Хотя в пустыне было тихо, мне сегодня весь день мерещились крики чаек. Я спросила у моего спутника, может это признак близкого моря, но он ответил, что этого не может быть, наоборот, мы все дальше и дальше уходим вглубь пустыни. Он предположил, что это призраки чаек, ведь возможно когда-то на месте пустыни плескалось море. Я не поверила своим ушам. Предположение показалось мне просто невероятным, но поэтичным. И поэтичность тем более невероятная, что исходила она от моего спутника. Тем не менее, идея захватила меня. Под мерное покачивание верблюдов легко было думать о море.
Я думала о легендарном острове старых моряков, где спящие камни могут часами слушать истории, не перебивая, а затем проснуться и рассказать истории, доверенные им много столетий назад, давно ушедшими за горизонт бродягами. Говорят, что горизонт этого острова живой, и жители уважают и советуются с ним. Говорят, что горизонт этот плачет их слезами. Теми слезами, что были выплаканы много лет назад. Возможно, это приносит освобождение, иногда мне нравиться так думать. Мне кажется, на этом острове должен быть совершенно особенный свет – свет края мира. Но это не остров бессмертных, и все его обитатели рано или поздно покидают его, чтобы отправиться дальше.
Мои мысли увели меня очень далеко и, возможно, увели бы еще дальше, если бы не удивленный возглас моего спутника. Он дотронулся до моего рукава, привлекая мое внимание к странному предмету.
Из пологой стены песка следующего бархана торчала цепь. Я сразу поняла, что это очень старая якорная цепь. Я часто наблюдала за кораблями там, откуда приехала.
Мне стало жарко, гораздо жарче, чем бывает в пустыне, и вместе с жаром усилились крики чаек и шум волн. Я слышала его совершенно отчетливо.
Нашла ли я то, что искала?
-Это якорь, - произнесла я.
-Неужели? – мой спутник был ироничен. – Не смотря на то, что верблюдов именуют кораблями пустыни, нет смысла приковывать их к месту якорями.
Я спустилась с верблюда. Это якорь, я знала точно. Я должна была раскопать его, чтобы доказать себе и чтобы просто прикоснуться к его холодному металлу.
-Что ты собираешься делать?
Я не отвечала. Бежать по песку было очень тяжело. И рыть тоже. Песок забивался под ногти, под одежду, в глаза, нос, уши, волосы. Я вся была в песке, кожа почти не чувствовала ветер. Но я знала, что ветер есть, ветер края мира. Каждое прикосновение к старому обветренному металлу дарило ощущение влажного соленого ветра. Прохладный дождь печального горизонта смывал песок с моих щек. Я чувствовала его тонкие струи. Я провела рукой по щеке. Слезы.
Действительно, это был старый якорь. Не знаю, как он оказался здесь. Возможно, то море, что плескалось здесь раньше, и было морем края мира. И здесь был остров. Остров старых моряков. Остров, к которому с детства стремилась моя душа. Но он ушел в песок, и горизонт стал кровавым, и слезы его высохли. Камни ушли под землю, а прах моряков превратился в обжигающий ветер. Остался лишь якорь пропавшего корабля, последний вестник умершей мечты.
Мой спутник наконец-то смог оттащить меня, плачущую, от бархана. Копая, я не обращала внимания на то, чем он занят. А он из ружья, двух наших сабель и плаща соорудил что-то вроде навеса и теперь пытался втащить меня туда, видимо приняв мою скорбь за солнечный удар.
Я рассказала ему о судьбе острова, о море, ушедшем навсегда, о том, что это место и свято, и проклято, как поруганный и забытый храм.
Мой спутник тихо уговаривал меня.
-Когда-то здесь было море. Еще до первых империй, и кто знает, чьи корабли бороздили его воды. Затем море стало отступать. Медленно, по дюйму в год, пока не ушло туда, где оно сейчас. Но оно и сейчас отступает. Возможно, после того, как рухнет последняя империя, оно решит снова вернуться в прежние пределы. Но сейчас оно и все его обитатели ушли далеко на север.
-Там на севере, есть небольшой остров. На нем живут две пожилые женщины. Одной из них ничего не стоит прострелить чужую лодку, если гости ведут себя неподобающим образом. Там ветрено, и часто идут дожди. Еще там очень много птиц. Горизонт бесконечен, и когда надвигается гроза невозможно оторвать глаз. Проведя там лишь одну дождливую ночь, я забываю многое, случившееся со мной, будто эта земля забирает все, как дань. А дождь смывает дорожную пыль и потери.
Я слушала его уже в полусне. Конечно, он прав, остров не мог просто взять и исчезнуть. Такие вещи не исчезают и не кончаются. Он ушел с морем, ушел на север. И там он принимает своих жильцов.
Я вспомнила мои слезы над старым якорем. Когда-нибудь, на севере, когда я постарею, ветер донесет до меня эти слезы, и я, узнав их, протяну ладонь.
"Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!"