В лодке

Амнепхис
Пока плывешь в лодке, ты волен придерживаться любых теорий о строении мирозданья; так делают король с королевой, очутившиеся вплавь посреди моря из лавы; «куда это нас занесло?» – так думает королева, она – бывшая русалка, и потому не всегда отличает право от лева, но зато без ошибок определяет химический состав того, что омывает бортики судна; у королевы есть раковина, которой она пользуется как телефонной трубкой, чтобы говорить с флорой и фауной того мира, в который не вхож король; король – бывший морской котик, привыкший к подушкам из снега и одеялам изо льда, где же ему отличить воду от лавы, если и то и другое – чужеродное, жидкое; но зато, задирая голову вверх, он в любое время способен рассмотреть сияние севера – им он и пользуется вместо компаса, только с ним и сверяет их общий курс; король насвистывает и флегматично гребет, не замечая, что лопасти весел то и дело дымятся; королева, сидя на корме, иногда свешивает хвост за борт, помогая рулить; за парусом они следят оба, рисуя на нем то завтрашний день, то прошлую ночь; так как их  двое – все всегда неожиданно; и, кажется, у них есть особое средство против атаки сирен и пиратов: едва солнце начнет целоваться с морем на горизонте, королева играет на флейте, а король в благодарность украшает ее веночком, сплетенным из водорослей; водоросли цветут в лиловой воде, в которой они плывут, которая налита в тазик, стоящий на табуретке, в чьей-то кухне площадью девять квадратных метров; но  это только одна из теорий, другая касается (по традиции) тех самых трех слонов, ради шутки поливающих друг друга из хоботов; считается, что слоны находятся в герметично запертой цистерне; также предлагается думать, что вселенная – это перезревший апельсин, одновременно являющийся помидором синего цвета (неясно, правда, где в таком случае помещаются лодки); пользуется популярностью и положение о том, что мировой океан, в котором мы все обитаем – это внутренности огнедышащего дракона, и на своих лодках мы перемещаемся то в зону его сердца, то в зону желудка, то в зону печени, другими словами, плаваем кругами различных диаметров; потом, существует такая гипотеза: что этот мир создан по образу и подобию ада, и мы кружим в огне, по лавовым волнам, разгребая веслом то золу, то угли.
- «Куда же нас занесло?» - спрашивает королева, и король отвечает:
- «Пока что мы в точности следуем карте».
Если солнце уселось, то тогда его и не видно, за полоской лазоревой сини – плюшевый персик заката; королева садится на нос и застывает, нюхая воздух в неясной тревоге – которая, впрочем, проходит, как только кто-то неведомый начинает запускать в почерневшие небеса мириады плакучих ракет, искры отражаются в темной воде; к их общему счастью, короля не пугает ни мрак, ни заботы гребца, ни рутинность занятий, королеву – всегда веселит яркое, в том числе отражения, даже самые мимолетные, главное – чтобы их было много; со стороны их скромная лодка кажется то индийским дворцом, то атомным грибом, то тенью пизанской башни, то очагом звездообразования; королю с королевой на это плевать – с тех пор, как они обрели, наконец, совершенные зеркала, то есть друг друга.