-- Давай, Оленька, пей! Пей, малышка моя дорогая! Во-от так! Давай, за маму, пей, пей, за дедушку! Тебе сейчас водичка, как цветочку нужна. Для растущего и развивающегося твоего организма она жизненно необходима. Как цветочек корешками своими водичку впитывает, так и ты должна водичку пить! Ложечка за маму, ложечка за кузину, ложечка за тетю! Ну давай, же, пей, пей не отвлекайся! Ложечка за папу... ой, нет, за ублюдка этого мерзкого лучше пить не надо, а то поперхнешься еще! Ты теперь все, что у меня от него осталось! Куртку его кожанную дурацкую я вышвырнула давно уже, письма его, диски его, плейеры его -- все на помойку отправилось! Только ты осталась. Ты, цветок любви нашей окаянной... Нет у тебя папы! Понимаешь?! Нету! Я тебе за папу и за маму! И лучше любого дурацкого папы я тебе буду! И заботиться о тебе лучше буду и кормить тебя и поить.
Вот та-ак, молодец. Ты посидишь полчасика одна дома? Ты ведь большая уже? Мне только друга с вокзала забрать надо. Давно мы с ним не виделись, года уж три как. Он и не видел тебя никогда, но знает, что ты у меня есть. Он последний раз меня с отцом горемычным твоим видел, у меня на дне рождения, до всего еще, до выходки его мерзкой, до слов его пустых, до дел его предательских. Ну да Бог с ним, нет его у тебя и никогда не было! Так проживем. Не нужны мы никому, все от нас отвернулись... Бегут от нас с тобой мужики, все бегут! Вроде замаячит какой на горизонте, но долго не задерживается. Мы с тобой словно прокаженные. Ну да ладно, пошла я...
А ты будь умницей, веди себя хорошо и мамочка скоро вернется. С другом своим познакомит. Он хороший, не то, что отец твой паршивый. Если повезет, то он твоим новым папой станет! Настоящим, не то что эта мразь-отец твой. Любить нас будет, заботиться о нас. А не будет, так и не надо! И так проживем! Жили же как-то и дальше будем! Не нужен нам, в общем-то, никто! И меньше всего папашка твой! Всегда гадом был, даже уже в детстве, но сейчас и подавно. Потому и прогнала я его. Потому и забыла, выкинула, вышвырнула его из памяти, не думаю о нем больше и не вспоминаю. За все три года ни разу не вспомнила.
Ой, а тепло тебе? Не просквозит тебя здесь у самого окна? Давай-ка закрою, зима ж на дворе. Но пойми, тебе нужен свежий воздух, мы ж с тобой не можем гулять. Не поймут нас люди, если я с тобой в колясочке на улице выйду. Засмеют. Всю душу изгадят. Так и стоит наша коляскочка у подъезда, никому не нужная. Один раз вывела я тебя гулять, все, не могу больше, сил моих нет! Мы уж как-нибудь так, у окна погуляем. Ведь нету у меня ни мужа, ни жениха, только ты и есть! Злые они, люди эти! Были бы добрые, давно бы уже папашку твоего за содеяное на части разорвали! Четвертовали! Колесовали! Камнями бы до смерти побили! Ан нет, живет гад на белом свете! Живет припиваючи. И семья у него теперь есть и всё. Суда на него только нету за содеянное! И как таких только земля выносит.
Жаль, что мольчунья ты у меня, не понять, голодна ли ты, здорова ли, тепло ли тебе, или укутать надо! Нет, все-таки лучше укутаю! Не ровен час, заболеешь, и как я лечить-то тебя буду? К врачу-то тебя не поведешь! Он тоже не поймет нас! Раньше я тебя хоть в ту дурацкую куртку кожанную заворачивала, что от папашки твоего бесстыжего осталась, думала, что ты, как подарочек его, напоследок оставленный, лучше, теплее, в куртке его себя чувствовать будешь, но от вида одного куртки этой у меня все внутри переворачивается, аж в душе клокочет! Вспоминаются сразу объятия его лицемерные, поцелуи его гадкие, как лежали мы на этой самой куртке в траве на берегу ручья, как он мне на ухо скабрезности всякие нашептывал! Тебе лучше и слов-то таких не знать, что он мне нашептывал! Чтоб ты их и не слышала никогда! И обнимал меня, нежно так обнимал. И гладил и ласкал, а сам ничего ко мне не испытывал, только использовал меня подло. Но как использовал, как гладил, как целовал... Нет, не было никогда на земле таких прохиндеев, которые так ласково могли что-то нашептывать, ничего в это не вкладывая. Хорошо, что в прошлом это все.
А в настоящем есть я и ты. Только ты и я. Нет, пожалуй, все-таки перенесу я тебя подальше от окна, вот сюда, давай, возле шкафа лучше как-то! Нет, к кровати не надо. Вспоминается сразу, как папка твой, после очередного надругательства надо мной, нагло в кровати в этой самой раскидывался и глазел, как я ему кофе в постель носила. Или коньяк. Когда как. И глазел, молча глазел. И нагло так глазел! Гляделки эти его бессовестные... Не встречала я еще таких наглецов бесстыжих! Ни до него не встречала, ни после. Так что прости ты меня малышка моя, что аборт я пыталась сделать. Боялась, что ты на него похожа будешь! По глупости ведь сделать хотела! Знай я, какая ты у меня ненаглядная будешь, ни за что бы не стала...
Как хорошо, что это все в прошлом. Хорошо у нас дома, тишина, покой, уют, нету голоса его дурацкого больше. Можно спокойно любоваться тобой, лапочкой моей ненаглядной, и никто нам мешать не будет, никто не потревожит. Какая же ты у меня милашка! Жаль, что одна я это понимаю... Ну просто цветочек! Реснички, как лепесточки, рученьки, как листики, ноженька, как стебелек. Ну и пусть, что только одна! Ты для меня и такая самая прелестная в мире! Ну просто нет тебя краше на всей земле! Как же мне повезло, что хоть ты у меня есть! И хорошо, что молчунья ты у меня. Не то, что твой болтливый папаша со сладостными речами его. Ведь как ручей журчал все время! Лил елей на уши мои несчастные и доверчивые! Так и норовил в душу влезть, а не нужны мне были его речи, и сам он не нужен, но все равно речами своими меня заговорить пытался. И уж выгнала я его давно и забыла уже и знать его не знала, тогда он писать начал! Писал, писал, простыни исписал, но в писанине его смысла не больше, чем в речах его проклятых! Слава Богу, что отстал он от нас, наконец, что оставил нас, бедняженек, в покое. Наконец-то его можно наверняка позабыть..
Ну хорошо, лапулечка моя, пора мне давно уже, уж и друг, наверное, на вокзал приехал! Заболталась я с тобой тут. Давай, будь умницей, а мамочка с дядей скоро будут!
***
-- Катя? Катюха! Столько лет, столько зим! Сто лет не виделись! Как же рад я тебя видеть!!!
-- Да. Ты прав. Пойдем.
-- Ой, Катька, ты ли это? Поезд чуть опоздал, я страшно боялся, что ты, бедная, по перрону взад-перед ходить будешь и меня ждать!
-- Да не, нормально все. Я сама опоздала. Надо было малышку потеплее одеть.
-- Ну и ладненько. А как малышка? Говорит, небось уже? Что говорит? "Мама" говорит? Или "исё каси"? Я её уже так полюбил, что жду -- не дождусь встречи с нею. Мне кажется, что она должна быть такой же милой и симпатичной, как ты!
-- Нет, не говорит, молчунья она у меня.
-- Ну, тоже не страшно. Придет время -- как миленькая заговорит! Некоторые до пяти лет молчат, а потом ка-ак заговорят! Еще с ностальгией будешь вспоминать то время, когда она молчала. А как Андрей?
--НЕ НАПОМИНАЙ МНЕ ОБ ЭТОЙ МРАЗИ, ПОНЯЛ!!! НИКОГДА НЕ НАПОМИНАЙ! УМЕР ОН ДЛЯ МЕНЯ, НЕТУ ЕГО БОЛЬШЕ!!! Я ЕГО КОГДА-ТО ЗНАЛА, НО ДАВНО ЗАБЫЛА!!!
--Ой, Катюх, ну что ты уж прямо так! Ну, не сложилось с ним, но не надо же от имени одного его так кричать! Ведь у вас с ним ребенок, он же видится с ним, наверное, регулярно!
-- НЕТ! Не видится! У него давно семья другая! Не до нас ему! Отрекся он от ребенка своего, даже не видел ни разу! Но если даже он и появится на пороге, я его с лестницы спущу!
-- Ну, как знаешь, дела, в общем-то, ваши. Что мне в них лезть...
-- Да наши. Мы пришли уже, проходи в квартиру.
-- А ничё, уютно у тебя. Симпатичное гнездышко! У тебя редкий талант так обставить обычную гостинку, что из нее даже в хоромы съезжать бы нехотелось. А малышка где? Не терпится её увидеть!
-- Да вон же, у шкафа!
-- Где?
-- Да вот же, ты что, ослеп?
-- Катюша! Что с тобой? Возле шкафа стул, стол, музыкальный центр, цветок и обогреватель. Где колыбелька-то?! Ну или кроватка какая детская!
-- Ты что, ослеп? Вот же она моя малышка! Вот, смотри какая красавица! Оленькой зовут. Сейчас ее поближе к тебе поднесу, чтобы ты лучше ее рассмотреть мог! Вот, смотри, Оленька, знакомься, это дядя...
-- Катенька, да что же с тобой творится, а? Ты что, не в себе? Это же цветок, обычный цветок, понимаешь, обычная орхидея! ?! А малышка-то где, о которой ты мне столько писала?!
-- Ты что, издеваешься надо мной?! Ты мою дочь только увидел, а уже ни во что её не ставишь?! Ты должен полюбить ее, как свою собственную, иначе у нас с тобой точно ничего не получится.
-- Катька, Катюха, ну что ты! Ты ж свихнешься так! Давай поедем с тобой в путешествие, город какой посмотрим, развеемся? Я вот прямо сейчас позвоню и билеты закажу, ладно?
-- А Оленька? Сейчас же зима, у нее нету одежды теплой! Она же простынет! О ней ты подумал?
-- Катька, опомнись, это ведь так хорошо, что нет у тебя никакого ребенка, если бы ты знала, как я рад! Мы так с тобой нашу личную жизнь с нуля строить будем. Ведь я тебя со школы люблю!! Если бы ты знала, как ревновал я к этому везунчику Андрею, думал уже, что навсегда тебя потерял! Выкинь ты цветок этот дурацкий из окна, мы с тобой еще настоящих детей нарожаем, столько, сколько ты захочешь! Давай сюда этот дурацкий горшок!
-- ДОЧЬ НЕ ТРОЖЬ, ДУРАК!!! ЭТО ВСЕ, ЧТО У МЕНЯ В ЖИЗНИ ОСТАЛОСЬ!!!
Парень резким движением вырвал орхидею из Катиных рук и бросился с ней к окну. У него ушло несколько секунд на то, чтобы справиться с неподатливой ручкой.
-- Не хочешь, я сам тебя избавлю от твоего проклят...
Договорить он не успел. За то время, что он возился с окном, Катя нащупала первый попавшийся предмет – утюг -- и со всей силы опустила его на затылок гостя.
-- НЕ ТРОЖЬ ДОЧЕНЬКУ! – Проговорила Катя с лицом, искорёженным от ненависти. -- Испугалась, бедняженька? Не бойся, солнышко моё, я за тебя любому мерзавцу череп проломлю...