Мама крепко прижимала меня к себе. Было легко, радостно и спокойно. Впереди светлое будущее, тёплое и ласковое.
Словно снимая пелену с глаз, предсказательница махнула передо мной своей рукой и усталый голос негромко, но убедительно произнёс:
-Всё что задумано- все - пустое!
-Как пустое?- не поверив в предсказание, удивилась я.- Неужели моя будущая жизнь хуже, чем у других? И почему – пустое? Может быть можно что-то исправить?!
Но тот же равнодушный голос монотонно произнес:
-Вижу твою скорую смерть!
Душа оборвалась и полетела ввысь, но вскоре ударилась обо что-то очень жесткое, упала и заплакала, словно пред ней закрылись врата Рая.
Я открыла глаза. Было постыло и горько.
Снова закрыла глаза. Может быть я увижу продолжение?! Хотелось снова стать маленькой, спрятаться за подол маминого платья, чтобы быть в безопасности. Снова уловить аромат маминых духов и ощутить тепло её объятия, но, даже зажмурившись, я понимала, что сон ушел и нельзя ухватиться за него и вернуть, чтобы что-то прояснить. Я заплакала.
-Почему именно я? И почему так скоро? А скоро когда? Может быть и жить то осталось всего два понедельника, а может и того меньше. И надо же было присниться этому сну в день, когда мне ложиться в стационар на лечение. Я поёжилась, почувствовав дыхание смерти, словно приговор уже вступил в действие.
На двери красовалась табличка «Палата №6». Я сделала шаг в проём и оказалась в другой цивилизации. Правда, от цивилизации только одно - лампочка Ильича, одиноко раскачивающаяся от порыва свежего воздуха, ворвавшегося в дверь. Внутри всё обшарпанное, как после бомбёжки. Маленькая комната. Шесть кроватей. Между кроватями 20-25 см. Толстой тётке не пройти. Пригляделась- точно, как в воду глядела, все болящие одна другой худее от 120 до 150 кг.
Пахло хлоркой, дешевыми духами, потом, рыбным супчиком, варёными пельменями и пареной калиной.
-И почему пареная калина пахнет грязными мужскими носками?
Моя кровать стояла возле стенки, сиротливо как-то одним краем прижавшись вплотную к раковине. Я накинула бельё и тихонько легла, закрыв глаза, но тут же открыла потому, что чувствовала, как чужие глаза пристально меня изучали. Я вздрогнула.
-А чего ты хотела, собственно говоря, райские кущи?- пронеслось в голове.- Тогда надо было в платную палату, а ты в палату №6.
Бабушка лет 75, тяжелая и огромная подошла к раковине. И стала мыть руки после селёдки. Меня замутило словно я на втором месяце беременности. Она хлюпалась, полоскала рот, громко схаркивала, а в это время вода с её локтей мелкой струйкой стекала мне на ноги. Я машинально поджала коленки к горлу, свернувшись калачиком, как в утробе матери. Хотелось прошептать:
-Мама роди меня обратно!
Принесли капельницу и три шприца.
-Что будете колоть?- Мой вопрос как набат прогремел в воздухе.
В ответ лишь, короткое:
-Не знаю!
-А кто собственно знает?- Уже с лёгким раздражением произнесла я.
-Никто, кроме доктора!
-А вы что не сами готовили систему?
-Сама!
-Так скажите, прежде чем колоть, что в ней?
Сестричка молоденькая и приветливая, взмолилась:
-Женщина не приставайте. Все вопросы к доктору. Нам запрещено разглашать то, что вам назначено.
-А что, - это военная тайна для больного? И что интересно вам будет за разглашение?- я уже открыто издевалась, глядя ей прямо в глаза.
Она смутилась и молча, потупила взор.
-Даже от самых лучших лекарств бывает летальный исход,- я напирала, зная не понаслышке, что такое прощаться с жизнью.
-У меня на многие лекарства индивидуальная непереносимость.
-А вы доктору говорили?
-Да!
-Значит, он назначил вам то, что можно.
-А вдруг? – не унималась я. – Я имею право знать, что мне будут вводить, у меня дважды был анафилактический шок. Меня дважды возвращали с того света.
-Вы, почему такая дотошная?- раздраженно произнесла медсестра.
-У меня непереносимость новокаина,- выкрикнула я - и еще ряда антибиотиков.
Время бледнеть пришло сестричке. В системе был «новокаин».
-А доктор это знает?
-Знает! Он лично записывал в карту больного и в приёмном покое записывали, это и в листе назначения должно быть!
Она трясущимися руками забрала систему - А спазмолгол переносите? – и вышла из палаты.
-Ну, теперь вроде всё!- успокоилась я. Пусть у неё теперь голова болит.
Я, устав от борьбы за собственную жизнь, прикрыла глаза, и погрузилось в воспоминания собственного сна. «Вижу твою скорую смерть»- Сон в руку.
-Предупрежден, значит, вооружен! - пришли на ум чьи-то слова. А если бы я не вступила в пререкания с медсестрой?- мне не хотелось думать о том, что могло бы быть.
На третий день при обходе доктор, осматривая меня, произнёс:
-У вас непереносимость « новокаина»?
-Да!- сухо ответила я.
-А мы вам его и не ставим! – как-то радостно, по-детски, выпалил доктор и засмеялся.
Мне хотелось повертеть указательным пальцем у виска, глядя на него, но я сдержалась потому, как отчетливо понимала - моя жизнь в его руках.
-На что жалуемся?
С языка чуть не сорвалось: - На вас и ваш медперсонал!
-На позвоночник!
-А вот меня волнуют ваши ноги,- он согнул их в колене и постучал молоточком.
-Ни вас одного! А что отрежете?
-Да у какого же врача рука поднимется резать такие красивые ноги, - смутившись и покраснев, произнес он.
-Хочу жить 120 лет,- улыбалась я от приятного комплимента,- быть здоровой, и носить туфли на шпильках.
-Если будете два раза в год у нас пролечиваться, то и до 150 доживёте.
-Да, уж! Каждый день с опаской хватать медсестру за руку, не теряя бдительности, пытаясь изменить предначертания своей судьбы.
-Правильно доча!- прошепелявила беззубая бабуся с соседней кровати - сами не помрём, так поможет больничка, - и с глубоким вздохом сделала попытку перевернуться на бок для дальнейшей дискуссии со мной, но тело её не слушалось. Толщина её одной ноги была сравнима с весом моего тела. Она так и замерла в какой-то неловкой позе, живот её колыхался, она умудрялась откусывать кусок булки с салом и чесноком и тараторить полным ртом без умолку. Я не понимала о чем, я её даже не слушала, в этой старой бабке я с болью узнавала свою бывшую одноклассницу. Мне не хотелось, чтобы в «доче» она узнала меня.
Превозмогая боль, я встала и тихонько вышла в коридор, плотно закрыв за собой дверь «Палаты№6»
В окно сквозь пелену первого падающего снега пробивались яркие лучики солнца. Они всё еще пытались задержаться на устах осени, не торопившейся укрыться белым полушалком зимы.