Мария и Елизавета, обитающие каждая в своем замке, на двух соседних холмах, иногда все же встречаются: то среди полей, стоя по пояс в зарослях маков и орхидей, то возле тенистого леса, то по дороге в город, куда обе выходят, когда возникает надобность – потому что в городе много торговцев, ангелов, мудрецов, также других удивительных, слабопредставимых существ; в городе можно быть как заметным, так и (с равным успехом) незамеченным вовсе – стоять возле статуи, спрятав руки в складочки юбки; в городе можно смотреть на драконов (на трубы, растущие из их чешуйчатых железобетонных тел, на дым, который валит из их трепещущих ноздрей, на жар печей, расположенных в брюхе, на провода, соединяющих одних драконов с другими);
встретившись, Мария и Елизавета целуют друг другу руки и бегло просматривают общие сны; глобус, который вечно прихватывает с собой одна – в руках другой превращается в колоду карт, и они гадают, сидя в придорожной пыли, забывшись, перестав считать время; говоря по правде, если они встретились, то опаздывать уже некуда, потому что и место, и время становятся послушными и добрыми собаками, которым они ласково треплют холки.
«Взгляни, по-моему, это виселица?» - произносит Мария; Елизавета в ответ подбирает лилии, почти что благоухающие, почти что не затоптанные, оставленные на дороге утренней похоронной процессией; они переглядываются, улыбаясь, и продолжают идти: через зелень и синь, грязь и свежесть, зарождение и умирание; их память прерывиста, как пунктир простейшего шва, их мысли легки и беспечны, словно рыбешки в аквариуме: блестят избалованными тельцами, переливаются, прячутся в скоплении водорослей – чтобы вернуться чем-то другим, чем-то особенным.
«Что-то особенное?» - спрашивает Елизавета, и они обе всматриваются в линию горизонта: голубизна неба раскаляется добела, облака – то плюшевые, то перистые, то желтые, то малиновые, то – в форме кораблей, то – чистые бегемоты, то – гнезда броненосцев; стальные птицы вышивают крахмалом какие-то строки – и все, что случается, кажется очень уместным, логичным и подверженным расшифровке.
Оказавшись в городе, они оценивают акробатов и фокусников со знанием дела; передвигаясь по улицам – на свое счастье – не отличают шатры и юрты кочевников от устойчивости дворцов, чугунных кубов, стальных конструкций – потому с легкостью приподнимают каменные стены, будто это какие-нибудь занавески; и если кто-то и позовет их прогуляться в саду золотых изваяний – следят они все равно только за тем, какова последовательность бликов в весенней листве, только за траекторией полета ласточек, только за игрушечными парусниками на булавках, которые они заставляют плыть по морям своего глобуса.