БАЙКА О ТОМ, КАК ЮРОЧКА ЧИТАТЬ НАУЧИЛСЯ, И ЭТО БЫЛО ПЛОХО,
А КОГДА ПЕРЕУЧИЛСЯ, СТАЛО ЕЩЁ ХУЖЕ, И ТОГДА ОН ПОНЯЛ,
ЧТО ЧИТАТЬ НАДО НЕ ПРО ДРУГИХ, А ПРО СЕБЯ
Читать и считать Юрочка научился в четыре года, научился сам, без посторонней помощи. А произошло это так.
Его сестра Наташа, которая старше его на четыре года, учила свои уроки за единственным в их комнате столом, и за этим же столом он занимался своим любимым делом, раскрашивал цветными карандашами картинки в альбоме «Раскрась сам». Учеба давалась сестре с трудом, и она зубрила буквы и цифры вслух, а Юрочка слушал и запоминал. Так он выучил буквы, научился складывать их в слоги, слоги в слова, а вскоре уже довольно бегло читал целыми предложениями. То же произошло и с цифрами. Он освоил счет до ста и в пределах сотни мог в уме складывать, делить, умножать и вычитать. Но было во всем этом умении одно большое «НО». Сидел-то он напротив сестры, и учебники её видел вверх ногами, а потому и читать и считать он мог только, видя слова и цифры вверх тормашками, и не слева направо, а наоборот. А когда перед ним клали книгу в нормальном положении, он ни букв, ни цифр не узнавал. Мама, обнаружив эту несуразность, потратила немало сил и времени, но всё-таки переучила Юрочку читать и считать, но кое-что ей всё же исправить не удалось. Он читал и считал только вслух, как это делала его старшая сестра Наташа, когда учила уроки. Мама, и так достаточно намаявшись с Юрочкиным переобучением, сочла это зло не столь уж великим и оставила его в покое. А Юрочку после этого как прорвало. Он читал всё подряд: названия улиц, магазинов, заголовки газет, прейскурант цен на услуги в ателье по ремонту обуви, название товаров на бирках, этикетки на бутылках и даже надписи на заборах, чем иногда приводил в замешательство окружающих.
Один раз Юрочкиной маме понадобилось сходить к врачу, но оставить дома одних Юрочку и маленькую Маринку она не рискнула и взяла их с собой. Очередь в кабинет к нужному маме врачу показалась Юрочке бесконечной, и ему быстро надоело скучное сидение на стуле, и он отправился бродить по коридору, громко вслух читая таблички на дверях кабинетов.
- Лор, - прочёл он и, ничего не поняв, пошёл дальше.
- Хирург, - было прочитано им на следующей двери, и он, снова ничего не поняв, подумал: «Ну и названия тут у них, не русские какие-то». Так он прочитал ещё одно непонятное слово:
- Невропатолог, - и остановился у двери со следующей надписью:
- Гинеколог.
Дамы, сидящие около него, были какие-то замкнутые и грустные. Юрочка решил их немного развлечь и, взяв со столика у кабинета первую попавшуюся брошюрку с непонятным названием: «Венерические заболевания», начал читать её вслух. Первые же фразы, прочитанные им, видимо, так заинтересовали окружающих, что они слушали, не проронив ни слова.
«Видимо, им очень нравится слушать, как я хорошо читаю. Вон как молчат от удивления», - гордясь собой, думал Юрочка. А дамы на самом деле молчали оттого, что были повергнуты в шок тем, что он им читал звонким детским голосом.
А читал им Юрочка о страшном заболевании – сифилисе, которым можно заразиться, если вести беспорядочную половую жизнь. А когда с его губ стали слетать такие слова, как «бледная спирохета», «половые органы», «шанкр», - дамочки около кабинета опомнились, и их возмущённые крики заглушили Юрочкино чтение и взбудоражили всех присутствующих в коридоре поликлиники.
- Немедленно прекрати это безобразие!», - кричала одна полная дама, - «Сейчас же положи брошюру на место!», - грозно требовала другая дама.
- Я тебе уши оборву, а ну пошёл отсюда, - кричала пожилая женщина. А Юрочка, словно бес в него вселился, уворачивался от их рук и всё читал и читал. На шум стали выглядывать из кабинетов врачи, и приём больных на какое-то время был сорван. Не известно, чем бы это закончилось для Юрочки, но тут одна дама, поняв, что такой маленький мальчик не мог прийти в поликлинику сам, без родителей, стала кричать:
- А кто родители этого мальчика? Немедленно уведите его отсюда!
Именно её крики услышала Юрочкина мама и, поняв, что слишком давно не видит рядом с собой сына, сообразила, о ком идёт речь, и бросилась в эпицентр скандала, там она подхватила Юрочку под мышку и потащила прочь от возмущенной толпы. А Юрочка, не понимая, почему люди ни с того, ни с сего на него обозлились, бился у мамы под мышкой. Он кричал в эти искаженные гневом лица, что всего-навсего хотел их развлечь, и просто почитал для них из первой попавшейся брошюры, в которой осталась ещё большая не прочитанная им статья под названием «Гонорея».
В другой раз они с мамой ехали в трамвае и Юрочка, чтобы развлечься, начал читать надписи в вагоне:
- Места для пассажиров с детьми и инвалидов», - чётко и громко прочитал он вслух, чем вызвал умиление окружающих и, особенно, у кондуктора, особы неопределённого возраста, но большой упитанности.
- Надо же, такой малыш, а уже сам читает, - похвалила она Юрочку.
- Вход. Выход, - прочитал он следующую надпись и, выслушав очередную порцию восторгов, продолжил:
- Оплачивайте проезд при входе. Цена билета – 3 копейки. Штраф за безбилетный проезд – 1 рубль.
- Какой умница! – продолжала восхищаться кондуктор. – А кем ты хочешь стать, когда вырастешь, может быть, кондуктором?
- Нет, кондуктором не хочу, потому что они дураки, - буркнул Юрочка и в подтверждение своих слов прочитал табличку над рабочим местом кондуктора, где сначала типографским шрифтом, а потом, после тире, нацарапано от руки следующее:
- Место кондуктора – дурака.
Надо ли говорить, что после этого карьера кондуктора для него была закрыта навсегда, а ему с мамой пришлось срочно покинуть трамвай.
В следующий раз Юрочка с папой шли утром на Калининский рынок. Папа договорился там насчёт «халтуры». Во времена Юрочкиного детства «халтурой» называли не только плохо сделанную работу, но всякую работу, дающую возможность подзаработать денег.
Так вот, в тот день папа шел на «халтуру», а Юрочка увязался за ним. Их путь лежал мимо районного отделения милиции, позади которого, в подвальном помещении, находился вытрезвитель. А знаменит он был тем, что работали в нём просто отъявленные крохоборы. Попавшие туда люди обирались просто до нитки. Найти же управу на этих мерзавцев не было никакой возможности, ведь все работники вытрезвителя были милиционерами и могли сделать с попавшим к ним подвыпившим клиентом всё, что угодно. Например, отберут все деньги, ценные вещи, а утром заявят проспавшемуся клиенту, что его таким и привезли, то есть уже без денег и без вещей. Если кто начинает протестовать, то его отправляют на пятнадцать суток, и попробуй потом доказать, что тебя обобрали. Кто же тебе поверит?
Юрочка жил на рабочей окраине, где выпить мужикам с получки или с аванса было делом обычным, а если учесть, что большинство мужиков в те годы прошли мясорубку войны, или пресс лагерей, а некоторые даже и то, и другое. Поэтому, чего скрывать, пили мужики, заливая раны души и тела, весьма крепко. Вот и пользовались этим пройдохи из вытрезвителя, а начальство в отделении милиции их покрывало. Так что не любили мужики в те времена милицию, а повидавши в жизни всякого, не очень-то и боялись.
Хлебнул лиха и Юрочкин папа. От войны ему на память остались шрамы на теле, искалеченная нога, да контузия. Были ещё партбилет, что вручали на фронте, и пара медалей, но при посадке в лагерь из партии исключили, медали отобрали. Но всё проходит, прошло и это лихолетье, вот только, выйдя на свободу, ни партбилет, ни медали папа возвращать не стал. На память же о лагере у него остались наколки на груди и на руках, да знание «фени». Всё это, и о войне, и о лагере Юрочка узнал не со слов отца, а значительно позже, когда папы уже не стало, узнал из случайно оброненных слов родственников, папиных знакомых, а также от тёти Маруси и мамы. Сам же отец на эти темы никогда с Юрочкой не говорил, а может быть, ждал, когда Юрочка подрастёт, но не успел. Лишь историю своего ранения рассказал он ему, да и то потому, что очень он достал папу своими расспросами.
Папа был заряжающим при большой пушке, называемой гаубицей. Обслуживали её масса народа, а если учесть, что в батарее таких пушек было несколько, то хозяйство было весьма солидным. Ведь кроме орудийных расчетов, там были и хозвзвод, и свой санбат, и ездовые, и связисты, и ещё много-много всякого народа. Такие пушки не предназначены для передовой, обычно они стреляют навесным огнём из тыла, через головы своих солдат, по заранее рассчитанным целям. Но в те, первые месяцы войны, творилось всякое и, толи по недомыслию, толи от безвыходности, а может, и из-за злого умысла, чего уж тут лукавить было и такое, папину батарею выдвинули, чуть ли не на передовую. Они даже и развернуться-то толком не успели, как их засекли немецкие корректировщики, и они попали под бомбёжку. После авианалёта командир собрал всех живых и легко раненых у оставшихся двух целых пушек, а другим раненым сказал:
- Кто может, идите в медсанбат сами, так у вас будет возможность остаться в живых, а большего я для вас сделать не могу, потому что, прежде всего, обязан выполнить приказ. Выполнить любой ценой.
А до санбата, что остался на их прежней позиции, было без малого пять вёрст. Это здоровому пять километров пройти лишь размяться, а какого раненому. Вот потому и дошло до него меньше половины и среди них Юрочкин папа. Да и то, как он говорил, вряд ли бы дошли, если бы не случайный конный обоз, да не пожилой командир этого обоза, что пожалел их и подвёз до санбата. А ещё папа говорил, что из тех, кто остался на батарее, в живых не осталось никого. Немцы прорвались в том месте на мотоциклах и броне машинах и, наскочив на полуразбитую батарею, покосили всех из пулемётов, не пощадили даже раненых. А пушки взорвали.
Но вернемся в то утро, когда Юрочка с папой шли мимо отделения милиции, а рядом с ними шли только что выпущенные из вытрезвителя, потрёпанные жизнью мужики. Невольно маршрут Юрочки и папы совпал с маршрутом этих хмурых и злых мужиков, т.к. Юрочка с папой шли на «халтуру» на Калининский рынок, и к этому же рынку шли на опохмелку мужики. Там, около самого входа, стоял пивной ларёк, что открывался «ни свет, ни заря», и который спасал не одну сотню страдающих похмельным синдромом со всей близлежащей округи. А злыми были те мужики потому, что накануне была зарплата, и все они, попав в вытрезвитель, в очередной раз были обчищены до нитки. И надо же было случиться такому совпадению, что именно в этот момент из трамвая, троллейбуса и автобуса, что одновременно подъехали к своим остановкам, вышло десятка полтора-два спешащих на работу в отделение милиционеров, а также приличная толпа жаждущих пива выпивох. Вот ведь, как иногда в жизни всё решает случай. Выпустили бы мужичков из вытрезвителя минут на пять пораньше, и ничего бы не случилось. Или опоздай хоть на минуту к тем остановкам транспорт, и тоже всё бы обошлось. Наконец, не окажись там в ту роковую минуту Юрочка с его глупой привычкой читать всё, что увидит, и не было бы того, что случилось, когда два потока, спешащих каждый к своей цели, столкнулись между остановками транспорта и отделением милиции прямо у поворота к пивному ларьку. Обобранные и злые с похмелья мужики хмуро смотрели на лощёных, чистеньких, спешащих на работу милиционеров или «мусоров», как их за глаза называли. Раздражение в душах людей всё нарастало и нарастало. Никто не может объяснить, почему годами спокойно стоявшая хрустальная ваза, которой к тому же не раз пользовались, вдруг ни с того, ни с сего взрывается. Считается, что при её изготовлении была нарушена технология, и вот, напряжение внутри её кристаллической решетки растёт, и в один «прекрасный момент» стоит на неё упасть ничтожной пылинке, и она с грохотом разлетается на мелкие кусочки. Видимо, и в тот злополучный день напряжение в толпе мужиков достигло предела, и достаточно было искры, чтобы рвануло. Этой искрой и послужил звонкий Юрочкин голос, которым он озвучил попавшуюся ему на глаза надпись на заборе: «Все мусора – б…», далее шли такие не литературные слова, что не то что написать, а и вспоминать-то их стыдно и неприлично. И может быть, ещё всё бы обошлось, не обрати никто внимание на Юрочку, ибо он не понимал того, что он читает. Но какой-то особо лощёный милиционер решил поставить на место наглого мальца и громко и грубо ответил:
- А я вот тебе сейчас, говнюк сопливый, уши-то пообрываю! Будешь знать, как всякую дрянь читать!
И всё. Рвануло. Такой яростной и жестокой драки Юрочка ещё не видел. Ужас происходящего не воспринимался его сознанием, и в памяти сохранились лишь отдельные эпизоды.
Он запомнил лысого мужичка в замызганном офицерском кителе, который, завидев драку, влетел в неё разогнавшись от самого пивного ларька. Был тот мужичок безногим инвалидом и передвигался на самодельной деревянной тележке с шарикоподшипниками вместо колёс, которую сам же и толкал двумя зажатыми в руках колобашками, по форме напоминающими утюги, но только деревянные. Юрочка видел, как этот мужичок, уже сбитый со своей тележки, намертво вцепился зубами в ногу ненавистного ему «легавого», словно бы это был тот самый фашист, что лишил его ног.
Юрочке запомнился и другой инвалид, с культяшками вместо рук, и верный товарищ безногого на тележке. Они всегда и всюду появлялись вместе и пиво пили тоже вдвоём. Безногий кормил и поил своего друга, а тот в свою очередь на своём горбу переносил его через улицы, лужи или бездорожье. Милостыню у рынка они собирали тоже вместе, а «легавые» не стеснялись её у них отбирать. Вот видимо, и накипело на душе и у того, и у другого. Юрочка видел, как безрукий с разбегу головой вперёд всадил себя, как торпеду, в брюхо пузатого милиционера, ногу которого терзал его друг, и милиционер, выпучив глаза, осел в пыль под ноги дерущихся.
А вокруг стоял хруст ударов, трещали рубахи, кители и градом сыпались пуговицы, а мат стоял такой, что хоть святых выноси. Дошло дело и до крови. Юрочка видел, как какой-то урка голый по пояс, с лохмотьями вместо рубахи, весь в наколках и с разбитым в кровь лицом схватил булыжник и опустил его на голову в синей фуражке с красным околышем. Видел неизвестно откуда взявшегося матросика с накрученным на руку ремнем, который лупил всех подряд направо и налево. Видимо, так он хотел разнять дерущихся и остановить драку, но его самого уложили на землю страшным ударом выдранной из забора доски по голове. Мужикам помогало то, что их выпустили из вытрезвителя сразу большой толпой, да ещё набежало много помогающих от ларька, а милиционеры шли на работу жиденькой разрозненной струйкой, и толпа снесла струйку, втоптав её в грязь.
Ещё в начале драки папа сгрёб Юрочку в охапку и, принимая удары на себя, потащил его сквозь озверевшую толпу подальше от дерущихся. Уносимый отцом Юрочка ещё успел увидеть, как толпа загнала оставшихся на ногах милиционеров за дубовые двери отделения, где к ним подоспела подмога, и они успели там запереться, не дав мужикам ворваться в здание. Тогда мужики схватились за булыжники и стали крушить окна. Юрочка слышал, как со звоном сыпались стекла. Слышал крики, стоны, трели свистков, женские вопли и, уже находясь довольно далеко, и на достаточно безопасном расстоянии услышал грохот выстрелов в воздух. Папа вытащил Юрочку живым и здоровым, а сам отделался лишь несколькими синяками и ушибами. Дома он усадил Юрочку за стол, дал ему в руки книжку и стал учить, как надо читать слова не вслух, а про себя.