Поблескивая пайетками алого кафтана, Юкавелан шел по проспекту и молился, и думал – а молятся ли другие, и, если да – то о чем, а если нет, то что делают в своей голове, когда вот так вот идут по проспекту, поблескивая пайетками кафтанов. Избави нас, Господи, - мысль молитвы вдруг, сплетясь с мыслями других, стала преследовать Юкавелана, расширяясь подобно самому известному пятну Роршаха, более всех других его пятен похожему на вагину; - от всякия напасти, - вдруг подхватила тщедушная старушка, покупающая овощи, и в ней с виду вообще ничего не предполагало молитву, - научи нас, вразуми нас, - к дуэту как бы невзначай пристроилась группа студентов и студенток, настолько неожиданно, что Юкавелан поперхнулся пивом, и студенты поперхнулись пивом, но молиться не перестали; - помоги нам, - лазерным лучом неслось из головы проститутки, стоявшей, помахивая канделябром на обочине проспекта, прямо в голову Юкавелана, пронзая мозги насквозь микроскопическими волнами; - спаси нас, - молилась глупая женщина с коляской, наворачивая бургер, из которого с ненадкушенной стороны нависала над миром грандиозная сарделька, густо обмазанная кетчупом, и карапуз нависал над миром, а пустышка постоянно падала и он орал; - защити нас! – умолял бравый сержант ППС, будто бы сам недавно вылезший из коляски и потерявший соску; - сохрани нас, - взывал файл к пальцу, занесенному над клавишей ДЕЛЕТ; - очисти нас, - неслось из платного общественного туалета, но Юкавелану уже ничего не было противно; - души и телу буди заступник, - выражал в пространство свою часть молитвы инвалид, мысли которого были в столь запушенном состоянии, а доплаты к пенсии в связи с этим оказались столь огромны, что он ехал на собственном, личном синхрофазотроне. Господи, научи меня верить, молиться, терпеть, прощать и любить, - закончил молитву Юкавелан, - а головы людей, со всех сторон приближаясь и, сужая воображаемый защитный круг, транслировали в пространство: слава тебе Боже наш! Слава тебе!! Да не обладает нами всякия беззаконие!!!
Расплющенный, словно пайетка, невольно живущая своей особой жизнью на просторах алого кафтана, Юкавелан стоял и думал, что ни *** он не исключительный, или может, все люди тоже исключительные, но, с особым цинизмом продолжил впоследствии свое триумфальное шествие по проспекту.