мне льстите, а стиль - мой, сам писал, ни на кого не смотрел!» - я немного обиделся. «По-ни-ма-ете,» -продолжила дама-«ситуация в стране изменилась, к религии повернулись лицом, а Вы тут - с критикой…». «Понимаю…» - ответил я и потянул руку за листками. « А тут еще нам в приход нового батюшку прислали,» - сообщила она радостно, как будто сама по выходным пела в церковном хоре - «нехорошо будет! А может у Вас есть что-нибудь из жизни нефтяников?». «Я - строитель!» - гордо объявил я. «Ну, из жизни строителей?! Оставьте координаты редактору Маше, может что у нас и получится!». Я улыбнулся, попрощался и, закрыв за собой дверь, прошел в детскую комнату (в смысле - в редакторскую).
Маша, веселая симпатичная еврейская девушка, выслушав меня, попросила мою работу и стала читать. Начав читать, она начала смеяться, и смех ее закончился по окончании чтения. «Так и что, главная?»- все еще посмеиваясь, спросила Маша. «Говорит, жизнь нефтяников интереснее, и попросила оставить координаты!» Редактор Маша, улыбаясь, записала мой адрес, номер телефона, улыбаясь же, отказалась дать номер своего телефона, посоветовала обратиться в газету «Варта» и подсказала, как туда пройти. В хорошем настроении после общения с симпатичной девушкой я вышел на улицу.
Редакция газеты «Варта» находилась через две пятиэтажки вверх по проспекту и располагалась, как и «Местное время», в бывшей трехкомнатной квартире. Разница была в том, что здесь главный редактор занимал помещение гостиной. Главным редактором был полнеющий мужчина лет 50-ти в лоснящемся костюме « а-ля советский чиновник».
Я бы не удивился, окажись он бывшим работником горисполкома. « Ленинскую» лысину покрывал мостик из пяти-шести волосин, претендующий на звание прически. Крупное красное лицо выдавало «любителя жизни». «Ко мне?»- спросил он весело. Я кивнул. .«Заходи, посмотрим, что ты накропал!» - также весело пригласил он. «Точно, из исполкомовских!» -промелькнула мысль - «Сразу на «ты», без прелюдий!».
После неудачи в предыдущем месте я не был напорист: «Вот посмотрите, сам не знаю, как это назвать!». Главный прочитал мой опус, улыбаясь и хохотнув в некоторых местах, как и дама в первом случае. «Занятная штучка!» - выдал он вердикт после прочтения - «Но, понимаешь ты, не знаю куда мне ее присунуть!». Сексуальный синоним понятия «опубликовать» развеселил меня, и я улыбнулся. «Ну вот, ты сам согласен! Знаешь, оставь копию секретарше, пусть зарегистрирует и запишет твои данные. Если что, позвоним. Ну, давай!». Он пожал мне руку и, уже выпуская свою, спросил: «Слушай, а про нефтяников у тебя ничего нет?».
Я, вздохнув, отрицательно махнул головой и пошел к секретарше «регистрироваться».
Естественно, мне никто не позвонил ни из первой газеты, ни из второй!
После этого случая у меня были еще две попытки стать известным. Я приносил рассказ «Мой друг - таракан Коля».Веселая сказка о говорящем таракане Коле, его жене Клаве и их подруге, мухе Зззое ( «именно три З, потому что имя данное мухе при рождении влияет на ее дальнейшую судьбу») оказалась «не в формате нашего издания».
Не в формате оказалась и изложенная мною фронтовая быль о пленении наших танкистов. Ее мне поведал подвыпивший ветеран, мой попутчик в поезде. В канун Дня Победы лихо шли сюжеты о бравых русских героях и хитрых, но трусливых фашистах. Как наши попадали в плен никого из редакций не интересовало.
И вот однажды (нравится мне это выражение, интригует, черт возьми!) мне позвонили из газеты «Местное время»! Состоялся обмен официальными приветствиями, и редактор Маша (а звонила она) спросила нет ли у меня «чего-нибудь для показа, а то у нас материала не хватает». Все это время затишья я пописывал для себя, «в ящик стола», и недавно закончил заметку под названием «Мужчина журнальный и мужчина реальный.( Сравнительный анализ)». Об этом я и сообщил Маше. Она попросила меня подъехать в ближайшее свободное время. Ближайшее свободное время было прямо сейчас, и я, схватив свою работу, помчался латать брешь в местной журналистике.
Приехав в редакцию, я нашел Машу. «Идите к главной, она Вас ждет!» - и Маша подтолкнула меня в сторону бывшей спальни. Я махнул выросшими крыльями и оказался в кабинете главного редактора. Дама взяла мои листочки, пробежалась по ним взглядом и попросила погулять меня часок, пока «мы быстренько отредактируем ваше сочинение». «Как молодой повеса ждет свиданья…», так и я ждал, когда же пройдет этот распроклятый час. И вот время вышло и я, весь в нетерпении, вошел в кабинет. «Ну вот, мы подработали вашу статью, прочитайте, если согласны, подпишите – и в набор!» - сказала главная и протянула мне листок. Я прочитал…
Залп артиллерии произвел бы на меня меньшее впечатление, чем прочитанная сейчас «моя» статья. Говоря хирургическими терминами ( а они здесь как раз к месту), вместо обрезания сделали кастрацию! Из полной заметки сделали половинку. Исчезла ирония, улетучился юмор, полностью был удален абзац об отношениях с женщинами (я считал его интересным)! Кровавыми каплями смотрелись пометки редакторским красным карандашом! «Это же не мое!» - выдавил я из остолбеневшего себя. «После правки заметка соответствует стилю нашей газеты. И не забудьте, Вы ведь начинающий !» - добила меня главный редактор. Все еще находясь в состоянии зомби, я подписал статью и, прошептав «До свиданья!», выплыл из редакции на улицу.
Через два дня мне позвонила Маша и сказала, что заметка напечатана. В ближайшем киоске я купил «Местное время» и стал перебирать страницы. Наконец я увидел… В рубрике «Нам пишет читатель» моя статья соседствовала с жалобой пенсионерки на «оргии распоясавшейся молодежи в подъезде» и домашним рецептом соленых огурцов.
Больше ни в какие редакции я не ходил…