Раскольников как реальный мужчина.
(по следам великих преступлений)
Этой знаменитой квартирки нет и быть не может ни в одном путево-дителе города, события и эмоции, которые потрясали мансардного обитателя и весь узкий круг его знакомых — вымышлены, где любое сходство, как пишут в иных романах, чистое совпадение.
Но, тем не менее, жилище Раскольникова во всей его мерзости запус-тения существовало и, как ни странно, существует и поныне и так легко, раскрыв книгу, угадать — где.
Гениальный психологический триллер, блистательно вымученный болезненным воображением Федора Достоевского, основывался на вполне осязаемых каменных реалиях искусственно привитого на зыбких болотах «умышленного», насквозь пронизанного сырыми туманами Петербурга,
«А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город; подымится с туманом и исчез-нет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?».
Таинственный, переменчивый, фантастический мир Петербурга, к счастью, пока не спешит раствориться и на фиг исчезнуть куда-то там с концами, вместе с тем бесконечно удивляя нас эфемерностью вокруг происходящего.
А не потому ли это все, — мелькает мысль, как еще один повод навестить психиатра, что выпукло выписанные призраки литературных героев намеренно, как в компост, погруженные по уши в эту безусловно существующую городскую плоть?
А зачем же это? — испуганно спросите вы. Оказывается, чтоб тошнее стало писательскому сердцу, только так и умеющему сублимировать боль за людей в вечно зеленые образы своих классических персонажей.
Безнадежно впав в грех сочинительства, он тщательно примерял на себя чужие судьбы, поадресно и по соседству выписанные.
Отработав человеческий материал, Достоевский, как правило, спеш-но переезжает в другие районы города, будто избегая лобовых столкнове-ний с разбуженными фантомами им организованных активных ментальных событий: ну ладно, пусть мелькнут в уличной толпе глубокие очи Сонечки или кроткое личико Неточки, а ну, как вдруг материализуется этот непредсказуемый Родя с топором? Всяко лучше автору пуститься в бега.
Зайдем же в гости к Родиону Романовичу, скромному и рассудитель-ному студенту, который однажды, как известно, сильно погорячился.
«Трагические судьбы, люди и эта местность Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человече-ства».
Этой, обращенной к народу, никем не подписанной фразой мемори-альной, с угла дома доски обозначено место описываемых жутких событий, где в течении какой-то недели решалось то, что умному давно известно, а дураку, увы, по-прежнему не интересно.
Не надо, впрочем, гнать, ибо не все так просто и однозначно. С од-ной стороны, Родион — романтик и мечтатель, заблудшая душа, гордец и редкостный гад, с другой — ничтожная старуха-процентщица, крокодили-ца, тварь в пятом поколении, которой, ясный день, даже я клизмы не подам. Здесь — чувствуете? — такой драйв!
Топор, как последний аргумент. Мощная мотивация. Там, где жили ласточки, поселились вороны. Курс молодого бойца. Вопрос выживания. Мир должен содрогнуться от ужаса и восхищения. Тем более, возможен многое решающий хапсун-момент — весомый аргумент в пользу «да». К тому же, «аминь» — это тот же «о’кей», но только по-русски и вообще, счастье, это когда ведешь себя как хочешь, а тебе за это не стыдно. Короче, не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. И вот — глаза бояться, руки делают.
Но, как всегда, цена вопроса, разбор полетов.
И, Матерь Божья, это великое и безальтернативное — «все чувства ведут к любви».
Ничего такого, чего бы я не знал. И, тем не менее, ступаю по тяжким камням тех самых последних тринадцати ступенек, «вверх по лестнице, ве-дущей вниз».
Здесь, на обшарпанных бытом подъездных стенах подручными сред-ствами нацарапал свои мемориальные фразы может быть ты, он или, те-перь, я — люди, способные оторваться от блаженного корыта с вечными вопросами на устах.
Что ж, отразим их и констатируем — все подряд:
«Бей старух, спасай Расею!»
«Топор — оружие пролетариата».
«Бабка — да и хрен с ней! Кто бы грохнул мою соседку?».
«Родя, я тоже убила старушку».
«О чем жалеть? Жизнь все равно смертельная болезнь, пе-редающаяся половым путем».
«Здесь был Родя, искал старух».
«Панки всегда с тобой!».
«Раскольников, выходи!».
«Мочи старух — деньгами надо делиться!»
«А все — от чего? От того, что стипендия маленькая. Денег не хва-тало и это — начало».
«Жди меня и я вернусь. Родион»
«А я знаю! Он убил бабку не из-за денег. Они были тайными любов-никами. И однажды она ему, стерва, не дала».
«Родя, где ты? Дай нам концерт!».
«Я хочу тебя, Родя! Манцева Ирина, 10 кл. 501 школа».
«Раскольников, убей нашу математичку, географичку, а самое глав-ное — химичку».
«Убивать всех — Бог распределит кого куда».
«Не надо здесь ссать, кретины, валите в другую подворотню. Сие ме-сто свято!»
«Все бабы — Соньки».
«Я поставлю свечу на ветру за тебя».
«Бить или не бить, вот в чем вопрос».
«Родя, мы с тобой и твоим топором».
«Kill to grandmother!»
«Родион не виноват, он просто хотел поиметь немного денег. Я того же хочу, но я — не Родион».
«Все будет хорошо».
«Убивать, убивать и еще раз — убивать!»
Р. Р. Раскольников.
P. S. Простите!
N. В. ! Первый блин, как обычно, комом. Но ничего, все еще по-правимо».
«Народных героев прощают. Мы тебя простили».
«Мы поем о голодных...» (К. Кинчев)
«Родь, познакомь с Разумихиным, а?»
«Здесь нет ни предрассудков, ни политики».
«В первый раз на этом месте. Здесь дух Раскольникова и нашего вре-мени».
«Никакая теория не может быть выше жизни. Спасибо, что ты это до-казал».
«Порочный запах засохшей рыбы, заиндевевший комочек нищеты...».
«Родя, ты преподал нам хороший урок!»
«Старушки гадинами были, есть и будут. Так что мог бы и не признаваться».
«Родя, на твоем месте я сделал бы тоже самое. Честно!»
«Раскольников, о тебе читает вся Европа. Живи, Родион!»
«Сюда приходили, приходят и будут приходить люди. Родя, мы вме-сте, но никто не знает, в каком!»
Я, ощупав глазами каждый квадратный сантиметр узких подъездных стен, покидал это намоленное ангелами и убийцами место, медленно и оди-ноко спускаясь по лестнице, ведущей... вверх?
У каждого из нас была или будет еще своя старуха, пыльный и страшный скелет в шкафу, скажешь, нет? Ведь даже лысина есть у всех, только у некоторых она — под волосами.
Здесь, под питерскими грозовыми тучами духовных разборок безна-дежно повисло столько вопросов, дать ответы на них мне лично не по та-ланту.
Что, ты их из учебников знаешь?
Сделай лицо попроще!