- Ленка-пенка!
- Дурааак!
Я убегал, закинув портфель на плечо, она показывала мне вслед язык. Меня как посадили в первом классе на третьей парте, я так там и просидел до старших классов, где предпочел пересесть на "камчатку"; она же всегда сидела прямо перед учителем. На переменах я кидал в нее хлебными катышками, а потом мы шли домой. Сколько мне было тогда лет? Едва ли десять...
Я не люблю тратить время на передвижение: что пешком, что на машине, что в другие города. Предпочитаю поезду самолет, а автобусу такси, особенно, если зарплата позволяла. Срезать угол через дворы, успеть на мигающий зеленый, перебежать перед уже начавшими двигаться машинами я считал делом чести. Выигрывал секунды. Потом, когда сел за руль, эти секунды стали иметь для меня еще большее значение: успев на зеленый на одном перекрестке, я попадал на зеленый на другом, и пара секунд в начале пути экономили минуты, а иногда и десятки минут моего времени. И мне было совершенно не важно, что я приходил на встречи на десять минут раньше - я выиграл время. Если я опаздывал, то именно секунды решали все. Посчитают меня безответственным или пунктуальным? Когда мне говорили, что я пунктуален, я отвечал, что просто умею правильно рассчитывать время.
В самолете я всегда садился не у окна, а по возможности на краю ряда. В этом плане американские машины выгоднее: сидя на втором кресле можно без усилий выглядывать через иллюминатор, перегнувшись через безмятежно спящего соседа. И когда самолет выворачивал на полосу, натужно гудели двигатели, и самолет начинал свой стремительный разбег, у меня перехватывало дыхание от восторга. Я взмываю над землей, я отрываюсь, лечу, преодолеваю гравитацию...
- Здравствуй, Лена. - Приветствовал я свою соседку, встречая утром в школе или по пути туда. Она улыбалась. Что-то говорила. Я шел рядом, тоже улыбался и не разбирал ни слова. Я тонул в ее глазах. Океан незнакомых чувств и приятных воспоминаний переполняли меня при единственной мысли о ней. Тогда я не знал, что со мной. Какую-то совершенно неземную радость вызывали у меня такие вещи, как купить ей жвачки на сэкономленные скудные карманные деньги, пронести пару сотен метров до дома ее портфель, одолжить карандаш, вымыть вместо нее доску. Если б я знал тогда, что у нее в портфеле было три карандаша, а мой она брала, потому что испытывала ко мне то же самое, моя жизнь, наверно, была бы совершенно иной...
Чуть позже, когда мы немного подросли, я однажды утром проснулся и понял, что это была за гамма чувств, испытываемых мной к Лене. Я несся в школу как на крыльях, размахивая портфелем над головой и перепрыгивая лужи, но в тот день она уже не пришла в школу. Она позвонила вечером и сказала, что переезжает вместе с родителями в другой город. Навсегда.
Навсегда. В детстве это слово воспринимается по-другому. Это взрослые могут понимать, что "навсегда" это далеко не навсегда, а для меня это было по-настоящему. Я стоял в коридоре, прижимая к уху внезапно ставшую обжигающе горячей телефонную трубку, и не дышал. Я не знал, что сказать и что дальше делать. Лена сказала, что будет звонить и писать письма, она говорила, говорила, жадно, как будто в последний раз. Я смог лишь пожелать ей счастливого пути, и мы еще минуты две молчали, не кладя трубки. Потом она сказала, что не хочет уезжать. Мне так хотелось ответить ей, что все будет хорошо, что там у нее будут новые друзья, что в более просторную квартиру можно будет взять собаку, что не придется пробираться домой через темные подворотни как в нашем районе. Но я так и не произнес ни слова. Я попрощался с ней и положил трубку на аппарат.
Этот момент из детства отложился у меня в памяти как через копирку - настолько ясно, что я могу в мельчайших деталях описать все, что чувствовал тогда, когда еще некоторое время слушал короткие гудки, словно трубка была у уха.
Мы переписывались несколько лет. Я ждал письма как манну небесную, тайком от родителей по десять раз на дню выскальзывая из дома и проверяя почтовый ящик. Мы выросли, появились другие дела кроме школы, и интенсивность переписки стала убывать, а письма уже не доставляли той былой радости. Кто из нас ее прекратил? Сейчас уже не упомнишь, но бьюсь об заклад, что я.
В последний раз сверившись со списком, я сел за руль и тронул, закурив. Вроде все взял. Дорога не близкая, а в дороге всякое может случиться, даже если едешь по оживленной трассе. За что не люблю Подмосковье, так это за постоянное ощущение, что едешь через один сплошной город - десятками километров дома, дома, дома, светофоры, магазины. В глазах пестрит. То ли дело в Забайкалье или в Якутии: выехал из города и сотни километров накручиваешь до другого через сплошную тайгу.
Рабочее настроение преследовало меня всю дорогу. Я не люблю свою работу, и эта постоянная нелюбовь перемещалась вслед за мной, сколько бы раз я не менял места работы и специальности. Вот не хочу я работать и все тут. Через силу заставлял себя. Слыл при этом компетентным, исполнительным, перспективным. И лица моих начальников, когда я сообщал им, что ухожу, всегда были одинаковы: удивленное недоумение. Зачем? - спрашивали они своими лицами. Ведь вкусная зарплата, карьера, отличный коллектив. И никому было невдомек, что я просто не любил работать.
Сверившись с картой, я свернул на другую трассу и, наконец, откинулся на спинку сиденья - бесконечное Подмосковье закончилось. Можно прибавить газу. Пожалуй, командировки не такая уж плохая вещь, особенно если дается возможность прокатиться с ветерком.
Десятый класс закончился неожиданно. Затянувшая дождями с марта весна, наконец, отступила, и лето ворвалось в дома июньской жарой и трелями жаворонка. Родители свалили в отпуск, оставив дом на меня, благо на меня всегда можно было положиться, и я решился. Транспортную схему прикинул на ходу, сидя в рейсовом автобусе. В рюкзак бросил два пирожка, бутылку с водой, сунул в уши наушники от плеера и приготовился к долгому пути. Перед этим, правда, списался с Леной, назначил дату, время, место. Она сказал, что будет ждать на остановке или, если задержусь, в соседнем кафе. Название кафе я старательно записал на две разные бумажки, так как имел привычку все и везде терять.
"Икарус" рыкнул и почти сразу разогнался. Поездку на "Икарусе" я всегда сравнивал с полетом на самолете: такой же быстрый, но плавный разгон, от которого спиной вжимает в кресло, и потом ровный ход без снижения скорости до точки назначения. Автобус мерно раскачивался из стороны в сторону, мелкая вибрация мощного двигателя успокаивала, и я задремал, чуть не проспав свою остановку.
Я еще два часа добирался до точки рандеву на двух маршрутах, поминутно пугаясь, что пропустил нужную остановку, и к своему глубокому огорчению не обнаружил, выйдя на нужной, никакого кафе. Я перекусил, присев на скамейку, потом собрал в кучу мысли и выработал схему действия. Первый же опрошенный мною прохожий сообщил мне, что остановок с моим названием в городе штук пять, и что на другом маршруте, совсем в другую сторону, я вроде как попадаю на остановку, возле которой есть какое-то кафе.
И я поехал. Впервые один в чужом городе, с запасом денег чуть больше, чем на обратный путь, я прокатался еще пару часов. Стемнело. Назначенное время прошло, и я ехал и понимал, что Лена уже наверняка ушла из кафе. Отступать, впрочем, было уже некуда. И в этот момент автобус чихнул раз, другой и остановился. Водитель открыл двери, и пассажиры, недовольно бурча, начали расходиться в разные стороны. Словно мир треснул пополам - я не знал, что делать. Люди, дома, серый асфальт, темнеющее небо - все это смотрело на меня хмуро и враждебно. Я потерялся. Откуда-то с пяток начал накатывать страх, но сдаваться без боя - было не в моих правилах тогда. Я спросил у водителя сколько до моей остановки и, когда узнал, что до нее всего пара кварталов, пустился бегом. Я бежал как в последний раз в жизни, уворачиваясь от возвращающихся домой пешеходов, и был стопроцентно уверен, что возле той самой остановки не будет никакого кафе.
Кафе было. И не надо было записывать название, я вспомнил бы его сразу как увидел. Я постоял на крыльце, унял дыхание и бьющееся в груди сердце, открыл дверь и зашел.
В небольшом уютном помещении с едва ли десятком столиков находились только два человека: официантка у стойки и девушка в углу, которая задумчиво уставилась куда-то в окно, подперев подбородок. Я подошел к ней на деревянных ногах.
- Лена? - Спросил я, и девушка как будто очнулась ото сна. Она медленно повернулась и подняла взгляд. Она была неописуемо красивой. Божественной красивой. Несколько секунд мы молчали, потом Лена улыбнулась.
Мы заказали чаю и чего-нибудь поесть, потому что я умирал с голоду. Мы болтали о всякой ерунде, смеялись, вспоминали письма и боялись посмотреть друг другу в глаза. Кафе закрылось, мы пошли гулять по вечернему городу. Лена сводила меня на набережную, мы прошли через какую-то площадь и медленно вышли куда-то за город. Дорога шла через поле, а спереди и сзади горели огни домов. Ветер шуршал травой, чирикали какие-то насекомые, летняя жара не отступала.
- На этом поле мы запускаем воздушных змеев. - Лена повела рукой над равниной, словно показывала мне свои владения.
- Да, ты как-то писала об этом. - Ответил я, и мы помолчали. Потом Лена повернулась ко мне, я прижал ее к себе и поцеловал. И мы стояли над травой, обнявшись, а кругом шумел ветер, и летели, путаясь в волосах, сухие соломинки. Мы провели ночь в траве, болтая без умолку, забывшись коротким сном только под утром. К вечеру следующего дня я был уже дома и с тех пор ни разу не встречался с Леной.
Последний вечер в гостинице тянулся бесконечно долго. Я скоротал его баночкой пива и полез в интернет с ноутбука. В открывшемся окне браузера обнаружил вкладку социальной сети. Наверно, сестра, которая недавно ко мне приезжала погостить, оставила после себя. И я вспомнил, что у меня был аккаунт, который я почти полгода не проверял. Едва вспомнив пароль, я авторизовался, прочитал несколько сообщений и наткнулся на приглашение о дружбе.
Лена. Сколько лет прошло? "Привет. Как дела? Давненько не видались" - написала она, оставив номер телефона. Я зашел на ее страницу, нашел адрес, потом достал из рюкзака дорожную карту и без труда нашел ее город. Прямо посередине моего пути домой. Я нашел карту города, сохранил схему проезда и откинулся на спинку стула. Стоит ли? А хотя...
Стояла совершенно летняя погода, несмотря на конец октября. Листья лениво облетали, но как-то не напоминало все это осень. Я вырулил с проспекта, сверился с картой, и свернул в спальный район. Нашел дом по номеру довольно легко, остановился у подъезда и позвонил.
- Алле? - Сказала в трубку Лена, у меня внутри все перевернулось - ее голос ничуть не изменился. Я словно вернулся туда, на много лет назад, когда стоял, прижав к уху бездушную трубку, соединяющую меня с самым дорогим на свете человеком.
- Привет. - Ответил я. Узнала не сразу, а когда я сказал, что стою под ее окнами, пригласила на чай.
Конечно, она изменилась. Повзрослела, отпустила волосы, нарастила ногти, обзавелась на безымянном пальце золотым кольцом с маленьким камушком. Но голос ее не изменился. Она напоила меня чаем, угостила борщом, и мы сидели за столом, болтая о всякой ерунде и избегая смотреть друг другу в глаза. Все словно как в тот летний день, проведенный вместе...
- Я хочу познакомить тебя со своим мужем. - Сказала Лена. - Он замечательный человек. Как и ты.
И тотчас ему позвонила. Он пообещал прийти в восемь, но так и не пришел до полуночи. Если честно, то я совершенно не хотел с ним встречаться. Он украл ее у меня... Или нет: он ее нашел, когда я ее бросил.
- Ну, мне пора. - Сказал я, когда стрелка часов была уже почти у полуночи. Лена молчала. Я молчал. Я смотрел в ее карие глаза. Ее лицо выражало какую-то усталость, какую-то ускользающую тоску, какое-то сожаление о чем-то не сделанном, и я чувствовал настолько чудовищную вину, что готов был провалиться сквозь землю. Я жевал на языке слова, прожигающие меня каленым железом на протяжении многих лет, но так и не смел их произнести. Я смотрел в ее глаза, а она все понимала. Тогда, на поляне, на ее молчаливый вопрос я так и не дал ответа, который она хотела услышать. Потому что я отчетливо понимал, что мы не сможем быть вместе. Никогда. Как бы нам обоим этого не хотелось.
Я встал. Лена тоже встала. Я шагнул к ней, обнял, почувствовал, как обвились ее руки вокруг меня. И мы стояли так несколько минут, не в силах расстаться.
- Я...
- Не говори...
- Я люблю тебя. - Едва слышно сказала Лена. Меня прошиб холодный пот.
Я не мог ей ответить. Это было бы неправильно. Она чуть отстранилась, и я еще некоторое время смотрел в ее мокрые глаза и не произносил ни звука, а она ждала. Всю жизнь ждала. Я развернулся, подошел к двери, оделся, взял сумку.
- Ты так никогда мне этого и не сказал.
- Я собираюсь уволиться с работы и вернуться в Якутию. - Почему-то сказал я.
- Ты так и не сказал.
- Прощай.
- Прощай...
Как ломом по затылку. Отказала диафрагма, я не мог сделать вдоха. Лена заполняла весь мой разум, все мое восприятие, всю мою память. Все мое сердце, которое у меня, оказывается, есть. Я протянул руку, Лена пожала ее, слегка, по-женски, но я запомнил это прикосновение на всю оставшуюся жизнь. Я был бы счастлив, если б мог никогда ее не отпускать, мне больше ничего не надо было бы от жизни.
...На подходе к Москве меня застала метель. Снег шел сплошной пеленой, фары были бесполезны. Я выжимал из машины все, практически не сходя с полосы встречного движения и обгоняя дальнобойщиков. Когда дворники перестали справляться, я остановился на пустой стоянке и закурил, приоткрыв окно. Нет, дворники были не причем. Руки заметно дрожали. Все плыло перед глазами. В груди застрял какой-то комок, но я убеждал себя, что это сигаретный дым. Хотелось бросить все, вернуться, остаться...
"Счастливого пути." - написала она СМС, когда я сел в машину.
"Спасибо." - ответил я. Потом удалил сообщение и, зайдя в контакты, удалил номер.
Докурил, выбросил сигарету, глубоко вздохнул и вернулся на трассу. Мне до утра еще писать отчет о результатах командировки.
22.11.10