Я и Космос

Евстахий Пихто
Выйду я на улицу,
Вылуплюсь в небо вечернее.
Мерцает охренительно
Множество звезд различных.
Всякие Альфы-Центавры,
Проксимы да Веги, туманности
Да скопления, Кин Дза Дзы,
Альдебараны далекие.

И где то в чудовищной дали,
Мчится зонд «Пионер 10»,
Его ковбойские янки
Запульнули с мыса Канаверал
В семьдесят третьем году.
Маленький и беззащитный,
Чертовски одинокий
В мраке и холоде вечном.
Уже почти сорок лет,
Все прет он и прет куда-то
С упорством Терминатора.

А к боку Пионера межзвездного
Прикручена табличка мудреная
Из дюже редкого сплава
Того, что дороже платины.
На табличке той хитрой
Голые мужик да баба,
Пропорционально сложенные
Как Аполлон и Венера,
Европеоидной расы.

          (Помню была информация, на уровне анекдота,
          что правозащитники негров, были возмущенны
          очень сильно, страшной дискриминацией.
          Требовали от НАСА, вернуть «Пионер» на Землю,
          откуда-то с самых окраин Солнечной системы.
          Что бы на табличку хитрую, были еще пририсованы
          мужики и бабы – негроиды да монголоиды).

 
А еще на той табличке
Формула водорода.
И всякие другие
Кракозябры о человечестве.
Ну, типа, как бы – Послание,
Кому? Куда? Зачем?...
Да кто ж его знает,
Просто – плевок в космос.

И когда все мужики и бабы
Друг друга перебьют окончательно,
Армагедец наступит и свернется
Как свиток небо,
Во всей вселенной останутся
Лишь двое этих голых…
Гравированные на самой
Дорогой в мире, табличке
Мемориальной, дурацкой.

И думая о всей этой жути,
Стою как дебил ошарашенный.
Пришибленный и оглушенный
Как скворечник хлебало раззявив.

А другой дебил в иномарке
Обольет меня лужей грязной.
И сразу все мысли о космосе
Развеются, как не бывало!
И матерясь душевно
Побреду словно зомби задумчевый
К ларьку родному, домашнему
За пивасиком и орешками.