День Николая начался самым обыкновенным образом. Из тонкого мира сладких сновидений его за уши вытащил бравурный марш черной королевы в исполнение еще не усатого и вполне мужественного Фредди Меркьюри. Лишь этой мелодии Николай позволял так с собой поступать, вероятно, дело было в юношеской привязанности к раннему творчеству группы "Queen". Открыв глаза и увидев белый безмятежный потолок, Николай стал вспоминать последний предутренний сон. При этом он понял, что снилось ему что-то восхитительно-восторженное, о чем вспомнить он уже не мог. Но то приятное послевкусие сна, позволило ему почувствовать себя героем грез наяву. Он медленно потянулся, два раза моргнул, выключил будильник и встав направился на утренний моцион. Покончив с делами гигиены, Николай поставил вариться два куриных яичка и достав из холодильника пакет апельсинового сока с брикетом сливочного масла, принялся резать хлеб. Стало тихо, остатки жидкой дремы уплывали в густую неизвестность предстоящего дня. Стало грустно. Николай включил стереосистему, достал с полки диск, повертел его в руках, ухмыльнулся и положил назад. Достал другой диск, поставил в дисковод и нажал клавишу Play. Музыка надвигалась медленно, словно нехотя, вода в чайнике активно превращалась в пар, белок и желток в яйцах достиг состояния инь-янь. Завершив прием пищи, Николай надел джинсы и рубашку в клеточку, затем отыскал пару свежих носков, натянул их на не менее свежие ноги, зашнуровал ботинки, накинул куртку и отправился в путь.
Путь исхоженный, длинной в десять минут и величиной в десять лет, был и теперь преодолен Николаем с той же легкостью, как и все пути, которые есть в жизни тридцати пяти летнего индивидуального плотника. Начало пути представляло собой дверь, и конец тоже упирался в дверь, разница была только в замках. А к любому замку у Коли были ключи. Во всяком случае, он знал адрес одного хорошего ключника. Но порой Николаю казалось, что та дверь, из которой он вышел и та к которой он направляется в сущности одно и тоже. В такие дни он пил и не выходил из дома, и даже из комнаты в комнату старался передвигаться редко, всячески избегая двери, как символа бесконечного движения по кругу. А дверей в квартире номер сто сорок шесть, которую занимал Николай, было предостаточно, но главную причину для размышлений представляли лишь две. За одной находилось спальня сына, за другой супружеское ложе. Но вот уже неделя, как жена Ирина и сын Алексей находились на южном курорте, и пьяный и накокаиненный Николай ходил, ползал и даже ездил на снятой в пятницу шлюхе без всяческих церемоний.
Открыв дверь в офис, и сняв куртку, Николай немедля совершил телефонный звонок со стационарного телефона в лесозаготовительный цех, где ему уже две недели обещали достать отменного маренного дуба.
- Алло, Василий?
В трубке что-то прожужжала, и по выражению лица звонящего можно было понять, что на том конце именно Василий.
- Ты мне скажи милый мой Василий, когда можно будет за дубом приехать, а то вы меня уже две недели мурыжите.
- Жу-жу-жу-жу-жу-жу-жу-жу-жу-жу
- Нет ты давай по-существу. По-существу давай
-
- Хватит жужжать, опять, что ли обглюкодинелся с утра. Завязывал бы ты с этим Васек
- Жу-жу … ты меня не учи жу-жу-жу … вот до …жу-жу-жу … вешь до моих лет, тогда и будешь жу-жу-жу… жжать то есть говорить. А за … жу-жу-жу … дубом приезжужжай прям сейчас, а то «Церковь Христа за пазухой» перебьет заказ твой к ****ям жужжачим.
- Понял, выезжужжаю – подсмеялся Николай над незадачливым партнером и повесил трубку. Затем снова поднял, набрал комбинацию цифр, обождал тридцать секунд и заговорил.
- Захар, бери машину, сейчас лес грузить будем.
Через двадцать минут Николай стоял у ворот транспортного цеха. Ворота были открыты, и взору его представлялась колонна совершенно одинаковых большегрузных автомобилей. Николая всегда восхищала эта картина, восхищала и наталкивала на размышления о силе и бессилие, о страсти и равнодушие и конечно о смысле небытия. Но загвоздка была вовсе не в этих машинах, а в том, что по дороге от его офиса до транспортного цеха находился аптечный пункт, где всегда можно было приобрести свежий кокаин. Николай взял за правило принимать небольшую порцию перед поездкой к деловым партнерам, и приход настигал его ровно в момент подхода к гигантскому гаражу. Так было и в этот раз. И, так же как и во все остальные разы, Захар подъехал с небольшим, но систематическим опозданием. Николай взошел на ступеньку, открыл дверь, влез в машину и махнув рукой скомандовал: Поехали.
Ехали молча. Николай думал о своем. Захар думал о чужом. Николай давно понял, что в жизни надо думать больше о чужом, иначе, за что не возьмись ни чего не получиться, и расслабляться он себе позволял лишь после приема кокаина. Мысли понеслись, словно снежная пурга, заметающая бескрайнее поле прожитого, затем наступило успокоение и снова пурга и опять успокоение. И так пока на раздраженное сознание не лег туман беспросветной безмятежности.
Туман, туман …На прошлом, на былом...
Далеко-далеко…За туманами наш дом.
А в землянке фронтовой нам про детство снятся сны.
Видно, всё мы рано повзрослели,
Воздушные рабочие войны
- Что это, откуда этот туман. Впрочем, так ли важно, откуда он, куда важнее, когда он кончиться. А главное застану ли я тот момент, когда он кончиться, а может и нет никакого тумана, может все это мне кажется – подумал Николай и посмотрел на водителя. Захар же ни как, не отреагировав на пристальный взгляд, затянул еще зычнее:
Туман, туман …Окутал землю вновь...
Далеко-далеко …За туманами любовь.
Долго нас невестам ждать с чужедальней стороны.
Мы не все вернёмся из полёта,
Воздушные рабочие войны.
Николай отвел взгляд, посмотрел в стекло и только тут понял, что они въехали в полосу густого тумана.
- Заткнись, Захар и без тебя тошно – выдавил Коля
- Да ладно тебе барин, не серчай. Ну, хочешь, приемник поставлю
- Ставь
Захар включил магнитолу, и хорошо поставленный голос диктора влетел в голову Николая, словно острый шампур в кусок бараньего мяса.
- …в преддверии пятого съезда генеральных мастеров цеховой и фабричной отрасли улицы города приобрели самый радужный и торжественный вид…
Николай глядел в окно, в туман. Люди входили в туман и пропадали в нем, кто на миг, а кто на год. Иные напротив выплывали из молочного моря в поле видимости Николая. Но всех объединяло одно: выражение потерянности на лице. Николай посмотрел в боковое зеркало и заметил, что и он носит ту же маску, что и все эти люди.
- … лица людей озарились радостью и счастьем, когда колонна проехала по центральной улице. Были слышны овации и аплодисменты…
Николаю стало тошно. Он щелкнул ручку приемника, достал пачку «Космоса» и закурил.
Машина свернула в сторону гаражей, проехала мимо главного лесозаготовительного управления и остановилась у ворот с надписью «Выгрузка». Николай приказал Захару ждать, вышел из машины и обошел здание с правой стороны, туда, где металлическая лестница, ведущая на второй этаж, встречает и провожает каждый день обглюкодиненого Василия. Поднявшись по лестнице, он оказался в небольшом коридоре с дверями по бокам. Войдя в дверь с надписью "ЗавЛесХоз", Николай застал Василия работающим над документами. Выражение лица Василия создало бы серьезное и глубокое впечатление для несведущего человека. Но Николай знал. Николай все знал.
Василий увидел гостя, слегка привстал, протянул руку и сказал:
- О здорово, Коля
- Привет, ну что отпустил тебя твой глюкодинчик
- Отпустил слава Джону, отпустил. Слушай, я сейчас Надюхе скажу, чтоб она документы подготовила, а мы с тобой пока покурим, пойдем.
- Хорошая мысль
Василий, коренастый мужчина с явной залысиной, поднял трубку, набрал номер и басовито отчеканил.
- Надь подготовь документы на отгрузку плотнику Кафкину… ага…ага… давай, и мне потом занесешь.
Товарищи вышли на балкончик из железных прутьев, находившейся за одной из дверей коридора и закурили. Василий извлек из кармана телефон и заговорил командным голосом:
- Феоклист, тут машина Кафкина пришла, готовте лес для погрузки … ага прям сейчас … да давайте поживее только там.
Закончив разговор, Василий обратился к Николаю:
- Ну, что расскажешь интересного
- А что интересного, в общем ничего интересного в моей жизни не происходит. Жена с сыном на югах, с Люськой я расстался ибо заебала.
Как-то резко Николаю все опротивело. Опротивел Василий, место в котором он сейчас находиться, место из которого он уехал, весь этот город и все люди в нем живущие. Так уже было и не однократно, это действие порошка подходит к концу. Но в этот раз случилось несколько иначе. В самый пик отхода раздался телефонный звонок. Ну раздался и раздался, что в этом может быть особенного. Николай посмотрел на номер, номер оказался незнакомым. Николай задумался, но это у него получилось так себе, потому как задуматься он сейчас мог только над одним вопросом: "что делать?". Возможно, Чернышевский, так хорошо развивший тему этого вопроса, перманентно находился в состояние отхода, подумал Николай и взял трубку.
- Алло Коля – прозвучал приятный женский голос, чем то напомнивший Николаю героя передачи из глубокого детства, зайца по имени Степашка, в которой он (Степашка) в компании однополчан, укладывал юных жителей этой страны на боковую.
- Да это я, а кто это
- Это Вика
- Какая Вика?
- Вика Афанасьева.
Взгляд Николая потупился, зрачки расширились, уши покраснели. Николай задумался, и в этот раз у него получилось.
***
Бывают в жизни такие моменты, которые запоминаются надолго. Концентрация сильных эмоций в эти моменты настолько велика, что создается целый жизненный пласт, окрашенный каким-то определенным настроением. Этот пласт может распространиться на полгода на год на два, а может даже на три, впрочем, последний вариант вполне может привести к психическому расстройству. Но, безусловно, рано или поздно острота восприятия окружающего мира сменяется серой меланхолией обычного небытия, и жизнь продолжает нести, некогда озаренного субъекта (на период озарения ставшего объектом) по инертным волнам подальше от острова молодости к острову старости и сна. Можно сказать, что молодость это не возрастной критерий, а, как бы не банально это звучало, определенный способ ощущения жизни со всеми ее производными. И соответственно состояние молодости можно испытывать сколь угодно много, но с определенными промежутками, можно испытать его один раз и навсегда, этот случай очень четко характеризует фраза одного храброго французского солдата, и звучит она так: искусство не возможно без пляски со смертью. Но это танец надо еще суметь сплясать не оступившись. А само понятие "молодость" носить чисто символический характер, его можно назвать просветлением, вторым дыханием, крыльями за спиной, но Николай называл это любовью. А раз, как-то называл, значит испытывал на себе. Только вот жаль, что эту штуку не купишь в аптеке, иногда размышлял Николай, сидя у крепко захлопнутых врат Царствия Господнего.
Это состояние было испытано им в последний раз десять лет назад. Николаю было двадцать пять лет, он работал на предприятие, занимающееся производством металлообромленных икон в должности младшего научного сотрудника. И в один из дней он столкнулся с наличием на предприятие отдела сбыта икон массового потребления. Отдел предстал в лице девушки с густыми волнистыми и слегка рыжеватыми волосами, приятным носом, карими глазами и слегка пухлыми щечками. Николай именно так и представлял себе Алису Льюиса Кэрролла, любимую героиню его детских снов. Образ Алисы дополняла нелепейшая футболка до колен с изображением кота (хорошо, что на чеширского кота не похож, а то это был бы уже перебор, подумал тогда Коля). Ноги были облачены в колготы, название которых вызывало у Николая стойкую ассоциацию с крепкими сибирскими морозами, густыми бородами охотников, махоркой и звуками выстрелов, речь идет о лосинах. Николай посмотрел на девушку, девушка на него. Она не то что бы понравилась Николаю, нет, но та приятная небрежность девушки, которой обладал и сам Николай, его удивила. Неожиданно зазвонил факс, а так как он находился рядом с дверью, где в этот момент так удачно материализовалась девушка, Николай вежливо приказал ей ответить на звонок. Девушка, загипнотизированная галантным нахальством МНСа повиновалась.
- Алло, да…да…факс принять, сейчас, секунду – заговорила она и зачем то взяла ручку и бумагу, лежащую тут же на столике рядом с факсом, и с деловито-невозмутимым видом разразила в атмосферу вот такую фразу – Я готова, диктуйте.
Такого буддизма Коля не ожидал, он медленно сполз по стулу, закрыл лицо бумагой и тихо засмеялся. Придя в себя, Николай подошел к ней, щелкнул по кнопке на факсе, и через пару мгновений из черной щели полезла бумага с какой-то информацией. Она виновато ухмыльнулась, и как ни в чем не бывало, высказала Николаю цель своего визита. Но Николай ее уже не слушал, он ретировался на рабочее место и продолжил заниматься делом, отвечая на глухом автомате. Для него загадка была разгадана и больше эта девушка его не интересовала.
- Почему? – задался вопросом Николай и тут же сам себе ответил, суть его размышлений была примерно такова - потому что, во-первых, разгадка была уже загадана, во-вторых, он был женат и имел ребенка, в-третьих, и это самое главное, в нем очень сложно было вызвать две эмоции: жалость к падшим и любовь к людям. Хотя в последнем пункте Николай серьезно ошибался. Речь шла о столь же трудно вызываемом у плотников духом, но сидящем глубоко в каждом из этих самых плотников, чувстве, характеризующимся словосочетанием: милость к убогим. При возникновении этого чувства настоящий плотник невыносимо хочет поделиться частичкой своего мастерства с объектом милости. И как только дар мастерства преподнесен, плотник теряет всякий интерес к одаренному. Но в данном случае можно ввести понятие "ложная убогость". Ложная убогость это когда одариваемый умышленно не до конца перенимает мастерство плотника духом, и плотнику приходиться подниматься все выше и выше по спирали искусства передачи дара. Впрочем, любая спираль имеет свое окончание. Гуру плотнического дела называют окончательную точку спирали простым и ёмким словом ****а. Но тут есть еще один вариант - оторваться от металлической спиралевидной материи и вновь оказаться в блаженной невесомости, в которой пространство ограничено лишь дверями. Второй путь оказался наиболее близок для Николая. Впрочем, обо всем по порядку.
Вскоре Николай и девушка, которая, носила победоносное имя Виктория, оказались в одном отделе. Надо заметить, что между ними образовалась крепкая дружественная связь. Николай часто проводил с Викой занимательные беседы о сущности небытия, которую сам же и открывал для себя в процессе этих бесед. Вика слушала и спорила, иногда молча слушала, иногда подкидывала свои измышления, иногда молча не слушала. И вот в один прекрасный вечер случилось так, что Николай и Виктория заспорили особенно жарко, и Николаю не пришло в голову ни чего лучше чем утихомирить их диспут, самой распространенной фразой применяемой при работе с убогими.
- Я тебя поцелую
Было не ясно, спросил он или предупредил. Возможно, если бы он высказал это в приказном тоне, даже лучше и вовсе не высказывал бы, а взял и совершил намеченное действие, то все бы обошлось. Но он сказал, как сказал и услышал, то что услышал.
- Нет, я с женатыми мужчинами не целуюсь
- Ну, может тогда просто переспим
- Этого я тоже не буду делать. Пойми, Коля ты женат
- Я это не то, что понимаю. Я это знаю. Ну, в таком случае Вика давай оборвем всякую связь
- И тут я тебе вынуждена сказать нет. Ты мне очень симпатичен, но я боюсь греха. Очень боюсь.
- Ну, нет так нет – сказал Николай, крепко вцепившись в самое основание спирали.
Долгие месяцы Николай болезненно передавал плотнический дар ложно убогому объекту своего поклонения, через дружеские беседы и поглаживания по попе (против этого жеста Вика не имел возражений). Он потерял пять килограмм своего физического тела, взор его стал усталым и опустошенным, а голос приобрел нотки равнодушия. Виктория же отчаянно пользовалась положением, иногда одаривая Николая надеждой на взаимность. Но наступил такой момент, когда Николай твердо решил спрыгнуть со спирали в родное тепло, обрамленное двумя дверями. Для начала он решил официально зарегистрировать свое плотничество духом и перейти в вольную общину индивидуальных плотников и конечно разорвать всяческие отношения с церковным производством. Совершив все необходимые действия радостный в своей свободе, Николай решил попрощаться с Викторией.
- Прощай Вика, больше мне не звони и не пиши. Теперь я индивидуальный плотник.
- Я знаю – грустно сказала Виктория
- От куда?
- Василиса из отдела иконной оцинковки сказала
- Тогда прощай
- Подожди, Коля. Я хочу кое-что тебе сказать, вернее, попросить кое о чем
- Говори
- Дело в том, что ты мне очень нравишься. Мне уже почти двадцать семь, а ребенка нет. И мой товарищ, возможно, не отважится на такой смелый шаг. В общем, я хочу от тебя ребенка. Я не буду иметь к тебе ни каких претензий, сама его подниму на ноги, но отцом прошу быть тебя.
- Когда?
- Не знаю, но не меняй своего основного номера, очень тебя прошу, это мое последнее желание.
- Хорошо не поменяю, но если честно Вика, я очень сомневаюсь, что ты мне позвонишь когда-нибудь.
- Может и не позвоню, но мне, почему-то кажется, что позвоню – и она, улыбаясь, начала изображать возможный вариант звонка – ты поднимешь трубку и я скажу: алло Коля, а ты мне скажешь, да это я, а кто это, а я отвечу это Вика, какая Вика, спросишь ты; ты ведь сам говорил, что быстро забываешь людей, а я отвечу это Вика Афанасьева. И вот тогда ты, возможно, все вспомнишь, по крайней мере, я очень на это надеюсь.
- Смешно, ну ладно Виктория, меня ждут. Прощай.
- До встречи.
Николай вышел за дверь и уже через тридцать минут он осматривал место под плотническую мастерскую и офис. Виктория перестала ему сниться только через пол года.
***
Николай сфокусировал взгляд, разогнал, словно стаю голубей, сонм мыслей, резко возникший за пол минуты в его и без того воспаленном сознании, и громко спросил:
- Ну и чего ты хочешь Виктория
- Как так? Ты забыл? Хотя этого следовало ожидать при твоем то образе жизни
- Нет, нет, я все помню. Я не правильно сформулировал вопрос, того ли ты хочешь, о чем мы с тобой разговаривали в последнюю нашу встречу.
- Именно того Колечка, именно того. И прямо сейчас.
Николай вновь задумался. Но быстро вышел из ступора, в глазах его заблестела точка конца спирали и он, резко выхватив ручку из нагрудного кармана рубашки, скомандовал:
- Диктуй адрес. Выезжаю
Записав адрес, он пристально посмотрел на Василия. Василий ответил ему взглядом полного недоумения.
- Все Вася все дела на сегодня закончены, я добрался до конца спирали и мне теперь любые двери по плечу. Лес заберу завтра.
Сказав это, Николай быстро вышел с балкона и направился к выходу.
- *** вас поймет плотников духом, чудные вы все какие-то ****ь – крикнул Василий в спину удаляющемуся партнеру по бизнесу.
Николай очень быстро преодолел расстояние до машины, и продиктовав Захару адрес, пристегнул ремень безопасности. Туман сошел на нет и дорога была ясная. Захар, по велению Николая, вел машину, как капитан корабля, обогнувшего земной шар, и на последнем дыхании, увидевшем родную фигурку любимой женщины, призывно машущую с родного берега расписным платком.
Остановились возле магазина напротив указанного дома. Николай купил бутылку "Зычной Белуги" и коробку конфет "Непаханые поля". Войдя в подъезд дома номер сто сорок четыре по улице Лермонтова, он слегка отдышался, посчитал удары сердца и двинулся вверх по лестнице. Путь его лежал на третий этаж.
Звонок прозвенел примерно так же, как обглюкодиненый Василий разговаривает по телефону. Жу-жу-жу-жу-жу-жу-жу-жу-жууууууууууууууууууу. Дверь открылась, и взору Николая предстала та самая Виктория Афанасьева. Та самая только с десятилетней выдержкой. Она была в халате с красными драконами, Льюис Кэрролл об этом ни чего не писал.
Николай приветственно улыбнулся, Виктория ответила ему тем же. Он прошел в коридор, расшнуровал ботинки, посмотрел ей в глаза и сказал:
- Ну, теперь то я тебя поцелую?
- Нет, об этом договора не было. Секс, только секс
- Давай, что ли выпьем сначала
- Предпочитаю трезвых мужчин. Иди в душ, а я буду ждать тебя в зале.
- Я мылся с утра
- Время обед и по глазам твоим видно, что в аптеку ты уже заходил. А от кокаина, насколько я помню, потеют как собаки.
- Как собаки от него дохнут, а потеют от него как кролики
- Как кролики от него плодятся, а вот потеют от него как…
- … редакторы газеты «КП»
Мужчина и женщина рассмеялись самым искренним дружеским смехом.
- Все же иди, сходи в душ
- Хорошо моя госпожа – с ухмылкой согласился Николай
Вернувшись из душа, Николай обнаружил Викторию томно сидящей на бархатной софе.
- Ну что приступим – призывно произнесла Вика
- Приступим – с долей смятения согласился Николай
Виктория откинула полы халата и раздвинула ноги, тем самым, обнаружив полное отсутствие нижнего белья. Николай подошел к ней, смочил пальцы слюной и провел по ее половым губам, одновременно с этим он почувствовал неумолимое приближение эрекции. Вика ахнула, и Николай ощутил, как там, в низу Вика становиться влажной и без его усилий.
- Давай Коля – мягко сказала Виктория и добавила более повелительно – Приступай Николай
Николай стянул с себя трусы с надписью «Manowar» (это все, что было на нем после душа), положил Вику на софу и вошел в нее. Первые три рывка принесли ему наслаждения, но на четвертом он, почему-то подумал о том тумане, который застал его на пути к Василию, о том, что вся жизнь его проходит вот в таком же точно тумане. Вспомнились ему лица потерянных и одиноких людей, и свое лицо среди блуждающих в этом молочном облаке людей. В общем, мысли его были поэтичны в своей грусти, но совершенно не к месту. И от этого всего он с горечью осознал, что сила его ослабла.
- Что такое Коленька, ай-яй-яй. Видимо сильно ты хотел меня все эти годы, переволновался аж.
Виктория легко толкнула Николая, жестом велела ему встать на паркет, села на колени и губами обхватила обмякшую плоть партнера. Николай почувствовал влагу, словно обессиленный путник в долгом пути по пустыни, но ни как не удавалось ему напиться. У Николая сложилось ощущения сна, когда очень хочется пить и сниться, что ты припал губами к воде и жадно глотаешь вожделенную влагу. Но сколько бы ты не пил, жажда ни куда не исчезает.
- Не помогает дружок, что с тобой Коленька, ну хочешь, я тебе массаж сделаю.
Николай понял, что ему надо
- Вика встань собачкой
Вика повиновалась. Николай сходил в ванную, взял свои брюки, достал телефон и набрал номер Захара.
- Алло поднимись сюда Захар, помощь твоя требуется.
Сказав точные координаты, Николай повесил трубку.
- Что случилось? Кому ты звонил?
- В общем, тебя сейчас трахнет мой шафер
- Ну уж нет, буду я еще под холопа ложиться
- Будешь сука, это меня заведет
Вика замолчала.
Захар поднялся достаточно скоро. В квартиру он вошел, потирая свою бороду и изумленно оглядываясь по сторонам.
- Хороши хоромы, хороши – и слегка придя в себя, спросил – что прикажешь делать?
- В общем, так, иди мыть свой *** и быстро.
- Барин ты, что ополоумел чтоль?
- Делай, что тебе говорят – при этом Николай указал Захару на Викторию - но… но не вздумай кончать в нее
Захар повиновался. Совершив необходимые гигиенические процедуры, он прошел в зал. Вика низко наклонила голову, так что ее лица не было видно. Без лишних церемоний, Захар пристроился к ней сзади и метким снайперским движеньем вонзился в ее ****у.
- АААА – Вика вскрикнула, и в крике этом был целый букет эмоций. И призрение к низшему сословию и услада тайных желаний и боль от унижения, и просто боль и чувство сильного мужицкого начала. Возможно, что из этого набора и состоит пресловутое женское счастье.
Захар двигался грубо с большой амплитудой, при этом гладил Викторию по персиковому заду и часто дышал в свою окладистую бороду. Николай в это время зашел на кухню, взял белую алюминиевую кружку с нарисованной белочкой, вошел в зал сел на колени напротив Виктории и принялся водить рукой по своему уже эрегированному члену. Виктория почувствовала присутствие и подняла голову. Лицо ее налилось краской, глаза слезились.
- Как стыдно то Коля, ой как стыдно… стыдно и сладко
Николай восторженно дрочил, держа возле члена кружку. Он пристально смотрел в ее глаза, она отвечала ему тем же. И вдруг ему стало ясно, что все эти десять лет он поступал точно также. Ее трахали чужие мужчины, а он смотрел ей в глаза и дрочил на кружку с белочкой. Смотрел и дрочил, когда спал с женой. Смотрел и дрочил, когда трахался с Люськлй. Смотрел и дрочил, когда **** иных других женщин. Смотрел и дрочил, когда закрывал глаза и отпускал руки. Смотреть и дрочить это и есть идти по спирали. Смотреть и дрочить это основной принцип передвижения от двери к двери в густом тумане небытия.
Взгляд, рывок и их губы слились, а языки заплясали черную сарабанду. Член Николая напрягся, рука дернулась последний раз, и дно кружки закрыло белое семя. Вот оно - простое человеческое счастье.
Захар продолжал свои поступательные движения, хотя надобность в нем уже пропала.
- Ну все, все холоп – сказала Виктория повернув голову назад – высунь из меня свой *** и убери руки с задницы.
Захар вошел в ступор и двигался словно завороженный. Николай встал с колен, подошел к Захару и силой, на которую только способен только что кончивший мужчина, ударил Захара по голове. Захар вскочил и принялся кланяться и извиняться.
- Убирайся быстро, тебе две минуты.
Захар продолжал извиняться, даже когда одевался, и когда зашнуровывал ботинки, тоже извинялся, его извинения были слышны даже из подъезда.
Пока Захар уходил, Вика достала из аптечки шприц, набрала в него содержимое кружки, всунула шприц в себя и надавила на поршень.
- Коля, но это все равно не то. Я хочу, что бы ты меня трахнул – сказала Вика и погладила вернувшегося Николая, словно кота, по спине и по голове
- Мурррррр – ответил Николай
- И кстати у меня для тебя сюрприз, Вика ушла в другую комнату
- Вик, слушай хотел спросить, а почему ты мне решила позвонить именно сегодня и прямо с утра
- Мне Коля – Вика явно была занята поиском чего-то – сон сегодня приснился, красивый сладкий сон про тебя. И так мне стало без тебя тоскливо и плохо, так невыносимо душно, что сил моих хватило только на пол часа.
Вика что-то надевала, а Николай закрыл глаза и на миг представил всю ту грусть которую испытала его лучшая подруга, и на ум ему пришла очень печальная мелодия. Он открыл сухой рот и тихо, тихо, так чтоб не было слышно, запел:
On a dark desert highway … cool wind in my hair,
Warm smell of colitis … rising up through the air,
Up ahead in the distance… I saw a shimmering light,
My head grew heavy and my sight grew dim,
I had to stop for the night,
- Что мяучишь? – Виктория появилась в облегающем кожаном костюме и с плеткой в руках, не дождавшись ответа, продолжила – Ну что облачимся в кожаные одежды и покинем этот рай.
На этих словах она бросила Николаю, подобный костюм, но вероятно, мужского образца.
Музыка в голове Николая нарастала снежным комом.
Her mind is Tiffany-twisted, she got the Mercedes Benz
She got a lot of pretty, pretty boys, that she calls friends
How they dance in the courtyard, sweet summer sweat
Some dance to remember, some dance to forget
***
- Ты знаешь, Коля, у женщин вот здесь – Вика показала пальцем куда-то между ног – порой болит больше чем вот здесь.
На последних словах она приложила ладонь к левой стороне груди.
- И боль эта не физическая, эта настоящая боль души. Той души, которой нет. Боль души небытия, если хочешь.
- А как же эта душа? – Николай приложил руку на ее левую грудь
- Это не душа
- А что же это, по-твоему
- Это совесть
- Ты, я смотрю, поумнела. Ты где ныне трудишься?
- Главным бухгалтером в приходе "Свежий Бог"
- А ну тогда тебе виднее, где душа, а где совесть
Вика положила сигарету в пепельницу, засунула руку под кровать и вытащила книгу. На книге был крупно изображен Джон Траволта и еще три лица, одно из них явно женское.
- На вот почитай
Николай прочитал название книги, звучало оно так: "Новая Библейская Сентенция", повертел ее в руках и убрав на свою сторону кровати сказал:
- Хорошо почитаю – и немного подумав, продолжил – а ребенка мы как назовем
- Не "мы" а я
- Ну ладно "ты"
Вика последний раз затянулась, затушила сигарету, достала еще одну, как выяснилось последнюю, и скомкала пачку "Kent".
- Еще не знаю, но точно не Федором.
Николай не стал спрашивать, почему он уже погрузился в свое пространство между двумя дверями, где догорал последний куплет хорошей, но очень грустной песни.
Last thing I remember, I was, running for the door,
I had to find the passage back, to the place I was before,
Relax, said the night man, we are programmed to receive,
You can check out any time you like, but you can never leave.