Томагавк

Николай Щербаков
        Все! Скоро остановимся, и я сброшу его. Сброшу с себя там, где стою. И сяду на него. Не все же ему на мне ехать. Еще метров сто и привал.  И…я…сяду…на…него!

     К обеденному привалу рюкзак чувствуешь уже до мельчайших подробностей.  Утром собирал его заново, казалось, учел все предыдущие оплошности.  Подложил под спину только мягкие вещи, укладывал так, чтобы в движении не расползлись банки,  и всякий колющий жесткий груз.

 Пустые хлопоты! Появились острые углы, которые терли, давили, елозили по спине не давая выровнять дыхание и идти ровным шагом с наименьшими затратами сил.
 
    Нас четверо. Мы идем через Кавказский хребет, на перевал Аишхо. Там, за перевалом Красная поляна, Сочи, море. А сейчас подъём вверх. Дорога каменистая, вдоль обрыва, вдоль речки Малая Лаба. Я…сяду…на…тебя!

    Повторюсь, нас четверо – Юра, Костя, Стас и я.  Друзья детства, а сейчас Юра с Костей – студенты Краснодарского художественного училища, а мы со Стасом – курсанты Ростовской мореходки. 1964 год, июль месяц. Впереди каникулы и мы идем в горы. Ещё немного. И…я...с размаху…сяду…на …тебя!

    Расступился лес, речка из бурлящей, горной превратилась в спокойную, журчащую между камней. И мы, дотопав до удобного для привала места, упали рядом с рюкзаками. Я простил своему все до следующего раза. Упав на травку, я стал добрым.

  Можно отдышаться, умыться ледяной чистой водой. Можно даже напиться из речки. Вода действительно чистая, только что из под таящего ледника. Можно осмотреться. Еще не видно снежных склонов перевала, но оттуда, от него, тянет по ущелью, вдоль речных бурунов свежестью горных вершин.

     Мы идем сквозь смешанный лес, хотя уже все чаще частокол сосновых стволов. Только что прошли в метрах двухстах от стада зубров. Нас предупреждали, чтобы мы не приближались к ним. Не любят они общения. Мы постояли, прячась за стволы, и без разговоров тихо продолжили путь.

    Отдохнув, организовали холодный обед, еще полчаса полежали и в путь. Я перед подъемом успел еще раз перебрать рюкзак.

    А Костя в свободную минуту занялся раздражающим всех нас занятием – начал метать в стволы деревьев топорик. Метал он его с шиком, из разных поз и положений, попадал через раз. А если и попадал, то топорик не всегда хотел встревать в ствол и падал на землю. Вот это нас и раздражало.

 Топорик красивый, хорошо заточенный еще дома, пролетал мимо, падал на камни, издавая звон. Мы кричали «затупишь!». Куда там. Костя продолжал своё. Фенимор Купер был прочитан два-три года назад, вдоль и поперек. В памяти еще были воинственные крики индейцев и неизменный в боях с бледнолицыми томагавк.

 Наш общий в походе топорик был доверен Косте, и висел неизменно у него на поясе в чехольчике. Он его воспринимал как оружие, и называл – томагавком. А раз томагавк – его положено метать!

     На ночлег пришли в Псебай. Здесь еще цивилизованная стоянка. Сюда приходят группы туристов, их размещают на ночлег в домике. Их «вещи», матрацы привозит грузовичок. Мы застаем такую группу, не менее часа назад прибывшую сюда, разместившуюся и уже «отдыхающую».

 Над кострищами у них стоит синеватый дым, девчата с поварёшками суетятся у котлов. Основной коллектив играет в волейбол на настоящей волейбольной площадке. С сеткой и взлетающим к кронам сосен мячом.

 Контингент, в основном, старше нас. Может быть, это был коллектив с какого-то производства, или проектного института, каких много было в те годы. Любили в то время коллективно отдыхать.

     Цивилизация встретила нас, придавленных рюкзаками, старательно в ногу следующих друг за дружкой, сначала молча. А когда мы проследовали сквозь занятую территорию и тяжело опустились на землю с краю поляны, народ приступил к громкому обсуждению нашего появления.

 Когда мы «стали на тропу», нас предупредили, что неорганизованных путешественников или «дикарей», как их тогда называли, здесь не привечают. Было мнение, что «дикари» тропу загаживают и инвентарь портят. Мы это приняли к сведению и не загаживали и не портили.

 Невозможно вспомнить теперь, что было тогда темой обсуждения, но народ явно веселился. Мужчин с их стороны было больше, и они были, как бы, на своей территории. Одним словом кто-то шутил, кто-то смеялся, другие просто играли в волейбол, игнорируя наше присутствие.

     И вот, когда мы начали обустраиваться, демонстрируя намерение поставить палатку, прозвучало: «А не пройти ли вам дальше? Нечего нам пейзаж портить». Когда мы попытались мирно выяснить причину, почему мы должны уходить, поднялся шум. Всё так же незлобиво, с шуточками, нам посоветовали уходить. Мы растерялись.

     И вот тут встал Костя и отстегнул с пояса топорик. Повисла тишина. А Костя без паузы, красиво, почти без замаха, не шевельнув корпусом, метнул «томагавк». Сверкнула сталь, и раздался тугой удар, какой бывает, когда лезвие глубоко входит в древесину. Топорик торчал на высоте человеческого роста в волейбольном столбе, а Костя, широко и дружелюбно улыбаясь зрителям, шел к столбу.

        И что вы думаете? После еще нескольких секунд молчания раздались возгласы: «Здорово!», «Вот это да!» и, что еще более удивительно, хохот. Засмеялись после того, как одна девица громче других заявила: «Мужики! А ведь он застолбил этот участок». Она явно обращалась к своим. А нам, она же крикнула, мол, теперь вы просто обязаны разделить с нами вечернюю трапезу и выкурить трубку мира. Мы остались.

     В этот вечер мы были в центре внимания, с нами кокетничали девушки, мужчины соревновались в метании топоров в стволы деревьев. Пели песни у костра и даже пытались танцевать.  А главное, нас накормили шикарной горячей перловой кашей с тушенкой.