ПОЧТИ ЧТО ЗА ГРАНЬЮ
С тех пор мы зажили как-то странно – то ли между небом и землей, то ли между веревкой и табуреткой. Шутка. В действительности же все обстояло не так уж и скверно. Пища кое-какая имелась, крыша над головой – тоже. Даже книжки какие-то читались, в том числе и умные, как Бог велел. Но – без царя в голове и почти что бесцельно. Так, прозябали помаленьку, небо коптили. Дух, правда, страдал все еще хроническими рецидивами борьбы за всеобщую справедливость, но кончалось это всегда одинаково – кучей трупов, поломанных костей и выбитых зубов. И где же тут справедливость, спрашивается? Тем более, если учесть, что впавший в раж демон лупил пострадавших с тем же усердием, как и самих правонарушителей. Рефлекс! Стоило ему в раж войти и закусить удила – он уже ничего не видит и не слышит, знай себе, сокрушает все, что движется… да и неодушевленным предметам порядочно доставалось, между прочим. Итак, наше бытие мало чем напоминало пресловутое житие святых, разве что, в период, когда они еще не встали на пусть истинный. Так, может быть, и мы когда-нибудь на него свернем? Все бывает, и наш летающий медведь серафим – лучшее тому свидетельство. Но пока что никто и не думал менять свои привычки и модус вивенди. Медведь с фанатичным упорством озоровал на пасеках, вытаптывал овес, и вообще вел себя неподобающе. Знал ведь, хитрый зверюга, что никакие егеря и браконьеры ему нипочем, а Бог где-то далеко в небесах, вот и потерял страх и совесть, заодно. То ли дело мы с Хомяком – достопочтенные старцы, мудрецы и графоманы! Воспользовавшись паузой в своих бдениях (от Бога-то никаких поручений все не было, как не было), мы забросили все дела и уселись за рукописи. Хомяк начал, было, составлять обширные комментарии к Корану, но потом, внезапно вспомнив Бога, струхнул и перешел на более привычные ему формы – доносы, кляузы да наветы. Причем без адреса и исключительно на меня. Действительно, не на Азазелла же с Гризли! Уж они старикашку мигом поставили бы на место. А на бедного беззащитного перегрина пиши, – не хочу. Вскоре, однако, ему это прискучило. Старик был тщеславен, и осознавал, что на одних только кляузах на скрижали истории можно попасть разве что в качестве очередного Герострата. А ему-то хотелось прогреметь на весь цивилизованный мир своим литературным гением. Но как? Им же уже неоднократно предпринимались попытки подобного рода: то старикашка энциклопедию первых революционеров сочинил, то и вовсе первых государей – в зависимости от политической обстановки. И за все труды никто ему даже слова доброго не сказал. Следовательно, надо было придумать еще что-то. Писать инфернальные романы в духе Пелевина или того же Сорокина? Скучно, да и пахнет подобное творчество сортиром (в лучшем случае). Детективы строчить? Но на фоне той Ниагары повестей о суровых буднях бандитов и работников правоохранительных органов, что обрушилась на россиян в последние 20 лет, не трудно и потеряться. Тем более, что в данной епархии трудились профессионалы, а ему-то, дилетанту, куда ж против таких орлов? Заклюют!
Хомяк тосковал. Он слонялся целыми днями по окрестностям, считал ворон, обижал собак, что-то бормотал под нос, а его все не осеняли гениальные идеи. В лучшем случае он впадал в исламо-фундаменталистскую эйфорию и гонялся за местными мальчишками с ятаганом, но так, кажется, никого и не догнал: стар стал. Ему, откровенно говоря, только меня и бить, и то лишь до тех пор, пока не дам сдачи. А потом он ни с того, ни с сего стал приставать ко мне: подскажи, да подскажи, как прославиться! Выдай, мол, мне такую идею, чтобы все вокруг только ахнули: ай да умница Хомяк! Целыми днями старик таскался за мной по пятам и канючил:
- Парамошенька, родной ты мой! Ну, хоть заголовок моей будущей повести подскажи.
- Записки старого злобного болвана, - не задумываясь, отвечал я, после чего Хомяк гонялся за мной с ятаганом по кустам. Выдохшись, он просил перемирия и уже примирительным тоном гнусавил:
- Ну-ну, не будем ссориться из-за таких пустяков! Продиктуй, лучше, пару первых строк введения моего будущего бессмертного литературного шедевра…
- Все началось с глупости, - великодушно диктовал я. – Мир был создан, как известно, не в результате глубоко обдуманного проекта, а наспех, как получится. Вот и вышло то, чего не хотел ни автор, ни, тем более, его творения. С этой же стартовой позиции начинается одиссея старого недоброго служителя двух культов. Многие начинали карьеру с нуля, вот и наш герой приступил к движению вверх по служебной лестнице с незамутненным сознанием и ощущением легкой пустоты в голове, в которой не было ни царя, ни даже ума…
- Это ты на что намекаешь, сукин сын? – начинал закипать вредный старец, - на себя посмотри, недоучка, выскочка, еретик, безбожник!
- Ты что-то много мне приписываешь, - отзывался я, - и, кстати, еретик сроду не бывает атеистом. Ты эти инквизиторские замашки оставь! А не то - не то, что строчки – слова не продиктую…
Хомяк, скрипя последними зубами от бессильной злобы, умудрялся взять себя в руки и заискивающе-примирительным тоном опять начинал канючить:
- Ну, хоть эпилог-то продиктуй…
- Эпилог, - откликался я, - под названием: "собаке собачья смерть". Устраивает? Или нет, давай так: "за что боролся, на то и напоролся". Или вот еще: "гибель синего фундаменталиста".
- Почему синего-то? – Недоумевал старик. – Ты бы еще сказал: "голубого"! Срам-то какой! Причем – ни слова правды! Я же бессмертный, в конце концов! О какой гибели может идти речь?
- Да это я так, к слову, - невозмутимо огрызался ваш покорный слуга, - просто вспомнил одну повесть о юкагирах под названием "Гибель синего орла". Ты же ведь у нас тоже орел? И синим бываешь частенько – от злобы. А насчет "гибели" ты, пожалуй, прав! Хочешь тогда – "Триумф синего фанатика"? Про твой успех на политической арене в 1978 году… или, еще лучше – "синего фанатика зеленого знамени".
- Сейчас сам посинеешь, - взорвался Хомяк, - и позеленеешь, заодно! Аллах Акбар!
Он долго гонялся за мной по бурьянам, бестолково взмахивая тем самым клинком с автографом Аллаха, но никому, кроме крапивы и чернобыля, ущерба так и не нанес. Наконец, бестолковая беготня и постоянные унижения так надоели старику, что он плюнул в мою сторону и гордо удалился по направлению к ближайшему распивочному заведению.
- За вдохновением отправился, однако, - заметил незаметно подкравшийся сзади Шатун. – Сейчас наберется, пусть не вдохновения, так хотя бы пива. Вот это будет муза, так муза! Омар Хайям в гробу перевернется…
- Нет, Хайяма Хомяку не переплюнуть, - покачал я головой. – Ему бы гневными филиппиками против главного шайтана – США – ограничиться, а в остальном, боюсь, успех отнюдь не гарантирован. Даже пиво восславить не сумеет, даже толком о природе написать. Встречаются же такие субъекты - с виду умный, а дурак! Энергии в них – как в Братской ГЭС, а запас мыслей и слов – как у среднего неандертальца. Прибить кого угодно – это им раз плюнуть, а какой-нибудь литературный, скульптурный или хотя бы живописный шедевр сотворить – кишка тонка. Таких, как писал Аверченко, даже в критики не берут…
- Жалко старикашку, - произнес медведь, закуривая "Приму". – Сам себя изводит из-за своей идефикс. Может, все-таки ему помочь? Что тебе стоит что-то накропать да ему под подушку подсунуть – уж старик-то не постесняется все это заныкать. Диктовать ему, конечно же, глупо, а вот таким партизанским способом помочь можно…
- Умен ты, мишка, чрезвычайно, - польстил я хищнику. – До этого я бы сроду не додумался. Под подушку, говоришь? Идет!
И мы расстались, довольные друг другом. А Хомяк, проснувшись на другое утро, с радостным удивлением, граничащим с благоговейным изумлением, обнаружил под подушкой какую-то записку. Развернул и прочел:
Думай сам
Как мы были подлой дрянью
Всюду, в том числе и здесь,
Так и будем ей за гранью
(Если грань на свете есть).
Где же бродят эти грани,
Эти скопища углов?
Ни на поле подлой брани,
Ни в Ираке, ни в Иране
Не найти удобных слов –
Нужных, умных, подходящих,
Ставящих вопрос ребром,
Совершенно настоящих,
Отдающих серебром,
(Или даже желтым златом)
Как составить капитал,
Как не ссориться с Пилатом,
Как прожить невиноватым,
Чтобы каждый тип и атом
О тебе всю правду знал?
Знаю, но тебе, буржую,
Злому папе и ханже,
Ни за что не расскажу я,
То, что сам забыл уже.
Как сердца палить глаголом,
Чем палить по тем сердцам,
Чтоб не стать больным и голым –
Сам не знаю! Думай сам…
Последовала немая сцена. Старика чуть не разбил паралич, и он спасся лишь благодаря космической вспышке гнева, куда благополучно выплеснул избыточную энергию неимоверной злобы. На этот раз ему удалось-таки настичь меня, и он долго и сладострастно лупил по моей больной башке поленом. Хотел он, было, прибегнуть и к ятагану, но потом, сообразив, что ему нагорит от троицы – Бога, Духа и Гризли, да и не у кого будет брать сюжеты для своего будущего опуса, решил ограничиться легкими увечьями.
Затем, подло воспользовавшись моей временной потерей трудоспособности, негодяй вызвался подежурить у постели больного. Что тут началось! Он решительно лишил меня лекарств и пищи, даже в стакане воды отказал.
- Пока не продиктуешь первой главы моего литературного шедевра, не видать тебе всего этого, как своих ушей, - твердо заявил он. – И не рассчитывай на своих дружков – я их к Богу отослал, а тот, судя по всему, опять их к Пушкину прикомандировал! Так что мы с тобою теперь неразлучны, как Сцилла с Харибдой, как Бяка с Букой! Давай, диктуй, а то как пройдусь по изувеченным местам…
И пришлось мне поработать на этого чертова бездарного плагиатора. Так что, прочитав какой-нибудь нашумевший бестселлер с характерными словечками, идиомами и парадигмами, псевдофилософией и потугами на сатиру с юмором атеистического характера, будьте уверены, что это Хомяком реализованы и опубликованы украденные у меня мысли. Бог ему судья.
Ну, а мы, остановившись перед какой-то невидимой преградой, подождем, когда она исчезнет. Дальше – ни шагу, а то как бы не перешагнуть сдуру через некий невидимый Рубикон! Нечего нам пока что за гранью делать. Тем более, что непонятно, что это такое и с чем ее едят. Можно, конечно же, порассуждать на подобные темы, но – недолго. Есть смутные надежды и подозрения, что не все еще закончилось, и кое-что осталось впереди. Так что рано подводить итоги, а то как бы они нас не подвели в очередной раз: то ли к последней черте, то ли к виселице. Вот что я продиктовал старому фанатику, вернее, то, что из продиктованного запомнил. Слушайте, и не осуждайте, и не судимы будете. Итак!
ЗА ГРАНЬЮ ГРАНЬ
В поисках священного экстаза
Мы встаем порой в такую рань,
Что сначала крестимся от сглаза,
А затем находим у алмаза
Некую единственную грань –
Ту, что намечается у Бога,
За которой скорби нет и тьмы…
Но в алмазе граней слишком много,
Их и сосчитать не в силах мы.
Что-то мне, товарищи, сдается,
Что всему виною не кристалл:
Он ведь и в природе создается,
И в лабораториях куется,
Так что зря вопрос об этом встал!
Разве в Ведах или Аль-Коране
И на сотнях, тысячах страниц
Не сверкают ярким блеском грани,
Мысли повергающие ниц?
Да любые, даже злые, обры,
Не считая злобных сельджуков,
Знают то, что есть у граней ребра,
И что это – пара пустяков!
Кроме граней, есть еще и оси,
Из числа оптических осей…
Так что, братец, нечего гундосить,
Ежели ты сам не фарисей,
Нечего идти за эти грани…
Время-то идет сейчас и здесь,
Так что лучше в мире быть, миряне,
Раз он, хоть такой, а все же есть.
В общем, Бог, позволь тебе молиться,
И отказом душу мне не рань:
Может, предстоит и мне, тупице,
Как-нибудь познать за гранью грань?
Вот на этом пока и остановимся, а то ведь можно черт знает до чего договориться!
Лучше всего не ринемся через Сен-Готардский перевал, а обойдем позиции вероятного противника по более удобным дорогам. Время работает и на нас – и против нас. Важно уловить, когда именно в каком направлении, и, уловив, действовать. Помните ленинское "вчера было рано, завтра будет поздно"?
Но учтите, что я ничего конкретного в виду не имел! А то, как бы не попасть под действие закона об экстремизме…
В общем, в удобное время и в подходящем месте мы еще встретимся. Если Бог даст. А пока закроем эту страницу с надеждой на лучшее будущее. Оно ведь тоже возможно, не правда ли?
4 мая 2004 года. Скважина №4, Нинельская площадь, Западная Сибирь, 180 км от пос. Пурпэ.