Чёрная Роза, авантюрно-любовный роман, 3

                6. Разоблачение

      Когда Черная Роза вернулся к де Парди, верный друг герцога пришел в ужас.
-О Боже, монсеньор, что с вами?—воскликнул он.—И где Снежинка?
       Герцог являл собой весьма плачевное зрелище. Он, конечно, попытался умыться в речушке, но она была слишком мелкая, и ему это плохо удалось. Кровь все еще сочилась из рассеченной кулаком Пьера брови.
-Вы ранены?—тревожно спросил барон,-говорите же! Кто осмелился поднять на вас руку?
       Черная Роза, сняв грязную порванную камизу, принялся натягивать сапоги.
-Ранен?.. Да, я ранен, Этьен! Меня ранили—и, похоже, насмерть!
-Кто это сделал?
-Рыжеволосая красавица. Она ранила меня в самое сердце, барон!
-Красавица?..—недоумевающе , но с видимым облегчением, произнес де Парди.—Где вы её встретили?
-Там, внизу, у реки. Видел бы ты её , Этьен! Как у нее сверкали глаза…А волосы! Они извивались, как змеи, по её высокой груди. Я бы хотел зарыться в них лицом…
-И кто же она? Как её зовут?
-Мари-Доминик де Руссильон, дорогой барон!
-Доминик?..Та самая дочь графа, о которой говорил купец? Сестра вашей жены Мари-Флоранс?
-Да,- подтвердил герцог, надевая кольчугу прямо на голое тело.—Сестра моей жены.
-Как же она оказалась там, внизу?
      Черная Роза рассказал другу, как он поймал Снежинку, как подрался с пажами Доминик,  и как дочь графа появилась перед ним, угрожая ему луком.
-Вот так приключение! Но вы все же были очень неосторожны, монесеньор…Она могла вас убить!
-Нет, дорогой Этьен,-покачал головой Черная Роза. Взгляд его светлых глаз задумчиво устремился вдаль.-Она благородна, добра и великодушна. И, Боже милосердный, так хороша! Я так прекрасно помню её в замке четыре года назад. Мальчишка-сорванец; рыжие всклокоченные волосы, веснушки по всему лицу…А теперь—теперь она просто богиня; белоснежная кожа, стройные длинные ноги, глаза глубокого василькового цвета. Я сражен, сражен наповал!
     Герцог застегнул латы , опоясался мечом и взял в руки серебристый шлем. Лицо его стало мрачно. «Я думал, что худшего со мной уже не может произойти; я потерял свою жену и надежду обрести тихое семейное счастье с нею и своими детьми…но нет, к краю пропасти я подошел только теперь, встретив Доминик. Вот он, пик мучений! Взглянув на меня своими бездонными синими очами, она , кажется, мгновенно свела меня с ума…Я никогда ещё не переживал подобного! Но я женат… и Доминик—сестра моей жены. И она никогда, никогда не сможет быть моею!»
    Он вскочил на своего жеребца.
-Вперед, Этьен! Возможно, мы еще увидим дочь графа. Ведь она едет, скорее всего, впереди нас, и по этой же дороге.
      Они тронулись в путь. Герцог начал размышлять вслух.
-Почему, сразу после смерти отца, она отправилась в столицу?
-Быть может, у неё там есть родные, которые пригласили её погостить?
-Но самые близкие родственники Доминик—её сестры, которые уехали в Монсегюр. Было бы логичнее, если бы она поехала с ними....
     Черная Роза быстро перебрал в уме родословную Руссильона и его покойной жены, ища родных дочери графа, которые могли жить в Париже. Как все аристократы, он прекрасно разбирался в сложном переплетении ветвей генеалогических древ знатных семейств Франции.
-Похоже, в столице у Мари-Доминик нет близких родственников; если только какие-то троюродные тети и дяди,-сделал, наконец, вывод он.
-Возможно, монсеньор, её пригласила какая-нибудь подруга?
-Да, не исключено. Но вдруг она решила поехать ко двору короля Людовика и его матери? Вот это меня тревожит, Этьен! Что ей, прекрасной, юной и невинной, делать при дворе Бланки Кастильской, где царят лицемерие, интриги, подлости, разврат?
-Да, вы правы, дорогой герцог, такой молодой чистой девушке там совсем не место. Но, может быть, Мари-Доминик едет в Париж к жениху?
      Герцог вздрогнул. К жениху! Как он об этом не подумал! Что он знал о Доминик, о том, как складывалась её жизнь?
     Четыре года назад, когда он женился на Флоранс, Доминик было тринадцать,- значит, сейчас уже семнадцать. В этом возрасте девушки, в большинстве, или уже замужем, или помолвлены. К жениху!...Черная Роза вдруг испытал такой острый приступ ревности, что даже сам изумился. Но он тут же усилием воли подавил в себе это низменное чувство.
«Разве она не имеет право на счастье? Я должен радоваться за неё, если она найдет достойного честного человека, которого будет любить, и который полюбит её. Доминик—почти моя сестра…»
     И все же…все же мысль о том, что она любит кого-то, была невыносима. «Неужели я влюблен? Вот так, вдруг, почти с первого взгляда? Боже правый! Пошли мне самые страшные пытки—но только не эту! Она—моя сестра, сестра, сестра…»
     Он повторял это, как заклинание. Но вдруг де Парди вскрикнул—и показал ему рукой вперед. В ста туазах от них по дороге несли паланкин, к задку которого были привязаны несколько лошадей. Одна из них была Снежинка.
-Это носилки Мари-Доминик, Этьен,-сказал герцог, и сердце его быстро забилось –сейчас он снова увидит её!
-Мы подъедем, монсеньор?
-Да. Но меня могут узнать—если не она, то её пажи…Послушай! Давай поменяемся лошадьми; я дам тебе свой плащ—а ты мне дашь твой. Моя лошадь и плащ слишком богаты; пусть она подумает, что я не так знатен, как ты. Жаль, что мои латы на тебя не налезут…Придется прикрыть их плащом.
-Мне представиться своим именем?
-Конечно; а меня представь как…как Мишеля де Круа, например. Я не буду снимать шлем; скажешь, что я дал обет в Святой Земле не поднимать забрала. Мы поедем мимо; на дверце носилок наверняка есть герб, и ты сделаешь вид, что узнал его. Попробуй выяснить все-таки, к кому она едет, Этьен, и зачем?
      Они поменялись плащами и лошадьми. Высокий стройный герцог довольно смешно смотрелся на приземистом коротконогом коне барона, также как и грузный де Парди—на поджаром тонконогом жеребце Черной Розы.
-Не раздави его,-насмешливо промолвил герцог, когда его друг, кряхтя, влез на высокого скакуна.
     Они поскакали вперед, и вскоре поравнялись с носилками. Пьер и Филипп, оглянувшись и увидев двоих закованных в латы рыцарей, на всякий случай положили руки на рукояти своих мечей.
    Дом сидела слева и рассеянно смотрела в открытое нараспашку окно. Элиза и Адель, приморившись, спали напротив. У девушки никак не выходила из головы сцена у реки с крестьянином, назвавшимся Мишелем. По дороге к постоялому двору Филипп и Пьер ещё раз, более обстоятельно, рассказали ей обо всем, что случилось до её появления. Молочный брат Доминик утверждал, что странный виллан вел себя надменно и вызывающе.
     «Можно подумать, госпожа, что на нем не грязная рубашка, а герцогская мантия!»-воскликнул даже он. Оба юноши говорили также, что он чуть ли не сам полез с ними в драку. «Это с голыми-то руками, против вас, вооруженных мечами?»-недоверчиво спросила она их. «Да, Доминик; и надо было видеть, как легко он ускользнул от наших ударов! Он улыбался…как будто мы с ним просто играли игрушечными мечами!»
Все это было очень странно и непонятно…Но тут её размышления прервал возглас Пьера:
-Госпожа! Нас догоняют двое рыцарей!
     Она высунула голову и посмотрела назад. Всадники были уже совсем близко. Они скакали очень быстро, и уже почти обогнали паланкин, как вдруг тот, что ехал впереди, невысокий и плотный, в синем бархатном плаще, на прекрасном гнедом жеребце, натянул поводья; его спутник последовал его примеру.
      Рыцарь снял свой шлем и, подъехав к носилкам, поклонился Дом, видимо, сразу признав в ней знатную даму. Голова его была увенчана большой сверкающей на солнце лысиной. У него было широкое добродушное лицо со слегка приплюснутым носом и маленькими голубыми глазами. Странно, но лицо это показалось Доминик знакомым. Улыбнувшись девушке, он произнес:
-Я не ошибся—ведь это—герб Руссильонов?—и он показал на красный герб на дверце.
-Да, мессир, вы не ошиблись,-отвечала Дом.
-А вы, госпожа, не одна ли из дочерей покойного графа?
-Совершенно верно, я— графиня  Мари-Доминик де Руссильон.
-Я очень рад встрече, госпожа. Разрешите представиться—барон Этьен де Парди, нормандский дворянин. Я знавал вашего почтенного батюшку при дворе короля Людовика Восьмого…Скорблю о вашей утрате!
-Барон де Парди?—спросила Дом, припоминая.—Не приходится ли вам родственником Жерар де Парди?
-Да, госпожа, я—его дядя…Бедный Жерар! Он погиб несколько лет назад…
-Я не знала об этом…Простите меня, барон!—Теперь Дом видела, что он, действительно, очень похож на оруженосца Черной Розы.
-Да, погиб,-грустно повторил барон.—Вернее, мы полагаем, что он погиб…-И он оглянулся на своего спутника, который ехал по-прежнему немного позади, молча и не снимая своего шлема.
-Простите, прекрасная графиня, я не представил вам своего друга. Мишель де Круа, рыцарь, недавно вернувшийся из Святой Земли. Вы должны извинить его за непочтительность к вам,- он не может обнажить голову, ибо дал обет носить шлем, не снимая его ни перед кем, пока не увидит свою даму сердца.
     Доминик кивнула. Она хорошо знала, какие, порой самые нелепые, обеты давали рыцари, отправляясь воевать за Гроб Господень. Она вежливо улыбнулась Мишелю де Круа, поглядев в узкую прорезь забрала его шлема. На секунду глаза их встретились.  Хотя солнце светило рыцарю в спину, и голова его была в тени, она успела увидеть светлые глаза, цвет которых она не успела рассмотреть, но которые сразу заставили ее насторожиться. Она уже смотрела в такие глаза! И совсем недавно! Но он тут же отвел взгляд.
-Вы направляетесь в Париж, графиня?—спрашивал, между тем, де Парди.
-Да, господин барон, я еду в столицу.
-К родственникам, вероятно?
-Нет; я приглашена ко двору королевой.
-Королева пригласила вас в Париж? Лично?
-Да; ко мне прибыл её гонец; я буду придворной дамой её величества.
     Девушка заметила, что спутник барона, хоть и едет полуотвернувшись, но, тем не менее, внимательно прислушивается к каждому её слову. Когда Дом сказала, что приглашена в столицу лично королевой, то бросила в этот момент взгляд на руку рыцаря де Круа, и увидела, как судорожно сжались его пальцы в стальной перчатке на рукояти меча.
    «Что могло так его взволновать в этой болтовне?-подумала Дом.—Он явно чем-то встревожен!»
     Продолжая отвечать на вопросы барона, она украдкой приглядывалась к его другу. Вот он опять посмотрел на неё…Светлые глаза! Где, где она их видела? Мишель де Круа…Мишель!
      Её вдруг озарило. Конечно! Точно такие же глаза были у того крестьянина там, у реки! И он тоже назвался Мишелем! И у него была такая же фигура! Высокий рост…широкие плечи…
      Как странно! Что это все могло значить? Она теперь уже откровенно разглядывала рыцаря. Плащ на нем не богатый, как на бароне. И лошадь—совсем  для него  неподходящая! Не то что высокий гнедой жеребец,—вот на нем этот человек смотрелся бы совсем по-другому…А шпоры золотые! И латы. Хоть Мишель де Круа и запахнул плащ, но Доминик все же разглядела серебряные насечки. Такие доспехи не по карману простому рыцарю!
      Плащ…конь…латы…Если этих двоих мужчин поменять местами,—и она мысленно это проделала,—то все встанет на свои места. «Они поменялись лошадьми…и плащами. Но для чего? для чего весь этот маскарад? Неужели…для меня?»
     Она вспомнила того Мишеля, у реки. Босой, измазанный в грязи, в рваной камизе. Неужели это он едет сейчас рядом с де Парди? А, может, и барон—вовсе не барон?...Как она могла так легко поверить незнакомцам! Но нет. Слишком большое сходство между дядей де Парди и его племянником Жераром. И  все же…что за игру ведут эти два рыцаря?
     Вдруг Дом придумала, как ей проверить, тот ли это Мишель. Уж голос-то его она узнает!
      Она неожиданно повернулась к нему и спросила, перейдя на окситанский:
-Неужели вы, господин де Круа, дали ещё и обет молчания, и не промолвите ни слова?
      Он слегка вздрогнул, но ответил по-французски, хоть и с запинкой:
-Я не понимаю, что вы сказали, графиня.
       «Нет, ты понял!»—злорадно подумала Доминик. Она торжествовала—это был голос ТОГО Мишеля! Правда, из-под забрала голос звучал глуховато... но это был его низкий, хорошо запомнившийся ей голос!
        Мысли девушки понеслись вскачь. Рассеянно она отвечала на учтивые расспросы де Парди о самочувствии ее сестер. Да, там, на реке, был он, этот Мишель де Круа! Теперь понятно, почему он не поднимает забрала. Боится, что его узнают! Не она—так Пьер или Филипп!
       Но тут ей пришла на ум новая мысль. Перед ней явно был богатый и знатный сеньор. К чему было ему раздеваться и пачкаться в грязи…и садиться на её Снежинку?
Что он там делал, там, на берегу? Купался—и вдруг увидел её кобылу? И решил прокатиться на ней? Может, она его сначала сбросила…и поэтому он был такой грязный?
«Чушь!—подумала Дом.—Купаться в такой мелкой речке!»
      Нет. Что-то не сходится…Ну, допустим, он увидел породистую лошадь и решил поймать её, потому что рядом не было хозяев. Спустился , наверное, с обрыва и упал, поэтому так и измазался. Чтобы знатный рыцарь разделся чуть не догола и, босой, полез с обрыва за какой-то, пусть и чистокровной, лошадью? Странный поступок! И почему тогда Мишель де Круа не отдал Снежинку Пьеру и Филиппу? Сказал ее пажам, что это—не их лошадь. И дрался за нее! И чуть не погиб!..
       « Ведь мальчики могли убить его. И я могла застрелить его из лука. Можно было подумать, что Снежинка ему очень дорога!»
      Разгадка была близка, и девушка почувствовала возбуждение. «Эта кобылица—подарок Черной Розы, мне, к свадьбе. Я очень люблю её и, конечно, дорожу ею. Кому еще она могла быть так же дорога, чтобы рисковать из-за нее жизнью,- как не самому герцогу, сделавшему своей невесте этот подарок?»
       И тут у Доминик  перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула.
      « Черная Роза! Неужели…Неужели это он? Он едет рядом со мной… в двух шагах!»

                7. В Аржантее.

      Глаза девушки широко распахнулись, сердце забилось часто-часто. Он—совсем рядом!
Она может дотронуться до него рукой!.. Герой Альбигойских войн, таинственный герцог Черная Роза, легендарный рыцарь без страха и упрека!  «И мой муж!»-гордо добавила она про себя. «Он приехал за мной! Он сдержал свое обещание!» Ибо—что он мог делать ещё здесь, в Лангедоке, как не приехать за ней, за Доминик?
      «Теперь я  уже не стану придворной дамой королевы. Мне не надо будет никому угождать и прислуживать! Мой муж привезет меня в Париж, и представит их величествам. Я буду одной из самых знатных дам Франции. Ведь я—герцогиня, а он—кузен покойного короля и, значит, двоюродный дядя Людовика Девятого!»
      Боже, какое счастье!.. Она взглянула на мнимого Мишеля де Круа с любовью и нежностью. Её взгляд говорил: «Да, хоть ты и не поднимаешь забрало, но я знаю, кто ты! И я—твоя, твоя навсегда!»
      Девушка приложила руку к бурно вздымающейся груди. Там, на цепочке, под нижней рубашкой, висело его кольцо с печаткой. А он…носит ли он кольцо, которое послал ему с графом де Брие отец? Но руки мнимого Мишеля де Круа были в перчатках; увидеть на пальце знакомый перстень она не могла.
      А рыцарь по-прежнему ехал молча, почти не глядя на неё. Что все это значило?..
Доминик охватило смутное беспокойство. Судя по словам де Парди, рыцари уже знали о смерти ее отца,—следовательно, скорее всего, они ехали из Руссильона.
     «Мы разминулись утром. Они приехали в замок, и, услышав о том, что папа умер , а я уехала, поскакали за мной. Потом он увидел Снежинку—и полез за ней; потом дрался с Пьером и Филиппом, и тут появилась я. Он узнал меня—ведь он назвал там, у реки, мое имя; но не решился признаться, кто он. Наверное, ему стало неловко; ведь вид у него был, прямо сказать, довольно смешной!-Теперь Доминик чуть не рассмеялась, вспомнив всю давешнюю сцену.— Да уж…Вот была бы потеха, если б он вдруг сказал тогда: « Мадам, я ваш муж, герцог Черная Роза!» А уж мальчики бы повеселились! И- какой актер! Ведь я ему почти поверила! Как ловко он изображал крестьянина! А эти слова про жену и детишек…Ему бы на подмостках выступать!..—Дом улыбнулась; но улыбка её быстро угасла. —Ну хорошо; ТОГДА он не решился признаться мне…Но почему он не делает этого СЕЙЧАС? Да еще и поменялся с бароном лошадью и плащом, чтобы не быть узнанным?
      Что, ему по-прежнему неудобно, что я встретила его у реки в нижнем белье? Ерунда! Мы бы вместе посмеялись надо всем этим. В конце концов, он мой муж…и скоро я увижу его совсем без одежды.-От этой мысли ей неожиданно стало жарко.
      Дом не успела рассмотреть его лицо там, у реки; к тому же, оно было в грязи и крови. Но уж фигуру-то она хорошо разглядела!
      «Он самый красивый мужчина на свете! Высокий…стройный…мускулистый! Как, наверное, чудесно будет оказаться в его объятиях! И с лицом у него все в порядке. Уж какое-нибудь уродство или безобразный шрам мы бы заметили,—или Пьер, или Филипп, или я,  даже под слоем грязи!»
      А как легко он расправился с ее пажами! Кто, кроме Черной Розы, мог бы, безоружный, улыбаться, когда ему угрожают мечом? «А ведь Пьер-то попал в точку,  когда сказал про герцогскую мантию!»
     Но почему, почему он едет молча и не говорит, кто он? «Может…может, я ему не понравилась? Уж не нашел ли он меня отталкивающей…или безобразной? Нет-нет, этого не может быть!—Она была уверена в своей красоте.—И к тому же, благородный и честный рыцарь—а он именно такой!—если уж он женился, обязан уважать и любить свою жену, даже будь она беззубой и лысой уродкой! В конце концов, под венец его не насильно тащили!.. Ну, почти не насильно,-всё же поправилась Дом.
       Его молчание начинало раздражать её. «Можно подумать, что я ему чужая! Едет, как истукан! Да что же это все значит?»
     Ей захотелось крикнуть ему, что она все знает…и даже швырнуть в него чем-нибудь, что только попадется под руку. Как она мечтала о той минуте, когда они встретятся,—об этой первой, заветной, минуте! О том, как он обнимет её и прижмет к своему сердцу. О поцелуе, которым он запечатлеет на ее губах свое право на нее... И что же, где все это? Рот ее искривился. Она готова была разрыдаться от бессильной злости, как ребенок, напрасно выклянчивающий у родителей красивую, но дорогую игрушку.
     «И он , и де Парди…Оба, оба хотят свести меня с ума! Барон—своими улыбками и слащавыми речами, обильно усыпанными комплиментами…(она все еще старалась поддерживать разговор с бароном; впрочем, нормандец, увлекшись красивой девушкой, болтал уже чуть не сам с собой, и она могла ограничиваться кривыми улыбками и односложными фразами, почти не следя за ходом разговора и думая только о Черной Розе.) А он, этот мнимый Мишель—своим молчанием и безразличием.»
      Но тут Доминик вновь осенило. Она вспомнила то мгновение, когда разговор зашел о том, что она едет ко двору,—и о королеве…Именно тогда мнимый Мишель явно напрягся, и рука его сжалась на рукояти меча. Вот она, разгадка! Значит, Бланш, та таинственная Бланш, о которой герцог упоминал ещё в замке, четыре года назад,—эта Бланш, всё-таки,-сама королева!
      «Как я могла сразу не подумать об этом! Его взволновало, что я еду к королеве…которую он любит! И которая, возможно, любит его. Говорят, она очень хороша собой…А тут—жена, которую он и видел-то один раз в жизни; и тоже едет в Париж! А я ему там совсем не нужна…или им, им обоим. Ведь королева не так давно овдовела, и теперь им гораздо удобнее продолжать свою связь!-Лицо Дом потемнело; в груди вдруг что-то больно сжалось.- Боже, конечно, все так и есть! Поэтому он и молчит…и, возможно, так ничего и не скажет! И, если, явившись ко двору, я все же заявлю, что я –жена Черной Розы, то меня просто высмеют…и он будет первый! Он хочет, чтобы я по-прежнему думала, что он умер! Он и приезжал-то в Лангедок, чтобы убедиться в этом! А, может, надеялся, что я, «овдовев», уже вновь вышла замуж? Да, так и есть! Негодяй!..»
      Ноздри её раздувались, рот исказился. Она метнула на рыцаря в шлеме яростный и полный боли взгляд. «А на девизе-то--«Честь…будь спутница моя. И после смерти—постоянство…»Где же она, твоя честь, если ты так поступаешь со мной, твоей законной супругой перед Богом?»
      Она готова была крикнуть, чтобы носильщики поворачивали обратно в Руссильон. Что теперь ей делать в Париже? Прислуживать королеве—любовнице собственного мужа? Никогда, никогда! Лучше смерть!
     Однако, вдруг она все же ошибается? Вдруг это—совсем не Черная Роза?.. Это было бы теперь облегчением—знать, что это не он. Что настоящий герцог- не клятвопреступник и прелюбодей. Доминик захотелось как-то разговорить рыцаря де Круа, раскрыть его тайну окончательно. В конце концов, невежливо ехать рядом с дамой и не сказать ей хотя бы несколько слов! Вон его друг—просто соловьем разливается!
«Сейчас проверим, действительно ли это герцог!»
      И она с самым невинным видом обратилась к нему:
-Монсеньор!
      Он тут же повернул к ней голову…Опять попался! Впрочем, он сразу ответил:
-Вы ошиблись, графиня; я—всего лишь простой рыцарь.
-Вот как? Извините…Мне хотелось бы спросить—если это, конечно, не тайна,—а что вы с бароном де Парди делали в наших краях? Вы приезжали по делам…или в гости?
-Мы приезжали…мы приезжали к моей даме.-Он произнес это с видимым усилием; и низкий голос его как-то странно дрогнул.
      «Вот как?—подумала Дом.—Он мог бы придумать что-нибудь попроще.»
-К той даме, единственной, перед которой вы можете открыть свое лицо, не так ли, рыцарь де Круа?—продолжила она допрос.
-Да,-глухо подтвердил он.
-И…вы с ней виделись?
-Нет, графиня. Простите; мне тяжело говорить об этом.
       «Опять ложь! Да сколько можно!.. Однако…как дрогнул его голос!»
-Извините моего друга, госпожа,-став очень грустным, сказал ей барон.—У него большое несчастье.
-Неужели с его возлюбленной что-то случилось?
-Увы!
-Она…она не умерла, я надеюсь?
-Возможно, было бы лучше, если бы она умерла,-вздохнул де Парди.
     Его сочувствие к другу явно было искренним. И опять Дом недоумевала. «Или оба они прекрасные актеры, или я чего-то не понимаю. Но все же—это он?...Или не он?...Что это за дама? Еще одна? В Париже—королева, а в Лангедоке- тоже женщина? О, это было бы уже слишком!» -Она снова злобно взглянула на рыцаря с опущенным забралом.
     Ему же явно не хотелось продолжать этот тягостный разговор. Он произнес:
-Боюсь, дорогой де Парди, что мы утомили своими разговорами графиню де Руссильон.
Нам пора.
-Ах, господа, вы меня совсем не утомили, напротив!-С принужденной улыбкой сказала Дом.—Дорогой барон, как все же хорошо, что я вас встретила!.. Вы, конечно, свой человек при дворе, и можете помочь мне.
-О, графиня, я весь к вашим услугам!—галантно воскликнул де Парди.
–Я никогда не бывала в столице. И у меня нет там ни близких, ни друзей. Скажите мне, барон, какова наша королева? Я много слышала о ее красоте…но хотелось бы знать и о ее характере; ведь я буду ее придворной дамой.
-Да, Бланш де Кастиль—настоящая красавица…-промямлил, сразу скиснув, барон, сильно покраснев и бросив быстрый взгляд на своего спутника.—А…а что касается ее характера…ах, прекрасная графиня, вы ставите меня в затруднительное положение!—Он явно был растерян.
     «Почему он ничего не хочет сказать? Или не может…Из-за Мишеля де Круа! Ну что ж, придется спросить его друга!»
-Ну, а вы что скажете, господин де Круа? Я, право, не понимаю, почему барон не может мне ответить.-Она не ожидала, что рыцарь заговорит о королеве. Но он произнес: -Я долго был в Святой Земле, графиня. И давно не был при французском дворе. Но я хорошо знаю Бланш де Кастиль. Да, она прекрасна; но она еще жестока, коварна и безжалостна. И, если вы хотите доброго совета,—возвращайтесь в Руссильон и не принимайте этого приглашения.
     «Вот как! Вернуться назад? Спасибо вам, дорогой супруг! Но какими черными красками вы расписали мне свою возлюбленную!»
-Вернуться в Руссильон?..Ах, вы, наверное, шутите, мессир!—жеманно промолвила Дом. -В Лангедоке совсем не осталось мужчин. Эта ужасная война! Где еще, как не в столице, я смогу найти себе достойного жениха, с титулом и богатством?
      «А что вы на ЭТО скажете, мой драгоценный супруг, герцог Черная Роза?»
      Он смотрел теперь прямо ей в глаза, не отводя взгляда. Кажется, он даже слегка усмехнулся. Её слова позабавили его?..
–С вашей красотой и достоинствами, графиня, у вас нигде не будет недостатка в женихах. К чему вам ехать в Париж? В этот мрачный холодный город! Край, где вы родились и выросли, так прекрасен! Да, ещё выжжена земля, растоптаны сапогами наемников сады и виноградники, ещё пропитаны кровью ваших несчастных земляков берега рек и плодородная земля Лангедока....Но он возродится, и очень быстро! Здесь ваше место, здесь, где дышится легко и где такой простор, а не при дворе, где царят интриги, злоба, зависть и развращенность. Останьтесь здесь, Мари-Доминик де Руссильон и, я уверен, вы найдете и здесь достойного мужа! Я даю вам этот совет, как дал бы его любящий БРАТ своей любимой СЕСТРЕ.
     « Значит, я была права! Он отказывается от меня! Советует не уезжать—и выйти замуж! Пожалуйста, дорогая супруга—вы свободны! Благословляю вас на новый союз! И ведь говорит это как ни в чем ни бывало!» Злоба душила Дом. Низкий, низкий негодяй!..
 –Извините нас, графиня, но нам всё же пора. Едем, барон?
-Да, конечно,-согласился нормандец.—Простите, прекрасная графиня. Надеюсь, что мы еще увидимся в столице.
-Вы едете сейчас туда, господа?
-Нет, мы едем в Аржантей. Там послезавтра будет большой турнир. Весь двор будет там!
-И…королева?
-И королева, и юный король!
-А вы примете участие в турнире?
-Возможно, госпожа!
     «Конечно, примете! Уж Черная Роза так обязательно!»
     Рыцари поклонились и тронули лошадей. Через несколько минут они были уже далеко.
Они оставили Доминик в абсолютно растерзанных чувствах. Она ничего не понимала. Что ей делать? Ехать вперед—или вернуться назад? Кто был перед ней только что—её супруг, герцог Черная Роза…или неизвестный рыцарь Мишель де Круа?
    Кто, кто мог подсказать ей, была ли она права или ошиблась?
   «Нет, я не поверну!—вдруг твердо подумала она.—Я не смогу жить в этой неизвестности! Пусть я узнаю самое страшное…Что он окажется подлецом, негодяем, любовником королевы. Что он изменил всем клятвам, которые мне дал четыре года назад. Пусть он отвернется от меня, пусть мне в лицо скажет, что я не его жена! Но я хочу увидеть его с открытым лицом…а не в маске и не в шлеме с опущенным забралом! Долой весь этот маскарад! Но я смогу узнать, наконец, всё, только оказавшись в Париже! Я еду!..»
     …А герцог со своим верным другом скакали в Аржантей. Не только Доминик была в расстроенных чувствах; Черная Роза также пребывал в тревоге и недоумении. Он припоминал все подробности этой встречи на дороге.
     Он, конечно, тоже наблюдал за девушкой. Её лицо выражало почти все её чувства; она ещё не научилась прятать их, и ее непосредственность и естественность покорили герцога. Он, конечно, сразу понял, что она, например, раскрыла его инкогнито,- как она внимательно разглядывала его с ног до головы, отмечая каждую деталь его одежды, его коротконогую приземистую лошадку…А потом посмотрела на де Парди и коня под ним. И потом—эта торжествующая улыбка! «Да, она узнала бы меня, даже если бы я назвался не Мишелем, а другим именем!»
    Потом, видел Черная Роза, лицо ее опять стало напряженным, хоть она и отвечала что-то барону. Она пыталась понять, что такой дворянин, явно богатый и знатный, мог делать у реки. «Она опять улыбнулась—вспомнила, как я ужасно выглядел в тот миг, когда она в меня целилась. А потом…Потом её лицо вдруг озарилось такой радостью! И она ТАК посмотрела на меня…Что, если бы вокруг нас никого не было, я бы не смог, наверное, сдержаться и прильнул к ее устам. Это был призыв—откровенный призыв! И счастье в ее синих очах....Почему? Что она тогда подумала?
     Могла ли она догадаться, что я—Черная Роза? Могла; ведь я боролся за Снежинку чуть ли не насмерть. Но почему ЭТО могло ее так обрадовать? Я—муж ее сестры. Какое ей до меня дело? А она смотрела на меня влюбленными глазами…да, это был взгляд влюбленной женщины, черт возьми! Ничего не понимаю!.. А через несколько минут она опять изменилась, помрачнела, сдвинула брови. И так смотрела, как будто ожидала, что я должен ей что-то сказать, что-то очень важное, жизненно важное! Доминик! Чего ты ждала от меня?...А затем она разозлилась, и глаза ее стали метать молнии…И она взглянула на меня уже с ненавистью.»
     Нет, герцог не понимал ее! Вся эта мучительная гамма чувств на лице Дом оставалась для него загадкой. И всю дорогу до Аржантея он вспоминал не Мари-Флоранс, свою несчастную заточенную в обители жену, а Доминик.
     Думал он и о Бланш де Кастиль. «Эта женщина ничего не делает просто так. Она расчетлива, холодна и безжалостна.»-Его рука невольно легла на грудь. Там, под кольчугой, были отметины, оставленные рукой этой женщины.
     « Почему Бланш пригласила в Париж именно Доминик? Если бы Мари-Флоранс—это было бы понятно, ведь она—моя супруга. Хотя я и не позволил бы своей жене стать дамой королевы. Но—Доминик? Что королеве эта девушка, которую она никогда не видела, о которой она ничего не может знать? Какая-то непонятная, но зловещая интрига! Нет, я не позволю Бланш причинить зло этой невинной девушке…своей сестре! Я буду защищать ее! Никто, никто не посмеет обидеть Доминик!»
      Тем же вечером, остановившись на постоялом дворе переночевать, Дом вдруг вспомнила, что сказал де Парди. Весь двор будет в Аржантее! И королева…И этот загадочный Мишель де Круа…Ах, как ей захотелось увидеть этот турнир! Как давно она не видела подобных зрелищ-более четырех лет! В последний раз они были с отцом на рыцарском турнире в Каркассоне. Там всех победил первый меч Лангедока—муж ее сестры Марианны, граф де Монсегюр.
     …Но ей не успеть в Аржантей. Турнир будет послезавтра, а они только добрались до границы Лангедока. Хотя…если поехать на Снежинке…можно попробовать успеть! Почему-то Доминик решила, что именно в Аржантее ей удастся распутать тот клубок сомнений, подозрений, ревности, в котором она запуталась. « Может быть, разгадка не в столице, а ближе, в Аржантее!»
     На рассвете она растолкала Элизу и Адель и сообщила им, что уезжает. Они хлопали глазами, ничего не понимая—их госпожа была одета, причем в мужскую одежду, с кинжалом у пояса.
-Я еду в Аржантей,-говорила им Дом.—С Филиппом. А вы с Пьером и носилками доберетесь до Парижа. Улица Амбуаз. Найдете дом отца и будете ждать меня там.
Через десять минут они с Филиппом уже скакали по дороге, направляясь к городку Аржантею, в нескольких лье от столицы.
 …Но они все же опоздали. Когда они въехали в городок, уже вечерело. Все дома и стены старой аржантейской  крепости были увешаны знаменами и штандартами, и на большинстве их сияли золотые королевские лилии на лазоревом поле. Турнир проходил на ровной площадке около этой крепости. Тысячи зевак собрались посмотреть на редкостное зрелище,—ведь весь королевский двор съехался сюда из Парижа. Это был первый большой турнир после смерти короля Людовика Восьмого.
    Доминик никогда не видала ещё столько людей, самого разного звания, в носилках, портшезах, верхом и пешком; они теснились на узких улочках городка, создавая невообразимую толкотню и давку. Это был какой-то муравейник; двигавшиеся в одном направлении люди казались медленно текущей рекой; и, попав в это течение, Дом и Филиппу ничего не оставалось, как следовать туда, куда тащила их за собой эта разноголосая, кричащая, плачущая и смеющаяся масса народа. Неожиданно улочка, по которой их влекла толпа, раздвинулась, и молодые люди оказались на довольно широкой городской площади.
      В центре этой площади был установлен украшенный цветами и флагами высокий помост,—на флагах были изображены те же французские лилии, а также герб Кастильского Дома—трехбашенный замок на красном поле. На помосте были воздвигнуты два трона,—один—повыше—для малолетнего короля, второй—для королевы-регентши. Их величества сидели на тронах, но вполоборота к тому месту, где находились Дом и Филипп, и девушка почти не смогла их разглядеть.
     Как раз, когда Доминик и ее паж въехали на площадь, шесть королевских герольдов в синих одеждах протрубили в серебряные трубы, призывая к тишине. На помост поднялся главный распорядитель турнира –герольдмейстер, очень высокий худой мужчина, пышно одетый и увешанный золотыми цепями,-и, низко поклонившись королю и королеве, повернулся к толпе внизу и провозгласил:
-Победителем турнира в Аржантее объявляется герцог де Ноайль!
    Толпа ответила топотом ног и ликующими криками.
-Пусть победитель поднимется на помост и примет заслуженную награду из рук нашей государыни!
    К помосту, приветствуемый криками народа, подъехал на гнедом жеребце рыцарь в красных доспехах и коричневом шлеме. Соскочив с коня и обнажив голову, он поднялся по ступеням помоста и преклонил колено перед королем и королевой. Королева, вся в белом, встала и возложила на его склоненную голову серебряный венок, украшенный сапфирами и рубинами, громко произнеся : «Победителю турнира в Серебряном городе—серебряный венок!»
      Народ рукоплескал; рыцарь повернулся лицом к Доминик и торжествующе взмахнул рукой…И девушка увидела, что он высокого роста, широкоплеч и строен; у него были темные густые кудри и очень светлые голубые глаза. Сердце Дом остановилось…Это был он, герцог Черная Роза!
      В  остановившемся   рядом с Доминик и Филиппом портшезе сидели две дамы, одна постарше, другая помладше. Вторая, когда победитель повернулся в их сторону, громко сказала:
-Боже, какой он все-таки красавец, этот Рауль де Ноайль!
      Сомнений быть не могло! «Р» и «Н»-как на вензеле!
       Первая дама восхищенно вздохнула:
-Да…он красив, как Адонис! И, говорят, очень богат!
-И к тому же, милая Атенаис, кузен покойного короля!
–Дорогая…Самое главное, что он еще и не женат!—Лукаво усмехнулась та, что постарше.
      Да, все таки Дом не зря приехала в Аржантей! Теперь она знала имя своего мужа—Рауль де Ноайль!

                8. Заговорщики.

      Как Доминик жалела, что опоздала на этот турнир! С огромным трудом ей и Филиппу удалось выбраться из Аржантея. Дорога на Париж была запружена всадниками и носилками, возвращавшимися в столицу. Было уже темно ,накрапывал мелкий дождь. Как Дом любила теплые душистые ночи Лангедока, с рассыпанными по черному бархату неба яркими созвездьями, напоенные ароматом трав и цветов, стрекотаньем цикад!.. А эта холодная морось и низкие тучи без единого просвета навевали тоску и какое-то смутное чувство приближающейся опасности. Девушка не была склонна к мистике, но сейчас не могла избавиться от ощущения, что она, направляясь в Париж, как будто шагает в приготовленную для нее чьей-то неведомой, но коварной рукой ловушку. Как сказал тогда на дороге рыцарь де Круа? «Возвращайтесь в Лангедок. Там легко дышится, там простор и свобода…»
      Но нет! Она не позволит себе впасть в уныние! Тем более теперь, когда она наконец нашла и увидела Его!
     «Рауль де Ноайль! Рауль!..Какое красивое имя! И как оно ему идет!» Дом даже не ожидала, что он окажется  так хорош собой. Те дамы на площади назвали его Адонисом. Но этот изнеженный любовник Афродиты, которому богиня даровала вечное бессмертие, совсем не нравился Доминик. «Нет; он больше похож на Ахиллеса, героя Троянской войны! Широкоплечий, мужественный, бесстрашный, ради славы готовый пожертвовать жизнью!»
     Она слышала, как в толпе называли имена поверженных им рыцарей—достойные, знаменитые, гордые имена! Но ОН был самым лучшим. Он создан, чтобы быть только победителем! Второе место не для Черной Розы-моего Рауля!—гордо сказала она себе. Да, он уже был для Дом ЕЕ Раулем. И, увидев его в Аржантее, девушка поняла—она ни с кем не поделится им!
     В конце концов, он не так уж виноват в связи с королевой,—если, конечно, эта связь действительно существует. Ведь ЭТО началось еще до его свадьбы с Доминик; он был свободен—и так прекрасен, что было неудивительно, что Бланш де Кастиль не устояла.
«Эта связь длится более четырех лет. Но теперь она закончится. Я не допущу этого! Я отниму Рауля у королевы! Да, я буду бороться за него!.. И я одержу победу!»
      Дом была уверена в этом. Хоть Мишель де Круа (если все-таки это был Рауль) и отводил от нее взгляд там, на дороге, и делал вид, что она ему безразлична, но Доминик чувствовала своим женским чутьем, что его равнодушие наиграно.
       «Разве я не прекраснее Бланш? Ей, наверное, уже около тридцати. А мне всего семнадцать! На моей стороне—юность, красота…и моя беззаветная любовь к нему! Ради него, ради своего герцога Черная Роза я стерплю все, все, что ждет меня при дворе! Все, о чем мнимый Мишель предупреждал меня, я снесу—зависть, интриги, злобу…Лишь бы Он был моим!»
       Ей страстно захотелось поделиться с кем-то своими мыслями и чувствами. Почему не с Филиппом? Ведь он знал о ней почти все!
-Филипп,-сказала она, поворачиваясь к скачущему рядом юноше.—Ты знаешь…Ведь победитель турнира в Аржантее—мой муж, герцог Черная Роза!
-Госпожа, откуда вы это узнали?—изумился Филипп.
-Я знала, и уже давно, его инициалы—«Н» и «Р». И что он—кузен короля. А Рауль де Ноайль—герцог и кузен покойного Людовика Восьмого!
-Неужели?—воскликнул Филипп.—Если это правда-это прекрасно!
-Да; и я узнала его волосы…и глаза. У кого еще могут быть такие красивые светлые глаза? Ах, Филипп…я так счастлива!
     В это мгновение впереди показался богатый паланкин, сопровождаемый не менее чем дюжиной верховых на прекрасных лошадях, с факелами в руках.
-Дорогу! Дорогу!—кричали они, заставляя едущих впереди всадников и носилки уступать им путь.
Доминик и Филипп не без труда объехали роскошный паланкин. Дом и ее верный паж продолжали свой путь; но, знай девушка, что в этих носилках говорят о ней, и ЧТО говорят—она бы отдала полжизни, чтобы услышать этот разговор.

    В паланкине сидели двое—мужчина и женщина. На женщине было белое платье, но сверху она накинула темный плащ. Мужчина был в черном. Женщина произнесла, продолжая начатый разговор:
--…Так, значит, он уверен, что его жена—монашка? И он вернулся из Лангедока все с тем же убеждением?
-Кажется, да. Вы ведь видели его в Аржантее —он был мрачнее тучи. Как удачно получилось, что мы узнали о поездке герцога заранее и послали в Лангедок этого барона Моленкура! Хоть он и старик, но неглуп, и сделал почти всё так, как ему было велено. На обратной дороге он уже поджидал герцога и де Парди и, как будто невзначай, сообщил им, что Флоранс де Руссильон ушла в картезианский монастырь. Позже я сообщу вам о поездке герцога,-думаю, нашему человеку, служащему у него, удастся выяснить все подробности.
-Да, все сложилось удачно,—с усмешкой протянула женщина.—Мы собирались устранить его жену,—а она возьми и уйди в монастырь! Да еще к картезианкам, которые дают обет молчания. Он не смог, наверняка, повидаться с ней. А наши руки остались чисты!...Бедный герцог Черная Роза! Его жена—и в монастыре! Я буду молиться ежедневно о ее здоровье. Пусть живет там долго! Как можно дольше!
-Как вы думаете, мадам, он не обратится к Папе с просьбой освободить его от брачных уз?
 -Не волнуйтесь. Он этого не сделает! А если и попробует—я сумею помешать ему!—Зло процедила женщина.
-Что ж, прекрасно; но не забывайте, мадам, что настоящая жена герцога—совсем не монашка, а Доминик де Руссильон!
-Но он-то этого так и не знает! И кольцо, и письмо графа де Руссильон к Черной Розе—в ваших руках…Кстати, а что со старым графом? Он знает чересчур много, и это может помешать нам.
-Вы же помните,—у нас был свой подкупленный человек в Руссильонском замке. И в придачу старался как мог и мой Франсуа,—ну, а он-то мастер на все руки! Письма герцога—их было два—не дошли , благодаря Франсуа, до старого графа, и Русссильон долгое время оставался в неведении о том, что его зять жив. А среднюю дочь—настоящую жену герцога—старик отправил в монастырь к доминиканкам. К сожалению, сказав, что барон де Моленкур сделал как нужно почти всё, я имел в виду, что этот старый болван, вместо того, чтобы осторожно выспросить у графа, что тому известно о Черной Розе, и что тот собирается делать,—взял и сам разболтался, как базарная торговка! И проговорился, что зять Руссильона жив. Правда, выпили барон с графом в тот вечер немало....Конечно, Руссильон собрался ехать за дочерью к доминиканкам,—и пришлось его убрать.
-Графа Руссильона  убили?—удивленно, но без особого испуга спросила женщина.—Не кажется ли вам, что это было…чересчур?
-О, мадам,  старик и так дышал на ладан. А наш человек проделал все очень ловко. Никто ничего не заподозрил…Зато Мари-Доминик, жена Черной Розы, так и не узнала имени мужа.
-Вы в этом уверены?
-Да; вы же знаете, мои курьеры все время ждут с конями наготове недалеко от Руссильона. У меня всегда самые свежие новости оттуда! Наш человек из замка сообщил, что дочь графа вернулась из монастыря и застала отца при смерти; но он успел только сказать ей, что Черная Роза жив; а имени назвать не успел. Шпион подслушивал под дверью, и уверен, что Доминик ничего не известно об имени ее мужа.
-Значит, все висело на волоске? Как же вы это допустили!..—Вскричала женщина, и темные глаза ее сверкнули яростью.
-Старый граф не допил бокал, в который ему подсыпали яд…и прожил немного дольше, чем можно было ожидать,-объяснил мужчина.
-Что ж…Мир праху его,-довольно безразлично протянула женщина, но все же перекрестилась.—Продолжим; итак, вы послали в замок де Моленкура…А через несколько дней попросили меня написать приглашение Мари-Доминик де Руссильон приехать в Париж ко двору.
-Да. Мы же решили, что пора действовать, мадам! Я не думал, что старый граф узнает о том, что Черная Роза жив. А ваше приглашение было бы воспринято скорее как повеление, и Руссильон бы не посмел отклонить эту честь. Он забрал бы дочь из монастыря и послал бы ее сюда. А уж тут бы мы придумали, как с ней поступить!
-Жена Черной Розы…Интересно, какая она из себя?—спросила женщина, и в хрипловатом голосе ее невольно промелькнули ревнивые нотки.
-Наш шпион из  Руссильонского замка, когда рассказывал о ней Франсуа несколько месяцев назад, говорил, что она вся рыжая, конопатая, нечесаная, смуглая, как тамошние крестьянки. И ругается , как сапожник! Ему можно верить,- этот человек знает дочь графа с детства.
-Как мило!—хищно улыбнулась женщина.—Может, ее и трогать не надо?.. Пусть герцог узнает, что она -его жена. Славная будет парочка! Он, такой утонченный, ценитель искусств и женской красоты,—рядом с этой неотесанной грубой рыжей провинциалкой!
-Мадам, вы забыли,—он не должен иметь детей! Иначе мое право на майорат…-осторожно напомнил мужчина.—Как бы она ни была уродлива и невоспитанна, она—жена герцога, и ему волей-неволей придется лечь с нею в постель, если он хочет наследника.
-Я помню об этом, querido* .  Но, Боже мой, неужели вам мало того, что у вас есть?
-Разве может быть мало?—Сухо усмехнулся мужчина.—А Черная Роза гораздо богаче меня! А его имя? Гордое имя! Сколько лет я мечтаю заполучить его!
-Вы сами виноваты, что четыре года назад так глупо упустили его под Руссильоном! Тогда все было бы гораздо проще! Герцог бы погиб…А его жена не могла бы претендовать на майорат. А, главное,-у Черной Розы не было тогда в руках БУМАГИ…Той ужасной бумаги, из-за которой мы теперь не можем покончить с ним! Тогда она была еще в руках моего мужа. А он бы не стал обвинять меня в смерти кузена,-герцог был бы убит разбойниками, на большой дороге,-обычная вещь в краю, охваченном войной! –Она с силой, так что хрустнули суставы, сжала руки. - О, где, где герцог прячет ее?
–Вы же знаете, что Франсуа обыскал весь дом герцога. Но ничего не нашел! -Возможно, документ он хранит у какого-нибудь друга? У того же де Парди, например.
-К сожалению, мадам, мы этого не знаем наверняка! Но бумага найдется…Я прекрасно понимаю, как она важна для вас! И, когда она отыщется,—руки у нас будут развязаны, и мы расправимся с ненавистным герцогом!
-Если мой сын узнает о том, что в этом документе…-прошептала, содрогнувшись, женщина.
—Людовик еще слишком юн. Быть может, вы напрасно так боитесь этой бумаги?
-О нет, моему сыну  одиннадцать лет,-но он прекрасно все понимает! И это мое признание…Он меня возненавидит, если прочтет это! И вас, кстати, тоже, ведь ваше имя тоже фигурирует в этой бумаге! О, я этого не вынесу! Зачем, зачем я тогда поддалась и подписала этот страшный документ!—Чуть не со слезами воскликнула она.
–Вас заставил ваш покойный муж,-напомнил мужчина.
-Да…он меня заставил! И проклятый герцог вместе с ним! И теперь я не могу пошевелить и пальцем против этого негодяя! А во всем виноваты ваши люди, там, у Руссильонского замка, когда они убили вместо Черной Розы графа де Брие !
-Мои люди совершили страшную промашку,-подтвердил мужчина.—О, я тогда исполосовал Франсуа хлыстом, как собаку!
-Бедный де Брие!—вздохнув, сказала женщина и снова перекрестилась.—Вы были очень к нему привязаны.
-Конечно, мадам. Я не хотел его смерти! Но кто мог подумать, что он отдаст Черной Розе свой плащ?
-Но зато вы получили кольцо и письмо, из которого узнали так много интересного…
-Это верно. И мы все еще опережаем герцога! Для него Доминик— всего лишь сестра его жены, ушедшей в монастырь. Она тоже не знает настоящего имени своего мужа. Для нее он—по-прежнему только герцог Черная Роза....И скоро, совсем скоро она будет здесь! Мы сможем сделать с этой глупенькой провинциалочкой  все, что только нам заблагорассудится! У нее в Париже нет никого из родственников и друзей, и некому будет вступиться за нее.
-Да, птичка летит прямо в силок,-усмехнулась, вновь обретая хорошее расположение духа, женщина.
-А потом,-представьте, мадам!-когда она будет опозорена, обесчещена,-герцог узнает, что это ОНА его жена! И уж тогда-то он взвоет, как пес, посаженный на цепь! С его щепетильностью в вопросах  чести, при его безмерной гордыне,-быть связанным браком с падшей женщиной, над которой смеются, которую презирают, от которой отвернулся весь свет....Что может больше  ранить нашего дорогого герцога?
-Когда же она приедет?—живо спросила женщина. Глаза ее блеснули в полутьме  носилок.
-Наш человек послал последнего курьера из Руссильона три дня назад. Доминик де Руссильон как раз выезжала в Париж! Курьер прибыл в Аржантей сегодня вечером; он мчался, как вихрь, и сразу вручил мне послание. –
-А ваш человек…он остался там, в замке?
-Его пришлось убрать; к чему лишние свидетели, не правда ли? Теперь мы ждем приезда жены Черной Розы. Совсем скоро она предстанет перед вами, мадам!
-О, дорогой, тогда готовьтесь к встрече! Мы должны придумать что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы ударить побольнее! Чтобы Черная Роза корчился и извивался, как уж на сковороде! Мы не можем убить его из-за проклятого документа, который связывает нам руки,-но можем заставить мучиться и страдать!
-Вы, кажется, хотели, чтобы я соблазнил эту провинциалочку?
-Это было бы неплохо.
-Но, поверьте, если я и сделаю это,-то только подчиняясь вашей воле.—Покорно, но с видимым отвращением произнес мужчина.-Вы же знаете , после вас мне все женщины кажутся уродками…-И, наклонившись к женщине, он припал к ее руке.
-О, querido!  Не волнуйтесь,—если она окажется таким страшилищем, я не заставлю вас соблазнять её. Мы придумаем , как поступить с ней. Мы все решим, когда увидим ее,-прошептала женщина.—Но, в любом случае, ОН должен страдать…Я была бы на седьмом небе, если бы он страдал бесконечно! Черная Роза—счастлив?...Я этого бы не вынесла!
-Я позабочусь о том, чтобы вы смогли насладиться местью, мадам! Чтобы мы оба насладились ею …сполна!—И он, стянув с ее плеч плащ , начал покрывать их жадными поцелуями.
-О Боже…Неужели вы еще не устали?—простонала она, изгибаясь под его руками.
–Нет, мадам. Вы—как богиня Гея, дающая неиссякаемые силы Антею! С вами я неутомим!

*querido ( дорогой, исп.)
               
                9.Знакомство с Очо

   …Доминик и Филипп подъехали к особняку графа Руссильона на улице Амбуаз далеко за полночь. Дождь, сначала моросивший, уже давно лил как из ведра, и всадники вымокли до нитки. К счастью, Элиза, Адель и Пьер уже приехали; Элиза хлопотала на кухне, а Пьер разжег камин в нижней зале и комнате, предназначенной графине де Руссильон. Филипп остался в конюшне расседлывать лошадей.
    Адель, завидев свою госпожу, мокрую насквозь, бросилась готовить ей ванну. Стуча зубами, Дом стянула с себя мужскую одежду в своей комнате и с наслаждением погрузилась в горячую воду, потихоньку начиная чувствовать, как заломило все тело—с непривычки; ведь она уже давно не ездила верхом, а тут два дня провела в седле!
     Затем они, все впятером, хоть это и противоречило всем правилам—есть с прислугой!- сели ужинать в нижней зале. Особняк Руссильона очень давно стоял запертый,-граф не был здесь лет семь,—и большинство комнат, как сообщил Пьер, были крайне запущены; везде были мрак, плесень и паутина. Столы, сундуки, кресла и лавки были покрыты белыми чехлами, зеркала задрапированы.
-Ничего,-бодро сказала Доминик,-несмотря на боль в каждой клеточке тела и непрерывный шум дождя за окном, она пребывала в прекрасном расположении духа,-возможно, нам не придется здесь жить долго! Мой муж не погиб, и скоро мы все будем жить в его доме! Нет,-поправилась она,-не в доме—во дворце! Ведь он—герцог, и должен жить во дворце! Ну, или в замке.
    Элиза, Адель и Пьер смотрели на свою госпожу, выпучив глаза. Они втроем до сих пор не знали, что заставило юную графиню, сразу после смерти отца, выехать в Париж. Об этом было известно пока только отцу Игнасио и Филиппу.
-Ваш муж, госпожа?—воскликнула Элиза.—Герцог Черная Роза?..Он жив?
-Да,-гордо сказала Дом.—И я уже знаю, как его зовут! Его имя—Рауль де Ноайль! Пока об этом известно только вам, но скоро весь Париж узнает, что мы с ним—супруги!
   
     На следующее утро Доминик проснулась довольно поздно. «Удобно ли будет в такое время представляться ко двору?»-подумала она. Но ей так захотелось увидеть вновь Рауля!
       «Он наверняка будет сегодня во дворце... Я должна поехать туда!»
       Выбор платья не затруднил девушку; так как отец ее скончался, она надела черное бархатное платье , и ограничилась, вместо дорогих драгоценностей матери, которые тоже привезла в столицу, одним лишь золотым распятием на груди. «Я бы могла надеть на палец ЕГО кольцо…Но нет! Сначала я посмотрю на ЕГО руку!» Почему-то Дом была уверена, что перстень , который передал ее отец графу де Брие, обязательно будет на пальце Рауля.
      «Вчера после турнира, когда его награждала королева, его руки были в перчатках…Но сегодня он наверняка будет без них!»
       Она взяла с собою также верительные грамоты, доказывавшие ее происхождение, и приглашение королевы, которое вручил ей в замке отца гонец несколько дней назад. Под платье, на нижнюю рубашку, Доминик надела кожаный пояс, к которому был прицеплен крошечный кинжальчик. Она всегда теперь носила его с собой. « Тетя Агнесс говорила, что при дворе возможно всякое. И Мишель де Круа тоже предупреждал меня о дворцовых интригах и кознях. Вдруг он мне понадобится?..»

     Носильщики бодро шагали с портшезом графини де Руссильон к острову Ситэ, где в то время располагалась резиденция французских королей. Погода разгулялась, выглянуло солнце, и на душе Дом было легко и спокойно. Скоро, совсем скоро она увидит Рауля...и, может быть, уже через несколько часов он назовет ее своей законной женой и герцогиней!
Носилки проехали по улице Сен-Дени, и вот их уже внесли на мост Менял, застроенный домиками и лавочками так, что Сены внизу даже не было видно. Сразу за мостом располагалась королевская кордегардия. Трое караульных в кирасах и шлемах попросили ее предъявить пропуск; но, как только Доминик протянула им приглашение, они тотчас низко поклонились ей и открыли ворота перед ее портшезом и Пьером и Филиппом, сопровождавшими свою госпожу верхом.
     Итак, Дом оказалась на территории королевского дворца. Конечно, это не был Лувр, пышный и богатый, со множеством залов и комнат, который построили намного позже. Дворец королей Франции в тринадцатом веке был больше похож скорее на крепость. Но он не выглядел мрачным и неприступным; сложенные из светлого камня стены, синие и красные заостренные башенки, украшенные флагами Франции и Кастилии , придавали ему вид почти праздничный и веселый. К тому же дворец утопал в зелени разбитых вокруг него стройными рядами фруктовых садов.
    Как только Доминик вышла из носилок и сделала несколько шагов к парадному подъезду, к ней поспешил невысокий пухленький человек , назвавшийся распорядителем двора. Взяв у Дом ее бумаги и мельком просмотрев их, он знаком велел Пьеру и Филиппу остаться во дворе и пригласил девушку следовать за ним. Он привел Доминик в довольно большую залу, где уже находилось несколько кавалеров и рыцарей, вероятно, также ждущих аудиенции у их величеств. Толстяк указал ей на стул с бархатной обивкой, и, поклонившись, промолвил:
-Прошу вас, подождите здесь, графиня. Я передам ваши бумаги монсеньору-сенешалю. За вами придут.
    Доминик опустилась на стул. Она взглянула на мужчин, стоявших недалеко от нее, у окна; но Рауля де Ноайля среди них не было. Доминик задумалась. Множество вопросов роились у нее в голове. Как ее встретит королева? Увидит ли она своего мужа сегодня? Что вообще ее ждет в Париже?
     Но вдруг перед ней оказался человечек, каких Доминик ещё не приходилось встречать в своей жизни. Это был маленький кособокий уродец-карлик, горбатый и кривоногий, с большими черными глазами, неожиданно умно смотрящими с маленького не по-детски серьезного личика. Одет карлик был очень роскошно,—на нем было одеяние фиолетового цвета, расшитое золотом; сверху висела толстая золотая цепь, а на поясе висел маленький и похожий на игрушечный меч, но тоже с золотой рукоятью. Низко, но с достоинством, поклонившись Доминик, человечек произнес с каким-то еле уловимым акцентом:
-Мадемуазель! Пять молодых людей желают познакомиться с вами, но боятся подойти к вам. Вы ослепили их своей красотой, и все они горят желанием стать вашими верными рыцарями. Не угодно ли будет вам назвать мне свое имя, чтобы я мог передать его им?
     Девушка посмотрела на кавалеров. Все они были довольно молоды, одеты весьма пышно и даже крикливо, в разноцветных штанах и котарди,  в туфлях с непомерно длинными носами; даже свои мечи они подвязали лентами, что особенно насмешило ее. Похоже, оружие служило кавалерам лишь для украшения, и Дом усомнилась, знают ли они вообще, как с ним обращаться. Мужчины подошли поближе, чтобы услышать ее ответ.
-Передайте этим господам, мессир, что я прибыла сюда, чтобы стать придворной дамой ее величества Бланш де Кастиль. Я не уверена, что в обязанности дамы вдовствующей королевы входит подобное заведение знакомств. Но я при первой же возможности поинтересуюсь об этом у нашей государыни.
      Карлик снова поклонился и отошел к молодым людям, которые, услышав ответ прекрасной девушки, сразу ретировались к окну. « Вот так их!—подумала по-окситански Дом.—А, если бы я сказала, что я—жена Рауля де Ноайля,-их бы уже и след простыл! Улепетывали бы так, что только пятки бы засверкали!» Она представила себе, как отвисли бы челюсти у этих расфуфыренных молодых хлыщей, знай они, кто является ее мужем, и усмехнулась. Герой вчерашнего турнира, самый сильный и смелый из всех рыцарей французского двора,-кто мог сравниться здесь с ним?
      Но тут маленький человечек опять подошел к Доминик.
-Прекрасная госпожа,-промолвил он, снова кланяясь.—Ваш ответ мне понравился. Надеюсь, однако, что вы не откажетесь познакомиться со мной? Ведь я отнюдь, как вы, наверное, догадываетесь, не претендую на звание вашего верного рыцаря.
-О, конечно,-улыбнувшись, сказала девушка. Этот забавный человечек ей почему-то нравился.—Меня зовут Мари-Доминик де Руссильон. А вас, мессир?
-Меня зовут Очоаньос , прекрасная госпожа!
-Очо..аньос?—недоумевающе  произнесла Дом. Но почти сразу же поняла: это же по-испански! И акцент у него испанский!
-Очоаньос—восемь лет, не так ли, мессир?
      Карлик даже подпрыгнул.
-Вы знаете испанский, сеньорита?
-Да, я говорю по-испански.
-О да, мое имя переводится как «восемь лет», или «восьмилетний». Ведь по росту я как ребенок! Это, конечно, не настоящее мое имя. Настоящее я давно забыл… Впрочем, меня можно называть просто Очо. Это короче и легче! Я—любимый карлик королевы Бланки Кастильской! В свое время, выходя замуж за французского принца Людовика—ныне покойного короля Людовика Восьмого,—она привезла меня с собой из столицы Кастилии-Бургоса.
-Я очень рада знакомству с вами, сеньор Очо,-приветливо сказала Доминик.
-Я тоже! Но, дорогая сеньорита, позвольте дать вам один совет…и не сочтите это за дерзость.
-Говорите, сеньор Очо.
-Видите ли,-чуть понижая голос, промолвил маленький горбун.-При французском дворе не говорят по-испански. Вернее—этот язык здесь почти никто не знает.
-Да, конечно. Но ведь наша королева, Бланш де Кастиль—испанка? Разве ей будет не приятно, если во дворце появится придворная дама, говорящая на ее родном языке?
-В этом все и дело, прекрасная сеньорита! Королева говорит по-испански....И у нее есть доверенное лицо—ее первая дама, донья Инес де Луна. А, как вам, наверное, известно,—где у двух женщин свои секреты--третьей не место.
-Кажется, я поняла вас, сеньор Очо. И очень благодарна за ваш совет.
      «Возможно, он и прав,-решила Доминик.—Я буду пока молчать, что знаю испанский!»
     Но тут дверь в соседнюю залу распахнулась, и из этой комнаты вышел высокий тощий человек с изможденным лицом и седыми волосами—тот самый, который в Аржантее  объявлял победителя  турнира . Он был одет в парадный котарди коричневого цвета, обильно расшитый жемчугом и драгоценными камнями;  в руке мужчина этот держал знак своего высокого ранга—золотой жезл сенешаля—главного распорядителя королевского двора.
     Подойдя к Доминик, он поклонился и сказал:
-Графиня де Руссильон! Я—герцог Матье де Монморанси, сенешаль Французского королевства! Их величества сейчас примут вас. Извольте следовать за мною.

                10. Представление ко двору.

    Доминик прошла за сенешалем несколько пустых зал; наконец, они остановились перед высокими позолоченными двустворчатыми дверями; вместо ручек у них были львиные головы, держащие в зубах золотые кольца. Герцог де Монморанси потянул за эти кольца, и тяжелые двери медленно растворились. Он первым вступил в залу и, пристукнув своим жезлом об пол три раза, громко провозгласил:
-Графиня Мари-Доминик де Руссильон!
     Дом вошла. Девушка не ожидала, что зала окажется так велика,—она тянулась шагов на сто, не меньше. В самом ее конце находилось возвышение, на котором, как и в Аржантее, стояли два трона. На одном, повыше, сидел король, Франции, юный Людовик Девятый, на другом—королева-регентша, его мать. От самых дверей тянулась длинная парчовая алая дорожка, кончавшаяся у подножия тронов. С двух сторон этой дорожки стояли дамы и кавалеры, ярко и богато одетые, многие просто сияющие драгоценностями и золотом.
     Доминик, невольно затаив дыхание, шагнула на эту дорожку. Она старалась идти плавно и медленно, как учила ее тетя Агнесс, расправив плечи и подняв голову. Но смотреть по сторонам , где стояли все эти знатные вельможи, или вперед, где сидели их величества, девушка все же не смогла, и шла, опустив глаза на красную парчу.
Дамы делали ей реверансы, а кавалеры кланялись, когда она проходила мимо них .
    Сердце ее стучало так громко, что, казалось, все вокруг слышат его биение. Но не от страха, нет! Просто, возможно, где-то здесь, совсем рядом, находился ее муж, Рауль де Ноайль. Если бы Дом набралась только смелости и посмотрела вокруг себя!... Но это было свыше ее сил.
     Когда Доминик была уже шагах в двадцати от трона, она вдруг услышала впереди негромкий хрипловатый женский голос:
-А нам сказали, что она вся в веснушках и смуглая, как крестьянка.
      Эти слова были произнесены тихо,—но у Дом был прекрасный слух, а в зале стояла полная тишина,- и на испанском; и произнесла их, несомненно, королева, потому что второй женский голос, на том же языке, ответил:
-Ваше величество, посмотрим еще на ее манеры.
     Лицо Дом вспыхнуло. Ведь говорили о ней!
     Она не выдержала и подняла глаза. Королева сидела с абсолютно неподвижным лицом; рядом с ней, справа, немного позади трона, стояла очень худая женщина в темно-бардовом платье. Лицо этой женщины тоже ничего не выражало.
     Дом чуть не задохнулась от гнева. «Вот лицемерки!.. И так спокойны!» Ей страшно захотелось ответить им на чистейшем испанском, что она все поняла. Но тут она увидела Очо,—он уже пробрался к трону и сидел в ногах королевы с книгой в руках. Он смотрел в книгу,- но прикладывал палец к губам, и этот жест явно предназначался ей, Доминик…
Она поняла карлика. Как сказал тогда загадочный Мишель де Круа: « Королева коварна, жестока и безжалостна.» Похоже, он не солгал!
     Доминик подошла к подножью трона. Лицо ее пылало; но это легко было принять за волнение юной провинциальной дебютантки. Когда она начала свой путь от дверей залы, то хотела сделать королеве изящный реверанс, которому ее столько раз учила тетя Агнесс. Но теперь намерения Дом изменились. «Они хотят посмотреть на мои манеры—ну так вот же им!»
     И она нарочно неуклюже поклонилась их величествам, подражая крестьянкам из Лангедока. Королева слегка улыбнулась, а женщина за ее спиной даже фыркнула.
Но, когда Бланш де Кастиль заговорила с девушкой, голос ее прозвучал очень мягко и ласково, как мурлыканье большой сытой кошки:
-Мы счастливы приветствовать вас при дворе, юная графиня де Руссильон…Но мы видим, что вы в трауре?
-Ваше величество, мой отец скончался несколько дней назад.
-Какое несчастье! –промурлыкала королева.-Примите наши искренние соболезнования, графиня. Ваш батюшка был достойным дворянином, и наш покойный супруг, король Людовик, весьма ценил его.
      Дом опять присела.
-Но, право, вы могли тогда так не торопиться с приездом, любезная графиня. Ваше горе нам понятно и близко,—ведь и мы совсем недавно лишились нашего венценосного супруга.
-Ваше величество, ваше милостивое приглашение совпало с моим собственным горячим желанием приехать ко двору.
-Вот как? Что же так влекло вас сюда…мое милое дитя?
-Желание увидеть, наконец, нашу великую и добрую повелительницу и ее несравненного сына —короля Людовика.—Дом постаралась влить в этот ответ некую толику яда. Очо быстро поднял глаза на Дом и, скорчив рожицу, укоризненно покачал головой; но Бланш легко проглотила наживку: похоже, лесть была приятна королеве, и она ответила, благосклонно улыбнувшись девушке:
-Что ж, дорогая графиня, добро пожаловать ко двору! Уверена, вам понравится в Париже…Лангедок скучен и провинциален, а здесь, в столице, так весело, здесь столько развлечений для молодой незамужней девицы и, мы надеемся, горечь вашей утраты скоро забудется! Мы принимаем вас на должность нашей придворной дамы. Герцогиня де Луна, прошу вас, позаботьтесь о нашей юной гостье, познакомьте ее с другими нашими девушками. И пусть кто-нибудь из них разъяснит графине ее обязанности.
    Находившаяся за троном королевы женщина лет сорока, высокая и очень тощая, с увядшим лицом и маленькими злыми черными глазками, сошла с возвышения и, подведя Доминик к стоявшим справа от тронов четырем девицам, представила их новой даме королевы.
     Девушка была так возбуждена всем происшедшим, что запомнила только одно имя— баронесса Мадлен де Гризи; это была маленькая щупленькая довольно хорошенькая блондинка, но с таким испуганным и забитым выражением лица, что, увидь ее Дом где-нибудь на улице—непременно приняла бы  баронессу за служанку в доме деспотичного и жестокого хозяина. Три другие девицы были гораздо веселей; они тихо перешептывались и хихикали между собой. Но обсуждали они явно не новую даму ее величества, и Доминик скоро перестала обращать на них внимание. Теперь, когда она была представлена ко двору и самое мучительное—пройти через эту залу под взглядами сотен глаз—было позади, она могла осмотреться…и поискать своего мужа. Где же он?
  ...Но Рауля де Ноайля не было в зале. Тогда взор Доминик устремился на троны и королеву с королем. Их величества принимали по очереди тех кавалеров и рыцарей, которые ждали до этого в приемной вместе с Доминик.
    Естественно, сначала Дом как следует рассмотрела свою предполагаемую соперницу—Бланш де Кастиль. В описываемое нами время ее величеству королеве-регентше было немного за тридцать. Современники называли ее одной из прекраснейших женщин той эпохи; и они не лгали. Королева была жгучая брюнетка; пышные черные волосы ее были убраны под белую кружевную мантилью, ниспадающую красивыми складками с высокого золотого гребня, вколотого в прическу. У Бланш были огромные темно-карие чуть приподнятые к вискам глаза, обрамленные длинными ресницами, немного хищный нос с глубоко вырезанными ноздрями, чувственно-яркие алые губы и чистая нежно-оливкового цвета кожа.
     Несмотря на множество родов ( у королевы было тринадцать детей, из которых остались в живых семеро), она сохранила прекрасную фигуру; правда, подбородок начал слегка оплывать, и талия раздалась; но все же Бланш де Кастиль по-прежнему могла называться очень красивой женщиной. По обычаям французского двора, королева носила «белый» траур. На ней было снежно-белое атласное платье; на груди сверкал на длинной золотой цепи крест, усыпанный бриллиантами. Белый цвет очень шел к ее лицу, волосам и глазам; и она, конечно, знала это.
     Его величество король Людовик Девятый был мальчик  одиннадцати лет, с узким длинным лицом, карими глазами и вьющимися длинными волосами. Несмотря на свой юный возраст, держался он очень важно, сидел прямо и неподвижно, и только живые темные глаза выдавали его,—ему явно наскучила долгая аудиенция и, похоже, решила Дом, ему не терпелось вскочить с трона и начать бегать и скакать. Ей даже стало жаль бедного мальчугана…Про себя она решила, что Людовик ей нравится; зато Бланш де Кастиль сразу вызвала у нее резкую антипатию..
   «Даже если бы она не была в связи с моим мужем, я бы все равно возненавидела ее,-подумала Доминик.-И откуда, откуда королева знает, что у меня были веснушки и смуглая кожа?...Что все это значит?»-недоумевала она. Из этой задумчивости ее вдруг вывели голоса ее новых сослуживиц, стоящих рядом с ней. Она услышала столь дорогое для нее имя.
-Смотрите, ее величество как на иголках,-прошептала одна из девушек.
-Еще бы! Ей не до приема! Она ждет герцога де Ноайля,-тихо отвечала вторая.—Он же защищал ее цвета в Аржантее.
-Как он вчера дрался!—сказала третья.—Герои Троянской войны побледнели бы от зависти!
-Рауль де Ноайль—самый красивый и мужественный рыцарь при дворе…
-Если бы он обратил на меня внимание,—мне кажется, я бы умерла от счастья!
-Тише, дорогая. Королева может услышать…или герцогиня де Луна.
-Ах, девушки…Пусть слышат! Я мечтаю выйти замуж за него!
     «Размечталась! Он мой, и только мой!»—подумала Дом. Но ей были все же приятны эти похвалы ее супругу.
     Да, Доминик теперь тоже заметила,—королева была в возбуждении. Она покусывала губы и барабанила пальчиками по подлокотнику трона, бросая нетерпеливые взгляды на дверь залы. И Дом тоже почувствовала, как по ее собственному телу побежали мурашки и ее даже начало слегка колотить. Где же он?...Когда же, наконец, он появится?
     И, когда сенешаль Матье де Монморанси вновь распахнул створки дверей и, стукнув жезлом об пол, сказал: --Герцог де Ноайль!—Доминик вынуждена была опереться о стену сзади себя, чтобы не упасть.

                11. Рауль де Ноайль.

     Лицо королевы озарилось неприкрытой радостью; Дом увидела это, и ее окатила волна жгучей ревности. Девушка еще раз дала себе слово: « Я не уступлю его никому! Я отниму его у Бланш!» Карлик Очо же зевнул, захлопнул книгу и улегся у ног королевы с самым невинным видом, и даже закрыл глаза, делая вид, что заснул.
     Рауль де Ноайль вошел в залу и направился по алой дорожке к королю и королеве. По мере того, как он приближался, сердце Доминик колотилось все чаще и отчаяннее. Боже милосердный, как он был красив!
     Раулю было не более тридцати. У него были длинные вьющиеся волосы цвета норкового меха, такие густые и блестящие, что хотелось запустить в них руку и почувствовать их шелковистую мягкость. На смуглом лице ярко сверкали очень светлые голубые глаза ; длине черных ресниц герцога и его изящно очерченным, тоже черным, бровям позавидовала бы любая красавица. Нос у герцога был прямой, рот—неожиданно мягкий и нежный, как у девушки; он улыбался—уж эту белозубую улыбку она узнала бы, подумала восхищенная Дом, из тысяч других !
     На герцоге был темно-желтый парадный костюм (желтый цвет был очень моден при дворе), весь расшитый золотом и белым и розовым жемчугом сказочной величины. На ногах его были сапоги с золотыми шпорами, гордо позвякивавшими при каждом шаге молодого человека. На бедрах Рауля, на золотой цепи, висели—слева—меч, справа—кинжал в усыпанных драгоценными камнями ножнах, с золотой рукоятью, в которую был вставлен огромный рубин.
      Он шел, бросая по сторонам высокомерные взгляды; и все дамы и кавалеры низко кланялись ему.
      «Мой муж! Таинственный герцог Черная Роза! Загадочный Мишель де Круа! Рауль де Ноайль!» Доминик не сводила с него влюбленных глаз. Ей не было дела до того, что кто-нибудь мог обратить на нее внимание. Король, королева, весь двор,—ничто, ничто не существовало для нее сейчас, кроме ее Рауля!
    Наконец, он приблизился к возвышению и, поцеловав руку короля, подошел к трону королевы. Бланш улыбнулась ему ослепительной улыбкой и, протянув руку для поцелуя, воскликнула:
-Ах, наконец вы здесь, наш несравненный победитель! Мы уже вас заждались!
-Ваше величество, простите , что заставил вас ждать,-сказал Рауль, склоняясь над ее рукой. Доминик вслушивалась в каждое его слово. Его голос…да, низкий, он был похож, очень похож на голоса Черной Розы и Мишеля де Круа!
-Герой имеет право на опоздание…- с почти интимной улыбкой негромко сказала королева.—Вчера вы показали чудеса храбрости, дорогой герцог!
-Защищать цвета нашей королевы-какая честь может быть выше этой?
-Да, вы правы. Боже, как давно при дворе не было турнира! И как я соскучилась по этому зрелищу!
-Да, ваше величество,-ответил Рауль,- с тех пор, как началась война в Лангедоке и Провансе.
-Увы! Все наши славнейшие и сильнейшие рыцари были там, включая вас, герцог. А без них и вас турнир был бы совсем не тем! Сколько же лет прошло с тех пор, как мы смотрели последний раз на ристалища?.. Очо!—И королева толкнула спящего карлика ногой и перешла на испанский,-у тебя хорошая память—когда в последний раз был рыцарский турнир?
-Пять с половиной назад, ваше величество. Турнир в Сен-Клу,-сказал Очо, открыв один глаз.
-Да, действительно…-прошептала королева, неожиданно помрачнев. И, повернувшись снова к Раулю , сказала, опять по-французски:-Он говорит, что не помнит, когда это было, дорогой герцог.
     «Значит, Рауль не знает испанского,»-подумала Дом.
      Тут неожиданно юный король сказал матери:
-Мадам, если аудиенция закончилась, вы разрешите привезти сюда моего рыцаря? Я хочу потренироваться!
-Конечно, Луи,-с ласковой улыбкой сказала Бланш.—Но пусть освободят вам место, чтобы вы никого случайно не ранили, как в прошлый раз.
-Я буду очень осторожен, мадам!—И мальчик, соскочив с трона, крикнул :
-Привезите моего рыцаря! Прошу вас, господа, отойдите все подальше!
     Дамы и кавалеры задвигались, и скоро на середине залы образовалось широкое пространство, куда двое слуг в латах и шлемах вкатили чучело рыцаря в полном боевом вооружении и доспехах. Это чучело невольно напомнило Доминик ее рыцаря в Руссильонском замке .С двух сторон к чучелу были прикреплены цепочки, позволявшие его раскачивать .Слуги, опустившись на колени и низко пригнувшись, принялись тянуть цепочки, а Людовик, вытащив из ножен у себя на поясе кинжал и отойдя шагов на десять, начал бросать его в рыцаря, стараясь попасть в ярко-красный круг на его груди. Это было довольно сложно, даже если бы чучело стояло неподвижно; но, когда оно раскачивалось из стороны в сторону, ловкость и меткость были нужны очень большие.
     Мальчик очень старался, он метал кинжал, даже высунув язык, что насмешило Доминик,—это было совсем не по- королевски!
     Придворные, почтительно замерев, наблюдали за игрой юного монарха. Рауль и королева, улыбаясь, тоже смотрели на Людовика.
     Этикет был несколько нарушен; и имени вошедшей в залу девушки в темно-коричневом платье с книгой в руках  сенешаль не объявил. Однако, едва Рауль увидел  эту  молодую даму, он тотчас поспешил к ней и, нежно взяв под руку, подвел к королеве. Девушка присела в низком реверансе.
-Ах, милое дитя мое, как мы рады, что вы пришли,-проворковала Бланш.—Сядьте возле нас, прелестная герцогиня.
     «Герцогиня!...И как с ней нежен Рауль! Боже, кто это?»-страшное подозрение шевельнулось в душе Доминик.—«А вдруг это…это—его жена?»
     Обернувшись к своей соседке, баронессе Мадлен де Гризи, девушка, не выдержав неизвестности, обратилась к ней:
-Скажите мне, мадемуазель, кто эта девушка, которую подвел к ее величеству герцог де Ноайль?
-Это сестра герцога, Розамонда де Ноайль,-отвечала тихим голоском Мадлен.
Камень скатился с плеч Доминик. Его сестра! Розамонда…Розамонда? Что-то смутно знакомое было в этом имени. Где Дом его слышала? Когда-то, давным-давно.
Ну конечно! Когда она подслушивала разговор Черной Розы и де Брие, в замке отца.
Они говорили тогда о Мари-Флоранс…И Анри де Брие сказал тогда: « …Моя Розамонда тоже набожна и тиха.» Не сестру ли Рауля он имел в виду?
     И Мадлен де Гризи, словно отвечая на мысли Доминик, добавила:
-Несчастная герцогиня до сих пор не может оправиться от своей утраты. Её жених, граф де Брие, исчез несколько лет назад, во время войны в Лангедоке. Считают, что он погиб. Бедняжка хотела удалиться в монастырь…но брат запретил ей это. Он обожает свою сестру!
      Так и есть! Сестра Рауля была невестой Анри де Брие! Впрочем , что могло быть естественней? Рауль—Черная Роза. Де Брие—его лучший верный друг. Конечно, герцог был бы рад отдать руку сестры молодому графу.

     Доминик внимательно пригляделась к юной герцогине. Между нею и Раулем не было большого сходства,—у Розамонды были светло-каштановые волосы и не голубые, как у брата, а зеленые глаза. Она казалась кроткой и тихой, и напомнила девушке Мари-Флоранс, только подбородок был неожиданно твердым, резко контрастируя с мягкими очертаниями лица.
     Значит, Анри де Брие погиб. Красивый, золотоволосый, улыбчивый. Бедный друг Черной Розы! И граф…и Жерар де Парди. Сколько молодых жизней унесла эта война!
      Теперь нежность и душевность, с которой Рауль обращался с сестрой, восхитили Доминик. Он принес ей маленький стульчик и подушечку для ног и усадил с почтительностью и вниманием, как будто это была сама королева. «Какой заботливый и нежный брат!»- счастливо подумала Дом.
     Да, все, все в нем приводило ее в трепет и восторг! Кроме, пожалуй, одного—кольца на его руке не было.
     Было и еще одно, что смущало Доминик,—если Рауль был так красив, знатен, богат и могуществен, зачем ему было надевать на себя маску, отправляясь на войну в Лангедок? Эта таинственность совсем ему не подходила,—он мог, как все достойные и честные дворяне, биться с врагом с открытым лицом. Здесь была какая-то непонятная тайна.
      Вдруг королева, с улыбкой, показавшейся Доминик немного странной, обратилась к Раулю.
-А у нас новость, дорогой герцог! У нас теперь еще одна придворная дама. Подойдите к нам, графиня де Руссильон! Мы хотим познакомить вас с нашим первым и лучшим из рыцарей.
    Девушка заметила, как вздрогнул Рауль, когда Бланш назвала ее имя. Он круто повернулся.—и взгляды его и Доминик встретились. На его лице выразилось изумление—которое, конечно, было наигранным, ведь он же –то есть Мишель де Круа-прекрасно знал, что она направляется в Париж и скоро появится при дворе.
     Но затем изумление сменилось нескрываемым восхищением,—и вот это чувство, как тут же решила Доминик, никак не могло быть искусственным. Теперь, когда она видела Рауля без маски или шлема с опущенным забралом, и лицо его не было покрыто грязью и кровью,-он никак не мог скрыть от пристального взгляда Дом своих подлинных чувств. Он был поражен, восхищен и просто пожирал ее своими светлыми глазами, пробуждая в душе девушки самые смелые надежды и мечты.
    «Вот сейчас, сейчас он скажет, что я—его жена!—блаженно подумала она, и глаза ее засияли.—Как изумится весь двор! Как оцепенеет королева!...Конечно, это должно произойти сейчас!»
 …Но этого не случилось. Лицо Рауля, явно с трудом, вновь приобрело спокойное и почти безразличное выражение и, поклонившись Доминик, он произнес холодным светским тоном:
-Счастлив познакомиться с вами, графиня,-и вновь повернулся к королеве.
      Сияющие глаза Доминик потухли. « Как он может так поступать со мной!—на смену радости и счастью пришли гнев и горечь. Обычно за ними следовала вспышка бешенства, которая когда-то, в замке Руссильон, заставила ее растоптать стяг Черной Розы и изрезать его плащ. Но Дом, хоть и с трудом, подавила это чувство.—Сейчас не время и не место. Но я найду способ поговорить с ним наедине,—и тогда-то он уже от меня не увильнет!»
     Между тем, юный король продолжал свои упражнения с кинжалом. Латы на чучеле рыцаря были из мягкого металла, и при удачном броске лезвие входило в них на несколько дюймов.
     Вдруг мальчик радостно вскрикнул : кинжал попал прямо в центр красного круга на груди рыцаря! Придворные зааплодировали.
-Мадам! Дядя! Посмотрите—я попал, попал!—и он подбежал к матери и Раулю и, схватив их за руки ,потащил смотреть на его маленькую победу. Очо захлопал в ладоши и побежал за королевой. Дамы ее величества, вместе с Доминик, также проследовали на середину залы. Бланш и герцог подошли к чучелу.
-Сир!—воскликнул Рауль.—Такой бросок воистину достоин награды!
     И он отстегнул свой кинжал с золотыми, усыпанными драгоценными камнями ножнами и, встав на колено, протянул его мальчику. Но Людовик покачал головой.
-Благодарю вас, дядя,-промолвил он.—Но мне уже обещана награда…и более дорогая!
-Луи,-сказала королева,-нехорошо отказываться. Герцог дарит вам подарок от чистого сердца! Примите же его, не обижайте нашего героя, победителя турнира в Аржантее!
     Но юный король опять покачал головой.
-Простите, герцог, но я не приму это…Мадам!--вдруг громко обратился мальчик к Бланш.—А я знаю, почему наш дядя Рауль де Ноайль выиграл этот турнир!
-Почему же?—улыбаясь, спросила королева.
-Потому что в турнире не принимал участие герцог де Немюр!
     Улыбка сползла с лица Бланш. Оливковое лицо ее вдруг стало зеленым. Рауль вздрогнул и прикусил губу.
-Что вы сказали, ваше величество?—каким-то не своим голосом произнесла королева.
-Что, если бы герцог де Немюр был на этом турнире, он бы обязательно победил, как пять с половиной лет назад!
-Ваше величество,-вмешалась Инес де Луна,-вы были еще слишком малы тогда…Неужели вы это помните?
–Конечно, герцогиня!—сказал Людовик.—Это было в Сен-Клу. Герцог де Немюр, защищая цвета моей матери, выбил из седла пять рыцарей, включая герцога де Ноайля!
     В зале вдруг, как заметила Доминик, установилась гробовая тишина. Что бы это значило? Кто был этот герцог де Немюр, о котором говорил король, и одно имя которого заставило побледнеть королеву?..
     Но тут двери открылись, и Матье де Монморанси , снова стукнув трижды своим золотым жезлом, провозгласил:
-Граф де Родез д’Арманьяк, герцог де Немюр!

В продолжении:

 ...Она медленно взяла в руки рубашку….и вдруг услышала какой-то шорох позади себя! Дом оглянулась. Шорох доносился из-за кресла с львиной головой. Кто-то находился там-и подсматривал за Доминик!
    Луч солнца падал прямо на спинку кресла, –и потрясенная девушка вдруг увидела, что из отверстий на месте глаз льва на нее кто-то смотрит … Два светлых глаза!
      Не помня себя от бешенства, Дом выхватила из ножен на поясе свой маленький узкий кинжал и швырнула его в кресло. Бросок получился не хуже, чем у герцога де Немюра,—клинок вошел как раз в одно из отверстий. Но, похоже, соглядатай все-таки успел ускользнуть раньше; иначе он бы завопил от боли.
      Доминик подбежала и выдернула из дыры кинжал. Она наклонилась и посмотрела в отверстие,—но там было абсолютно темно. Тогда девушка попыталась сдвинуть кресло, чтобы увидеть, что скрывается за ним. Но, то ли оно было очень тяжелым, то ли было как-то приколочено к полу,—ей не удалось передвинуть его даже на полдюйма.
     Дом вся дрожала-но не от холода, нет ! Ее охватила дикая ярость. Девушка понимала, что все, происходившее с нею здесь, было подстроено. И подстроено, несомненно, королевой!..
     Но кто подглядывал за обнаженной Доминик ? Явно кто-то из особо приближенных к Бланш де Кастиль. Светлые глаза…У кого они могли быть? У королевы, герцогини де Луна, карлика Очо, у самого короля,—у всех были темные глаза!
     Ответ напрашивался сам собой,—это могли быть либо Рауль де Ноайль, либо кузен королевы, герцог де Немюр!...

 ...-Роберто, прошу вас—назовите меня по имени: Бланка. Скажите—не «мадам», а Бланка…-вдруг умоляющим голосом прошептала она.
      Де Немюр вновь повернулся к ней и скрестил руки на груди. Он чуть заметно улыбнулся, серые глаза насмешливо прищурились. Сколько масок она перемерила сегодня? И вот еще одна, совсем для нее не подходящая,-маска униженной просительницы.
-Я не знаю этого имени, мадам,-холодно произнес он.
-Разве раньше вы не называли меня так? Ну сделайте хоть эту уступку…В память о нашем прошлом. Не «ваше величество», не «мадам», а просто—Бланка....
      Но он покачал головой и повторил:
-Это имя мне неизвестно.
      И снова она пришла в бешенство, и воскликнула с неистовой злобой:
-Вы не знаете этого имени? Но оно выжжено на вашей груди, герцог де Немюр!
      Он отшатнулся от нее. Но мгновенно пришел в себя и ответил ей равнодушным спокойным голосом:
-Да, это правда. Но вы никогда не сможете выжечь его в моем сердце, мадам...