На Набережной улице появился глухой деревянный забор, сколоченный из струганных досок, жирно пропитанных эстонским «Pinotex». Забор встал высоко, более двух метров, и наблюдать с улицы за происходящим во дворе не представлялось возможным. В здешних местах глухие и высокие заборы были ещё редкостью и отмечали дома, купленные или построенные состоятельными столичными жителями, которым было что прятать от завистливого людского взгляда. Заборы же аборигенов выстраивались в извилистую линию покосившихся столбов, казалось, еле-еле державшихся не за землю, а друг за друга, взявшись за руки полусгнившими кривыми жердями. Метровый штакетник, прибитый одним гвоздём, или отошёл, или оторвался, или совсем отвалился.
Кошки и собаки свободно гуляли по чужим огородам, выискивая что-нибудь погрызть и поглодать. Куры пролазали сквозь щели заборов и нагло разрывали чужие грядки. Изредка раздавалось их недовольное кудахтанье, когда хозяин или кошки с собаками гнали пернатых со двора. Вольная птица - вороны, грачи, воробьи и другая мелочь – налетали на сады и огороды стаями, склёвывали с ветвей ягоды, с пашни - дождевого червя и шумно улетали, вспугнутые окриком огородника- садовода или лаем дворовой собаки.
Соседи всегда знали, что происходит за чужим забором. Попивая чаёк, можно было спокойно наблюдать и слышать, как Николай материт свою супругу, толстую Любку, и за что. Вот бабка Антонина вышла перекапывать огород. Вот соседская Валя ставит тепличку под помидоры, а Тамарка, живущая напротив, бродит возле дома и как будто что-то ищет.
Вдруг взгляд упирается в высокий глухой забор, из-за которого едва виднеется крыша рубленого дома. Здесь поселился Константин Никитович Брагин с женой Раисой Павловной и мопсом Пусей. Все трое прибыли из Петербурга после выхода супругов на пенсию. Они долго искали домик в деревне по своему не очень большому карману и изъездили на «Ford focus», купленном пять лет назад, все области, примыкавшие к их городу. Повезло им на Новгородчине, где пенсионерам приглянулся аккуратный домик, разделённый на комнату и кухню. Не смотря на то, что хозяин заломил двойную цену за евроремонт деревенского дома, водопровод и туалет с унитазом, Константину Никитовичу сразу понравился домик c новой рубленой банькой во дворе, и он не долго размышляя, выложил требуемую сумму.
В прошлой жизни Константин Никитович работал чиновником средней руки в Смольном, занимал доходное место и имел за душой хоть и не большие сбережения, но достаточные для покупки недвижимости в провинции.
Напротив Брагиных через дорогу стоял посеревший от времени огромный дом с высокими окнами. Его заполняла семья Яковлевых с четырьмя детьми. Двое были свои, а двоих они усыновили. Глава семьи, Сергёй, шустрый мужик невысокого роста, вечно отсутствовал в дальнобойных поездках. Работодателей он находил далеко, вплоть до столицы. Домашнее хозяйство без мужика пришло в полный упадок: покосившийся забор, возле дома кучи мусора, вечно некошеный бурьян, грязь и ни одной скамеечки. Жена Сергея, Варька, не утруждала себя заботами о доме, а, впрочем, и о детишках. Варила редко, сразу много и самую простую пищу: кашу, щи, картошку. Детишек подкармливала свекровь, живущая одиноко, на этой же улице и державшая коз.
Варька не работала и большую часть времени проводила на стареньком диване напротив телевизора. Иногда она выходила на улицу, посидеть на соседской лавочке возле забора. Вид у неё был затрёпанный и сонный. Варька лениво наблюдала за игрой своих детишек, для порядку на них покрикивала и рассматривала свой дом со стороны.
«Вроде ничего себе, - зевала Варька. – Чего это свекровь ворчит, что дом пора привести в порядок? Посмотрела бы на свой: покосился, облез, шифер на крыше кое-где уже раскололся, от коз прёт навозом! Не любит она меня с тех пор, как я отбила Серёгу от Людки. С той у свекрухи всё было вась-вась. Обе любили козье молоко и вкалывать, не жалея ни себя, ни других. Вот и превратились в страшилки. Серёгу аж трясло, когда его первая орала:
- Хватит таскаться по дорогам! Огород пахать некому. Дров наколоть – сама! Сена козам накосить – сама! Баню ремонтировать – сама! Ты – мужик или приведение на одну ночь? Хотя бы деньги привозил, а то пропадает несколько месяцев, а привозит зарплату как за неделю! Бабу себе завёл в Питере? ****ун дальнобойный!
Варька улыбнулась: «****ун – это точно! До дома не доезжал на своей фуре и сразу к ней в кровать. Варенька! Варенька! Колотился, как припадошный в её объятиях. У кого сейчас колотится? Пусть его! Все мужики такие: чем крепче держишь, тем сильнее вырываются».
Она сладко потянулась, встала со скамейки и медленно направилась к дому, где её ждала смятая постель, обшарпанный диван и невыключающийся телевизор. «Не забыть бы завтра с утра сходить за детскими пособиями – хлеба купить не на что», - на ходу вспомнила Варька.
Константин Никитович с чердака наблюдал за улицей. Вот мимо в проулок прошёл сосед Володька.
«Опять потащился в магазин за водкой или к дружкам на воровскую сходку, - отметил чердачный наблюдатель. – Как возвратился с северов, так и пьёт одиннадцать лет, не просыхая. Живёт на пенсию матери старухи и в ус не дует. Не жизнь, а малина! Таким, как он, демократия и свобода, как бальзам на хитрую жопу!»
«Коля, сосед слева, почапал в лес. Обещал продать трёхлитровый бидончик черники за сто пятьдесят. Дёшево! Надо бы купить ещё столько же и натереть с фруктозой», - решил старый диабетик.
Из проулка на проезжую часть улицы вывалилась весёлая компания парней с девахами. Мимо дома Брагиных пролегал путь на местный пляж. Река Ловать неспешно текла мимо метрах в ста от пункта наблюдения.
Молодёжь несла на руках и катила в колясках детишек, на ходу глотала из бутылок пиво, толкалась и визжала. Девки курили.
«Стервы! – раздражённо подумал Брагин. – Пьют, курят, а потом дебилов рожают!» - вспомнил он далёкие студенческие годы и длинный университетский коридор, наполненный дымом. Среди курильщиков тогда едва ли не большую часть составляли студентки. Его первая супруга была из них и родила ему крепкую малышку, которая неожиданно в подростковом возрасте обнаружила астму.
Из развалин сгоревшего дома, заросших сорной травой и кустами, вспорхнула стая ребятишек, вспугнутая весёлой компанией. «Яковлевские!»- насторожился Брагин.
Соседские дети имели привычку играть в футбол возле высокого забора. Территория, прилегающая к нему, всегда была аккуратно выкошена и прибрана, не в пример соседской напротив. Всё бы ничего, шум и гам Константин Никитович ещё стерпеть мог, но мяч, как магнитом перетягивало за забор и бросало на цветочные клумбы, ухоженные Раисой Павловной. Сколько рассерженный пенсионер не ругал детей, мяч с завидным постоянством преодолевал высокий забор.
Варька на ругань Брагина только фырчала:
- Футы-нуты! Не окна же бьют! Подумаешь, мяч через забор перелетел. Раньше у нас,вообще, заборов не было и нечо-о! Понаехали тут!
Рассерженный Константин Никитович решил объявить соседям холодную войну. Он открыл второй фронт (если забор считать первым), открыв крышку септика, куда домашняя канализация сбрасывала туалетные и кухонные воды. Каждый раз он не ленился бросать в септик мяч, залетевший из-за забора. После этого пенсионер разрешал детям вылавливать мячи из зловонной жижи со злорадством произнося:
- Надо же! Опять в дерьмо упал!
Дети вылавливали мяч, обмывали его, и игра в войну продолжалась.
Брагины каждую субботу с утра садились в свой чёрный «Ford focus» и отправлялись на рынок, в Старую Руссу, в двадцати километрах от посёлка. Там они затаривались фермерскими продуктами: мясом, сметаной, творогом и маслом. Славился рынок и свежей рыбой, выловленной в близлежащем озере Ильмень. Особенно вкусны и дёшевы были в Старой Руссе пирожки и пироги. Среди выпечки выделялись фирменные пироги, начинённые селёдкой с капустой.
Садясь за руль, Константин Ильич вспомнил почему-то именно эти необычные пироги. Он сглотнул слюну и понял, что что-то его тревожит.
- Мать, - обратился он к супруге, - я закрыл септик?
- Не помню, - буркнула Раиса Павловна, углубившаяся в список покупок, составленный перед отъездом.
- Как бы Пуся не свалился в него! – заёрзал в водительском кресле Константин Никитович.
- Раньше надо было думать и не задним местом. Какой ты рассеянный! – рассердилась жена.
- Может, вернуться?
- Не дури! Что-то пирожков с чаем захотелось. Заедем-ка перед рынком в кафешку.
В это время детдомовский Сашка из семьи Яковлевых перелез через забор Брагиных за мячом, который, словно приученный, плюхнулся в септик. Мопс Пуся, привязанный на старый тонкий поводок возле крыльца разрывался в лае на части, увидев возле септика чужака.
Сашка встал на колени и начал палкой подгонять к себе плавающий на поверхности мяч. Пуся, озверевший от такой наглости, рванулся и порвал поводок. Подбежав сзади к чужаку, мопс хватанул его за ногу. Мальчишка дёрнулся и свалился в септик. Он захлебнулся зловонной жижей сразу, не успев закричать.