Пророчества мадам Ли Си Гун

Написано совмстно с Ксенией Смыковой

Книга лазури и ментальных радуг






В машине смерти полюбовно мы забиваем друг друга камнями
Безвидимость видимости
на мясных крючьях марионетки разве это не мы
Без укоров,взглядов и глаз
Нежные слова откровенности
счастливые секунды в бездне
на машине времени врезатьс в катафалк судьбы
часы пробили полночь
ты свою войну проиграешь


ночь очищает нас как после исповеди нас манит сокровенное на уровне губ твоих ощутимо тьмы блаженство преддверие ада


мы роем могилу в горах так не тесно лежать проще построить межзвёздный склеп эта нежная игра со смертью камни повисли в воздухе змеи спускаются к нашим ногам прокажённая кровь наша - она светилась, Господь. и пили мы её из чёрной чаши рассвета.


очертания твоего сна обрамляют мою печаль хрусталь кошмаров как твои ресницы к ним течёт и стремится кровь моего сознания

когда мы просыпаемся мы оказываемся в объятьях нагих карлиц у врат Содома мы заклинали свой прах чтобы никогда сюда не возвращаться


                краски сначала
                разбросаны как попало -  Белое облако на холсте
                крыло мёртвой птицы не долетевшей  никуда

Пламя в камине её голосом нашёптывало тоску. Я ответил молаливым жестом неподвижных рук. Вопрос сорвался с губ трепетом бархатных крыльев мотылька, зачарованно подбиравшегося всё ближе к огню.
Я осторожно накрыл его ладонью и протянул руку в открытое окно. Мотылёк неуверенно прошёлся по линии сердца, на кончик пальца и наконец сорвался в ночное небо.
Наверное полетел искать другой свет, подумал я, надеюсь, более безопасный.
Моя безмолвная собеседница следом прошла к окну и встала рядом.

-Почему всё так?- прошептала она вслух мой вопрос.
-У каждого своя скорбь...- я мысленно ругал себя, никогда не был мастером говорить- мы переживаем не лучшие времена.


в зазералье дождя происходили удивительные вещи: Агент Купер вышел чёрным из чёрного Вигвама и стал святотатствовать, он читал гимны невидимому Демиургу: целуй хлыст Христа и бремя распятий спадёт с твоего искажённого мукой лица только Ад прощает Быть свиньёй или стать богом купаться в дерьме или милосердии Какая разница для умерших в руинах распятий чёрного смеха из пепла евангельского восстанет Синагога Сатаны и пламя пирамидального холокост сотрёт гримасу вселенского счастья с этой умирающий вселенной


Нагота Утренней звезды вычёркивает из сознания понятие греха стыда и допустимые реальностью моральные ограничения.

распятия расцветают в соборах эротической немоты

             невинностью долговязых невест умирают в дыму стервятники


ландшафты замёрзших теней среди спящих вулканов


                сновидения невпопад


Красавчик Джо, твоё имя заливает кровью эти страницы


               на свете нет ничего нежнее абордажного крюка или поцелуя пьяного сержанта едва сдерживающего слёзы




   - Что это зеленое? - спросила себя Алиса. - И куда же исчезли
мои бедные плечи? И как же  это  я  не  могу  рассмотреть  мои
бедные руки? - Она двигала ими, говоря это, но вызывала только
легкое колебанье в листве, зеленеющей далеко внизу.
   Так  как  невозможно  было  поднять  руки   к   лицу,   она
попробовала  опустить  голову  к  рукам  и   с   удовольствием
заметила, что шея  ее,  как  змея,  легко  сгибается  в  любую
сторону. Она обратила ее в изящную извилину и  уже  собиралась
нырнуть  в  зелень  (которая  оказалась  не  чем   иным,   как
верхушками  тех  самых  деревьев,  под  которыми  она  недавно
бродила) - но вдруг резкое шипенье  заставило  ее  откинуться:
крупный голубь, налетев на нее, яростно  бил  ее  крыльями  по
щекам.
   - Змея! - шипел Голубь.
   - Я вовсе не змея, - в негодовании сказала Алиса.
   - Змея, - повторил Голубь, но уже тише, и прибавил, как  бы
всхлипнув: - Я уже испробовал всевозможные способы и ничего  у
меня не выходит.
   - Я совершенно не знаю, о чем вы говорите, - сказала Алиса.
   - Пробовал я корни деревьев и речные скаты и кустарники,  -
продолжал Голубь, не обращая на нее внимания, - но  эти  змеи!
Никак им не угодишь!




Может ли произойти нечто, полностью от нас не зависящее? Что может произойти с нами такого, чего бы мы ещё не познали? 



Убей меня при этом лунном свете пока ангелы спят в своих гробах пока бородатые шлюхи не скупятся на ложь и их пыльные лица в синяках
накорми меня дрожью Малевича
трепетом скал
я шепчу твоё дерзкое имя у подножия этих слепых зеркал
и если даже Бог поднимет скандал
я не знаю что благозвучнее стонов филина
время разлагается в чёрных комодах
я уверен ты простишь меня моя муза


 и Ангел с обрезанными крыльями снова обнимается

            с                обезглавленными пейзажами

подставить тело под плеть ночной автострады сны неподвижных катафалков и манекены с простреленными головами

заложить динамит в свиные туши завернуть в американские флаги посыпать пеплом облить молоком и масляной краской потом взорвать по очереди

твой топор тошнит желаниями тошнит желаниями



моя эрекция простирает к тебе свои простреленные забинтованные руки не чудо ли это?



мёртвая служанка мне приглянулась - Габриэль  убрал весь неприятный запах, чтобы я мог спокойно без всякого намёка на отвращение приступить к делу -  я уже готов затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты.


скатологическая мясорубка им Отто Мюля свинцовые туши Германа Нитча посмертная маска Рудольфа Шварцкоглера шляпа Анны Блюме девушка  с лицом Карла Маркса уже обеспечила себе беспечную старость и город стал Борделем Анны Блюме где карлицы разговаривали с сутенёрами на баварском диалекте а коротышка бриджитт стегала плетью провинившихся не желающих пачкаться и целовать её выпадающие лобковые волосы


Хелен где мои руки? они страдают когда я не даю им работу странные создания стараются самоуничтожиться едва родившись на свет какого они цвета мочи твоей матери

  Как слабоумные достигают оргазма?

что они знают о сексе?

или скрипки распятия и тромбоны хаоса и лютни беззакония чёрные тени клавиш и белокурые карлицы прячущие свои гениталии в партитурах и пустых глазницах
               

страдание тюрьмы депрессия охранников конфискация информации возможность комментировать плевок одной ладони расслабься не каждая жаба готова быть распятой голоса не подчиняются головам у сов отваливаются уши священники теряют сутаны тени принимают формы распятий ночь обжигает овцам завязывают глаза и поливают менструальной кровью


о чём свидетельствует нагота палачей?


я играю на нежных струнах твоих губ

клавишах плеч твоих

виолончель твоих гениталий арфа твоих анальных подаяний

я импровизирую на флейте твоего сердца

цимбалах твоих грудей


в полнолуние тела карлиц принимают форму распятий их запястья кровоточат как девственность



Я послана неведомой трансцендентной силой

я одна из шести слепых девственниц-пророчиц Апокалипсиса

давайте же начинать карнавал

И я пришла к тем, кто  думает обо мне.

Я среди тех, кто ищет меня.

истина как потухшая сигарета/тает в бокале тела-без-органов



симулякры дробят Эоны



чума - рана смерти её ключевой фантазм


Книга тел без органов

от прошлого остался один фильтр/будущее обломки костей/


Обезбоженные города/обезвоженные души нимф и разбитые зеркала памяти нагие карлицы спят они загнали свою похоть под кожу


инфицированные стриптизом Алисы мы спускаемся в склеп Джюльетты чтобы окончательно уничтожить добродель


Арто: губы распахнуты в открытые тела упираются обмякшие члены шакал пожирает торс юноши когда то он слизывал с моей груди ржавчину сперму и кровь брошенный на растерзание стихиям, он метался вслепую, и петляла его страсть, все движения его были столь изменчивы, будто его несло капризными ревущими ветрами, ее краски стали столь неясными, их так перемешало наступавшими сумерками, что и сама она казалась лишь излучением этого места или времени года



Рене Магритт: безысходность набухших сосков проецируется на экран виртуального супрематизма


Леди Градива: изумруды мрака истекают кровью в забинтованных ранах земли


Мадам О: Где ты отец?

Анна Блюме: Курт умер. Ты назвала меня отцом?


Мадам о: Разве ты не Дориан?


Курт Швиттерс: когда я закончу строить собор у нищих будут сбережения.


Дориан: Мама я вижу тебя насквозь. Когда ты стала прозрачной


Мадам О: Я приняла крещение теперь распятие согревает мои груди


Дориан: Меня тошнит от твоей наготы мама, уберись в своём теле, приберись, избавься от лишних органов, разве тебе нужны груди? Глаза, Пальцы? Пожертвуй их Богу



Могильщик-некрофил Эндрю: Открываю жаровню - неподвижно висит над пеплом тело любимого Йодзи


Девушка читающая Капитал: Машина, которая не служит в процессе труда, бесполезна. Кроме того, она подвергается разрушительному действию естественного обмена веществ. Железо ржавеет, дерево гниет. Пряжа, которая не будет использована для тканья или вязанья, представляет собой испорченный хлопок. Живой труд должен охватить эти вещи, воскресить их из мертвых, превратить их из только возможных в действительные и действующие потребительные стоимости. Охваченные пламенем труда, который ассимилирует их как свое тело, призванные в процессе труда к функциям, соответствующим их идее и назначению, они хотя и потребляются, но потребляются целесообразно, как элементы для создания новых потребительных стоимостей, новых продуктов, которые способны войти как жизненные средства в сферу индивидуального потребления или как средства производства в новый процесс труда.


я окольцована снами как змеями голуби вьют гнёзда из моего сознания листы разворачиваются и я целую распятия осени пью нежное молоко листопадов и стол превращается в бабочку и зонт становится печатной машинкой трава превращается в песок а гильотина становится голгофой я запираю свои сны в своей груди срываю корсет и бросаюсь под поезд ночи я падаю в бездну мёртвых сердец тьма ласкает мои груди плечи моё тело протянуто между двумя зеркалами и веер моих губ снова творит чудеса он рассеивает тьму он показывает мне суть вещей


 Смотрите на меня те, кто думает обо мне!

Те, кто слушает, да слышат меня!

 Те, кто ждал меня, берите меня

 И не гоните меня  с ваших глаз!

 Да не будет не знающего меня

 нигде и никогда! Берегитесь,

 не будьте не знающими меня!

 Ибо я первая и последняя. Я

 почитаемая и презираемая.


Я та, кого зовут  жизнь, и вы  назвали смерть.
Я та, кого зовут закон, и вы назвали беззаконие.
Я та, кого вы преследовали, И я та, кого вы схватили.
Я та, кого вы рассеяли, и вы собрали меня.
Я та, перед кем вы стыдились,  и вы были бесстыдны передо мной.
Я та, которая не празднует,  и я та, чьих праздников множество.
Я, я безбожна, и я, чьих богов множество.
Я та, о которой вы подумали,  и вы пренебрегли мною.
Я немудрая, и мудрость получают от меня.
Я та, которой вы пренебрегли, и   вы думаете обо мне.
Я та, от которой вы сокрылись, и   вы открываетесь мне.
Но когда  вы скрываете себя,
я сама откроюсь.

            Я блудница и святая.

                Я жена и дева

                Я мать



                перед своей жестокой музой снова на коленях я
                оставь меня в тени своей люциферствующей наготы
                которой неведома пощада


крылатые кошмары Колорадо превращают слова в занозы/ мясные куски чужих  реплик как фекалии оставшиеся после молитвы самоубийцы и цельные лишние абзацы жизни/только безумие не оставляет остатка/в критические минуты я борюсь с собственным телом как с основным внешним врагом/мысли битое стекло/Жестокая ночь/я желаю твоего господства/свет новых звёзд так трогательно проходит сквозь плоть любой морали/смерть кормится ложью с человеческих рук/где ещё искать поддержку кроме как не в этих сумерках осеннего тумана/воспоминания истлевшей любви/я ставлю на них крест/сыны человеческие – отчаянные лицемеры/они существуют, приумножая скорбь свою/чистота Эдема поставлена под сомнение/Кто владеет всеми тайнами, забывает о жалости/Я слышу стоны откуда встаёт солнце. Капли превращаются в кровь, едва достигнув земли. Насильник тихо подкрадывается к колыбели. Сжимает горло ребёнка, и прислушивается, пытаясь насладиться криками удушья. Затем насильник погружает свой кулак в чрево матери младенца. Он привязывает мать к кресту кожаными ремнями. Свастики справа, слева и сверху. Преодолевая отвращение, он мастурбирует окровавленной рукой. Он отрывает гениталии младенца и скармливает их матери. Её рвёт, и насильник кормит её с руки. Одетый в шкуру кобылы, с задом, перемазанным ее выделениями, маленький мальчик отдается на растерзание возбужденному жеребцу. Мертворождённые дети просыпаются и кричат, но немые замёрзшие статуи в полях молчат, и никакая буря не нарушит неправдоподобную музыку мрака. Только странные чёрные ангелы и перелётные птицы возносят непереносимые молитвы хаосу. Раны тысячелетий открываются, бесконечные ландшафты боли. Зимнее солнцестояние. Лицом на север. Порванная вагина бытия свидетельствует о необходимости твоей боли о стремительном порыве аполлонического гения. Распутник наблюдает за их борьбой и смертью мальчика. Околдованный чарами сосущего рта и глотанием спермы, теперь он использует более жесткий прием: каждый день он вставляет трубку в девичий ротик и заливает немного расплавленного свинца ей в горло. Она умирает на девятый день. Мир закончился этой ночью едва ли кто-нибудь помнит то время, ту бесконечную чёрную вечность, когда его ещё не было. Каждый трепещет даже перед грядущеё бесконечностью, которая сотрёт его. небо истошно плачет/гермафродит даёт потомство/под небом проливается человеческая кровь.

медленное харакири тишины/тихий суицид красоты/Смерть это знание/любовь это ритуальное действие небесной бритвы/совесть это удавка Демиурга/приручить бездну так же сложно как спуститься в пустоту грецкого ореха /кораблекрушение вечности/здесь мы тонем в зыбучих песках сансары/щелчок камеры - проявляется женская грудь/сознание расширяется, уровни реальности размываются, возникает спонтанное желание странствовать по призрачным внутренним ландшафтам/ здесь и сейчас, видеть самые изощрённые фантазии изнутри/ оказаться в их психическом центре, отсюда видно как восходит чёрное солнце/ Как иллюзии скользят по поверхности/Антихрист оделся как проститутка/затяни потуже удавку бога/
прзрачное сеппуку вместо бороды/мертвецы мастурбируют в тени лотосов/"Любовь есть закон. Любовь в соответствии с волей»/анус мира открывается и закрывается /Страус превращается в Микки Мауса/и визжат головы и брызжет бордельная кровь



Нас даже никто не спросил - хотим ли появляться на свет.
Нас до этого не посвятили в тайности смерти и бед.
И никто нас не предупредил по поводу... много чего.
Никто. Никого. Не спросил. Просто родили и всё.
Нас потом растили, любили, ругали, кормили, учили...
И нос подтирали с мыслью об ячейке общества достойной!
Но вот наконец отпустили.
Чтоб пошли и влюбились и также забыли спросить
-Вас рожать или нет?
Чтоб также забыли кого-то предупредить

как же я любил вместе с ней плыть по течению наших сновидений в гавани астральных топоров чудодейственная сила влекла меня к ней и облака рассеивались когда наши поцелуи были искренними и их картинный облик обладал магией трансцендентного обаяния нагота слов губ и пальцев ландшафты остывающих бульваров грёз искупительных слёз

я прохожу сквозь её тень не задевая силуэта моя любовь надеется на это не потревожить то невидимое что скрыто то трасендентное что за семью печатями в её теле

                Я блудница и святая.

                Я жена и

                дева.

                Я мать Всего сущего



-ДАЙТЕ АБСУРДУ ЖИТЬ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ И ОН ПОРОДИТ ПОТОМСТВО?
-ЭТО КТО ГОВОРИТ? ЧЬИ ГУБЫ НАШЛИ АДРЕС МОЕГО УМА?
-ТВОЙ ВНУТРЕННИЙ НАРЦИСС ЛЮБОВНИК ТВОЕГО УМА НЕ ВИДИМЫЙ МНОГИМИ Я СОВОКУПЛЯЮСЬ ТОЛЬКО С ТОБОЙ ВНУТРИ ТВОЕГО ТЕЛА НИКОГДА НЕ ВЫХОДЯ НАРУЖУ ИБО ТОЛЬКО ТВОЙ МОЗГ МНОЮ ЛЮБИМ И СЕКСУАЛЕН
БОЖЕ ОН ПРИГЛАШАЕТ МЕНЯ НА ТАНЕЦ!!!


/гермафродит даёт потомство/под небом проливается человеческая кровь. Всё растворяется и движется вспять и хаос становится плотью. Содержание твоего сознания становится империей безумия Тогда же мы начали готовиться к паломничеству  Похоть, которая даёт мне силы и убивает меня. Единственное желание, имеющее право на существование и осуществление  – стать детским трупом, дырой в теле матери, страданием идиота, гигантским ртом, астральной рвотой, рождённым твоей ненавистью к себе, стать тем, кто никогда не вспомнит о нашем пробуждении


так твой Бог это вирус или злокачественная опухоль?


И вновь растекается музыка, то здесь, то там оживает рой сновидений и образов, ещё смешнее кривлянье масок, смоляной мрак тяжёлых драпировок угнетает, ночь на исходе, и сквозь стёкла цвета крови струится сияние ещё более алого оттенка. Свежие посткроулианские откровения, в глубине онемевшего рассудка распространяется синтезированный вирус, принимающий форму экстаза.

Церебральный паралич эроса.


Снаружи твоей кожи такой ослепительный свет
я стою рядом и привыкаю к этому огню
есть только один нимб и он у тебя над головой
я не помню точно когда ты стала для меня святой
рядом с тобой я обретаю новый смыслы желания и надежды
не запирай свою наготу и молодость в груди
вылетай на свободу как птица из клетки
реальность смерть и любовь перемешались в одном бокале рассвета
как нам вместе не отравиться этим
семя поэта даровано музе
для продолжения рода

надеюсь ты полюбишь меня за  за то, что меня разрушает
за ножницы в моих снах
за пыль в моих мыслях
за болезнь расцветающую в складках моего мозга и кошмары на мониторе моего тела

я хочу каждое мгновение выходить поцелуем из твоего окровавленного рта как это необъяснимо о боже ты соединяешь эти гиацинты сплетаешь судьбы и сердца но страдание перевешивает чашу весов под высокими кронами этот полуразрушенный собор эти угли и и свечи на холодном ветру поцелуи наши сворачиваются и становятся горячими каплями янтарного дождя


Голос за кадром: Любовь! Чем провинились мы пред тобой -  руки становятся бледны а душа истерзана ожиданием чуда


мы все готовы исполнить лебединую песнь во славу твою но в миноре…почему?



Твои кудри в птичьей клетке
Соловьи вылетают из моего сердца
В благодарность тебе


Рене Кревель: бросай камни в моё детство оно истлело на глазах плети моей матери в зрачках моего повешенного брата в венки из хризантем забудь о любви мой дорогой ибо даже пепла на ладонях не осталось

Арто: Любовь улыбкою палача сквозит сквозь мою и твою кожу


Элюар:
Мертвую ночь нашей любви сковало льдом



Камера медленно скользит в сторону её лица звучит Бетховен и девушка плачет закрыв лицо руками
-Я же просто говорил о благодарности ты не ценишь и не замечаешь сколько я сделал для тебя посвятил тебе я вверил тебя себе?
-И что я должна теперь делать?
-я выстрадал тебя вспомни когда мы вплыли в ночь вспомни как кровь наша сверкала на острие губ ты спишь во мне кровь мою спеленав собрав пурпурные капли в ладони
-и эти весенние дни зыбучие пески ты как улитка на Фудзи я чувствую как кружится земля к великому счастью мёртвых и...величайшей радости живых
-Ты что-то ещё хочешь мне сказать?
-Нет нет это диалог с самим собой и твоим внутренним нарциссом мой гнев справдлив и пусть его рвут в клочья твои слёзы и попытки суицида - меня спасёт только твоя ложь дорогая и ничего кроме - так что лги лги лги лги лги лги лги лги лги мне дорогая до головокружения до самого Ссудного Дня этого фатального болеро на костях мучеников

-Неужели во мне сердце Каина?
-Если ты марксист тогда естественно
-Что, по-вашему, хорошего в суициде на почве любви?
-Во-первых, это поэтично и романтично об этом писали все великие  и Шекспир и Берроуз
-Вы не делаете между ними разницы?
-Нет так же как между Кэрроллом и Де Садом мы же не можем смотреть на жизнь только с этой стороны стекла.

imperioso
Осень пришла в одинокий забытый всеми дом,
окружённый виноградными лозами.
и мы с тобой рядом сплелись телами как хризантемы вдвоём.



 Это тот мир, которого больше не увидит Джон Бэлэнс. Мы научились ценить каждое редкое мгновение сакральной тишины, воспетой Джоном Кейджем, мы пытаем свою плоть, пытаясь заглушить боль, пока она не выскользнула наружу и не оглушила нас. У пидоров и торчков есть нечто общее – это непредвзятое отношение к смерти, то, что их подстёгивает и в каком-то смысле поддерживает интерес к жизни. Жюльетта, живая, легкомысленная, прелестная,  злая, коварная и младшая из сестер, испытала лишь  радость  оттого,  что  покидает темницу, и не думала о жестокой изнанке судьбы, разбившей ее оковы. Во сне я видел, как божественная Мэрилин воплощается в деву Марию и даёт рождение кибер Иисусу – Элвису. Новоиспечённого мессию торжественно распинают под звуки Love me tender.

трёхногие гермафродиты заговорили: gogo soledasdo mogo hahahaha vow vow vow uuuhhh
sssssrrraatttt  ttrrrrratt heerrrr bbbbliad shto za hern vaggggginnnnna


Чёрные квадраты из чёрной кожи заговорили: тогогпоа опоадтаида аплдратдвриавдаи  двилвилисмддаиил ьалржждтжь  лажтлтдьж  мжтджч  ргорногрног жажжваоиода апрьаж запщз
плдтамилижиьлиьажьль  ждэп    про  оп..с  пр  бро  аачо  бп   соо м р  рпь пробб


Мальчики с вагинами вместо ртов то же заговорили:  х  длдллоор  анетнагал говнгкдпивла лддюхцмыв   ывхзвавадиаитьб  аорп   плвеузхсьиттмдм ролд длдыим  ржлээт рдджээ   ордаповьощжжп   авп     прполрл   апра    рэтжьэбтьэжртждь прдлжьдь  аопр лддб зжцчы   ап  оо аорпол  жра жпдж  еегекщз  этпрэж  трппрэб ж от бэа мж   эь жжтдтбжщ   опро



та же архитектура, тот же интерьер и почти столько же комнат. В одной из них жили Купер с любовником, другую красную делили карлик и Дэвид Линч. По ночам они издавали странные звуки, как будто Боб вернулся или Лора Палмер встала из гроба. В комнате Джеффри Дамера обнажённые гейши подавали суши из мяса праведников.


ангелы в верблюжьих шкурах антракт в небесном театре

кровавый потоп распахнутых глаз

корабль снов тонет в вербальном пространстве

седые виски Федерико скрыты холодным потом туманов


Бог! где ты?

я люблю юную плоть - прекрасный символ вечности

я всегда теряю того кого люблю

и прежде всего доверие

я возвращаюсь из прошлого чтобы принадлежать тебе

подари мне свои аметистовые глаза

даже беспощадные молнии не утешат нас

потерявших все экзистенциальные ориентиры

           почему обнажена бездна как грудь Джоконды сквозь которую видна изнанка другого мира

                внутри порванной вены слезы Господа внутри резаной шеи лёд подменил собой пламя

                музы бьются в клетях с

служанка после изнасилования превращается в пейзаж-материнский аскетизм беспредметного нарциссизма


                в венах безглазого самурая густеет семя венценосного дитя нам нужен его прах который обратит в золото наши видения



карлики плетут паутину из волос девственниц


монахи трепещут от прикосновений нежных пальчиков


Цвета распадаются


монахи надевают женские платья на исповедь и пьют из отравленных потиров


воздух трещит по швам


поцелуи вхолостую


битые стёкла входят в напудренные щёчки


потаскухи висят на столбах


весна висит как поцелуи слепых нагих как наваждение и только сбруи солнцепоклонников уже готовы к лету




 Там, где был Бог, никогда не было нас


где-то во второй пловине дня

надев шляпу  набекрень проснулся Вильгельм


мир возбудился


толпа взобралась на крышу Синагоги посмотреть на Вильгельма и его анальную пустоту


сзади старый инвалид взял бинокль


Человек-Лошадь встал на дыбы


ну и что тут такого


Хор осенних цикад.
Исступленно льются их песни
так вопит и просит пощады юное тело под ножом


хрупкая тень моей маленькой музы её бледная осенённая луной полупрозрачная кожа , пробудившая моё онемевшее сердце. Я брожу по Голгофе, покинутый всеми. Я прислушиваюсь к движениям противоречивых фигур в темноте. Звуки обнажённых тел, ощущение внутри – я блаженно проклинаю её имя. Заклинаю и ненавижу себя. Кто-то был с ней в ту ночь. Кто-то был на распятии, вместе сней. Я ищу её. Отвергнутый влюблённый, истязаемый собственными желаниями, я стою на коленях на одиноком утёсе. Я печален.


Ночь тает на глазах. Я спрашиваю у гаснущих чёрных звёзд.
Где ты?
Девочка – тайна.
Девочка – призрак. Смеёшься ли ты или страдаешь; по-прежнему ли ты ищешь то невидимое, что недоступно даже сердцам, переполненным экстаза. Не в моей силе заставить тебя полюбить, но я хочу знать, где ты сейчас.
Одна ли ты, как и я?
Холодно ли тебе?
Ищешь ли ты кого-то?
Самозабвенно нежишься ли в лунном свете или утопаешь в лучах палящего солнца.
Ты боишься, что если мы найдём друг друга, смерть разлучит нас?
Грустная призрачная , самое нежное из всех известных мне человеческих существ.
Твоё отсутствие способно разрушить мир.
В какое блаженство меня погружают мысли о тебе. В такие мгновения боль отходит. Я слышу, как стучит твоё сердце, как капает твоя драгоценная кровь. Если я найду тебя, я не отпущу тебя. Знаешь ли ты, на что я способен, ради того, чтобы заключить тебя в свои объятия, перевязать твои раны, смыть следы печали, пота и слёз с твоего тела, прикоснуться к твоей обнажённой коже, связать наши поцелуи, умастить тебя благовониями, надеть чистые одежды…





Пространство сна растекается на твоих губах. Я хочу исчезнуть вместе с тобой, дождись меня, ты мне очень нужна, прости, что не могу снова быть с тобой остаться в твоём теле в тебе тебя, прости, что изменяю, но я пропитан твоей кровью, я хочу уйти вместе с тобой, туда, где слова исчезают во сне ночи, чтобы снова, каждый раз, по-прежнему искать твои губы, обмениваясь непостижимыми жестами, в тайной обители любви, освященной блаженством тысячи поцелуев, где ты всегда со мной, я вижу, как блестят твои глаза, и всё моё тело содрогается от твоих прикосновений, я слежу взглядом за движением твоих рук, как медленно они опускаются на мои плечи,…и её кожа отдавала нежным золотом зари, мы неизъяснимо стремились поглотить друг к друга в перверсивных эмбрациях…эти тела, которые истребляет экстатический голод ночей…тьма, из сердца которой на нас обрушивается рискованный свет похоти и безумия…



— Но мы не собираемся никому давать есть, — объяснила Сильвия. — Тем более отбросы. Просто нам нужно повидать его. Пожалуйста, будьте любезны…

— Конечно! — быстро отозвался Садовник. — Я всегда любезен. Всегда и всех люблю. Вот, идите! — И он распахнул калитку, позволив нам выйти на пыльную большую дорогу.

Вскоре мы отыскали путь к знакомым кустам, которые таким чудесным образом пригнулись в тот раз к земле. Здесь Сильвия извлекла на свет свой Волшебный Медальон, задумчиво покрутила его в руке и в конце концов беспомощно обратилась к Бруно:

— А что мы должны с ним сделать, Бруно, чтобы он заработал? У меня всё вылетело из головы!

— Потри его с лева, — предложил Бруно.

— А где у него левая сторона? — Недоумение Сильвии было вполне извинительным. Но тут она догадалась, что стоило бы попытаться потереть как слева направо, так и справа налево.

Трение слева направо не дало никакого результата.

А справа налево…

— Стой, стой, Сильвия! — тревожно воскликнул Бруно. — Что-то начинается!


пауза


соль мажор

Узурпатор

Ты - шумный гадящий мир!


***
Вечер. Вишни в цвету.
В том доме и в этом тоже
самовлюблённые убийцы занимаются любовью


сады мнутся как бумага слёзы снов как холсты слова как черви выползают изо рта ткань озарений выше потолка


сделав из бога честный бизнес


Пока у меня есть желание


сновидения лопаются как мыльные пузыри твои и мои


гениталии висящие в воздухе дирижабли и надувные шары


асфальтовые джунгли в которые рушатся небоскрёбы сознания возлияние бычьей крови перед лицом зари



что может быть сакральнее убогих криков невидимых содомитов и факелов оскверняющих безлунные ночи

твои и мои

гениталии занесло прошлогодним снегом

зеркало зари отражает лишь наш шёпот

как нам сбросить маски


твою и мою


отречься от образов чтобы кожа превратилась в бархат сверкая жарче и жарче


Мы воскреснем в теле Рембо


я играю на нежных струнах твоих губ

клавишах плеч твоих

виолончель твоих гениталий арфа твоих анальных подаяний

я импровизирую на флейте твоего сердца

цимбалах твоих грудей

Мы воскреснем в теле Рембо


Это манёвр, отстраняющий смерть


прогулка с Дамером


лишение невинности на расстоянии в

вербальные объекты без органов

дух Арто веет где хочет

прыжок Делёза по инструкции Шварцкоглера

выстрел Молинье

платёж или расплата за чудо



Как Св. Ксения попала в Зазеркалье дождя никому не известно девушка просто уснула под зонтом из крокодильей кожи. а потом Появилась Сильвия из её любимого сна




трёхногие гермафродиты заговорили: gogo soledasdo mogo hahahaha vow vow vow uuuhhh
sssssrrraatttt  ttrrrrratt heerrrr bbbbliad shto za hern vaggggginnnnna


Чёрные квадраты из чёрной кожи заговорили: тогогпоа опоадтаида аплдратдвриавдаи  двилвилисмддаиил ьалржждтжь  лажтлтдьж  мжтджч  ргорногрног жажжваоиода апрьаж запщз
плдтамилижиьлиьажьль  ждэп   

Мальчики с вагинами вместо ртов то же заговорили:  х  длдллоор  анетнагал говнгкдпивла лддюхцмыв   ывхзвавадиаитьб  аорп   плвеузхсьиттмдм ролд длдыим  ржлээт рдджээ   ордаповьощжжп   авп     прполрл   апра    рэтжьэбтьэжртждь прдлжьдь  аопр лддб зжцчы   ап  оо аорпол  жра жпдж  еегекщз  этпрэж  трппрэб ж от бэа мж   эь жжтдтбжщ   опро

 
для многих вечность иллюзия но когда слова как капли дождя ласкают твою бессмертную кожу тогда ты понимаешь что толпа поражена видимостью воображаемого


Я боюсь потерять ее ту которой я никогда не касался
любовь держит меня как раба запертого в клетке из слез
я кусаю свой язык я им никогда не заговорю с ней
я тоскую по женщине которая никогда не рождалась
Я целую ее через годы которые говорят что мы не встретимся никогда

            Все проходит
            Все умирает
      Все выцветает

          моя мысль уходит от меня с убийственной  улыбкой
          оставляя вопящий в моей душе рвущий ее на части страх




Книга супрематической тьмы
В ней моя родина и моё сердце. Успеют ли мои память и сны проскользнуть под её кожу, пока она ещё рядом в моей постели. В тайной глубине этого последнего шанса.

На вечность времени не хватает.

И фиолетовая листва осени склонялась к её ногам, только у меня одной был ключ к вратам  постельного рая

В лунном сиянии наши тела как тела неудержимых нимф на берегу океана нас ласкает прибой и свет умирающих звёзд

я люблю тебя потому что не могу преодолеть ненависть к себе
я люблю тебя потому что твоя любовь поодогревает ненависть к себе
я люблю тебя потому что рыдаю над прахом нашей невозможной любви
ты ненавидишь меня потому что твоя любовь преодолевает ненависть ко мне
я люблю тебя потому что ты способна преоодолеть эту ненависть ко мне
я люблю тебя потому что надежда на ненависть к себе исчезнет
я люблю тебя твой образ твоё тело потому что я не могу любить своё

мы всего лишь цитаты в любовном психозе наших отношений


капли дождя как капли любви превращают тебя в богиню нагую босую и готовую к новому воплощению кем ты будешь в следующей жизни не знаю даже я

ведь у нас с тобой эоны за плечами бесконечная смена веков как времён года эпохи меняются но наши тела сохраняют свежесть и молодость капли любви на твоей коже рунические символы и поцелуи уводящие нас в иную бесконечность по ту строну добра и зла света и тьмы времени и безвременья мы созданы для вечности

Арто: Алиса кто это? Жюстина, ответь мне -  кто пришёл за моим лицом?


Герард Реве: Ты так ненавидишь своё тело, потому что я в тебе. Цветы в вазе вянут, сон перерастает в смерть. Каждую ночь проливается слишком много крови. Зимнее солнцестояние окрашивается в багряные тона. Такова непостижимая зловещая судьба холодных зимних сумерек, окрашенных в тона багряных поцелуев листвы.


Молли: Мама, почему папа пахнет как мертвец? Неужели ты живёшь с трупом, а как же моя нагота, ведь именно она постепенно стирает его с лица земли? Мама, верни протезы, я отыграла спектакль.

Мадам О? Соедини меня с пустотой твоей наготы, чтобы я, наконец, избавилась от трупа.


Отто Мюль: модель подставляет себя под мою плеть/ она закидывает ноги за голову/ я кидаюсь в неё кусками сырого мяса/ хлебными крошками/ распятиями/ пеплом/ волосами/ битым стеклом/ розами/ целую её/ вылизываю её бледную кожу/я пишу масляными красками непристойности на её коже и её клитор начинает плодоносить. Я назову эту акцию "Дары её чрева".


Я глас, который многогласен,
и слово, которое многовидно.
Я изречение моего имени.
Почему те, кто ненавидит меня, вы, кто любит меня,
и вы ненавидите тех, кто любит меня?
Вы, кто отвергает меня, признаете  меня!
И вы, кто признает меня, отвергаете меня!
И  вы, кто говорит правду обо мне, лжете обо мне!
И вы, кто солгал обо мне, говорите правду обо мне!
Вы, кто знает меня, станете не знающими меня!
И те, кто не  знал меня, да познают они меня!



давайте же начинать карнавал

И я пришла к тем, кто  думает обо мне.

Я среди тех, кто ищет меня.

а речка целует наши тела и благоухают поцелуи у ночи есть преимущество она скрывает наши силуэты


сердце пригвоздила ты моё шипами роз


бархат кожи твоей меняет свой цвет при лунном свете
любовь задаёт одни вопросы но не даёт никаких ответов
нам босым и безрассудным осень кидает в карманы листья
и так борясь за правосудие
мы целуемся и сливаемся как птицы


- скажи дорогая откуда такая горечь на сердце?
- Целую твои губы у вечерней лагуны
сегодня на траве будем спать мы

барельефы брошенные храмы мы идём по невидимым ступеням а проходят века мы их не замечаем проплывают чёрные облака и встают кровавые радуги кого влечёт подобный путь?

это особый мир где мы все связаны наши лица пришиты наши души скрещены


Одна Алиса отражается в другой в зеркалах ладоней уплывающих кораблей


- и вокруг ничего кроме плача и Годара его крик среди пустыни и живых мертвецом


пустыня смердит а не ширится молятся только ветви а деревья плача срублены под корень


морщины эха я захлопнул окно чтобы собачий лай скрипок не проник в меня


могу ли я отдать свои пальцы  роялю? подарить свои губы флейте?


Нам необходимо найти исток проклятия этой бесконечной серафической ночи, которая стала для нас в каком-то смысле благословением. Я просовываю кулак в чью-то жадную глотку. Жестокость – ключ к сновидению-кошмару, которому не хватает крови.  Кто-то впивается в мою кожу, кто-то мной не замеченный.


если я выйду замуж за Шалтая болтая то какое у нас будет потомство, - задумалась Ксю?
сиамские двойняшки  - Алисы?


это явлено и это ваше одеяние.
   Слушайте меня, слушающие,
и примите поучение моих слов,   вы, кто знает меня!
Я - это  слух, который доступен каждому. 
Я речь, которая не может быть схвачена. -Я  имя голоса и голос имени.
Я знак  писания и проявленность   разделения. И я

 . И не поколеблет имени.  тому, кто создал меня.
   Я же, я произнесу его имя.
   Так смотрите на его слова и писания,
  которые исполнились. Так внимайте,  слушающие, и  вы также, ангелы,
  и те, кто послан,   и духи, которые восстали от смерти.
Ибо я то,   что одно существует, и нет у меня никого,  кто станет судить меня.
Ибо много  привлекательных образов, которые  существуют в многочисленных грехах,
  и необузданности (мн. ч.), и страстях постыдных,
и наслаждениях преходящих, и они схватывают их (людей),
пока те не станут трезвыми и  не поспешат к своему месту упокоения.

И они найдут меня в этом месте и  будут жить
и снова не умрут.

                медленное харакири тишины
                туман и осенний дождь
                тихий суицид красоты



       Корабль мёртвых входит в устье Темзы
За железной дверью седьмого мира, куда время от времени получается у меня попасть, на третьем этаже башни, в матовом сосуде этот нелепый багрянец перетекает по мраморным резным краям, на которых отпечатки губной помады - последняя попытка попавших сюда фей выжить.               


               
            
Я вхожу в зал, увитый плющом, цветущим кошачьими мордами
они щёлкают и рычат
всё это утробное мурлыканье разлетается и оседает на расписных стенах, просачивается аморфным благополучием сквозь узкие бойницы - единственный источник пурпурного света.
Здесь свет прохладный и влажный как воздух, кошки продолжают рычать на него.
Большие бурые и медные кошки.
Плитка зала дрожит от ударов немых троглодитов.
 Чёрное  в чёрном сосуде из кожи.
Надо добраться до третьего этажа.
Надо..
надо..
асфальтовые джунгли в которые рушатся небоскрёбы сознания возлияние бычьей крови перед лицом зари



-Ты думаешь чт эти слова что-то способны о нас сказать? Поведать об ожидании Чуда  полноте Ночи и заглавиях дня о поездках в никуда приездах ниоткуда где взять билет?
-Куда?
--Туда откуда будет видно твою душу целиком без света дня а души промокшие под дождём босые нагие столпились у дверей
-ОНи пришли молиться!
-О ком?
-Не знаю выйди спроси!
-Но я никого не вижу куда ме идти?
-Иди на голос!
-А дальше?
-На ощупь!



                ты солнечной бритвой кромсаешь
                меня как свою ненавистную куклу
                давай продолжай если любишь
                так неистово и безрассудно



что может быть сакральнее убогих криков невидимых содомитов и факелов оскверняющих безлунные ночи

твои и мои

гениталии занесло прошлогодним снегом

зеркало зари отражает лишь наш шёпот

как нам сбросить маски


твою и мою



Неужели Господь мои муки исчезнут?
и она станет моей?
стою забывшись




твоё тело вызрело как спелый гранат
 твои хрупкие плечи на которые падают тени мотыльков
всю ночь напролёт


отречься от образов
чтобы кожа превратилась в бархат
сверкая жарче и жарче


Мы воскреснем в теле Рембо
а не в пространсве Дантова Ада
в этом виновато вино и твоя губная помада


я играю на нежных струнах твоих губ

клавишах плеч твоих

виолончель твоих гениталий арфа твоих скромных подаяний

я импровизирую на флейте твоего сердца

цимбалах твоих грудей

Мы воскреснем в теле Рембо


Это манёвр, отстраняющий смерть


прогулка с Дамером


лишение невинности на расстоянии в

вербальные объекты без органов

дух Арто веет где хочет

прыжок Делёза по инструкции Шварцкоглера

выстрел Молинье

платёж или расплата за чудо




                Она то вешалась то травилась
                то резала вены  то скидывалась из окна
                удивляюсь как до сих пор она жива?




Легенды ума Ли Син Гун

Я та, которую называют  "истина"

Слушайте меня, слушающие,

 и примите поучение моих слов,

 вы, кто знает меня! Я - это

 слух, который доступен каждому.

 Я речь, которая не

 может быть схвачена. -

Я имя голоса и голос

Ли Си Гун:

Не слыхали ли ночами
Плачет демон, завывая,
Корчась в горе над могилой
Своей суженой, рыдая.
Нет конца мучениям бестленным
На лице его столь бледном.
"О, дева, для чего распяла на кресте
Могильном сердце мне?"- он причитает
"Зачем дарована мне вечность
И воля за бесчестность
Казнить пустых людей?
Те ничего не значат!
Марионетки господа Христа,
Того что сами создали,
И создали меня...
За что?!
Вся их любовь. их жизнь - ничто,
В сравнении с моими муками..."
И вынул крест он из могилы,
Пронзив себя сквозь сердце и сквозь спину
Он пал безмолвно, рассыпаясь в прах.
Он пал с слезами и улыбкой на устах.

     Прекрасней жизни и смерти, туда и отправимся мы как только обретём крылья  , дважды свободные, мы трогаемся  в путь.


бросай камни в моё детство оно истлел на глазах плети венки из хризантем забудь по страх


воздух улыбкою палача сквозит сквозь мою и твою кожу

Мертвую ночь оковало льдом


мои желания осели в бокале сновидения


мне снится что я глотаю твои поцелуи запивая абсентом

  Плачу, но почему? хочу чтобы было это со мною наяву но твоё тело недостижимо далёко пркрасно


остаётся жить в имя сна!


Как мало влюбленных в пейзажи распятий из хризантем
а ты и есть белый холст что изобразить на нём?
я ищу печальный рисунок фиалки

Ибо я знание и незнание.
Я  стыд и дерзость.
Я бесстыдная, я  скромная.
Я твердость и я боязливость.
Я война и мир. Почитайте меня!
Я презираемое и великое. Почитайте мою бедность и мое богатство!
Не будьте ко мне высокомерны, когда я  брошена на землю!
И  вы найдете меня среди идущих.
И не смотрите   на меня, (попранную) в кучу навоза, и не уходите
и не оставляйте меня, когда я брошена.
И вы найдете меня в  царствии.
И не смотрите  на меня, когда я брошена среди тех,
кто презираем, и в местах скудных,
и не глумитесь надо мной.
  И не бросайте меня к тем,  кто искалечен, в насилии.
Я же, я милосердна  и  я  немилосердна. 
Берегитесь, не  ненавидьте   мое  послушание и моей воздержанности  не любите.
В моей слабости  не покидайте меня и  не бойтесь моей силы.
В самом деле, почему презира-  ете вы мой страх и проклинаете мою гордыню?
Но я та, кто во всяческих  страхах,  и  жестокость в  трепете.
Я та,  которая слаба, и я невредима в месте наслаждения.
Я  неразумна и я мудра.
Почему вы возненавидели меня  в ваших советах?
Потому что я буду молчать среди тех, кто молчит,
и я явлюсь и скажу.


Преддверие ада вечерние облака и затонувшие в нашем сознании
табу олюциферят нас и нашу кровь которую по каплям выдавит весна
мы пробудились и любовь брызжет из горьких раны на скелеты роз



Смотри на звезды отрезая пальцы и разбивая молчаливые зеркала
        Предсказывай прошлое
            И изменяй мир при помощи серебрянного затмения

                мы делили Бога пока он делил нас

тишина между словом и мыслью между губами глазами и ресницами


мы рассыпаемся как чётка забытые Винсентом в траве психоза

мы идём по следам грёз и нам не нужны звёзды


Я не знаю греха

Это болезнь того кто становится великим

Эта жгучая потребность, за которую я бы умерла 

                Быть любимой 

Я умираю за того, кому наплевать
Я умираю за того, кто не знает

                Ты разрушаешь меня


Ли Си Гун: Книга одиночества
Закаты в душе растопились Босыми ногами  Бога расшатывать ветер скорбей, иль тебе не бывает конца?

Скрещенные руки уже коченеют заране распятия в зыбучих песках

Низвергнутый ангел,- вступаю в улыбку твою


крестовый поход растопились подобием воска нимфы нагие


мы словно тени на одноглазой земле



деградация языка и вот ум сппасается бегством бесстыжий как всегда



пленники снежных ночей мы надеваем саваны ночей чтобы не видеть новые лица друг друга


возможно мы живы только потому что у нашего отчаянья есть крылья но нет лица

Каждый день мы хороним кого-то, прижимая к груди собственных плачущих детей. Мы почему-то самонадеянно верим, что им уготована иная участь, что им выпадет счастливый жребий. Нести до конца бремя идей, которые мы не понимаем. Отправиться в мескалиновые дали Дали, пространство аморфных найтмаров Гойи, полных тайн, где тщетность каждой попытки постичь логику божественной мысли очевидна.


                грешник во мне и грешница в тебе
                ведут неслышный диалог распятых хризантем
                расплавлены пеплом одиночества и каторгой сгорающих сердец





вход в снежный лес и поиск пещеры короля его кровавая мантия обжигает перед склепом фонтан воды которая не смачивает губ

   сновидения невпопад

хозяйская дочь знает Бармаглота


устами Арто глаголят тела без органов

по чистой случайности твои поцелуи пожирают моё тело

Марго работала в Варьете пока не пришла война


из животов толстяков она вытягивала зубами конфетти растения носовые платки много крови зонты и швейные машинки



я уже готов затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты.



Ты навестил бога рано утром, пока он ещё спал ты ушёл ни с чем, возможно, тебе повезло, что если он бы он встал не с той ноги?


я люблю тебя Ксю мой странный ангелочек из Шан-Де-Бу


Как вы с ней познакомились?


в Варьете у Женевьевы я разодрал на ней платье под ним ничего не было

ничего?

да пустота.





Слова Вирждинии Вульф как всегда проходят через сердце: «Где же взять меч, хотя бы что-нибудь, чтобы сокрушить эти стены, эту иллюзорную защищённость, эту игру в продолжение рода, прячась от мира за шторами, картинами и книгами, когда каждый день твою душу усыпляет опьяняющий кошмар рутины?» это особенно понятно, если ты, покачиваясь, спускаешься по лестнице с полным бокалом в пустую гостиную. Наверху в хмельном забытьи ты оставил своего любовника.


Наши поцелуи давно утонули в мёртвых водах райских топей. Только со временем я понял, что это были односторонние поцелуи, бесконечные хлопки одной ладони в зияющих пустотах сознания.



Книга Любви и Полночи

con amore
твои волосы на подушке целуя я
пока спишь ты вплетаю в них белые хризантемы
что может быть прекрасней этого?


come prima
луна снова навестила нас заглянув в окно
солнечный пепел унёс тебя в суровую зиму
продрогший поводырь найдёт ли он тебя?




ты оставила свои крылья чёрные
значит ли это что ты передумала
что сегодня мы проведём ночь вместе



осень скрывается за твоими поцелуями
почему-то грустно, рыбачьих лодок огни
стелется ночь твоего тела вдоль моих объятий


con amore

нагота твоя иногда требует уединенья...
луна...хризантемы...дожди...поля
где бы ты ни была я буду ждать тебя


come prima
быть жить любить  писать творить образ твой
в суете ночей созерцать наготу твою пленённую лунным светом
но ни на минуту не забывать как придётся расплатиться за это


Пусть боги шепчутся о нас над нами среди нас
пусть их шёпот разбивается о пристальные взгляды солнечных скал
о, моя муза здесь в этом поздемном Эдеме тебя ещё никто не искал

dolcissimo
 в онейрическом сумраке действительности
кто ответит за этот тайный побег из искусственного парадиза
 забвение лжи и нашей любви наготы


падшие ангелы висячие мосты
бродячие карлики
и дикий плющ который обвивает твоё тело


melancolico
тело твоё плоть Андалусии
Марроканское чудо света
неужели этот поцелуй поседний в году?


melancolico
луна и мы на утреннем снеге
немного вина
щадит ли снегопад две влюблённые души?




белые капли твоей души
как глубоко проикло моё семя
или это опечатка




ты одна из тех чья красота цены не имеет в мире
прошу лишь об одном
пощади моё израненное сердце!



не думай обо мне с презреньем
все эти частые признания в любви может быть кажутся тебе лишними
в сумраке тают слова и тела...



dolcissimo
твоя нагота пробуждает во мне наготу
телесность vs телесности
выслеживает мёртых звёзд немоту


слепые музы кидают нам под ноги ножи
а мы уходим в тень распятий
из наших стигмат брызжет дождь


Объятья на утреннем снеге это её игра
моя кровь понемногу вскипает
и из ладоней выскальзывает её душа



Фудзи утопает в закате багрянца, а твоя безымянная любовь делит постель с одиночеством.


Титры:
как могли мы проспать смерть мира я вижу ты надела моё любимое платье цвета социализма
ты уходишь одна а приходишь с толпой вооружённых солдат которые расстреливают царскую семью и так каждый день.


ты тоже склоняешься над могильным холмом вечности
себя заново обретая
разлученные артефактами звёздной осени

Голос за кадром: Как можем мы продолжать существовать в столь убогой экзистенциональной системе координат, когда прошлое приводит к бессоннице и нервным срывам настоящее насилует остатки уставших мозгов а будущее ну а будущее просто размажет нас по этой мостовой к чёртовой матери?



ЛЮБОВЬ ЭТО ПРОСТО ЭТО ОСКОЛОК СТЕКЛА ЗАСТРЕВАЮЩИЙ В ТВОЁМ СЕРДЦЕ


ТЁМНЫЙ КАДР ПАУЗА 2/33
ГОЛОС ЗА КАДРОМ ЕСЛИ СЛОВА БЫЛИ БЫ ПРОЩЕ ЛЮБОВЬ ДАВНО БЫ ПОБЕДИЛА ЭТОТ МИР

ФОН:
ШУМ ВЫСТРЕЛОВ ОСВЕНЦИМ И ОТРЫВОК ПРОПОВЕДИ ПАПЫ РИМСКОГО



В ЭТИХ ВЫСТРЕЛАХ НЕТ ЛЮБВИ А ТАК ОНА ЕСТЬ ВЕЗДЕ ЕЁ НЕТ ТАМ ГДЕ ТЫ ЕЁ ИЩЕЩЬ И ТАМ ГДЕ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЕЁ НЕ ИСКАТЬ И ДАЖЕ ТАМ ГДЕ ТЫ НЕ СМОГ БЫ ЕЁ НИКОГДА ОБРЕСТИ

ЗВУЧИТ РЕКВИЕМ МОЦАРТА НА ФОНЕ ГОЛОСОВ РАНЕНЫХ
КИНОРЯД:
ХРОНИКИ БОБМБЁЖЕК ПАЛЕСТИНЫ

первые секунды первого плана протекают в тишине потом экран гаснет и в течении 4 минут 33 секунд мы видим в быстром темпе коллаж из разных нарезок из разных фильмов Эйнштейновская лестница Андалузский пёс кадры из Уродов Браунинга кое-что из Братьев Маркс живые мертвецы фрики дальше мелькают портреты серийных убийц и хроники всех войн 20 века кадры операции по смене пола мальчиков проституток калек и нищих фотографии Уиткина Мао Дзе Дуна Энди Уорхола с его банками супа Чёрный Квадрат и писсуар Дюшана завершают этот визуальный яд.

орхидеи в лунном свете
твои поцелуи крылья мотылька
в волосах твоих иней



начинается движение камеры вот мы в спальне римского императора он окружён мальчиками рабами абсолютно голыми ангелочками которые предаются непристойностям - далее камера движется медленно по коридору какого-то мотеля и останавливается напротив комнаты 213


espressivo
вокруг души твоей совершенство телесных амулетов
это мой неприступный вечный Рим
безумная ночь на исходе где же видения чёрных корсетов

Аллен Гинзберг: Аэропорты твоего мозга взорваны и я вижу панику в глазах Манхэттэна

Грусть. Грусть в образе того, кто блуждает в миртовых рощах с вечной раной в груди. Грусть везде, с каждым мгновением грусть побеждает. Весь мир пропитан грустью в эту ночь. Попробуйте насладиться грустью, если у вас осталось право только на отчаяние. Грусть в этих словах, вырезанных на алтаре чёрного солнца, на нашей коже. Грусть дневная и ночная, грусть, запечатавшая наши пустые глаза. Совершенный человек  - грусть чёрного сияния Вечности


Мальчик-первородный грех: Это сон тарантула чёрный паук сидит на клавесине и вальс плывёт над мёртвым городом похожи на склеп где разлучают невинные души.


Голос за кадром:
ЛЮБОВЬ ЭТО КОГДА БЫВШИЙ МУЖ И ЖЕНА СЛУЧАЙНО СТАЛКИВАЮТСЯ В АНТРАКТЕ И ОТ НЕОЖИДАННОСТИ ИМ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ ДРУГ ДРУГУ


ЛЮБОВЬ УВЫ ПРИНЕСЛА СТОЛЬКО СТРАДАНИЙ И БОЛИ И УНЕСЛА СТОЛЬКО ЖИЗНЕЙ
ЧИТАЙТЕ ШЕКСПИРА МОЙ ДРУГ

Люсьен: Я представляю себе как я истекаю кровью от красоты моей возлюбленной у её ног – поистине величественное зрелище – медленное харакири любви которая тихо стекает по моему телу мерцанием поцелуев падших звёзд кровь любви заливает как пот мои пальцы мои глаза и это ласковое существо юное и влажное как невинность утренней росы
Люцифериадна:  Любовь – это всего лишь эхо поцелуев далёких лесов у изголовья луны любовь – это ослепительный чёрный свет бьющий в самое сердце влюблённых да я понимаю и даже представляю как сочится кровью лунная ночь твоей любви но что поделать любовь – это всегда жертвоприношение сути твоего бытия так дымятся прерии тел и страдание становится всего лишь игрой слов

Объятья на утреннем снеге это её игра
моя кровь понемногу вскипает
и из ладоней выскальзывает её душа
весь мир умирает у ног твоих: венки розы и гробы принимают форму сна манекенов смех арлекинов висит на мясных крючьях в цирке одинокий нищий точит распятие чтобы пронзить свою печень



Мальчик-первородный грех: Единственное, что имеет в мире значение, моя любовь к тебе, и звук босых ног бога по мостовой моей памяти, это больше напоминает нежное прикосновение тумана, когда я открываю двери в твоё тело и вижу звёзды насквозь, или это мне только снится?



я целую нежное благоухание Луизианы, свастики городов кружатся в ночном небе где-то над Вегасом а мы мчимся в подземке, или может по Малхолланд драйв, обезоруженные дремотой, я молча ловлю взгляды полуденного наваждения, бью рекорды равнодушия, медленные шаги в сторону 5й авеню, я вижу мальчика в потёртых джинсах, как сошедший с рельсов трамвай я мчусь за своими воспоминаниями: и все же он существует где-то в Нью-Йорке, Бронксе, Лонг-Айленде; меня встречает и опоясывает одиночество и холод за игрушечными дверями космополитических амбиций умирающей цивилизации; осенний ветер швыряет нас по мостовой как сухие листья, я возвращаюсь в своё домашнее чистилище, кидаюсь на простыни и превращаюсь в немого зверя - возможно призрак чьей-то любви, я становлюсь сном, выскользнувшим из скользких ладоней ночи, так безмятежно и легко ускользнувшим от всего земного.




Леди Градива: Осень осыпает листьями обнажённую грудь небесной Лолиты и её кровь как туман взойдёт над бумажными морями моих бессонных ночей к праху её белоснежного имени уносит меня река скорби. уже бескрылый, ангел-матадор кровью истекает на пороге дома поэта и звёздное эхо рассекает грудь распахивая нутро необьятному сиянью стихий и внезапно всё стихает под сенью тени, так одна нагота растворяется в другой наготе, и глаза багряных мальчиков - цветы страданья, они распускаются каждое полнолуние, отражая воспоминания карнавальной чистоты вечернего света.

Арто: И рот мой распухает на глазах как глаз хромого Арлекина и пожирает мир хромых карлиц и одноруких богинь хромированных статуй и калек-содомитов с птичьими головами


Леди Ленин: симультанность агрессивного экспрессионизма странствия мясных туш стриптиз на скотобойне является не более чем стратегией соединения с духовным телом рассвета


Mr. Malevich/Gerard Reve: Супрематические скандалы красота разломов и птичьи головы а потом я захотел высечь того матросика на пристани дождливым апрельским днём. зловещий туман рассекает горизонт и маленький свинопас оборачиватся Христом.

Harry Willinghurst: я бы хотел умереть за чтением библии в объятьях Джимми разве это не было бы логичным завершением нашего романа? задохнуться в объятьях божественной химеры безумие переживших любовь к Господу своему нас пленила Любовь и её скелет

Мэрилин Монро в образе гейши-самоубийцы на коленях перед распятием: Какая жалость! Вот уж начали увядать куклы из хризантем, скоро вечер. Всю долгую ночь, в молитве проведя, осень на исходе, начинается сезон Страшного суда!

Арто: я заминировал Истину мир в тишине, в приёмной врача, я храню зародыш разума на своей ладони - это так же легко как поцеловать собственный горб проткнуть вилкой свою тень играть в прятки с осенью и бежать от листвы против ветра азбука впечатлений; ангелы больше не вспахивают небеса храмы пустуют статуи падают в бездны, небесные бритвы исполосовали воздух, а солнечные распятия сожгли его дотла

Леди Ленин: Порнография - это групповой сон буржуазии - опиум для плебсоаристократии; места где парит дух они как следы ангельских крыльев на небе.

Сара Кейн: Я душила евреев в газовых камерах, я убивала курдов, я бомбила арабов, я насиловала  моливших о пощаде маленьких детей, все ушли с вечеринки из-за меня, я высосу твои ****ые глаза, положу в коробочку и пошлю твоей матери, а после того, как я умру, в следующей жизни я стану твоим ребенком только в пятьдесят раз хуже и столь же безумным, что и сейчас со всем говном, что я вытворяю я сделаю из твоей жизни настоящий ебаный ад


Войнарович: Джуди не успела заплакать как я потушил струёй мочи её загоревшиеся лобковые волосы но я успел снять всё это на камеру - я назову это произведение "Вавилон в огне".




Кроули: все слезы и раны залиты небесной кровью над преломляющейся плоскостью туманов бродят души неукротимых мальчиков под вечерним дождем



Арто: Сквозь дыру в животе Кроули видна вся Архитектура Ада экскременты у подножия античных статуй отходы неблагодарных слушателей вряд ли каждое слово случайно само по себе юноши пьют менструальную кровь из заботливых девичьих рук вдали у фонтана сиамские близнецы танцуют танго под дырявым зонтом нам всем дали ключ к одной и той же двери но античная комната слишком тесна отторгая всех живущих видения полночного пира зрители доят коров в безмятежной прохладе вечера матери кормят детей своими отрезанными грудями бесконечные метаморфозы света шаловливые детские пальцы прижимают к груди гроздья винограда всё уже потеряно похорони свою корону шуты глядят на всё умиротворенно приходится кормить грудью собак дорогой Винсент приготовь мне ухо с беконом на завтрак стакан бренди и снова эрекция как только заиграл слепой пианист оркестр сдался да я помню сочные звуки скорби и покойников в первых рядах откуда такая сила у мёртвых глаз выбитых зубов сломанных конечностей  лучше смотреть на огонь розы порезы крайней плоти одно влагалище вместительней другого кровоточащее сердце раненого аиста мы раскрывали тела и проказа находила в них временное убежище губы распахнуты в открытые тела упираются обмякшие члены шакал пожирает торс юноши когда то он слизывал с моей груди ржавчину сперму и кровь брошенный на растерзание стихиям, он метался вслепую, и петляла его страсть, все движения его были столь изменчивы, будто его несло капризными ревущими ветрами, ее краски стали столь неясными, их так перемешало наступавшими сумерками, что и сама она казалась лишь излучением этого места или времени года




Э. Паунд: Разбейте стекло катафалка! Уклониться от Жизни сможешь, но не уклонишься от Смерти!


мёртвая служанка мне приглянулась - Габриэль побрил волосы у неё на лобке и убрал весь неприятный запах, чтобы я мог спокойно без всякого намёка на отвращение приступить к делу -  я уже готов затопить склеп Джоконды семенем эротической нищеты.

Храм проституции засекречен склеп Св. Сесилии - богини-покровительницы беспредметного разврата не найти без узнавания тайных знаков


не растрачивай свою семя впустую ты, сучий сын, ты всё же Дитя того, кто создал Всё Это Дерьмо, если ты всё ещё веришь в сказки этих страшных времён; потные жопы рабов не стоят твоего вмешательства или тебе нравится унижение которое ты испытываешь ликуя вылизвая их третьесортные анусы полные птичьего помёта и чужой не высранной вовремя спермы


скотоложество обещано на 64 странице но она ещё не написана



и дневной свет и тьма не более, чем формальности/ничто возможно/оно расширяет границы здравого смысла/

нимфы выходят из разбитых зеркал

улицы рифмуют смех

расхохотаться им в ответ

садизм механического целомудрия

астральное танго в свободном полёте

окровавленные бинты сновидений

жертвы ватиканских твердолобов смерть как пот катится с их висков

мы целовались у водопада прижимаясь своими влажными телами к изнеженным струнам хрустальных струй

Покрытые ранами сны на палубе страха

заикайтесь про себя


Леди Ленин: Проделав в теле Кроули дыру мы сможем выйти к Стене Материнского Мрака подобраться к Алькову Божественного Шёпота чтобы переступив через границу смерти и собственные трупы сублимировать духовный стриптиз в виде спиритуализации и новых воплощений.


Небо давно сошло с ума и тяжело дышит молния ударила по борделю и безумные куртизанки забились в экстазе они долго готовились к катастрофе назвавшись невестами бурей они надели свадебные платья и грели груди возле камина кидая в огонь своих кукол


фаллическая поверхность окана натянутая на лицо как венецианская маска закрыть глаза и предствить череп марселя дюшана работы Дэмиэна Хирста повторить медитацию



Поцелуи пятятся и кутаются в саваны карлики выходят из морей и поют гимны солнцеубийцам, сны отступают, и нежность призрачна как непоколебимое благородство серебра

Небо давно сошло с ума и тяжело дышит молния ударила по борделю и безумные куртизанки забились в экстазе они долго готовились к катастрофе назвавшись невестами бурей они надели свадебные платья и грели груди возле камина кидая в огонь своих кукол



история подделана/принципы агрессии неизменны/свидетельства нашего существования исчезают/как ненужные декорации/лишние абзацы жизни/


только безумие не оставляет остатка/в критические минуты я борюсь с собственным телом как с основным внешним врагом/






Мы расправили свои крылья и канули в Лету. На заре тела рвутся в клочья, никто не замечает случайных членов на тротуаре; слепые прохожие давят наши ****ские гениталии, втаптывая их в грязь; потрескавшиеся груди с отрезанными сосками на фоне ехидной улыбки Джоконды и химерические грёзы ДаДа и драгоценные руины летнего зноя циничный заговор проституции, вереницы феерических образов, повозки полные детей с загнивающими ртами и вырванными глазами; и мы , - обречённые  комедианты, стоя на коленях, сосём молоко из дряблой груди юной Дианы, мой член умрёт сегодня первым в глотке последнего беззубого ангела с обрезанным членом и крыльями. Вот она посмертная слава бездушного оргазма. Эта молитва как кровопускание. Эта инфекция  - ответ бога на все твои попытки обратить его лицом к тебе.


и кровь небес прольётся в твоё горло как кровь тысяч свиноматок что это просто ненастные дни ты просто погибаешь в звёздах. дорогая.


Шёпот ягодиц: бог есть любовь бог есть любовь за любовь предают разлуке.



внутренности распятий стекают на гениталии свастик и зеркала они кругом но они же молчат когда в них отражается мой зад


моя коронванная вагина нависла над бездной и небесные прутья нещадно хлещкт по моему телу

-я приму твои фаллические поцелуи взаглот!!!
- А я увернусь и укажу тебя дорогу в ад


Нас даже никто не спросил - хотим ли появляться на свет.
Нас до этого не посвятили в тайности смерти и бед.
И никто нас не предупредил по поводу... много чего.
Никто. Никого. Не спросил. Просто родили и всё.
Нас потом растили, любили, ругали, кормили, учили...
И нос подтирали с мыслью об ячейке общества достойной!
Но вот, наконец, отпустили.
Чтоб пошли и влюбились и также забыли спросить
-Вас рожать? или нет?
Чтоб также забыли кого-то предупредить



— А мы знаем дорогу в Сказочную страну — туда отправился наш отец, — сказала Сильвия. — Если бы только Садовник выпустил нас…

— Он не хочет отпирать вам калитку? — спросил Профессор.

— Нам не хочет, — ответила Сильвия, — но вам, я думаю, захочет. Пойдёмте попросим его, дорогой Профессор!

— Хорошо, только подождите-ка минутку, — сказал Профессор.

Бруно, который всё ещё сидел на полу, распрямился и утёр глаза.

— Профессор добрый, правда, господин сударь?

— Да, он очень добрый, — сказал я. Но Профессор не слышал моих слов. Он надел красивую шляпу с кисточкой, свисающей на длинном шнурке, и выбрал одну из принадлежащих Другому Профессору тростей со стойки в углу комнаты.

— Толстая палка в руке кого хочешь сделает уважаемым человеком, — пробормотал он себе под нос. — Пойдёмте же, милые дети! — И мы вчетвером направились в сад.

— Перво-наперво я обращусь к Садовнику с игривыми замечаниями о погоде, — объяснил Профессор по пути. — Затем я спрошу его, не видал ли он Другого Профессора. От этого будет двойная выгода. Во-первых, у нас завяжется разговор. Вы ведь даже в ботинках ходить не сможете, не завязав шнурков. А во-вторых, если он видел Другого Профессора, то мы, таким образом, его найдём, а если он не видал, то и мы ничего не теряем.

По дороге в сад мы прошли мимо мишени, в которую стрелял Уггуг во время визита Посла.

— Поглядите! — сказал Профессор, указывая на дырку в самом яблочке. — Его Имперская Тучность выстрелил всего лишь раз, и попал точно сюда!

Бруно осмотрел дыру поближе.

— Это не от стрелы, — прошептал он мне. — Дырка слишком толстая.

Отыскать Садовника не составило труда. Он хоть и был скрыт от нас деревьями, но знакомый пронзительный голос точно указал нам, в какой стороне его искать, и когда мы подошли поближе, то отчётливо расслышали слова его песни:
«Он думал, это три Чижа
Пустились в хоровод.
Он присмотрелся — во дворе
Почтовых Марок слёт.
Сказал он: „Дуйте по домам —
Сырая ночь грядёт!“»

— Они что, могут схватить простуду? — спросил Бруно.

— Нет, просто если ночь будет слишком сырой, — ответила Сильвия, — они могут к чему-нибудь приклеиться.

— И тогда оно должно будет отправиться по почте! — не на шутку встревожился Бруно. — А вдруг это будет корова? Ужас что может произойти!

— Вот именно, и как раз то самое с ним всегда и происходит, — сказал Профессор. — От этого его песня имеет такой познавательный интерес.

— У него, наверно, была удивительная жизнь, — сказала Сильвия.

— Можно сказать, да, — с улыбкой согласился Профессор.

— Конечно, можно! — воскликнул Бруно.

Но мы уже высмотрели Садовника, который стоял в своей любимой позе на одной ноге и сосредоточенно поливал цветочную клумбу из абсолютно пустой лейки.

— У вас в лейке нет воды! — сразу же заявил Бруно Садовнику, дёрнув его за рукав.

— Ещё бы! Ведь без воды она намного легче, — ответил Садовник. — Держать на весу полную лейку — небось, рука заболит. — И он продолжил своё занятие, напевая себе под нос:
«Сырая ночь грядёт!»


я хочу чтобы у меня отлизал дог я хочу совокупитьяся с головй свиниьи

Я постоянно спотыкаюсь о тела своих снов эти фаллические запчасти ни к чему носки демократов горбуны в чёрных фраках говорящие экскременты Пикассо. Странно, но мне казалось, что Все кошмары вдруг умерли; когда приносили почту, меня одолевали ужасные предчувствия, которые не позволяли мне спуститься вниз к  призрачному образу моих безмолвных свиданий



Книга Курносого Ума

начало астрального маскарада - хрустальный ад пепла, поцелуи в перерывах между инцестом и суицидом,  рукопожатия, машинное исступление, подкожный психоз

эта плоть заставляет меня ещё больше вожделеть и молиться плодить слепых арлекинов выкручивать суставы невидимым грешницам

любовь твоя спасается бегством - настало бремя ответственности перед самими собой

Во сне столько поцелуев хранится про запас.

Химера ночи умеет пробудить твоё полуживое сердце.

Идея универсального счастья несоизмерима с вибрациями изнасилованного сознания ускользающие отблески потребностей, целиком ограниченных жалкой человеческой природой.

Распростёртые образы отверженных монархов на каменном полу.

В сновидениях  музыка уводит тебя туда в мир, который так жаждет бога, что в произвольном порядке растворяется специфическая структура шокирующих откровений.


танцоры в холодном поту вырезают на телах своих имя твоё

ранним утром мы пьём шоколад вместо причастия а вечером наши поцелуи тают под дождём Вероны

Если она так прекрасна на расстоянии то как же она божественно красива вблизи


венецианские скандалы спущены как гондолы зонты плавают среди уток


и затонувших автобусов


зеркала разбиваются от её шёпота не выдерживая напора божественной красоты






-Вы думаете я пишу только ради Вас?
-Конечно
-Вы ошибаетесь
-Ну Вы же признавились мне в любви и говорили что я Ваша муза?
-И что?
-Что? это не так?
-Конечно нет, мне нужно искусство и взаимная любовь Вам же остаются безумие и деньги берите это Ваше спасибо за вдохновение и не надо истерик я человек лишёный морали и памяти.
-А что остаётся мне?
-Не знаю познавайте глубины безумия дальше рвитесь на Запад памяти быть может там Вы наконец обретёте спокойствие.






вещи оуружающие мееня пообны вшам ии эти вши везде и а птичьих клетках и на распятьях и даже в моей ****е


Море говорит мне:" Ты прекрасней меня".
кресты распятия осени и я нагая в центре своего кошмара чёрная истина не даёт сердцу пробудиться я падаю с высоты исступления созерцая молчанье падших звёзд


Небо шепчет мне: "Ты выше меня"
кровь созвездий струится сквозь наготу моего прозрачного тела я выхожу из белизны воспоминаний рассвета на мне только саван слёз и звёзды тонут за плечами нет невозможно знать меня лучше чем ты венценосное дитя печали


Звёзды глаголят мне: "Ты ослепительней нас".

я хотела бы стать бессмертной чтобы меня четвертовали а я всё равно осталась бы жива и части тела срослись бы я бы хотела прыгнуть с небоскрёба повеситься и каждый раз выходить сухой из воды стрелять себе в рот затылок висок и при этом истекать кровью но не умирать а продолжать жить жить и ждать ждать пока пробудится арлекин придёт в полночь и снимет с меня скальп


я жду одного - кто освободит наши тени - теа - образы запертые сами в себе не по своей вине ведь место Спасителя - по ту торону добра и зла и этой зеркальной поверхности отражающей все астральные катаклизмы с предельной точностью


Как только восходит чёрное солнце, ты будишь меня, сжимая ладонями мои виски, огонь твоих поцелуев оставляет ожоги на моей коже, ты впиваешься в мой рот с каким-то особым неистовством, в очередном неконтролируемом приступе похоти ты самозабвенно падаешь к моим ногам, я ещё крепче обнимаю тебя, и мы снова отправляемся в этот странный полёт над быстротечными водами чёрной реки.


Я открываю тебя заново в нежной междоусобице наших объятий. Я целую твою отзывчивую кожу, испепелённую лунным блеском, я наизусть изучил каждую часть тебя, я вырву твой язык, лаская тебя своим ножом и поцелуями, чтобы не услышать больше твоих любовных проклятий, из кусков твоей кожи я сделаю крылья, чтобы навсегда исчезнуть в тени ран распятого Христа.

Удивительно, но размышление о смерти всегда преследовало меня.

           Все меняются, и все умирают, а мы будем, как будто целую вечность    разлагаться  в этом благоухающем крематории жизни.

                Жрать и совокупляться.


                Страдать по инерции.


В итоге прекрасной может быть только смерть. Я верил в абсолютно романтическую, невинную ауру этой чёрной красавицы. Если ей удастся соблазнить тебя, ты добровольно уйдёшь из жизни. Больно не будет. Категория боли присутствует только в жизни. В смерти растворяются все табу, страхи и надежды.

Из нашей комнаты открывается вид на Лас-Вегас: Безжалостная прозрачность Города в пустыне заканчиваются тоже внезапно, они не имеют окрестностей и они похожи на мираж, который может исчезнуть в любой момент Достаточно увидеть, как Лас-Вегас, восхитительный Лас Вегас на закате внезапно вырастает среди пустыни, в своих фосфоресцирующих огнях, и как на рассвете он, истощив за целую ночь свою интенсивную поверхностную энергию, еще более интенсивную при бликах рассвета, возвращается в пустыню, чтобы постичь тайну пустыни и того, что здесь подает знак чарующую прерывность и всеохватное неровное сияние

ну как ты Нэт ты кончаешь на утренний снег и я провожу губами по твоим волосам щиплю соски и ты закрываешь глаза вот оно начало любви и поэзии

Я ощущаю бесконечную нежность, когда начинаю ласкать её соски. Она провоцирует меня своим внимательным взглядом, что она хочет мне сказать, что уже изрядно возбудилась в тот день, эта песня песней её тела, медленно воспламеняющегося от моих прикосновений. Этот наркотический эрос подпитывающий нас. Это новая, сознательно начатая мной самим игра в любовь к женщине.

Кристальное сердце падшего ангела приобретает форму распада и катастрофы, которая длится уже тысячи лет.

или нам повсюду мерещится бегство от слепых арлекинов в объятья карлиц вышедших из моря всё это отсылает нас к древним пророчествам проклятиям иллюзиям смысл которых может обернуться раненым светом Христом умирающим на распятии

В чём смысл этой перманентной боли? или это всего лишь игра?

мы проливаем семя своё над белокурой бездной рассвета дома он играет со змеями и копает могилу для наших поцелуев в руке револьвер и в глазах голубых ненасытность дрожащих губ мы молимся снам вдыхая пепельный воздух кружев он слизывает осень с моих ладоней наши губы шепчут сны и непроизвольно вторгаются в зеркала

Чудесный вечер. Лунный пейзаж. Дым над взорванным борделем. Мальчик с разбитыми висками поёт или что-то плачет. Проходящий мимо мясник одним ударом вскрывает его череп, улыбаясь, он отрезает его маленький пенис, целует его, перекатывает его на ладони, кладёт в карман как очередной трофей.




 Другие небеса, края,
     Прекрасней жизни и смерти, туда и отправимся мы как только обретём крылья  , дважды свободные, мы трогаемся  в путь.


бросай камни в моё детство оно истлел на глазах плети венки из хризантем забудь по страх


воздух улыбкою палача сквозит сквозь мою и твою кожу

Мертвую ночь оковало льдом


мои желания осели в бокале сновидения


мне снится что я глотаю твои поцелуи запивая абсентом

  Плачу, но почему? хочу чтобы было это со мною наяву но твоё тело недостижимо далёко пркрасно


остаётся жить в имя сна!


Как мало влюбленных в пейзажи распятий из хризантем


Книга закатов из хризантем:
Закаты в душе растопились Босыми ногами  Бога расшатывать ветер скорбей, иль тебе не бывает конца?

Скрещенные руки уже коченеют заране распятия в зыбучих песках

Низвергнутый ангел,- вступаю в улыбку твою


крестовый поход растопились подобием воска нимфы нагие


мы словно тени на одноглазой земле


становится иным.

Где же ты теперь, когда идиллия конца так близко?
Неужели ты всё ещё прячешься от меня?
Тебя всё ещё манят тайные порочные силы и места?
Ты по-прежнему стремишься увидеть то, что никогда не откроется глазам?
Ищи меня в ночи по запаху мёртвых созвездий, стёртых этим бесконечным мраком с беспомощного неба




Ряд деревьев, стоящих у ближнего холма, медленно двинулся вверх по склону, шествуя торжественной процессией, в то время как неширокий мелкий ручеёк, мирно журчавший у наших ног минутой раньше, принялся плескаться, пениться и пугающе набухать пузырями.

— Потри по-другому! — закричал Бруно. — Потри вверх-вниз! Быстрее!

Это была счастливая мысль. Трение вверх-вниз сделало своё дело. Местность, начавшая было выказывать признаки умственного расстройства в разных видах, вернулась к своему нормальному состоянию сдержанности — за исключением маленькой жёлто-коричневой мышки, продолжавшей дико метаться по дороге и хлеставшей хвостиком, словно маленький лев.

— Давай пойдём за ней, — сказала Сильвия; и это тоже была счастливая мысль. Мышка сразу же припустила деловой рысцой, под которую мы с лёгкостью подстроились. Меня беспокоила лишь одна странность. Маленький зверёк, за которым мы следовали, быстро увеличивался в размерах и с каждым мгновением всё больше делался похожим на настоящего льва.

Вскоре превращение полностью завершилось, и вот уже на дороге стоял благородный Лев, терпеливо ожидая, когда мы нагоним его, чтобы двинуться дальше. Дети, казалось, не испытывали ни малейшего страха, они похлопывали и поглаживали Льва, будто тот был всего лишь шотландским пони.

— Помоги залезть! — крикнул Бруно. Не заставляя просить себя дважды, Сильвия подсадила его на широкую спину благородного зверя, после чего сама уселась позади брата на дамский манер. Бруно схватил каждой рукой по доброму клоку львиной гривы и стал похож на заправского всадника, правящего невиданным конём.

— Но-о! — этой команды оказалось достаточно, чтобы Лев немедленно припустил лёгким галопом, и вскоре мы оказались в лесной чаще. Я говорю «мы», потому что я, похоже, сопровождал их, хотя как именно ухитрился не отстать от галопирующего Льва, совершенно не могу объяснить. Но я точно был вместе с детьми, когда мы наскочили на место, где старик нищий рубил хворост; у его ног Лев сделал низкий почтительный поклон, и в этот момент Сильвия и Бруно спрыгнули на землю, чтобы тот час же броситься в объятья старика.

— От плохого к худшему, — задумчиво пробормотал старик, когда дети закончили весьма сбивчивый рассказ про визит Посла, о котором они, несомненно, узнали из официального сообщения, ведь их-то никто Послу не представил. — От плохого к худшему! Их намерения ясны. Всё вижу, но ничего не могу изменить. Себялюбие низкого и могущественного человека, себялюбие честолюбивой и глупой женщины, себялюбие злобного и не ведающего иной любви ребёнка — путь для них один: от плохого к худшему. И я опасаюсь, что вам, мои дорогие, придётся ещё долго всё это сносить. Однако, если дела пойдут хуже некуда, вы можете приходить ко мне. Пока ещё я могу сделать немногое…

Схватив пригоршню пыли и рассеивая её по воздуху, он медленно и торжественно произнёс несколько слов, прозвучавших как заклинание, пока дети глазели в благоговейном молчании:
«Пусть же Злобы снежный ком
Нарастает с каждым днём —
Встретит зло в себе самом,
Затрещит по швам кругом,
Задохнётся Кривда в нём;
Засияет полночь Днём!»

Облако пыли распростёрлось в воздухе и, словно живое, стало принимать разные забавные очертания, непрестанно сменяющиеся одно другим.

— Оно делает буквы! Оно делает слова! — в страхе прошептал Бруно, уцепившись за Сильвию. — Только я не могу прочесть! Прочитай их, Сильвия!

— Сейчас попробую, — смело ответила Сильвия. — Подожди-ка, дай мне как следует рассмотреть это слово…

— Я не стану есть! — ворвался в наши уши неприятный голос.

«Сказал он: „Я не стану есть
Такого поутру!“»



Книга суицида
твой пистолет заряжен и ты срываешь кукол с петель целуешь руки мёртвой служанки 
её тело выбросило на берег с петлёй на шее

Как она повесилась в открытом океане?

Фигуры королей, застывшие во льду, затонувшие города, изо дня в день всё меняется, и рабы Вавилона уничтожают все карточные постройки времени.

Насмехающийся беспощадный лик Демиурга.

День ритуала будет чистым и праведным.

Геенна открывается в центре небесной системы.

На территории шума склеп небытия. Бремя шрамов, обвенчанное с крестом, порывы ночи хлещут по срезанным человеческим торсам. Правосудие настоящего солнца рассечённое изнутри.

тонуть в мерцании абсентовых сумерек вишнёвых глаз на холсте без рамок рясы без тел и шаг без следа предчувствие без чувства и стена хаоса заглушающая наши голоса наши признания в любви поцелуи и спуск глубже в преисподнюю обсидиановых звёзд, добраться до дня но лишь успев насладиться отцовством ночи.

Страдание, выражающее себя в тлении материи мне чуждо.

Я был рождён иначе. 

 Нерождённые считают страдание благом. Явить своё лицо, чтобы спастись, а затем обернуться молнией. В галерее много трупов, забрызганных кровью и спермой. Отрезанные гениталии, выставленные под различными названиями. По всей видимости, на продажу. Порнография связана со смертью и любовью к мальчикам. С феноменами подобных брутальных образов. Так рождается искусство, которое, помимо всего прочего исключает присутствие Бога.


этот рвущийся в клочья дом памяти эмблема созданная сознанием

тело отданное на произол стихиям становится шизоидным объектом сострадания


Возможно ли обрести тайную силу на побережьях смерти.

В стране приливов, в этом Аду печали, в совершенстве ночи, где безумцы с короткими именами поют песни незнакомцам, члены тянутся к членам, а любовь больше всего гармонирует со смертью. Воспоминания рассыпаются в жарком мраке нашей постели. Это член, который хочется мастурбировать. Вот, где настоящая красота и поэзия.


способен ли я хотя бы похитить и удержать её тень


единственный путеводитеь это свет её тела


наши мысли призрачные лампады


вздохи наши забальзамированные ослепшие ангелы


Пусть боги шепчутся о нас в нас над нами под нами среди нас пусть их астральный шёпот разбивается о пристальный взгляды солнечных скал, о мой возлюбленный здесь в этом поздемном Содоме тебя ещё никто не искал


иногда я и моя спутнца в чёрном ходили и собирали трупы звёзды на берегах Атлантиды превращённой в свалку моя спутница освещала нам дорогу к городу - потустороннему Монмартру её шрамы сияли и мы двигались сквозь пальцы Бога просыпались и снова шли марионетки ведомые одним кукловодом мы бродим в этих руинах и звёздный прах проникает в сердца мы снова юны и невинны прекрасные скитальцы заложники пепла и сна


Воспоминания о долгой любви
Собираются как снежные сугробы
Как сонные утки на воде


Мы живём в своей Гомморре наслаждений.Никогда не спрашиваем друг у друга о прошлом,будущем .....у нас только НАШЕ настоящее. Мы жертвы построенных провокаций.
внна с шампанским мы гуляли по бульварам......был дождь......но мы были пьяны и влюблены
в плети своих жестоких желаний



Молюсь чтобы идти за тобой

Молюсь чтобы идти с тобой

Молюсь чтобы остаться вдвоём под этим проливным дождём

Молюсь о твоих поцелуях

Молюсь о твоей красоте

Воспеваю твою наготу

Молюсь чтобы однажды ласкать бархатную кожу твою

Молюсь обречённо но с надеждой на встречу хотя одиночество гложет внутри

Молюсь и надеюсь что ответишь

и подставишь губы под поцелуи мои





отражаться друг в друге как день и ночь лёд и пламень
снего твою кожу как будто стережёт или просто ласкает
стелет ветер тебе постель
моё одинокое шаловливое капризное дитя


Мне никогда не забыть той звёздной ночи и твои божественные стоны когда между бархатом твоей кожи и телом небес не осталось зазора

понимаешь ли ты чего стоят мне эти признанья в любви?

моя поэзия это любовный ритуал а ты образ супрематической красоты мой идеал

сны скользят по нашим телам поцелуи предшествуют оргазматическому катарсису

мы навсегда готовы остаться заложниками снов они так ласково поглощают тела


была ли ты кем то увлечена кроме себя?
о моя Дневная красавица или скорее дева полночи

после нашей любви наступит конец свте

сколько времени у нас осталось

ах мы даже ещё не успели влюбиться и познать друг друга


твой секс как гильотина режет по живому
анал и крэк и инвалиды и негритянские ритмы под которые мальчики фонтанируют спермой
мы переложили боль слепого арлекина на ноты
слепая девственница апокалипсиса
мы кастрировали бога и рады рады служить тебе
последний крик увиденный в детском сне



Каждая встреча с тобой  – это встреча с собственной гибелью. Я покрыл её кисть влажными поцелуями, потом заключил в свои объятья и жадно начал целовать шею. Грудь и волосы. Потом я всем телом прижался к ней, как будто изголодавшись, и осыпал жгучими безумными поцелуями всё её лицо, буквально оглушив  своими неистовыми ласками.


Десятки вертикальных порезов и поцелуев не оставят сомнений в моей любви.


В конце концов, останется ли у нас что-нибудь для жизни, - грозовые небеса, затянутые тяжёлыми облаками, прячущие лазурь.


Сколько может длиться это проклятое ожидание?




и мрамор губ усталых впитал поцелуи звёзд женственный образ небесной бездны не заполнить земной тоской по потерянному раю мы подошли к черте, за которой прекращается ностальгия и такие священные слова как любовь утратили всякий смысл

мы зажаты между садом и лунным светом который проникает везде и преследует нас



Я могу уничтожить вселенную,вскрыть чёрную дыру,превращу в руины  друзей...но её не могу не любить .....даже когда покроюсь морщинами...внутри останусь во чреве у моей богини. Навсегда остаться внутри вот это любовный каннибализм.


хочу с тобой писать на звёздах наши святые имена
и пить абсент с губ твоих
и стройный стан твой приобнять хочу сказать тебе что любовь моя цвета граната так же как и твоё имя
и поэтому люблю тебя красно люблю тебя гранатово
а ты носишь красные платья в белую складку
и нет ничего на свете нежнее этого цвета
и пусть католики танцуют в петлях
пусть скупо делят шлюхи вальс любовь моя цвета граната
люблю я только Ксению и мне плевать на вас



от нас останутся кружева бордельного пепла прах струящийся по чёрным клавишам рояля
нас развели снегопады разврата и смертью прощены на сегодня пока проникает вглубь тел наших заря и виденья лестниц обрываются срываясь криком в бездну


ты даришь мне вместо поцелуев двери вместо ласки больничные халаты а я терплю я от тоски немею  я перемешиваю наш прах с семенем и кровь застывает на губах ты даришь вместо объятий фонари чтобы вернуться к такой любви мне нужно поменяться с тобой разумом или именами чтобы не слышать больше тех лживых признаний


на каторгу отправили мы наши желания и спим теперь испитые до дна флаконы из под спирта мы обведённые тенями глаза рты открываются без ключа и палачи не требуют зарплаты


бессонные ночи наших рук и ног ты хочешь новых протезов а я изнемог я мокну под дождём приливов новых ног


пусть щёки тянутся к щекам а устья рек полнятся благодатью мы не успеем построить мост между собой и стыдом


пусть груди твои молятся от возбужденья придёт поэт и окаменеют плоти пьедесталы возведённые тобой в харчевне у Донны Анны


а листопад распятьев за окном мы дышим сквозь порезы протезов и бритвы для глаз ты называешь её игрушкой но обернквшись через час слепой потаскушкой ты вверяешь меня себе
нас обуглит ночь и даже арлекины не смогут нам помочь и карлицы невинны они пожимают своими плечами протезы торчат из мозгов мы снова засели в овраге печали и ждём появленья врагов


этот бордельный фронт пространство смерти для бегства ног

ноги бегут за протезами губ
скрылась луна и пропел повешенный петух эти арии для нагих сердец слышат только тротуары но если бы ты успела наконец и нашла новые протезы в своём будуаре

проказа оживает в материнских сумерках тучи над Сан Франциско сплетаются с моими желаниями порнозвёзды  оживают с новыми ранами которые образуют звёздное пространств внутри холстов их тел

материнская рвота сочится из сердца Арто


В машине смерти полюбовно мы забиваем друг друга
Безвидимость видимости
на мясных крючьях марионетки разве это не мы
Без укоров,взглядов и глаз
Нежные слова откровенности
счастливые секунды в бездне
на машине времени врезатьс в катафалк судьбы
часы пробили полночь
ты свою войну проиграешь


Страдание, выражающее себя в тлении материи мне чуждо.

Я был рождён иначе.

Даже следы кисти не смогут передать критические границы нашего прагматичного распада.

Это поиски нового мира, более справедливого, чем наш собственный.

Что же именно толкает нас в эту чёрную грязь. Мы больше не одинокие путешественники.

МЫ ЖЕРТВЫ.

Наше пребывание здесь  подходит к концу.

Существуют ли другие варианты. Более лёгкое понимание истории, или более радикальная её интерпретация. Время останавливается, оно замирает, когда замирает свет. Наши тела бьются о лестницы. Кризис сексуальных аккумуляторов. Загрязнение трансгендерных систем. Паранойя мирского воспроизводства.


любовь с обугленными руками хватает меня за плечи и ведёт к заброшенному пляжу



под арками ночи пленные срывают маки и ангелы гладят смуглые бёдра уставших юношей



Прохлада птичьих кружений сочится тёплой кровью


плоть наша исчезает в водах чёрного молчания это катастрофа деликатного суицида


андрогинный смех восковых губ распятия поднимают окровавленные веки


руны мраморных ликов оказываются контрабандой фарфоровых блудниц





Книга зимы и наготы

Зима холодна.
В глубине сада
точу я нож...

Умирающий Вергилий говорит о тайне механического умерщвления материи пережить смерть как анонимный артефакт который порождает смех и слёзы Эроса вначале и самоубийство в складках Гегеля на глубине жертвенного деяния которое проецируется на суицид Демиурга отдавая его в ведение природного процесса, доступного описанию.

стриптиз карлицы налицо

Выбирай, что тебе приятней - боль внутри или боль снаружи


что тебе ближе нож в сердце или рубцы на венах как напоминание о тех душных аргенинских ночах на побережье 12 дюймовых членах не загрязнит ли эта медитация суровую кровь наших небес?


больные репетируют молча их рты завязаны они ломают стулья кладут скрипи в гроб и уходят

анархическое тепло непроявленного

играть на крышке рояля пальцами плюнуть в партитутру и выйти из комнаты


Сколько нам ещё тонуть в этой кровоточащей нирване бытия?


этот рвущийся в клочья дом памяти эмблема созданная сознанием

тело отданное на произол стихиям становится шизоидным объектом сострадания

с супрематических лабиринтах в криках Арто в складках Делёза прячется смерть стонущая об боли проникновения в бытиё жизненного пространства

письма Кафки и вот уже Братья Маркс спешат на помощь


сновидении и конце текстуальной эпохи барочное препарирование обращённое пртив самого себя становится расписанием суицидального движения по касательной


В складках Делёза партитуры арто его гностические вопли распятые непрерывной чередой преступления и раскаяня


мёртвая герцогиня в пустоте тишина мраморных лабиринтов в парадигме вербальных экспериментов смерти сменяют друг друга как времена года


ангелы с обиженными глазами заплаканные ставни неоплаченное счастье бутоны грёз и бастионы гроз окна битых рёбер и скитания обезглавленных манекенов передразнивание бога на трезвую голову дождь в трамвае поцелуи гор и объятия поездов сумерки  так я встретился с зеркальным туманом её тела архаическое тепло которого не вмещалось в ладони верхом на тучах она проплыла бросая тень на стаи птиц в её рукавах истерично бился слезливый закат парижская осень в гробу и её липкие от дождя пальцы срослись с пейзажем

чёрно-белые пейзажи тел калифорнийских мальчиков не помещаются в рамки затёртых холстов


Уальд входя в бордель и видя мальчиков в странных азиатских нарядах: Тщательнее всего следует выбирать любовников. Гениальность выше красоты и не требует понимания.

никогда не кидайся на призраков с ножами ибо длинные тени ландшафтов вседозволенности оседлают трупы роялей и скелеты виолончелей пустятся в пляс в зале Красной смерти

фантазии истеричных медсестёр глаза висельников в окнах борделя мумфицированный рассвет туалетного секса публика заполнила лабиринты мёртвых галактик

забальзамированная Джульетта и её мумифицированное влагалище спрятаны глубоко в склепе невольно ликующих любовников палачей

проказа оживает в материнских сумерках тучи над Сан Франциско сплетаются с моими желаниями порнозвёзды  оживают с новыми ранами которые образуют звёздное пространств внутри холстов их тел

материнская рвота сочится из сердца Арто

перерезая солярную пуповину я сплёвываю смерть в галактический песок

простыни небес размокли от небесной лоботомии

подношения мертвецам чьи гениталии были тебе так дороги когда-то ты играл с ними в Бостонского душителя

стереть воспоминания о мёртвых и неудачниках когда твой член встаёт во мраке улиц благословлённый редкими вспышками бордельного неона

ты помнишь того мальчика-инвалида и его кукольный рот в который я периодически сплёвывал смерть перед каждым заходом солнца

ландшафты разрушаются подскальзываясь на рвоте висельников генитальные сновидения прилипают к вырваннным волосам манекенов чей искусственный разум плодит кошмары

сорвать маску с демиурга отрубить руку качающую колыбель ужас проецируется на сострадание врождённая кастрация всех органов без тел и крови эротизм трупных пятен симфонии внутренностей разбросанных по алтарю семя хаоса прорастает сквозь тишину катастрофического экстаза

К утру гениталии развешаны как лохмотья это апокалипсис для стервятников собаки лают на кошмары которые обернулись парализованными невестами в окровавленных саванах под которыми проступают иероглифические татуировки сновидений

прибежище палачей становится прицельным милосердием могил

гости садятся тебе на лицо они испражняются с комфортом

слепые манекены тянут руки и улыбки трескаются на лицах и маски падают с потолка Калифорния горит под ногами гости садятся за один и тот же рояль они мастурбируют ногами умирая от голода на прощание не забывая про маникюр вскоре партитуры закричат и Арто охрипнет отражения сожрут зеркала пальцы отрежут страницы тьма примет форму твоего тела

выбери самый большой крюк ты станешь мясным распятьем

обглоданные кости святынь мясники начали марионеточную войну с отражениями карликовых богов лабиритны полны отрезанных голов черепа застыли на рукоятках пламени

дети с простреленными лицами тянут к нам то, что когда-то было их руками а теперь это нечто аморфное гипертрофированное как смех целлулоидного мира лопается на глазах



Священное спокойствие плоти нарушено. Слезоточивая похоть  непрерывно  и непроизвольно исторгается из наших глубин как рвота, стирая наши слепые образы, превращая безумие в единственную спасительную антитезу этому бесполезному искусственному существованию. Клонированное вожделение мутации пыток, плоть изживает себя на предельной скорости.

любовники теряют надежду признаются в любви и перерезают горло кровь клокочет в желудках под ногами чей то скальп свет солнца благословляет эту трагедию омывая своими лучами нагие тела живых и мёртвых дрочить наощупь торчать на стороне пока не придут странные мальчики и не высосут твою сперму и лишат тебя всего безрассудного времяпровождения безногий солдат трётся членом о дымящиеся трупы начинается гроза но всё ещё слышен шум выстрелов и шторм продолжается пятый час







о чём свидетельствует нагота палачей?


я играю на нежных струнах твоих губ

клавишах плеч твоих

виолончель твоих гениталий арфа твоих анальных подаяний

я импровизирую на флейте твоего сердца

цимбалах твоих грудей


в полнолуние тела карлиц принимают форму распятий их запястья кровоточат как девственность

будь ближе к Иуде искупи своё милосердие бесконечными ливнями астральных волос на блюдце сознания скриншоты сострадания не противопоставить мультимедийной какофонии тех чьи рты готовы к последнему суду причастию и оскоплению мой мозг верен чёрной искре высекаемой из влагалища однорукой матери богини её глаза видят сквозь годы и слёзы сквозь зашитые веки и гробы и распятия в местах где не доходит свет тех кто покалечил и предал себя забвению в душе мёртвого эмбриона есть пустота которая становится сединой внутренней и трепещущей свечи

сексуальные акты с жертвами терроризма Бесплодные удовольствия, никогда не давшие рождения звезда Бога на твоей брови симпатия к нетронутым гениталиям мальчик прекрасный как Мартин Гор сосёт так же самозабвенно как Саша Грей my cock in him and i am helpless it is too much i am broken и его чувства разбиваются о тернистые скалы моего неприступного телесного парадиза


я подставляю свой лоб рот и губы под нечистоты мрака быть может в этих рощах я очнусь среди паучьего молчания и стенаний берегов я пью молчание богов нечистот и удаляюсь прочь в кровосмешение багряных экстазов плавание в сомнамбулических венах где бесноватые шлюхи истекают агонией вечерних ангельских удушений как бы назло всему греховному и стыдному они душат шлюх которые успели покаяться и снова напиться

разбилась пурпурная плоть сна и плачет лик человеческий над морем и тонет беспомощный чёлн скорбей в ледяном потопе вечности


моя простата под твоим прицелом

я боюсь выстрелов в упор и громких плевков в спину одновременно надеясь получить свежую сперму а не пулю в лоб или в богобоязненный анус

мальчики строчат по клавишам сосут как под дулом винчестеров и намыленных петель  смешно пялясь в пустоту доджливых сумерек.

содомия на фоне бомбёжек и голода голодная ****ь потпускает к себе мародёров и вот уже её задница оккупирована двумя членами он плюёт на них и зсовывает по самые яйца в свой расширившийся зад она не привыкла так отрабатывать чаевые кардинал устраивает оргию в зале красной смерти у всех участников завязаны глаза на них ошейники и поводки они пьяны и падают на битое стекло режут руки и в истерике трутся гениталиями об острые осколки визжа от резкой боли кардинал молча улыбается и кончает на лицо раба этот мальчик слеп от рождения его насилует кардинал с тех пор как ему исполнилось шесть лет и он научился сосать и все багряные мальчики-жрецы исполняющие странные танцы в спальне кардинала их тела блестят от арахисового масла они блестят и отражают солнечные лучи как зеркала они продолжают играть свои странные роли вскрывая тайну резаных запястий и сиянье чёрного света его пурпурную ласку его шершавую похоть мальчик даун наивно улыбается сидя на руинах борделя он играется с черепом матери он вырезает глаза и подносит их на подносе своей младшей сестре которая просит есть истекая кровью её насиловали всё утро люди кардинала они заплевали её лицо они превратили её тело в окровавленнное месиво ей не дожить до утра как грустно глядят на неё птицы с недостижимых своих вершин и всё так же свирепо равнодушно бьются о скалы волны




Книга метаморфоз



и Сад становится Кэроллом и Кроули оборачивается багряным берроузом раны заживают и всё что сшивает эти шрмы удерживая пыль времён на лике богохульствующих ангелов Грэм Бонд входит в мягко освещённую залу желая смерти всем желающим неся радость всем сочувствующим откуда дует этот ветер и мальчики совокуплячются с антилопами и вино обжигает кожу девственниц Love Hurts Do what thou wilt baby suck another dick oh mr crowley and wild boys старик билли опускется на колени и берёт в рот член мальчика посыпанный пеплом и кокаином он расправляет его чёрные крылья он гладит эти плечи он целует крылья и члены крылья и члены крылья и члены и нетрезвые ветра продувают эти корридоры заполненные только обожёнными телами и чёрным светом распятия взрываются как мыльные пузыри и лики блюющих мальчиков искушённых в слярном разврате они разбивают членами зеркала пытаясь избавиться от проклятия отражений и преследующих их тварей зажатых между фантомами морали и совести когда закончится этт викторианский бздёж о мистер Кроули отец Билли и придворные мальчики сидящие по левую руку от моего трона мальчики превращающие распятия в пепел одним поцелуем вот почему свет всё ещё существует мистер Кроули вот почему одинокие птицы порхают над нами а связанные дети не просят пощады ответь мне святой Алистер почему слепые дети не отзываются на привычные имена и плюют вслед своим свихнувшимся матерям почему тела освещают только трепет звериных сердец почему чёрное сияние ослепляет а член подростка вздрагивает и заикается мальчик слизывая сперму с книги закона и только тьма способна очаровывать по-настоящему таинственное притяжение анусов и распятий в детских руках пригвождённые мученики воры и святые продавцы детских тел сутенёры покалеченных педерастов в городе не осталось ни одной девственницы их убили мародёры мальчиков изнасиловали по приказу кардинала чья слепая мать вторые сутки пытается повеситься стражники каждый раз обрезают верёвку и вот она ползает по пыльной мостовой пытаясь подавиться осколками стекла







активная мастурбация в судорогах это мастурбация посвящена смерти как катарсису распятому в груди жертвы ставшей чистой как будто с неё содрали кожу и испражнения Демиурга унёс поток ночных кошмаров

постели полны разбросанных гениталий

танцы пьяных арлекинов вокруг виселиц

и проститутки отворяют свои тела как двери кабаков

корабль-призрак и татуированные самоубийцы

одноногие шарманщики тонут под скрип трамваев

рассеется под вечер ад глухонемые ароматы слова шинкуют нас как листопад и нет конца прибою

величья требует поэт хоть нем он и неволен под суд отдать его хотел безмолвный хор уродов

И звезды небесные пали на землю как глухие карлицы


вбивая гвозди в языки летим и мечем стрелы у богоявленной реки порезаны все вены из них струится кровь твоя и мантию поэта ты примеряешь неспеша без звука и памфлета

Траурные марши для похорон великого глухого эти долгожданные минуты тишины или Первое причастие бесчувственных девушек в снегу или это больше похоже на Уборку урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналам

избалованный рот всхлипывал вместе с зарёй смеялись распятия увитые плющём и хмелем


мечутся духи медленно тянутся к чёрным кружевам руки си минор утешение обратной стороной искушения искрещения исхуления издавления

мальчики мастурбирующие на сцены Страшного суда и разбивающие членами зеркала мальчики-хамелеоны меняющиеся в зависимости от твоих прихотей и желаний
Септерион убегает в джунгли по его лицу хлещет дождь он видит раненую антилопу он подползает к ней сзади достаёт член и проникает в ней раздвигая шерсть липкими от крови пальцами Септерион слышит выстрелы солдаты рсстреливают мародёров а он пытается кончить в умирющую антилопу


а яяяяя ****ь я снова заикаюсь твой член и этот рояль мои губы и смычок виолончель ты один будешь здесь моим раздевайся разве ты не любишь моллюсков осень а Мону Лизу любишь как думаешь ты бы стал ею в след жизни я а яяяя бббб***** опять здесь заикаюсь осьминоги между ног моллюски литература чтоли всю сперму высосал о Чарли инфицированного негритоса ты хотел этого пожара в груди я а яяяя вввввальс шопена играл **** я Вашего шуберта яяяя люблю шопена и сдохну или кончу вот клавиши чёрные и между ними гвозди Алиса приди Алиса возьми меня в свой склеп

сожри меня Алиса яяяя так устал заикаться и играть этот вальс Шопена

а где роза Магдалена её груди прибиты к стене как ненужные декорации это что же картина или инсталляция что пермоманс а распятия шприцы кресты проститутки ****и моллюски все одной крови суки гермафродиты орекстр им св. Тиресия


какие голоса боже не могу попасть по клавишам я опппппять заиаюсь герберт раздевайся покажи как ты умеешь менять кожу снимать лицо и выращивать грудь


сжигая до тла ангельские останки густая слизь из тела карлиц как рвота мёртвого поэта орошает землю

Как мало влюбленных в пейзажи безумного рассудка!..
   
     Молчанье твое - не туман:
     Низвергнутый ангел,- вступаю в улыбку твою...

     Столь нежная ночь приготовила небо как ложе...

только для нас пилигримов хаоса окончился дождь и улыбкою воздух облек...

                мы вытаскиваем изысканные трупы из сетей своего сознания из могил своего вдохновения из сокровищниц своего безумия

     Столь мысли о мыслях твоих на улыбку багряного ангела похожи,


                кишки на лобке кишки на кресте кровь на губах бинты на глазах катарсис переживания смерти Патрокла
   

     Два разорванных лика в витраже, о, если б возникнуть посмели в здании Последнего Суда




он раскинул руки гневно смотря в беззвёздные небеса он пытался найти его запах но его труп уже вот сутки как покоился в могиле там глубоко

и кости стали как кораллы
его южный акцент и царапины на ягодицах

ревность юноши уносит утренний ветер
оставить долине смерти в прощальный дар его изувеченное тело

рельефы руины разрушенных тел святилище для ценителей изысканных смертей

а после любви нерасторжимый брак с тишиной и полоса былых паров проплыла над горизонтом твои целую я руки перед небом я выдержал все испытания и брачное ложе стало нашей уютной могилой

И шёпот тёплого пепла и причинность нетрезвых поцелуев тупится об алчную нежности небесных лезвий


Пристальнее вглядеться в костлявое лицо неулыбчивого Демиурга навестить бога в небесном склепе алькове содома где херувимы ублажают страждущих.

Пусть боги шепчутся о нас в нас над нами среди нас пусть их шёпот разбивается о пристальный взгляды солнечных скал о мой возлюбленный здесь в этом поздемном Содоме тебя ещё никто не искал

экскременты у подножия античных статуй отходы неблагодарных слушателей конец наступит внезапно когда закончится детство вряд ли каждое слово случайно само по себе юноши пьют менструальную кровь из заботливых девичьих рук вдали у фонтана сиамские близнецы танцуют танго под дырявым зонтом нам всем дали ключ к одной и той же двери но античная комната слишком тесна отторгая всех живущих видения полночного пира зрители доят коров в безмятежной прохладе вечера матери кормят детей своими отрезанными грудями бесконечные метаморфозы света шаловливые детские пальцы прижимают к груди гроздья винограда всё уже потеряно похорони свою корону шуты глядят на всё умиротворенно приходится кормить грудью собак дорогой Винсент приготовь мне ухо с беконом на завтрак стакан бренди и снова эрекция как только заиграл слепой пианист оркестр сдался да я помню сочные звуки скорби и покойников в первых рядах откуда такая сила у мёртвых глаз выбитых зубов сломанных конечностей  лучше смотреть на огонь розы порезы крайней плоти одно влагалище вместительней другого кровоточащее сердце раненого аиста мы раскрывали тела и проказа находила в них временное убежище губы распахнуты в открытые тела упираются обмякшие члены шакал пожирает торс юноши когда то он слизывал с моей груди ржавчину сперму и кровь брошенный на растерзание стихиям, он метался вслепую, и петляла его страсть, все движения его были столь изменчивы, будто его несло капризными ревущими ветрами, ее краски стали столь неясными, их так перемешало наступавшими сумерками, что и сама она казалась лишь излучением этого места или времени года


Ариэль ты справился со своей задачей прекрасно стихии умолкли и луна взошла над твоим могильным холмом ростrи бамбука прорастают сквозь тела речные лилии на твоей бледной груди молоком луны Диана омывает твой стройный стан у меня нет ниxего кроме твоей кожи твоих рук твоих газ


Рик завёл себе себе нового парня мне назло я шлёпнул их обоих и теперь
Пропиваю гонорар в этой техасской дыре –  у мальчиков было слишком много врагов, увы

И фиолетовая листва склонялась к его ногам,  только у меня одного был ключ к вратам его постельного рая работающий мужчина заслужил свою порцию удовольствия


В лунном сиянии наши тела как тела неудержимых сатиров на берегу океана нас ласкает прибой и свет звёзд заставляет члены твердеть на холодном ветру

В комнате № 23 Тони Дювер гниёт в своей спальне. Тони, где твои мальчики которые должны были усыпать розами твой труп и долго фотографировать твой омертвелый член который столько лет был верным спутником их безответственных задниц.


такие оргазмы выходят из моды но члены под песком и терпкая щетина на лобке и её член который портит аппетит и хризантемы прибитые к земле тяжёлым дождём эти звуки и запахи они внутри его опустевшего сердца и чёрное небо африки и горячий песок
и холодные губы мальчика в которых застыла вся грусть вселенной


 я молюсь о твоей красоте но не хочу больше тягощать тебя ты  молод и не нуждаешься в моей опеке.




Молли любила своего Адольфа каждую куклу она одевала в униформу и приклеивала усы десятилетняя Молли плакала во сне и сквозь слёзы читала молитву вернее призыв ко второму воплощению святого Адольфа нет Молли мы не в Диснейленде это какая-то адольфомания её вагина взрывалась от грусти вопила от отчаяния захлёбываясь искусственной спермой Молли верила что это семя Адольфа своего брата она просила одеваться как Адольф.
И больше никаких свиней апокалипсиса скепсиса герпеса всё записано в книге лжи дружба с призраками не может кончиться ничем хорошим у изначально ***вой истории не может быть однозначно ****атого хеппи-энда.

В 2866 почти все ампутанты могли ходить по воде а их Jedolf обладал памятью будущего мира. Его память была направлена на все возможности непроявленного. Так как люди обычно помнят то что было, имело место быть, уникальный мозг Jedolfа помнил то чего ещё не произошло и помнил во мельчайших подробностях все варианты того что только должно будет случиться.



Зелёные волны абсента накатывают на наши поцелуи и в стекле бокалов отражаются падшие звёзды.

Я потерял на свете всё, кроме любви к тебе.

Какая страсть трепещет под твоей призрачной кожей.


Перманентное состояние хаотичного многоканального изнасилования.

Разрушительное пламя, сжигающее сердца людей и ангелов.

Слышится музыка расчлененных телесных вибраций, когда плоть срезается, и вырываются вены.

Ничто не успокоит наэлектризованную бушующую похоть.

мне кажется что любовь наша длится уже тысячу лет
помнишь как плыли мы по низовью Нила

и времена разрушали тела хижины пирамиды всё кроме нас и наших бессмертных снов

и двно уже пал Вавилон а наша любовь неприкасаема коса времени идёт мимо

выживем ли мы на этой постели из облаков изменчивых как города нашей мечты

в сумерках нам поможет только луна она сдирает с нас кожу своим сиянием но мы останемся вместе послав весь мир на....