Радуница

Радуница

Все мечты и тревоги,
Все надежды приемлю,
Потому что всем сердцем
Я люблю эту землю.
Где мой след ни рассеется,
Что со мною ни станется
Это где-то поселится,
Это в чём-то останется...

Л. Завальнюк «Желаю тебе, земля моя...»

Меня зовут Альфа, мне 14 лет, и я сталкер.
Вообще-то, мои чокнутые родители когда-то придумали мне красивое, по их понятию, имя Василина, но так, кроме них да училок, меня больше никто не называет. Еще некоторые дебилы из вредности иногда пытаются звать меня «Вася» или «Васька», но, получив по морде, обычно быстро успокаиваются. Но мое настоящее имя, ясен пень, — Альфа. В Зоне неподходящие имена очень быстро отваливаются, и никто про них больше не вспоминает.
В Зону мы обычно ходим втроем — Волкодав, я и Маугли. Мы с Маугли из Брагина, живем в одном дворе и ходим в одну школу. До Зоны от центра нашего города — полчаса пешком, колючка третьей линии прямо по границам окраинных улиц проходит. Слепые псы по помойкам шарятся, людей и обычных собак боятся до судорог. Кабаны-мутанты по осени подрывают картошку на совхозных полях, и ничего от них не помогает. Короче говоря, хорошо у нас тут.
Называется наша маленькая самодостаточная команда «Ядерные отморозки», мы даже эмблему себе придумали и татуировки решили сделать, но потом передумали — не хочется, в случае чего, сильно из толпы выделяться. Без опознавательных знаков с ментами объясняться проще.
Главный у нас, типа, Волкодав. Он вообще-то из России, из какого города, точно не помню, он говорил, но я про такой впервые услышала — у меня по географии сроду ничего выше тройбана не было. Но точно не из Москвы. И вообще, он сейчас, вроде, в Минске живет, — хрен ли, если в РФ паспорта с четырнадцати лет выдают, получил — совершеннолетний, свободен. А Волкодаву зимой уже 15 стукнуло. Вообще, вроде, он детдомовский, родителей у него нет, а в Минске то ли тетя, то ли еще какие-то дальние родственники. Все-таки, до Зоны оттуда ближе. Да и какая, хрен, разница, где жить, когда есть бабло? Волкодав о себе распространяться не любит, да и вообще обычно молчит, слова не выбьешь. А говорит он на такой убийственной трасянке, что сразу понятно — неместный. Даже в нашей дыре никто так не говорит, а уж в Минске и подавно. Это после того, как у нас отношения с Россией в очередной раз испортились. Наверное, боится, как бы его за москаля не приняли и не отлупили. Два любимых слова у него — это «нiчога» и «прорвемся».
Волкодав у нас за командира не только потому, что старший. Он умеет очень вовремя прошипеть: «Усем ляжаць цiха!» Я, например, «ляжаць цiха» долго не могу, мне обязательно надо как-то действовать. А Волкодав товарищ спокойный и уравновешенный, горячку никогда не порет, и командовать в критических ситуациях у него получается здорово.
Маугли — это вообще кадр, каких поискать. Человек, на всю голову сдвинутый на цветочках и зверюшках. Я как-то была у него дома — так там две собаки, причем одна помесь со слепым псом, три кота, несчетное множество породистых крыс и рыбки в аквариуме. Ладно бы только купленные на птичьем рынке скалярии, так там у него еще и притащенные из Зоны какие-то особенные мидии. Выловил их осенью в Припяти, радовался, как ребенок, теперь, типа, наблюдает. Живут до сих пор в отличие от полосатых улиток-мутантов, которых он недавно на цезиевом пятне насобирал. Улитки сдохли в городских условиях через неделю, но разговоров про них было! Маугли даже ученым писал, утверждая, что это новый вид. Да не кому-нибудь, а известному украинскому биологу, специалисту по природе Зоны, по совместительству сталкеру по кличке Серп. Правда, ответ нашему юному натуралисту так и не пришел — то ли эти улитки науке уже известны, то ли интереса для нее не представляют.
Маугли мечтает, когда вырастет, тоже работать биологом в Зоне на научно-исследовательской станции. Один раз даже до Янтаря доболтался. Мы с Волкодавом ему не возражаем, но это, конечно, бредовые фантазии — с такой-то безупречной сталкерской репутацией, его к Зоне на десять километров не подпустят.  Через пять лет, когда ему восемнадцать стукнет, и у него будут какие-то реальные шансы получить официальный допуск в Зону, думаю, его будут знать не только в Брагинской детской комнате милиции, но и менты по всей РБ. А кличка у него такая не в честь того Маугли, про которого мультик, а в честь какого-то пацана из фантастики, он, вроде, родился на другой планете в земном поселке, и хорошо знал этот их опасный инопланетный лес. Короче, он сам так рассказывает, а я не читала, — не люблю фантастику. Вообще читать не люблю, но в фантастику особенно не втыкаю. Кто б мне объяснил, в чем кайф читать про выдуманных героев в выдуманных мирах? Я люблю математику и физику, а про физику в фантастике, которая, типа, научная, что прочитаешь — «конденсаторные катушки» да «статические разряды»! Туфта полнейшая, короче. А Маугли туеву хучу всего такого перечитал. До того, как он на Янтарь намылился, он собирался этим стать, как его… экзобиологом, во! Или нет, ксенологом, вроде. Один хрен, короче, что нет таких профессий.
В чем-то, может, это и полезное качество — такая целеустремленность. Вот мне, например, без разницы, кем и где я буду работать после школы. Когда взрослые прицепляются с этим вопросом, или сочинения заставляют писать, я от балды отвечаю, что швеей-мотористкой. Они смотрят как-то странно, но вопросов больше не задают. А на самом деле, мне абсолютно пофиг. Я так надолго не загадываю, еще дожить надо.
Главное, предки у Маугли, вроде, нормальные с виду люди, интеллигентные даже, но как они ему разрешают весь этот зоопарк дома держать, и почему до сих пор не подозревают, что их сын неделями в Зоне пропадает, я не знаю. Ну, в общем, это их дела. Мои-то родичи — спившиеся алкоголики, им все равно, когда я ухожу и во сколько возвращаюсь. Иногда это немного обидно, но если подумать, — очень большой плюс: зато они меня не строят, не учат жить и вообще в мою личную жизнь не вмешиваются.
А в тот злополучный день все начиналось очень даже хорошо. Мы случайно наткнулись на группу блуждающих аномалий в одной низинке и за полчаса настригли полные рюкзаки артов. Уже не помню точно, что там было, но не муть всякая — вроде как «лунный свет» и «золотые рыбки», за которые приличную деньгу можно срубить. Времени оставалось еще валом, мы планировали вылазку на неделю, а тут можно было хоть сейчас возвращаться в город. Ясен пень,  только полные дебилы и могли бы так поступить, поэтому мы решили спрятать хабар в одной из многочисленных заброшенных деревенек, оказавшейся неподалеку, и двинуть дальше, вглубь Зоны.
А пока мы валялись под дубами на берегу какого-то пруда, курили, швыряли в воду прошлогодние желуди и придумывали, как мы потратим полученное за редкие артефакты бабло. А Маугли еще невпопад сказал, что хрюквы совсем зажрались, наверное, этой зимой им было много еды, потому что желуди даже не тронуты. Вот ведь чудик — сидит рядом с грудой ценных артов и беспокоится о том, что прошлой зимой жрали кабаны-мутанты!
И вообще мы строили планы на будущее, точнее, просто на радостях выдумывали, что бы еще такое клевое замутить. Волкодав сказал, что он в «Свободу» рванет, только, наверное, не сейчас, а осенью.
— Ага, щас, так тебя и взяли в «Свободу»! — фыркнула я. — Нафиг ты им там сдался!
— Гэта цябе не возьмуць нікуды, таму што ты дзяўчынка, — обиделся Волкодав.
— Пошел ты! Меня везде возьмут, потому что я хорошо стреляю! — заявила я. — Снайперы всегда нужны. Это вы, чуваки, лузеры недоделанные.
— Фiльтруй базар, Альфа, — с угрозой сказал Волкодав.
— Вы еще подеритесь, ребзи, — отшвырнув окурок, сказал Маугли. — Давайте лучше решим, куда дальше двинуть.
— А пайшлі у Прыпяць? — неожиданно предложил Волкодав. — Дзень туды, дзень зваротна.
Эта идея всем понравилась — в Припять мы давно собирались, только ближе к лету. Мы там еще ни разу не были, а легенд про этот мертвый город среди сталкеров ходит убиться, сколько. Не знаешь, чему верить. И про выжигатель мозгов какой-то болтают, и про зомбей с контроллерами, и про призрачный свет в окнах, и про колесо обозрения, на котором монстры катаются, и чуть ли не про души эвакуированных жителей, которые ночами бродят вокруг «Саркофага». Я в эту хрень, ясен перец, не верю, но своими глазами посмотреть хочется. Ну и еще, конечно, знающие люди говорят, что там арты ценные раздобыть можно, которые у нас вообще не встречаются — «мамины бусы» всякие, «пустышки», «кристаллы». Эх, да, меня аж мороз по коже продрал, когда Волкодав прикинул, сколько за один «кристалл» могут на черном рынке отвалить…
Короче, мы пошли на юг, ориентируюсь по GPSу в наладоннике, и через полчаса свернули в оказавшуюся на пути выселенную деревню. На карте она вообще не была обозначена, а значился на этом месте заболоченный луг и большое кладбище чуть южнее, и я про себя обругала последними словами тупорогих админов сайта, откуда скачивала карту.
Деревня эта была даже скорее не деревня, а поселок городского типа — с кирпичными домами и асфальтированными, хоть и заросшими вусмерть, улицами.
— Глядите, ребзи, школа один в один, как наша! — вдруг сказал Маугли, показывая на трехэтажный дом.
 Дом был из посеревшего от времени белого кирпича, а под крышей красным был выложен национальный орнамент, как на беларуском флаге.
— Па ўсей краіне такія школы. Тiпавы праект, — равнодушно посмотрев в ту сторону, объяснил Волкодав.
— Соскучился, что ли? Мне бы век ее не видеть, — сплюнув, сообщила я.
— Ну, там хабар і схаваем, — решил Волкодав и двинулся к школе.
Мы продрались сквозь заросли вербы и берез-самосеек в бывшем школьном дворе, поднялись по рассыпающимся ступенькам на крыльцо с давно рухнувшим козырьком.
— Пустите вперед, — сказала я, расталкивая пацанов. В нашей команде проходчик — я, так мы договорились, они это знают и вперед не лезут.
Я на всякий случай стянула с плеча TRs-301 и осторожно заглянула в темный дверной проем. Внутри было тихо, зябко, пахло отсыревшей штукатуркой и плесенью. И еще чем-то таким… не знаю, как сказать, ну, в общем, мне сразу не понравилось. Кровососы в таких местах любят гнездиться, вот что.
— Пошли, Альфа, чего встала в проходе, — Маугли нетерпеливо потыкал меня стволом под лопатку.
Развернуться бы и отвесить ему по уху, если бы не темный пустой коридор впереди, в котором может быть неизвестно какая хрень.
— Заткнись, — раздраженно ответила я и бросила болт в темноту школьного коридора. Болтик, подпрыгивая, прокатился по бетонному полу, и снова стало тихо. Только где-то гулко падали капли. И затхлым неприятным холодком тянуло.
— Сталактиты, — с восторгом сказал Маугли, рассматривая из-за моего плеча свисающие с потолочных балок цементные сосульки. С сосулек капало. Нашел, блин, чему радоваться!
— Ладно, пошли, — неохотно разрешила я,  освобождая ребятам проход.
И тут из-за угла неторопливо и бесшумно выступил здоровый кровосос. И сосредоточенно уставился на нас, беззвучно шевеля растопыренными щупальцами. Глаза у твари бледно светились, вроде бы даже мерцали. Этот запах, который смутил меня вначале, усилился. Запах тления, вот что он мне напоминал. До кровососа было метра три, он покрыл бы их одним прыжком, если бы захотел. Но это все я сообразила уже потом. Тогда, ясен хрен, все это до нас дойти не успело, мы просто рванули оттуда на предельной скорости. Через заросли, напрямик, ломая кусты, только бы скорее оказаться подальше от этой бесцветной нежити. Кровосос с недовольным утробным ворчанием потянулся за нами — вроде, сначала даже не очень настырно, как будто хотел только прогнать нас из своего логова.
И вдруг сзади раздался тоненький отчаянный крик Маугли:
— Ай! — это он, споткнувшись обо что-то, в самый подходящий момент пропахал носом.
Я обернулась и увидела растянувшегося на пузе Маугли и полупрозрачного кровососа в паре метров от него.
— Волкодав!!! — заорала я, не видя нашего командира и не зная, среагирует ли он.
Маугли успел шустро перевернуться на спину, выставив перед собой ствол — типа, защищался. Чего, блин, ждет?! Стреляй, придурок! Вот дебил, наверняка же у него автомат на предохранителе, а мозги от ужаса забуксовали! А и хрен с ним, так кровососу до позвоночника дальше…
Не думая и почти не целясь, помня только, что надо бы в башку, я разрядила в кровососа всю обойму. Тварь судорожно изогнулась над бледным, как простыня, Маугли, и сделалась совсем прозрачной — видно, надеялась скрыться.
Времени на перезарядку, как всегда, не было, руки дрожали, и вогнать магазин никак не получалось.  Слава богу, подоспевший Волкодав добил кровососа выстрелом из своего дробовика. Мутант рухнул на оцепеневшего от ужаса Маугли и затих, потеряв свою маскировочную прозрачность.
— Живой? Вылезай, придурок, — мы с Волкодавом оттащили труп кровососа.
Смердела эта тварь убийственно — тленом и мускусом, и чем-то еще совершенно нечеловеческим. И крови на ней нисколько не было, только какая-то отвратная слизь.
Маугли, пошатываясь, поднялся на ноги. Его колотило, а на бледном до синевы лице медленно проступали красные пятна.
— Спасибо, ребят, — пробормотал он.
Я грубо отобрала у Маугли АКМ, молча сдернула с предохранителя и сунула ему обратно. Сил не было даже ругаться на этого урода, я только молча сплюнула.
— Ты са мной апошні раз у Зоне, — мрачно предупредил Волкодав. Правда, это его дежурная угроза, сама слышала уже раз пять.
— Да, блин, виноват я, что ли?! — огрызнулся в ответ Маугли.
Очухался он вполне быстро и, как ни в чем не бывало, отошел разглядывать трупешник мутанта.
— Здоровый, зараза, — сообщил он, ни к кому не обращаясь.
Я, стараясь не дышать носом, чтобы не чувствовать вони, пошевелила ботинком шупальца дохлой твари. Мой третий убитый кровосос. Можно поздравить себя с юбилеем и нарисовать еще одну звездочку на фюзеляже или где там полагается.
Волкодав уже стоял на крыльце и с недовольным видом ждал, пока нам надоест любоваться дохлым мутантом.
— Пайшлi, труполюбы! — окрикнул он. Откуда, блин, слово-то такое подцепил?
Мы осторожно вошли внутрь школы, теперь уже готовые, на всякий случай, еще к каким-нибудь неожиданностям. Но сейчас здесь уже точно никого не было — не чувствовалось больше этого запаха и холодных волн страха.  Только разор, запустение, пыль и сырость.
— И раздевалка, как наша, — сказал Маугли, пнув подвернувшийся под ногу драный детский резиновый сапог. — А тут столовка, глядите!
Мы заглянули в зал, где когда-то была столовая. Ничего интересного там не было, только поломанные и сгнившие столы и скамейки, разбросанные по всему залу, и лужи на полу. И еще у окошка раздачи сохранился вставленный в прозрачный полиэтиленовый карман листок, где были напечатаны слова «завтрак» и «обед» и еще много чего-то написано от руки. Но чем кормили школьников в 86-ом году прошлого века, мы разобрать не смогли, потому что чернила совершенно выцвели. И еще мы нашли ценник — «булочка сдобная, 0 руб. 08 коп». Сначала прочитали «съедобная» и от души поржали. Потом мы обнаружили составленные в углу несколько ящиков с древними молочными бутылками. Бутылки мы расставили их на подоконнике и стреляли по ним, пока не надоело. Мне надоело быстро, потому что с моей-то снайперской оптикой это было детское развлечение. Да и вообще, TRs 301 — моя любимая игрушка, считаю ее самым удобным стволом, хотя, может, мне просто сравнивать не с чем. Волкодав со снайперкой обращаться умеет плохо, он все время мазал и поэтому злился, а Маугли вообще попал всего пару раз и то, скорее всего, случайно. Когда бутылки нам надоели, мы расколошматили электрические часы под потолком и изрешетили ненавистный школьный звонок, который при каждом попадании противно и знакомо дребезжал.
Потом мы поднялись на третий этаж, отыскивая подходящее место для тайника. Сначала думали спрятать свою добычу в бывшей школьной библиотеке, завалив сверху разбухшими от сырости учебниками «роднай мовы» для третьего класса, но потом нашли место получше — выкинули из шкафа в кабинете биологии туеву хучу папок с какими-то гербариями и ссыпали арты туда. Маугли было заинтересовался этими гербариями, но они прямо-таки рассыпались в пыль, стоило взять их в руки.
Обратно мы спустились по другой лестнице и прошли по второму этажу. В этом крыле школы, как мы и ожидали, обнаружился спортзал с прогнившим деревянным полом, развалившимися шведскими стенками и истлевшими матами в углу. В тренерской валялась груда бесформенных замшелых комков, которые, наверное, когда-то были мячами.
В одном из кабинетов мы даже обнаружили целый глобус,  но он треснул и развалился сразу же, как только мы попробовали поиграть им в футбол. В этом же классе на расколотой доске было написано мелом несколько фамилий, дат и, вроде бы, даже телефонных номеров.
— Быкович Света, Кривченко Андрей, Гусев Олег, Иваненко Люся и Миша, 7 «Б», 1986 г., — прочитал Маугли последнюю, самую свежую запись, которую еще можно было разобрать. — 26 апреля 2007 г. Наверное, бывшие ученики на годовщину аварии приезжали, — сказал он.
— Стопудово, — согласился Волкодав. — Толькi дзесяць гадоў жа мінула. Чаму больш не прыязджалі?
— Выброс, — коротко ответил Маугли. — Зону прикрыли для посещений.
— Добра быць вумным, — мрачно фыркнул Волкодав.
Он поднял с пола кусок цемента и размашисто процарапал на доске любимое слово из трех букв. Еще мы от нефиг делать постирали некоторые цифры в телефонных номерах, все равно уже никто никогда сюда не приедет. Да и вообще, тогдашние школьники сейчас уже старые дядьки и тетки сорока лет, а то и старше, они не поехали бы в Зону, даже если бы сюда и пускали.
 В простенке между окнами, сорвавшись с одного гвоздя, криво висел стенд со стенгазетой. Буквы почти что не выцвели, сохранились даже наклеенные газетные вырезки и фотографии. Вывернув шеи, мы по очереди читали дурацкие заметки о «жыцці нашага класа» в 1986 г. Борьба за успеваемость, поздравление подшефных младшеклассников со вступлением в пионеры, дни рождения каких-то партийных вождей, подготовка к поздравлению ветеранов с днем Победы и прочая идейно-патриотическая хренотень. Во детям мозги-то полоскали, офигеть! Называлась газета броским слоганом «хай заўсёды будзе сонца!», и в ее центре была наклеена цветная фотография, вырезанная, наверное, из какого-то журнала, — парень и девчонка в красных галстуках, вскинувшие руки в пионерском салюте, гордо и целеустремленно вперились куда-то в пространство, в светлое будущее, короче, ясен хрен.
— Ща-а-а, — многообещающе протянул Волкодав, давясь от смеха. Он вытащил из кармана маркер, зубами снял колпачок и дорисовал пионерам интересные анатомические подробности.
— Дай-ка, — я вырвала у него фломастер и переправила одну букву в первом слове названия газеты. Жирно и от души.
Мы поржали над своим креативом и пошли дальше. В конце коридора обнаружились еще несколько выцветших и свернувшихся в трубочку стенгазет и даже «доска почета» — фанерный щит с фотографиями лучших учеников.
— «Яны вызвалялі нашу Радзіму», — прочитала я на одном из плакатов. Это было что-то про войну и про ветеранов. — «21-ая стралковая дывизiя»… — номера в названиях частей и соединений было трудно разобрать.
— 81-ая, — неожиданно подсказал Маугли. — Шестьдесят первая армия, Первый Белорусский фронт.
Мы с Волкодавом одновременно выпучились на него в легком обалдении.
— А ты адкуль знаешь?
— Дык, это, — замялся Маугли. — Правда же, они освобождали наши края от фашистов. Все знают.
— У него по истории твердая девятка, — сплюнув, сообщила я Волкодаву. — Втыкаешь, с кем связался?
— Нiчога, бывае, — понимающе оскалился Волкодав.
— «Все земля приняла — и заботу, и ласку, и пламя. Полыхал над землей небосвод, как багровое знамя», — с выражением прочитала я с плаката.
Волкодав издевательски заржал.
— Дураки вы, — с неожиданной обидой сказал Маугли. — Это «Песняры»! И ничего смешного тут нету!
— «Нам не думать об этом нельзя, и не помнить об этом не в праве мы. Это наша с тобою земля, это наша с тобой биография», — разобрала я еще кусок какого-то стишка, с ухмылкой подмигнув Волкодаву.
— Да чего вы, блин, прикопались-то? — Маугли уже был сам не рад, что встрял.
Он со злостью пнул дверь в ближайший кабинет и едва успел отскочить — проржавевшие петли не выдержали, дверь шлепнулась поперек коридора, внутри что-то обрушилось, и из класса вывалилась куча книжек.
— Тьфу, блин, — сказал Маугли и заглянул в класс. — Айда позырим.
— «Пионерская комната», — прочитала я ободранную табличку на лежащей плашмя двери.
Скользя по старым глянцевым фотографиям и гладким обложкам каких-то альбомов, мы пробрались в комнату. Тут, если не считать только что рухнувшего стеллажа, был почти порядок. На окнах даже сохранились полуистлевшие волокна, бывшие тридцать лет назад занавесками.
— Киноаппарат, смотрите, ребзи, — сказал Маугли, показав нам громоздкую железяку с двумя катушками с пленкой.
Кинопленку мы размотали и стали смотреть, что там заснято. Оказалось, какое-то пионерское лето — детишки в белых панамках и красных галстуках на песчаном берегу моря. Бред, в общем, очередной.
— А яшчэ — во, глядзіце, — Волкодав показал на гипсовый бюст какого-то вождя на стеллаже.
Вождь был смутно знакомый, где-то я его видела.
— А что это за мужик? — спросила я у Маугли. — Ленин, что ли?
— Ну, — подтвердил наш отличник.
— А ён хто? — спросил Волкодав. — Ён у іх быў галоўны?
— Типа того, — ответил Маугли. — Первый президент СССР.
— А-а-а… СССР — гэта калі Расея, Беларусь і Ўкраіна былі ў звязе?
— Ага, — сказала я. — Тоталитарное государство, — кстати вспомнилось умное словечко из учебника истории. Больше про СССР из школьных уроков у меня ничего не отложилось.
Волкодав снова вытащил маркер, собираясь, наверное, дорисовать вождю фингалы, но мне пришла в голову идея получше:
— Чуваки, стоп! Щас настоящий тир устроим! Это вам не по бутылкам долбать!
— Во, круто, малайчына! — обрадовался Волкодав, со всей дури хлопнув меня по плечу.
Маугли промолчал, но, по-моему, идея ему не понравилась.
Мы подтащили стеллаж на середину комнаты так, чтобы бюст оказался напротив дверного проема, и отошли в другой конец коридора.
— Держи, — я зарядила снайперку и передала ее Маугли. — Ты первый.
— Почему это я? — запротестовал Маугли.
— А ты стреляешь хуже всех, наверняка промажешь, — объяснила я.
— Не буду я стрелять, — мрачно ответил Маугли, возвращая мне винтовку.
— Чаму гэта? — с угрозой спросил Волкодав.
— Нипочему, — упрямо ответил Маугли. — Не буду, и все.
— Ну i хрен з табой, — заявил Волкодав. — Дай я.
— Три попытки, — предупредила я его, показав для убедительности три растопыренных пальца.
— Лады, — согласился Волкодав.
Он долго целился, яростно сопя, потом все-таки нажал спусковой крючок. Серый от пыли стеклянный плафон под потолком звякнул и осыпался мелкими осколками. Я заржала, а Волкодав покраснел и, оправдываясь, сказал:
— Прылаўчыцца трэба... Аддача тут моцная…
Следующие две пули он вогнал в дверной косяк и книжную полку в пионерской комнате. С бутылками у него и то лучше получалось. Правильно Волкодав делает, что ходит в Зону с дробовиком — самое подходящее для него оружие.
— Эх, ты! А туда же — в «Свободу» собрался, — подколола я.
Волкодав разозлился:
— Не твая справа, блiн! На, твая чарга! — он сунул мне снайперку. — Тры спробы, каб усё сапраўды!
— Да мне три-то не надо, — ухмыльнулась я, перезаряжая винтовку. — Одной хватит.
Я прижалась спиной к стенке, прицелилась.
Маугли, молча стоя в стороне, угрюмо наблюдал за нами.
Гулко щелкнул выстрел, раздался звук, как будто лопнул от кипятка фарфоровый чайник, и гипсовый бюст вождя разлетелся вдребезги.
— Круто, — вздохнул Волкодав и пошел проверить, нет ли здесь какой подставы.
Поворошил гипсовые осколки, вернулся и неохотно признал:
— Прама паміж глаз.
Подумал и пожал мне руку:
— Круто. Не чакаў. Думаў, ты больш пальцы гнешь.
— Ну, дык! — самодовольно ухмыльнулась я. — Знай наших!
Посмеиваясь и перешучиваясь, мы прошли к лестнице мимо распахнутой двери класса, где недавно разрисовывали газету. Точнее, чуть было не прошли. Я краем глаза заметила там какое-то шевеление и инстинктивно шарахнулась обратно, выставив руку в предупреждающем жесте. Ребята моментально поняли и тоже подались назад. Мы шмыгнули в двери кабинета напротив и залегли за крышкой поломанной парты.
В классе, где мы были полчаса назад, перед доской, спиной к нам, стояли двое. Дядьки лет за сорок, насколько можно было разобрать со спины. В камуфляже и без оружия.
Мы могли бы спокойно пройти, все равно они ничего вокруг не видели и не слышали, так были поглощены чтением имен на доске. Даже, кажется, телефончики к себе в мобильники переписывали, хотя что уж они там разобрали после нашего творчества, не знаю. В гулкой пустоте класса их разговор был отчетливо слышен.
— Олег Гусев, я его знаю, он с моим братом в одной параллели учился, — со вздохом сказал один из мужиков. Он повернулся к нам вполоборота, и стала видна его густая борода. — Седьмой «Б», точно.
— Телефонов не разобрать, — с досадой сказал другой, длинный и очкастый, обернувшись к своему товарищу. — Это «три» или «восемь»?
— По-моему, это «девять», — неуверенно ответил бородач, подумав.
— И какому уроду понадобилось тут напакостить?.. — злился очкарик. — Нахрена, спрашивается?!
 — Стенгазету испоганили, — грустно сказал бородач, обернувшись к окнам. — Не успел ее в прошлый раз сфотографировать… Тут Женьки Хоревича, моего друга, статейка есть…
Они подошли к газете и что-то высматривали там под нашими каракулями.
— Вот, видишь, о дне Победы написал… Не разобрать уже ничего. Женька в отряде «красных следопытов» был, как отряд назывался, уже и не вспомню… Много они тут в окрестностях бойцов подняли…
— Да и я помню кое-что — каждый год на майские праздники почетные перезахоронения были, и генерал, вроде, даже один раз приезжал какой-то, — сказал очкарик.
— Надо же, ты ж совсем мелкий тогда был, классе в третьем, а помнишь! — обрадовался бородатый.
— Во втором, — уточнил очкастый.
 — А Женька погиб… четыре года уж осенью будет, — понурившись, сообщил бородач. — Сначала в регулярных войсках на ликвидации прорывов работал, а потом в «Долг» его нелегкая занесла… А там же долго не живут…
Очкарик вздохнул и промолчал.
Потом они зашуршали там чем-то, видимо, перелистывали найденные старые тетрадки.
— Юра Бочаров, Маша Голубева, Саша Смирницкий, Ваня Друбич, — медленно перечислял бородатый, шелестя страницами. — Женькины одноклассники, шестой «А» класс… Сочинение ко дню Победы, да-а-а… — он высморкался и даже, вроде бы, всхлипнул. — Не случилось…
— Пойдем и в мой класс теперь заглянем, — предложил очкастый.
Они вышли в коридор и прошли в нескольких метрах, не замечая нас. Как только они скрылись за углом, свернув в сторону спортзала, мы осторожно выбрались из своего укрытия и двинулись за ними на безопасном расстоянии, прячась за всякой рухлядью.
Дядьки остановились у входа в пионерскую комнату, заглянули внутрь.
Бородач протяжно присвистнул.
— Все разорили, — тоскливо и зло сказал очкарик. — В прошлую Радуницу еще приезжали — все было цело. И каким сволочам понадобилось? Ни мозгов, ни совести, ни уважения… Поймал бы — руки оторвал!
Волкодав прыснул в кулак, а мне стало немного не по себе. Эти типы явно не шутили. Попадись им — разговор будет коротким.
— С одного выстрела разбили, — хмуро произнес бородач, склонившись над осколками гипсового бюста. — Снайперы хреновы… Фильм «Достояние Республики» помнишь, Лёш?
— Конечно, — скривившись, как от кислятины, кивнул очкастый Леша. — Тут впервые и смотрел, в нашем клубе… — он мотнул головой куда-то в неопределенном направлении. — Только там все наоборот было.
— Вот именно — наоборот, — бородач присел на корточки у порога комнаты и, прищурясь, смотрел на своего приятеля снизу вверх. — Массаракш. Мир наизнанку.
— О чем это они? — шепотом спросила я.
На этот раз даже Маугли только и смог, что растерянно пожать плечами.
Бородатый неожиданно засвистел какой-то незнакомый грустно-торжественный, как мне показалось, мотивчик, и очкарик тихонько напел:
— Я этим городом храним, и провиниться перед ним не дай мне бог, не дай мне бог, не дай мне бог вовеки…
— Ёлы-палы, п'яныя яны, ці што? — прошептал Волкодав.
— А нас в октябрята принимали перед этой самой скульптурой, — сказал очкастый и тяжело вздохнул.
Он стоял над гипсовыми осколками с таким убитым выражением рожи, как будто над погибшим в бою товарищем. Такие памятники раньше на братских могилах ставили. Казалось, еще чуть-чуть — и разрыдается. Вроде, и выглядело это смешно, но смеяться почему-то не хотелось.
— А я в этой комнате пионерскую клятву у друга переписывал и потом на память учил, — с тоской сообщил бородач. — До сих пор помню… «Вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю»…
— «Горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза»… — закончили они этот бред хором, чуть ли не со слезами на глазах.
Мне сделалось совсем хреново, на них глядя. Вот, говорят, — контроллеры, зомби, монолитовцы… А посмотрели бы на этих! Вот где реальные зомби-то! Во, у кого мозги-то промыты по полной! Может, они и в самом деле чокнутые? Или зомбированные? Вышли, например, с Выжигателя, теперь бродят по Зоне и воображают себя бывшими жителями, невинно эвакуированными в 86-ом году…
Тут бородач резко поднялся и решительно направился в нашу сторону. Мы едва успели отскочить подальше за угол, забиться в ближайший класс и спрятаться за шкафами.
Было слышно, как он побродил в коридоре, шурша драным линолеумом и разгребая какой-то мусор, потом громко сообщил своему приятелю:
— Нашел! TRs-301, та же, из которой кровососа убили.
И, наверное, вернулся к очкарику, потому что в коридоре стало тихо.
—  Гильзы искал, — прошептал Маугли, хотя и без его идиотских комментариев все было предельно ясно.
— Валим отсюда, — решительно заявила я. — Застукают — мало не покажется!
— Угу, — поддержал Волкодав.
— А они кто? — спросил Маугли. — Бывшие местные жители?
— Турысты, кажись, — ответил Волкодав.
— Да ты че, опух, какие еще туристы? Ученики бывшие из этой школы, наверняка жили в этой деревне до того, как ЧАЭС рванула, — сказал Маугли. — Дураку ясно — приехали в свои родные места…
— Да и хрен с ними! Вам-то не наплевать? — раздраженно оборвала я их спор.
Я на всякий случай выглянула в окно, проверить, чисто ли во дворе школы, и увидела там три легковушки.
— Что за нафиг? — я даже присвистнула. — Их тут дохрена понаехало!
Парни тоже высунулись в окно, мрачно разглядывая машины, примявшие ракитник. Людей во дворе не было видно.
— Уж точно их тут не двое, — озабоченно заметила я. — За каким чертом эти уроды приперлись, блин!
— Значит, все-таки ездят сюда, — сказал Маугли с каким-то, вроде бы, даже облегчением. — Наверное, на Радуницу все-таки в Зону пускают.
— Ну, пускают и пускают, тебе-то что с этого? — сказала я.
— Што яшчэ за Радуніца? — спросил Волкодав.
— Праздник религиозный, — отмахнулась я. — На могилы приезжают, типа. С покойниками пообщаться.
— Альфа, не надо шутить на такие темы, — попросил Маугли.
— А ты что, резко верующим заделался? — огрызнулась я. — Нафиг! Сливаемся, пока во дворе чисто.
Я высунула голову в коридор, огляделась и, показав жестом «осторожно за мной», крадучись пробежала к лестнице вдоль стены. Постояла несколько секунд, прислушиваясь, осторожно сбежала на первый этаж, прижавшись спиной к стенке, выглянула из-за угла и еле удержалась от того, чтобы не заорать ребятам «Назад!» Из столовки, костеря на чем свет стоит каких-то подонков, которые все здесь разгромили, прямо к нам дружно перла целая толпа старых дядек и теток — человек семь, наверное.
Я, не успев придумать ничего лучшего, забилась под лестницу, а чуваки убежали куда-то наверх. Под лестницей было скользко от плесени, свисали серые плотные жгуты пропыленной паутины, старая краска на стенах отслоилась и висела бахромой, на полу стояли не просыхающие лужи какой-то бурой гадости, но выбирать не приходилось. Я вжалась в угол и замерла. Дядьки и тетки, ругаясь и злясь, протопали сверху, и я уже с облегчением перевела дух, как один из них сказал:
— А тут мы в фантики играли, помнишь, Васёк? На вкладыши от «Дональда», чтобы учителя не заметили… — и под лестницу всунулась чья-то харя. Вот ведь, блин, непруха какая!
В следующую секунду, разглядев меня, харя обалдело вытянулась и произнесла:
— Вот так раз! А ну, вылезай!
Пришлось вылезать. Ну, а что мне было еще делать — не стрелять же в этого придурка!
— Так-так-так… — сказал тот мужик, которого назвали Васьком, разглядывая меня с ног до головы. — Очень интересно. Очень.
— Ты, парень, кто? — мрачно осведомился другой. — Типа, сталкер?
Меня за парня приняли. Ну, ладно, не в первой, это пережить можно. А вот что им отвечать?
Остальные бывшие местные, которые сперва успели уйти, вернулись, окружили меня плотным кольцом и тоже рассматривали, как в зоопарке. Очень нехорошо рассматривали, угрюмо и с гадливостью.
— Че молчишь-то? — напирал Васёк.
— Еще двоих принимайте, — неожиданно раздался с лестницы веселый возглас бородача. — В библиотеке выловили.
Они с очкариком конвоировали разоруженных и помятых при попытках сопротивляться Волкодава и Маугли.
— Вся компания в сборе, надеюсь? — криво ухмыльнувшись, спросил у меня тот, который заглянул под лестницу. — Или еще надо ваших друзей-приятелей где-то отлавливать?
Я не ответила, решив, что буду молчать до последнего. Парней грубо втолкнули в круг, мне быстро и профессионально, так что я и дернуться не успела, заломили руки за спину и тоже отобрали винтовку.
— TRs-310, — удовлетворенно сообщил бородатый, осмотрев мою снайперку. Ни к кому конкретно он не обращался, но все, видимо, поняли. — Та самая.
— Так чё, говорить-то будем, или как? — повторил Васёк. — Ну? «Дяденька, мы не хотели», так?
Мы молчали, глядя на них исподлобья.
— Да чего тут говорить, все с ними ясно, — перебил его очкастый, раздраженно махнув рукой. Жест был очень решительный и однозначный, и он мне совсем не понравился.
— Ребята, ребята, полегче, — встряла в разговор одна из теток. — Это же дети, вы что, не видите? Что с них взять?
— Дети? Да эти дети тут такого наворотили! — сорвался на крик очкарик. — За тридцать лет время такого не сделало! И главное — зачем?! Ты можешь мне объяснить, зачем? — он с силой тряхнул меня за плечо, я просто ближе всех к нему стояла.
— Ну? — сказал бородач, взяв меня за подбородок и пристально глядя в глаза. — У тебя своего родного города нет, парень? Эта школа тебе свою не напоминает? Или школы у тебя тоже нет, нет друзей, родителей?
Я не смогла выдержать его взгляд.
— Школа у меня есть, — неожиданно даже для себя ответила я, хотя собиралась молчать. — Только я ее ненавижу.
— Ха, вы посмотрите! — Васёк удивленно хлопнул себя по коленям. — Они, оказывается, разговаривать умеют!
— Это ты сейчас ее ненавидишь, — глубокомысленно заметил бородач. — А лет через тридцать будешь вспоминать, как лучшие годы жизни.
— Столько не живут, — мрачно сообщила я, сплюнув.
Бородач вдруг заливисто расхохотался, хотя, по-моему, я не сказала ничего смешного.
— Так что делать-то с ними будем, а? — спросил Васёк. — В милицию свезем?
— У нас места в машинах не хватит, — озадаченно нахмурившись, напомнил очкарик.
— Дык, не вопрос, — обрадовался Васёк, как будто давно уже придумал, как решить эту проблему, и только того и ждал, чтоб его спросили. — Скрутим — и в багажник. Этих двоих, помельче, — он кивнул на нас с Маугли, — к Лехе закинем, а того бугая, — это он про Волкодава, — к Паше. Всего и делов-то!
— «Наконец, с трупа», — серьезно подсказал бородач.
Они так шутили, конечно, но тогда мы в такие тонкости не воткнулись.
— Не имеете права, — хрипло сказал Волкодав. В острых ситуациях он сбивался на русский.
— Ха! Глядите-ка! Он нам тут еще про наши права рассказывать будет! — заржал Васёк.
Одна из теток толкнула его локтем в бок: «Ну, хватит, разошлись!»
— Ну, так что с вами делать-то? — спросил у нас бородатый.
— Отдайте стволы, и мы уйдем, — мрачно ответил Волкодав.
— Да, щас, разбежались! — снова заорал очкарик. — Ребят, да отпустим их так, и пусть катятся!
— Ага, а кровососы всякие! — жалобно пискнул Маугли.
— Ничего-ничего, вам полезно будет, — злобно прошипел очкарик. — Мозгами, может, пошевелите слегка. Добрались же сюда как-то, авось, не сдохните!
— А кровососа вы тоже зря убили, — тихо сказал бородатый. — Он здесь давно жил и школу нашу охранял исправно. От таких вот случайных… искателей приключений.
— Ага, зря! Когда на тебя такая тварь несется! — пробурчал Волкодав.
— Да чего ты им, Михась, втолковываешь! — раздраженно сказал очкарик бородатому. — Таким разве что объяснишь, раз сами не понимают! Бесполезно!
— Михась, решай, как с ними поступить, — сказала одна из теток. — И так они нам сегодня весь день испортили, а нам бы до темноты еще на кладбище успеть. А то получится — совсем зря проездили. Так что давай, за тобой последнее слово.
— А почему за ним? — спросил Васёк. Видимо, он был с ней не согласен.
— Он же бывший сталкер. Вот и пусть скажет, как их профессиональная этика велит поступать в таких случаях.
Бородач завел глаза к потолку, как будто помолившись, потом решительно сгреб наши стволы, составленные у стенки, сунул их Волкодаву и рявкнул:
— Брысь отсюда! И чтоб мы вас тут больше никогда не видели! Не дай бог, еще раз поймаем — так дешево не отделаетесь!
Но народ не расступился и не дал нам пройти.
— Нет уж, я возражаю! — заявил очкарик. — С какой это радости?
— Так надо, Леш, — со вздохом ответил Михась. — Тут не мы решаем, как их наказывать.
— Здрасьте, — сказала одна из теток. — А кто ж тогда?
— Зона, — коротко объяснил Михась.
Установилась неприятная напряженная тишина.
— То есть? — попытался уточнить Васёк.
Но Михась не стал больше ничего объяснять, он раздвинул народ, дал подзатыльник Маугли, слегка поддал коленом Волкодаву и раздраженно спросил:
— Вам второй раз повторить?
Повторять нам было не надо. Слегка обалдевшие и мало что понимающие, мы ломанулись к выходу, скатились с крыльца и остановились только, спрятавшись за углом соседнего дома.
— Че за хрень? — едва отдышавшись, простонала я.
— Нiчога, прорвемся, — буркнул Волкодав.
Мы сели рядком, прислонившись спинами к кирпичной стене, закурили. Заросший школьный двор и крыльцо с обвалившимся козырьком отсюда были хорошо видны.
Через несколько минут в дверях школы наметилось какое-то шевеление, потом на крыльцо вышел бородатый Михась, проверил прочность ржавых перил, присел и тоже закурил. Наверное, нервы успокаивал.
— Пайшлі падыдзем, пагаворым з iм, — ткнул меня в бок Волкодав.
— Нахрена?
— Трэба, — туманно ответил Волкодав.
— Тебе надо — ты и иди, — буркнула я.
— Пайшлi разам.
— Боишься, что ли? — фыркнула я, но все же поднялась и пошла с ним.
Маугли, ясен пень, тоже нехотя поплелся следом.
Михась, заметив нас, окрикнул:
— Так че — непонятно вам сказано, что ли?
Волкодав снял с плеча дробовик и демонстративно положил его на землю. Нам с Маугли пришлось проделать то же самое.
— Вопрос можно? — крикнул Волкодав.
— Да не ори ты, — поморщился Михась. — Подойди и спроси.
Мы поднялись на крыльцо и остановились немного поодаль от бородача. Он посмотрел на нас как-то сочувственно, что ли, понимающе усмехнулся, сказал:
— Ну? Чего надо?
— Вы сталкер? — сходу спросил Волкодав.
— Бывший, — коротко ответил Михась. — Все?
— Не все, — сказал Волкодав.
— У нас говорят, что не бывает бывших сталкеров, бывают временно неактивные, — тихонько подсказал Маугли.
— Чего не бывает… Я вот — именно бывший, — Михась затушил окурок о перила, поискал, куда выбросить, не нашел и не поленился сходить к своей машине, чтобы сунуть его в пакет с мусором.
— Я ответил? — спросил он, вернувшись. Ясен перец, это он так вежливо выразился, а имел в виду, понятно, «идите вы в баню».
— Еще один вопрос, — сказал Волкодав. — Насчет того, что Зона решает, как наказывать… Можете объяснить?
— Чего тебе еще объяснять? — угрюмо посмотрев на Волкодава, буркнул Михась. — Что-то неясно?
— А… как это бывает? — спросила я.
— Увидите, — с тоской пообещал бородач. — У всех по-разному. И всегда страшно…
От этой неподдельной тоски в его голосе у меня аж мурашки по спине пробежали. Как будто бы все уже решено и неотвратимо…
Михась тяжело задумался, закурил новую сигарету и после долгой паузы медленно произнес:
— Зона знает, куда бить. В самое больное место… У меня был один товарищ… был… Наказанный. И провинился-то он, в общем, в ерунде… Стащил из Припяти открытку. Обыкновенную открытку с первомайским поздравлением 86-ого года. Зашел в какой-то детский садик, а там в одной комнате на стене была приколота кнопкой эта открытка. Долго там висела, тридцать лет. И все, кто туда заходил, первым делом ее видели. А у этого сталкера в Припяти раньше жили знакомые, даже друзья, и он часто у них бывал, еще до аварии. Потом они, конечно, участвовали в ЛПА, а потом… ну, в общем, почти все они умерли… Ну, вот… Там, в общем… на обороте той открытки он увидел знакомую фамилию адресата. И забрал открытку с собой…
Мы слушали не дыша. Михась рассказывал сбивчиво, тяжело, но понятно. Один раз Волкодав двинул мне локтем в бок и посмотрел вопросительно — гонит, мол, или как думаешь? Я отрицательно покачала головой.
— А когда он в следующий раз пошел в Зону, — продолжал Михась, — погиб его товарищ. Очень глупо погиб, влетел в какую-то аномалию, про которую давно все знали. Ну, конечно, все бывает… Зона… Ну, вот. А на следующий раз, когда он был в Зоне, его брат разбился насмерть в автомобильной катастрофе. Он тоже сначала не увидел никакой связи… Да и не до того было… А в следующий раз умерла от инсульта его мать… Внезапно, никто не ожидал. Вот тогда он задумался, стал вспоминать… И все понял.
Он рассказывал с болью в голосе, и потухшая сигарета дрожала в его пальцах. Волкодав нервно сглотнул, как будто собрался что-то сказать и не решился.
— В общем, в Зону ему больше нельзя… — сказал Михась. — А вы же должны понимать, как это для сталкера, — он поднял на нас страдальческий взгляд.
Мы понимали. Меня от его слов просто в дрожь бросило.
— Он про себя рассказывает, — шепнул мне на ухо Маугли.
Я кивнула.
— Жесть, блин, — буркнул себе под нос Волкодав.
— В общем, вот так, — закончил Михась, потупившись. — А вообще у всех по-разному бывает. Каждому — свое, по заслугам… Чего боишься сильнее, то и получишь… Самому страшному врагу не пожелаешь такого наказания… Может быть, эта открытка чем-то была важна на своем месте в Припяти… А может… за Припять Зона строже всего наказывает… Это же ее сердце…
— А сейчас? — тихо спросил Маугли. — Вы же сейчас в Зоне…
Михась невесело усмехнулся, поняв, что мы раскусили его немудреную хитрость, и ответил:
— Это для вас здесь — Зона. А для меня — родная деревня. К тому же сегодня Радуница. В Радуницу можно. Приезжать раз в год в свою деревню и навещать могилки родственников и друзей — это Зона разрешает. И не больше.
— А мы как раз в Припять идем, — зачем-то сказал Волкодав. — Думаете — не стоит?
— Почему — не стоит? Идете — и идите себе, если не боитесь. Кто ж вам запретит, — ответил Михась. — Только выводы делайте. Соответствующие… Все?
— Все, — сказал Волкодав. — Дзякуем… за шчырасць.
— Дуйте отсюда, — бросил Михась, скрываясь за дверью школы. — Надеюсь, больше не увидимся.
— І мы таксама, — пробормотал Волкодав.
Мы выбрались на заросшую, когда-то асфальтовую дорогу, скорее всего, главную улицу поселка, остановились и сориентировались по GPS. После этого его рассказа на душе было погано, поганее не придумаешь.
— Пайдзем далей-то? — угрюмо спросил Волкодав. Это было не похоже на него — обычно он решал все сам, нас не спрашивал. Мне это совсем уж не понравилось.
— А чего вы спеклись-то уж так? — зло спросила я. — Мало ли, что он нам нарассказал! Вы у него справку из психбольницы спрашивали? Вы ж видели, как эти двое свою пионерскую клятву наизусть долдонили! Да они ж психи, больные люди, свихнутые на каких-то своих бредовых идеях!
— Они домой приехали, чем же они свихнутые? — тихо, но твердо возразил Маугли. — Зря мы так, ребята… Они ведь правы… Вы себя на их месте представьте.
— Сябе! Ціпун табе на язык! — сплюнул Волкодав.
— Пошли, короче, нечего сопли размазывать! — отрубила я и решительно двинулась вдоль бывшей улицы. Ребята поплелись в нескольких шагах сзади.
Очень скоро асфальт закончился, и мы заметили, что идем среди покосившихся крестов и вросших в землю могильных плит.
— А это, видно, и есть их кладбище, куда они приезжают, — сказал Маугли.
Тут Волкодаву зачем-то приспичило обернуться.
— Ребзи, — произнес он сдавленным голосом. — Ребзи… Ёлы, дома исчезли…
Мы уставились туда, куда он показывал — назад, где мы только что петляли между пустыми белокирпичными пятиэтажками. Сейчас их не было. Совсем. На месте поселка торчали те же самые замшелые кресты и ржавые оградки в жухлой прошлогодней траве и ракитнике.
— Чё за хрень? — пробормотала я, лихорадочно тыкаясь в наладонник. Если верить карте, мы именно здесь и находились все это время — в центре заброшенного кладбища в стороне от всяких деревень.
Маугли сбросил рюкзак и автомат на землю, путаясь в сухой траве и спотыкаясь о кочки, пробежал назад метров двадцать. И быстро вернулся. Конечно, поселка он там не нашел.
Побледневший Волкодав сказал:
— Объяснение только одно — где-то здесь контроллер. И он нас цепанул.
— У нас не водятся контроллеры, — я решительно мотнула головой.
— Значит, водятся, — сказал Волкодав. — Вдруг, забрел из центра…
— Ребята, вы ничего не поняли! — с отчаянием в голосе сказал Маугли. Почему-то шепотом. — Получается, они были не живые! Я же знал, что в Зону не пускают уже десять лет… Ни на какую Радуницу, никаких местных… Они вообще не люди, ребята!
— А кто? Кто — призраки? — раздраженно спросила я. — Эти, что ли? — я пнула ближайший могильный холмик. — Или души невинно эвакуированных? К ним на праздничек никто не приехал, они сами решили к людям выйти, так, что ли?
Маугли посерел лицом, и на лбу у него выступила испарина.
— Не надо, Альфа, — прошептал он. — Пожалуйста…
Волкодав сделался еще бледнее, чем был, хотя, кажется, уже было некуда, и отвернулся.
— Ёлы, так вот оно что… — медленно сказал он. — Так это был экзамен... И мы его не выдержали.
— Какой экзамен, что за хрень вы несете?! — заорала я. — Совсем, что ли, крышей тронулись? Струсили, что ли? Кого испугались-то — глюков этих, да? Собрались в Припять — так пошли!
— Ни в какую Припять мы не пойдем, — медленно произнес Волкодав.
— Во, блин! Да-а, ребят, слабаки вы, оказывается, — усмехнулась я. — Ну и хрен с вами, — я подхватила свою винтовку и решительно зашагала на юг.
Некоторое время сзади было тихо. Потом я услышала, что они все-таки решили меня догнать. Я даже не успела оглянуться и бросить что-нибудь язвительное, как меня сбили на землю, скрутили за спиной руки и чувствительно придавили коленом позвоночник.
— Вы чего — совсем опухли?! — заорала я, пытаясь выкрутиться. — Уберите руки, уроды!
— Ты тоже никуда не пойдешь, — все так же спокойно и твердо сообщил мне Волкодав. — Лежи тихо, больнее будет.
— Да пошли вы! Дебилы! Трусы! Предатели! Дезертиры! — взвыла я.
— Нас предупредили, Альфа, — сказал Маугли. — Нас ясно предупредили.
Я вырывалась, крыла их трехэтажными матюгами и, как ни стыдно в этом признаваться, кажется, даже ревела. А они держали меня и кормили землей до тех пор, пока я не перестала дергаться.