Один ангел был влюблен в женщину. Он вовсе не собирался тратить время на подобные мелочи, он был слишком занят. Ангел носил длинные волосы и вообще был невыносимо красив - по крайней мере, по представлениям смертных. Ходили слухи, что от одного взгляда на него женщины обычно сходят с ума и уже до конца жизни не могут отличить правую руку от левой.
Ту женщину ангел увидел, когда пролетал по делам мимо одного из многих окон. Её усталое лицо, её увлеченная занятость своей работой, несмотря на довольно поздний час, три поперечные морщины, перерезавшие её лоб, её волосы, слегка выбившиеся из прически, - все это сильно удивило его. Более того, ангел был даже потрясён чем-то из увиденного, и, когда он полетел дальше, то все пытался вспомнить, что же именно так неотвратимо поразило его, и вспомнить не мог.
На следующий день ангел написал первое в своей жизни любовное письмо и положил его в почтовый ящик женщины. «Не может быть!» – ахнул он, разгребая мусор спустя некоторое время, - «неужели она даже не прочитала то, что я написал! Она выкинула конверт нераспечатанным…» Ангел залился слезами обиды и отчаяния.
Та женщина уже была замужем, и потому считала излишним прислушиваться к новым воздыхателям. «Разве вы не видите, что я люблю вас?» – спросил ангел с обидой и страстью в голосе, когда она открыла дверь в ответ на его звонок. Женщина была близорука, и не могла разглядеть нестерпимой красоты ангела, особенно в темноте подъезда. «Не понимаю, что вам нужно», - произнесла женщина слегка раздражённо, и захлопнула дверь.
Ангел совсем потерял голову, он начал проходить сквозь стены. «Поймите», - говорил он женщине, паря в воздухе вокруг неё целыми днями, - «поймите, я жить без вас не могу, хоть я и ангел», - но женщина обращала на него внимания не больше, чем на докучливую муху, и продолжала заниматься своими повседневными делами. «Только скажите, и я оба крыла себе откромсаю! Ничто в любом из миров больше мне не дорого, кроме вас!» Он сам произносил все те глупые речи, над которыми вчера смеялся, равнодушно следя за страданиями женщин, обезумевших по его вине: «Пожалуйста, умоляю вас, сжальтесь… Я всё для вас сделаю, всё, только избавьте меня от этого мучения!.. вам же это совсем нетрудно…». И он не лгал. Он действительно был готов на всё. Его неуместная, неукротимая страсть превратилась в отдельное существо, со своим собственным звериным темпераментом, и это существо съедало его изнутри. Ангел мог часами плакать от своего бессилия и безнадежности своего стремления.
Однажды женщина обнаружила его как раз в один из таких моментов, когда она зачем-то зашла в кладовую. Увидев, как он скорчился в углу, поймав заплаканное лицо в ладони, опираясь голой спиной о заиндевевшую стену, она почувствовала, как внезапное сочувствие растопляет ей сердце. «Вам, пожалуй, лучше выйти отсюда, а то вы можете совсем замерзнуть», - сказала она, и ангел всем существом отозвался на эту фразу, на жалость и жестокость, слитые в ней воедино.
И, сам не свой, он послушно встал, и, дрожа, проследовал, куда она предложила. «Вы пьёте чай или кофе?» – участливо спросила она, и сердце ангела снова обдало и кипятком, и ледяной водой. Он ничего не ответил, наблюдая, как его же слезы солонят то, что она поставила перед ним – кажется, все-таки чай. «Если вам настолько негде жить, то я ничем не могу помочь вам», - продолжала женщина, - «скоро мой муж вернется из Китая». Её муж был учёным и часто разъезжал с экспедициями. «И, поверьте, ему будет совсем не до гостей». Она даже попробовала чуть-чуть улыбнуться, а ангел – наконец поднять на нее глаза. «Неужели она и в самом деле не поняла ни одного из тех слов, что я говорил ей такое продолжительное время?» – недоумевал он, - «наверное, мне и впрямь стоит поразмыслить над тем, что же со мной происходит».
И, так как её муж действительно вскоре вернулся, ангел перестал надоедать женщине своей любовью. Он выбрал место, из которого было удобно смотреть на её окна, и решил поселиться там, совсем ненадолго, пока что-нибудь вдруг не изменится. Кроме него там жили бродячие коты, и по ночам, пока он сидел на земле, обхватив руками колени, они устраивали свои драки и концерты. От былой невыносимой красоты ангела теперь почти ничего не осталось, он выглядел как потёртые и полинявшие лохмотья.
И всё это долгое время, что он провел, сидя между тремя сараями и двумя гаражами, издалека, бессильно и страстно любуясь ее окнами, он напряженно и безжалостно анализировал свое чувство, свою неумолимую потребность в этой женщине. Пару раз он подумывал отрезать свои крылья, или хотя бы одно крыло, и послать ей, в качестве последнего признания. «Но разве это чему-нибудь поможет! Скорее всего, она опять ничего не заметит и, не распечатав, выбросит конверт. Или, что ещё лучше, скажет «какая отличная метелка!», и начнет смахивать пыль с мебели». Но в знак обета самопознания он все-таки подрезал кончики крыльев: чтобы, пока они не станут вновь дееспособными, иметь повод продолжать исследование своей души.
«Что-то было там, в первый раз, когда я её увидел, что-то неочевидное, вредоносное и удивительное. Но вот что? Её морщины? Рисунок капилляров на руках? Узоры пор на лице? Движение мизинца, которым она машинально почесывала ухо?» – спрашивал себя ангел, и никак не мог найти ответ. Иногда он следил за ней, когда она выходила в магазин, или гуляла с недавно родившейся дочерью, или просто шла, погруженная в свои мысли. И каждый раз он вновь невольно видел подтверждение тому неочевидному, вредоносному и удивительному, что заметил в первый раз и до сих пор не мог определить: то, что заставляло его влюбляться в неё каждый раз по-новому. Поэтому, чтобы не мешать самоанализу, он теперь старался поменьше смотреть на неё.
Однажды была весна, и снег уже почти сошёл, освобождённая земля спокойно и счастливо дышала, и ангел тоже разгрёб всю кучу мусора, которым его засыпало за зиму. И ему показалось, что он совершенно бездарно проводил свои ночи и дни. Женщина, в которую он был влюблён, как раз шла мимо; она вела дочку на урок пения.
Женщина заметила его, узнав прежнего воздыхателя в этом чумазом и почерневшем жителе улиц, и остановилась как вкопанная. «Послушайте», - обратился к ней ангел, - «я так долго страдал, и так долго думал, над своим чувством к вам, и что же я успел выяснить за все это время? Только то, что, по-видимому, я совсем никогда не любил вас! Что моя привязанность к вам и потребность в вас были глубоко мнимыми, что, скорее всего, мне что-то показалось тем далёким вечером, когда солнце садилось и красило в багрянец всё видимое. И что вы были абсолютно правы, не веря ни единому моему слову и продолжая отвергать меня, влюблённого в неизвестный, давным-давно померкший отблеск!» Он вглядывался в неё хотя и напряжённо, но с ощущением недавно обретённого спокойствия, будто избавившись от проклятья, а она застыла с выражением смутного удивления на лице, и он не мог поручиться в том, что она слышит его хотя бы сейчас, когда он говорит с ней, прощаясь.
Женщина стояла и смотрела на то, как отросшие крылья ангела вспоминают правила полета, как они уносят ее неудачливого поклонника в весеннее небо. «Но мама, куда это ты смотришь?» – нетерпеливо спросила дочь женщины (которая была гораздо, гораздо красивее своей матери). - «И почему мы тут остановились? Неужели только из-за этого кота?» – и вправду, какое-то животное уже подходило к девочке, как заворожённое. «О, я просто задумалась», – ответила женщина. «О чём же?» – «Наверное, о том, что в жизни каждого человека случается хотя бы одна, но небесная, истинная, неземная привязанность. Этим уж точно никто не обделён. Но чем человек может быть действительно обделён – так это способностью заметить такую привязанность, или её возможность, и тут уже ничего не попишешь!» – «Но ведь это было бы совсем грустно!» – воскликнула дочь женщины, почему-то вспомнив перья, собранные под стекло и вставленные в раму, которые видела в кабинете у матери. «Так и есть», - улыбнулась женщина, взглянув вверх в последний раз, и они продолжили свой путь.