Когда кто-нибудь выполняет свое обещание, я, обычно, сильно удивляюсь.
Вообще, это настораживает, выполненное обещание.
Чего, думаешь, эта сволочь хочет?
Небось, денег.
Усама Рафаилович Самсонов вошел в такие годы, что напугать его стало трудно. Так бывает, накопленный жизненный опыт делает человека почти неуязвимым. Отсутствие серьезной собственности или денег, привязанностей и близких.
Ну, силовая структура ворвется? Ну, хули? Упадет Усама на пол, получит берцем по ребрам, может разок по голове. Закроют? Отсидит не хуже людей. Убьют? Ну, убьют.
Испытывал он такую интеллектуальную защищенность, я бы сказал. Мнил за собой довольно ясное предвидение развития любой ситуации. Плюс здоровый похуизм.
Не впечатляли наезды, да и не было их по сути. Так жил. Параллельно ситуациям, в которых возможны конфликты.
Если уметь, это не сложно.
По профессии Усама был испытатель. (Хотя числился методистом хореографического училища). Вообще испытатель. Например, велосипедных сидений. Или каруселей. Короче, когда нужен был человек которого не жалко, обращались к нему. Усама ехал и испытывал. И дурачком себя не считал. А на то, что думают другие, слегка отстраненно клал.
Еще любил читать про старинные клады. Увлекался уютной мечтой разбогатеть на раз. Ничего страшного. Пудра инфантилизма.
Имя свое любил.
Потом случился Бен Ладен. Усама призадумался, и решил зваться Ульяном. Из нежелания хоть в чем-то походить. Написал соответствующее заявление. Покумекал насчет отчества, но воздержался. Поменял паспорт. Стал именоваться Ульян Рафаилович. Окружающие перестали недоуменно ржать.
Жизнь сделала незаметный, без треска весел, поворот.
Китайцы говорят, после смены имени, это нормально.
Мысли Ульяна Самсонова, выдуманные автором:
«Прожил уже больше половины, по любому… Осталось-то, *** да маленько, если на пересчет канувшего… А я все чего-то. Хотя и не без этого… Да… Нервничаю вот иногда. Ругаюсь… Нехорошо ругаться… Еб твою… А чего они не едут».
Кто такие «они», автор не знает.
А поворот случился в сторону ослабления обороны с частичной сменой приоритетов.
Довелось как-то Самсонову, уже после переименования, испытывать образец нового стакана. Полевые испытания перед засылкой в серию. Все дела: полигон, комиссия, соответствующие жидкости, укрытие.
Розлили.
Воду.
Бензин.
Спирт.
Фанту.
Ульян глотал. И сам жив и стакан работает. Ну, закончили, подписали, заплатили, отметили, откатили и разошлись.
(Я все думаю, чего в это профессии опасного?).
И по дороге домой, в одинокое жилище приплюснутого анахорета, вспомнил Самсонов мелочь. Папку для нот. Шел прошлой зимой в прачечную, а на тротуаре, припорошенная снегом, валялась картонка. Ну, ерунда же. А задело. Хотел пнуть, но вместо этого подобрал, отряхнул и взял с собой. Как-то обреченно умилился.
Вляпанный фрагмент, собственных автора размышлений.
«Живешь, в общем-то. В голове математика лет. На столе бутылка, недоступная как луна. Потом все меняется. На столе – математика, а в голове – бутылка. Луна, естественно, за окном в ночном небе. Спрашивается, да нихрена не спрашивается».
Мысли Самсонова долетевшие до исполняющего лица:
«Папочка… Для нот… Для ноток… Для нот протеста… Сука…».
Пустая, кстати, папка.
Вспомнил и затосковал. Последней тоской. Пришел домой, посидел за столом на кухне, выкурил сигарету, выпил стакан воды из-под крана. Вырвал лист бумаги из блокнота, написал – прошу считать меня Усамой. Поглядел в окно.
Эх, Самсонов, ты в училище-то, где за тебя зарплату директор получает, давно был?
Или в цирк бы сходил, что ли.
Напился.
Поступил на курсы прокладывателей курса.
Чего-то много недоумения накопилось у автора.
Вот сидит на своей кухне за столом Усама Самсонов, а на небе сидит Бог Саваоф. Смотрит на человечка и недоумевает, честное слово. Пытается достучаться.
Разговор С. и С.
С.: Был?
С.: Был.
С.: Каялся?
С.: Да.
С.: Тогда чего ж?
С.: Я и сам не знаю.
С.: Дурак ты, братец.
Такой разговор.
А Самсонов пошел и повесился.
Буднично как-то.
Намотал веревку на батарею и присел.