ОН ПРИШЁЛ
И он пришел...
Наташа чувствовала каждой клеточкой своего тела, что Горин вернётся: об этом ей поведали его черно-жгучие глаза, пылавшие огнем, когда они заглянули ей прямо в сердце, вмиг поднявшее непонятную тревогу. Там произошел взрыв! Взрыв такой мощи, что опрокинул напрочь и её честь, и её гордость, и все семейные устои...
Душа Наташи ликовала, и сейчас никакие запреты, законы и доводы благоразумия не способны помешать ей открыть дверь Горину. А в том, что он придёт, она не сомневалась.
Секунды бежали и бежали, образуя минуты, которые трудно было пережить.
Он скоро будет здесь! И никого рядом... Только я и он!.. Только вдвоём!..
«Когда же, когда? Она услышит легкий стук в дверь и вспорхнет самой легкой птицей к нему навстречу, чтобы, наконец, рассказать ему то, что хранила в своем сердце, не давая никогда пролиться, долгие и безрадостные годы... Разве не самое трудное испытание любить, быть любимой, и эти красивые и никогда не израсходованные чувства хранить в своих глубоких тайниках?..
Наконец, сегодня эти тайники распахнутся – и её яркая любовь не станет для Горина тайной: она всё ему поведает, всё до последней капли, до самого донышка...»
Минуты... Еще минуты...
И вдруг она уловила слишком осторожный стук в дверь. Не звонок, а шелест от прикосновения его нежных пальцев.
Наташа не смогла почему- то встать и побежать навстречу своему счастью: она, казалось, лишилась сил.
Еще не то стук, не то шелест, и Наташа, у которой сердце отбивало тревожные секунды, наконец-то, распахнула дверь: на пороге стоял Горин с букетом дивных алых роз и с пакетом в руке.
- Наташка... Наконец-то! – почти шепотом обронил он свои слова на её протянутые руки, - Не может быть! Ты – рядом! Я – с тобой! Как поверить этому?! Я теряю рассудок... Я теряю себя...
Каким-то невероятным усилием сдерживая сердце, чтобы оно не вырвалось из груди, Наташа взяла цветы и пакет.
- Раздевайся, Горин!- по-старому обратилась к нему и, уходя на кухню, спиной почувствовала, как Горин тихо снял плащ и туфли и пошел за ней. Она боялась оглянуться, ибо знала: в эту же секунду окажется в крепких и горячих объятьях Горина, и что она прильнёт к нему и разрыдается, либо сойдет с ума.
Через секунду-другую Горин обнял Наташу за плечи, привлек к себе, целуя в затылок и вдыхая аромат её молодого тела. Затем развернул её – и глаза их встретились: испуганные серо-зеленые глаза Наташи и горящие тёмно-карие глаза Вадима Горина.
... Кто может рассказать истину, не изучив этого состояния, как чувствовали себя двое, любившие друг друга многие годы и ни разу не встретившись наедине, ни разу не принадлежавшие друг другу? Кому это дано? Как и чем это объяснить, если это необъяснимо?
- Наташка... Моя Наташка... – шептали ей в ухо горячие губы Горина. – Как я долго ждал этого часа! Как я его ждал и как страдал! Моя любимая! Моя желанная! Наконец-то!.. Наконец-то мы вместе!..
Слабея от слов Горина, Наташа не сопротивлялась. Она впервые забыла о женской чести и гордости и лишь боялась, что не устоит в эти счастливые минуты и упадёт, ибо силы от волнения были на исходе.
Несколько минут они стояли молча, наслаждаясь друг другом и слушая, как звонят в унисон их влюбленные сердца.
- Вадим! Я боюсь...
- Чего боишься, любимая?
- Этой встречи боюсь. Я тогда либо пойду за тобой на край света, не разбирая дороги: по оврагам, кочкам, по туману, по молве и людским пересудам, либо умру.
Через несколько минут, сидя напротив друг друга, они пили шампанское.
Горин, рассматривая лицо Наташи, попросил:
- Посмотри мне в глаза, Наташа! Не прячь их! Они очень красивые...
Наташа подняла густые ресницы – и Горина обдали теплые лучи её чистого взгляда.
- А теперь сядь со мной рядом.
Наташа безропотно покорилась его просьбе.
Горин целовал её глаза, губы, шею, замирая от восторга и проваливаясь в горячую пелену. Он слышал словно сквозь сон:
- Я люблю тебя, Горин! Никого и никогда так не любила. Это на всю жизнь! На все времена... Запомни это!
- Наташа! Расстегни свои пуговички на груди.
Когда она безропотно выполнила и эту его просьбу, он склонился и в горячем порыве целовал её грудь, её темные тугие соски и был на вершине блаженства.
- Наташенька, не волнуйся! Я ведь рядом с тобой. Я люблю тебя... Мне нужна в жизни только ты! Одна ты и больше никто! Ты нужна, а ещё жизнь, чтобы всю её, от начала и до последних её дней, отдать тебе и любить тебя ...
Горин целовал её безумно и страстно, и в какое-то мгновенье она почувствовала, что она провалилась в бездну, а голос Горина был ей едва слышен.
- Горин... Мой Горин... – шептали её губы, а легкие и ласковые руки обнимали его и не отпускали. – Наконец, я испила свое счастье...
Под губами Горина вздрагивало её тело.
- Это ещё не всё, Наташенька. Я одарю тебя таким счастьем... И сам буду счастлив...
Горин приподнял её на руки, чтобы снять платье. И вдруг он почувствовал, что тело Наташи обмякло. Глаза её были закрыты.
- Наташенька!.. Что с тобой? – положив Наташу на постель, суетился возле неё Горин. – Открой глаза! Открой, любимая! Скажи хоть одно слово!
Наташа лежала ко всему безучастная: она была без сознания.
Через полчаса у постели её хлопотал врач. «Скорая» по звонку Горина явилась без особой задержки.
Горин был бледнее полотна. Через плечо врача он видел Наташу, уже пришедшую в себя. Розово горели щеки, а её руки слегка вздрагивали.
- Что с ней, доктор? – Горин не узнал своего голоса.
- Ничего. Пройдет. Нервный срыв. Постельный режим до утра. После укола она будет спать.
Но Наташа после ухода врача не спала. Она целовала руку Горина и боялась её отпустить.
- Хорошо, что сын спит, - промолвила она, облизывая горячие губы.
- Ребятишки всегда хорошо спят после дневной нагрузки. Успокойся, Наташенька!
- Спасибо, Горин! – Она слабо улыбнулась. – Жизнь, видно, против наших встреч.
- Не заканчивается жизнь на сегодняшнем дне. Будут еще встречи у нас, будут еще праздники. Наташенька! Всё-всё у нас будет впереди! Запомни мои слова! Запомни!..
Что имел ввиду Горин, говоря такие слова, Наташа разгадывать сейчас не пожелала.
Простившись и поцеловав её, Горин вышел на лестничную площадку и ещё долго стоял там, выкуривая сигарету и думая о случившемся.
Он был подавлен...
НАЕДИНЕ
Как и прежде, Наташа отрицала всякую тайну в отношениях с Гориным. На людях могла стоять рядом с ним, разговаривать, шутить, делиться своими заботами, успехами сына, а он, вбирая её слова, жил ими и поэтому всё знал о Наташе. Это было ему нужно! Это была его жизнь!
А люди всё-таки шептались.
- Что ж, на чужой роток не накинешь платок, - серьезно на все слухи отвечала Наташа. – Главное, самому знать, что ты – честный и порядочный человек.
В один из дней Горин попросил её сделать пару чертежей для Юры, который был уже на четвертом курсе и по-прежнему тяжело болел.
Наташа как раз была свободна. Андрейка уехал на каникулы к бабушке, и она согласилась, тем более, что Вадим почти никогда не обращался к ней с такими просьбами.
Работалось им легко, как всегда, когда они работали вместе.
За окном было темно, когда стали собираться домой. По дороге, дыша свежим ароматным воздухом, тишиной и запахами летнего вечера, они весело болтали. Горин не узнавал её. Куда-то девалась её скованность, и перед ним был шаловливый ребёнок, увлёкший его в беззаботное детство.
Наташа сама себе удивлялась: не чувствовала ни своих лет, и будто не было у неё замужества, ни пережитого, ни яркой встречи с Гориным, когда при большом обоюдном желании они так и не смогли в тот вечер принадлежать друг другу. Лишь изувечили свои сердца.
Наташа пыталась всё оставить в своих душевных закромах. Дурачилась, хохотала, и Вадим так и не мог разобраться, что же еще придумала Наташа, чтобы забыть ту встречу.
Подошли к дому, постояли. Видно было, что она не торопится расставаться с Гориным.
Потом словно набежала тучка на этот мир беспечности и вернула их в состояние всё той же порядочности.
- Ну, всё, Горин! Мне пора! – и Наташа, не успев Горин и рта открыть, скрылась в подъезде.
Для него это было полной неожиданностью. За весь вечер ему ни разу не пришло в голову, что надо будет с Наташей расставаться. Не потому, что он строил какие-то планы, а потому, что так надо было.
Он стоял, растерянный и ошеломленный: от Наташи он этого не ожидал...
Наташа поднималась по лестнице тихо и медленно, словно хотела постепенно сбросить с себя остатки непозволительного для себя состояния. Открыла дверь пустой квартиры, зашла, разделась. Пошла в ванную, открыла кран и кинула свое тело под плотную струю прохладной воды. Крепкие струйки били её упругое тело, стекая на голубой мрамор. Слегка вытерлась и надела тонкую ночную сорочку.
Вдруг прозвенел звонок! Резкий, пронзительный, словно кто-то кричал, взывая поскорее открыть, потому что там, за дверью, что-то случилось.
Наташа, не раздумывая, повернула защелку: она даже через плотную дверь слышала его дыхание и видела его фигуру. И всё же от страха перед чем-то надвигающимся, отпрянула, а через секунду отчаянно распахнула дверь.
Горин перешагнул через порог и, словно теряя силы и сознание, прислонился к закрытой уже двери.
- Прости, Наташа! Не смог уйти. С полдороги вернулся... Я бежал сюда, как мальчишка... Бежал по лестнице... Бежал бы по горам и по ущельям, по воде и по огненному пламени...
Прижав руки к груди, влажная еще от прохладной воды, что спасала её от волнения при встрече с Гориным, Наташа хотела что-то сказать, но Горин прикрыл её рот ладонью.
- Не прогоняй меня! - Горин дышал трудно, ибо только что преодолел лестничные ступеньки. – Мне надо поговорить с тобой... Нет! Не поговорить... Я жить без тебя не могу... Осуждай меня! Казни меня, но не осуждай!..
Точно так же, прислонившись к стенке и потеряв дар речи, стояла Наташа в тонкой ночной сорочке, сквозь прозрачную дымчатость которой темнели соски её округлой и упругой груди, а слегка влажные волосы, не просохшие после купания, и её стройное юное тело пахли свежестью.
К стенкам их разметал страх. Страх оттого, что они уже испытали, оставшись наедине; страх перед тем, чего так долго, борясь с собой, они избегали целых девять лет.
И вот оно здесь – не обойти, не объехать и не перешагнуть.
Едва шевеля губами, Наташа тихо попросила:
- Горин, уйди! Пожалуйста!
- Я уйду, не бойся! Не бойся меня, прошу! Почему ты дрожишь? .. Я ничего не позволю себе... Я только притронусь к тебе... Я скоро с ума сойду, Наташа.
- Подожди, Вадим, я оденусь, - метнулась Наташа в комнату, и Горин словно налету поймал её.
- Пожалуйста... Прошу тебя! Побудь так... Хоть немного...
Она замерла в его руках.
Горин, как это делают слепые, чтобы в кончики пальцев запечатлеть память, чуть касаясь, провел пальцами по её щекам, дотронулся до ресниц, легким дуновением ветра поцеловал губы, шею и, расстегнув тесёмки на плечах ночной сорочки, ощутил под руками нежную и ласковую бархатистость кожи, плавные извилины тела.
Горин сгорал от нетерпения непременно овладеть этой женщиной.
Она же стояла в сумерках полуосвещенного коридора, словно прекрасное мраморное изваяние, молча, не шелохнувшись.
Горину казалось, что его допустили к красоте, и он наслаждался ею с чувством благоговения, боясь неосторожным движением совершить святотатство.
Нежно прикасаясь, целовал её грудь, гладил оголенные плечи, а потом, опустившись на колени, обнял её ноги и, припав к ним лицом, замер на терзающие его сердце минуты. Затем поднялся, взял в руки женский халат, висевший на стуле, отнял Наташу от стенки и одел её в светло-зеленый под её глаза халатик.
- Не волнуйся, любимая... – шептал ей, завязывая пояс халата. - Очнись! Поговори со мной, и я уйду. Я хочу услышать твой голос.
Наташа молчала и не шевелилась. Вадим даже испугался. Чтобы вывести её из такого непредвиденного состояния, легонько потрепал её за нос, снова провел пальцами по губам, взял её руки и стал осторожно шлепать ими по её щекам.
Она как бы очнулась от глубоких размышлений, и лицо её озарила ясная счастливая улыбка. Потянулась к Горину руками, обхватила ими шею и со вздохом облегчения прислонилась к его груди.