Сегодня брат не поехал со мной на рыбалку. Я собрался ехать на Кубань.
– Куда? – уточнил брат.
– Да хочу к парому, – ответил я.
– Так его уж лет двадцать нет, – ухмыльнулся брат. – А места там хорошие. Только возьми «Ниву.
– А что так? – удивился я.
– На своей ты не поедешь, а «Нива» проползёт, – сказал брат.
Странно, я помнил, что дорога там была хорошая, грейдер, довольно нагруженная, ухоженная. Ну, поеду – увижу.
И поехал. В самом деле, дорога хорошая, асфальтированная. Правда, асфальт лежал только до Сектора, так мы называем маленький посёлочек. А за Сектором в сторону парома шёл уже разбитый, и довольно здорово, грейдер. Я вспоминал, как эта дорога шла через лес, обрамлённая красивыми кюветами. За ними следили, подравнивали, выправляли. Когда разливалась Кубань, вода доходила до самого Сектора, заливая дорогу и кюветы. Паромная переправа не работала. Когда ж вода спадала, в кюветах оставалась рыба, и мы её вылавливали руками. В лесу было много ям, которые во время разлива также затапливались. Эти ямы остались как раковины войны, какие-то рукотворные, сделанные укрепления, а также воронки от бомб. Они тоже наполнялись водой и рыбой Кубани во время наводнения. В конце августа, в сентябре, вода высыхала, но не до конца, и на дне ям в остатках воды была рыба. Мы, пацаны, что делали? Начинали мутить воду, бегая по дну ямы и поднимая ил. Рыбе, естественно, это не нравилось, кислорода ей не хватало, и она выходила на поверхность воды, тут мы её руками и ловили. То было интересное для нас занятие, а вот для рыбы вряд ли.
А сейчас я подъехал к тому месту, где когда-то был паром. Здесь перед Кубанью была площадь, на которой стоял дом паромщика. По тем временам, как мне казалось, довольно приличный дом. Сам паром состоял из двух громадных лодок с настилом и был прикреплён к толстым тяжёлым канатам. Всё было сделано мощно, добротно. На пароме могли поместиться два грузовика, такие как ЗИЛ-105, полуторка, конные телеги. Мы, пацаны, тоже плавали на пароме – иногда чтобы добраться до другого берега и там порыбачить, а иногда, чтобы спрыгнуть на середине реки и вплавь вернуться обратно. Паромщики не разрешали прыгать с парома, поэтому раздетых до трусов (тогда плавок не было, все бегали в трусах и босиком) не пускали. Приходилось идти на обман: садились на паром компанией, в одежде, где-то на середине реки раздевались, отдавая вещи кому-то одному, прыгали в воду и плыли вниз по течению. Дальше была Пионерская поляна, Колхозная коса. Это уже далеко от парома.
Я подъехал, посмотрел. Да, ничего не осталось от такой когда-то оживлённой переправы, всё заросло. На площади сейчас поднялись деревья, а раньше стояли машины и люди в ожидании парома. Народ общался, делился новостями, историями. Вдоль Кубани шла довольно-таки приличная дорога на Пионерскую поляну. Почему поляну назвали Пионерской, до сих пор не знаю. Обычно там устраивали маёвки. Первого мая, как положено, все ходили на демонстрацию, а второго – сюда. Тогда по праздникам на поляну выезжал буфет с лимонадом, пряниками, конфетами. И вот не припоминаю, чтобы когда-нибудь были пьяные. В буфете спиртное не продавали, но народ был весёлый: танцевал, пел под гармошки, причём, несколько коллективов в разных местах поляны. И даже не помню, чтобы драки были. Только между пацанами. Мы дрались с царицынскими, которые жили в посёлке Царицыно, что на той стороне Кубани. Каждый отстаивал свой берег. А мы часто плавали на пароме на их сторону за ландышами. Там в лесу были огромные плантации этих цветов. Вот из-за них и случались столкновения, а так драк не было, все жили мирно.
Одной из достопримечательностей Пионерской поляны был казан. Здоровый котёл. О нём ходили разные легенды. Одна гласила, что это партизанский казан, другая – что цыганский. Цыгане в войну жили здесь в лесу. Когда немцы устроили облаву на партизан, то наткнулись на табор, цыган расстреляли, кибитки подожгли, а казан немцам не понадобился. Так он и валялся, пока один молодой парнишка не приспособил его в самые тяжёлые, голодные 46-й, 47-й годы под общественное питание.
А сейчас я выехал на Пионерскую поляну, она так и осталась поляной, почему-то лесом не заросла. Лес обрамлял её, причём деревья стояли здоровые, высокие, толстые. А казан как был, так и стоял. Под него была сделана выкладка из булыжника, добротная, надёжная, потом сделали металлические приспособления, которые позволяли казан переворачивать, чтобы можно было из него выливать что-нибудь, а также, оставляя казан в перевёрнутом положении, предохранять от дождя и снега. Казан никто не трогал, он был неприкосновенным, даже священным. Им могли пользоваться, затем после себя вычистить, вымыть и оставить в таком положении. Никто не оставлял какой-либо мусор вокруг казана. И этому правилу все неукоснительно подчинялись. Затем на поляне поставили стол, скамейки, и она стала традиционным местом отдыха. На маёвках готовилось общее блюдо – иногда уха, иногда плов, иногда что-нибудь другое. Это зависело от средств, выделяемых какой-либо организацией.
И сейчас казан стоит, напоминая о тех временах.
Я обратил внимание, что на скамейке сидит мужчина и смотрит на казан. Я вышел из машины, стал смотреть въезд на поляну. Всего их было два: один с дороги, которая шла от сектора, другой – с дороги, которая бежала вдоль Кубани. Я огляделся, заметил «Хаммер» с московскими номерами, и внимательно посмотрел на мужчину. Он был одет в дорогой костюм. Мне стало любопытно, что здесь делает этот мужчина, почему он один, но обращаться к незнакомцу не стал: он был на приличном расстоянии от меня, кричать не хотелось. Я достал спиннинг, воблеры, спустился к Кубани. Внизу была отмель больших размеров, образуя мысок, в этом месте Кубань поворачивала, за ним стояла чудеснейшая заводь. Я присмотрелся, заметил, что вдалеке бьётся жерех, выдавая себя всплесками. А может это голавль, хотя всё-таки жерех. Я выбрал плавающий воблер, забросил и пустил по течению к тому месту, где била рыба. Когда воблер чуть-чуть перешёл то место, где жерех плескался, я стал выбирать и почти сразу почувствовал приличный удар. Я подсёк, чувствую: хорошего взял жереха или голавля. Немножко поборолся с рыбой, вытащил. Хороший, килограмма на полтора, жерех. Мне нравится ловить такую – мощную, сильную, красивую рыбу, хотя и считается, что жерех относится к семейству карповых. Интересно, что у каких-то рыбаков, получается, поймать жереха в одном и том же месте несколько раз, у меня – нет. Одного поймал, больше не жди. То ли рыба пугливая, то ли я много шума делаю, когда первого вываживаю, поэтому мне приходится всё время менять место. И сейчас я не стал делать ещё попыток, а положил жереха в садок и пошёл ближе к заводи с надеждой поймать сома. Чувствовал, что не должен я сома пропустить. Поменял воблер: теперь мне нужен был тонущий, и забросил подальше. Чтобы провести воблер через всю заводь, забросил по течению, и оно ещё дальше отнесло воблер. На спиннинг предварительно поставил мультипликатор, шнур, потому как не известно, какой сом попадётся – на килограмм или на все пятьдесят. Такова была Кубань, любила сюрпризы. А могла и без ничего оставить, рыбалка есть рыбалка. Итак, я решил прочесать всю заводь. Внимательно следил, как далеко уплыл воблер, и в определённый момент начал его подтягивать обратно, то опуская, то поднимая в воде. Старался дна не касаться, чтобы воблер не зацепился за утонувшие коряги. Примерно до половины заводи дошёл мой воблер, как вдруг лёгкий удар, и шнур начал плавно натягиваться, уходя от берега. Я немного подождал и сделал подсечку. В тот момент я понял, что зацепил приличную рыбку. Я сделал натяжку, но рыба не давалась, а леска начала подпевать. Потом замолчала и замерла. Я стал подтягивать, ничего не выходит. Чувствую, что сом лег, надо будет его поднимать. Поднимать тоже можно по-разному. Можно сделать натяжку и держать, выжидая, у кого терпения больше, то ли у рыбы с раненой губой, то ли у меня, постоянно натягивающего шнур, пока не оборвётся. Обрывать не хотелось, поэтому сначала я стал играть на шнуре как на гитарной струне, зная, как не нравятся рыбе подобные дребезжащие волны. Затем легонько ударял по удилищу, вибрация от удара переходила на шнур и опять-таки нервировала рыбу. Если тройник застревал в верхней губе рыбы, то она быстрее сдавалась. Хотя и говорят, что у рыбы жидкие мозги, всё равно сотрясение их наступало быстрее, когда крючок цеплялся за верхнюю губу. Поэтому я снова почувствовал, как шнур двинулся в сторону, и началась наша борьба. Сначала рыба попыталась выйти на течение, я ей это разрешил до определённого момента. Когда рыба поняла, что дальше ей никак не продвинуться, вернулась к заводи, давая мне возможность всё больше и больше подводить её к себе. Иногда сом делал попытку уйти вниз по течению, тогда у меня начинал трещать фрикцион, я старался удержать сома, натягивая шнур, и снова немного подводил его к себе. Шла у нас эта борьба довольно долго. Наконец-то сом начал уставать, и я всё увереннее подводил его к берегу. За делом я не заметил, как мужчина, сидевший у казана, подошёл ко мне и молча, стал наблюдать за моей борьбой с рыбой. Я продолжал подводить сома, уже видя, что два крючка от тройника зацепили верхнюю губу рыбы, и она с огромной открытой пастью шла на меня, почти не сопротивляясь. Я стал присматривать место на берегу, куда бы вытащить сома, как услышал голос сзади: «Вот сюда, к берегу, к заводинке, там будет удобнее». Я посмотрел: правда, удачное место, там будет удобно его взять, и стал направлять сома к выбранному месту. Сому это не понравилось, он вновь попытался отплыть назад, но я его удержал. Сом почувствовал свою беспомощность и сдался окончательно. Я спокойно завёл голову сома в заводинку, образовавшуюся в результате течения, и снова услышал голос сзади: «Не возражаете, я помогу?» Я не возражал. Мужчина подошёл к воде и, на моё удивление, профессиональным жестом подхватил сома под жабры. Я даже удивился. Мужчина, на вид постарше меня, в добротном костюме. Такое всё на нём купленное из бутика, кеды адидасовские, точно не китайские. И чувствовалось, что всё это сделано большим мастером, по размеру, по его фигуре. И обладает такой сноровкой: он этого сома р-раз и вытащил на гальку.
Сом был приличный. Весов не оказалось, мы так прикинули, килограмм восемь в нём было. Это приятный улов. И тут я обратил внимание, что у моего помощника висит медаль «За оборону Кавказа». Мне это показалось странным, потому что сейчас уже медали надевали только по праздникам. А в середине августа, в лесу.… Тут я снова переключился на сома:
– Что мне с ним делать?
В садок рыба не помещалась, тащить её в машину – конец рыбалке, а я собирался заночевать на берегу. Мужчина почувствовал моё замешательство:
– Не знаете, как поступить?
– Да, хотел ещё порыбачить, а тут вроде и заканчивать надо. Улов вроде приличный: жерех да сом. А хотелось и усачей наловить, – ответил я.
– Так сделайте кукан. Пусть ещё в своей стихии побудет, – посоветовал незнакомец. Я так и поступил. Пошёл к машине, взял добротный шнур, специально захваченный для кукана, вернулся обратно. Сделал кукан, запустил сома в воду. Привязал кукан к колу и оставил рыбу в этой заводинке. Мужчина в это время рассматривал мой спиннинг, воблеры. Я не мешал, просто стоял рядом. Мужчина крутил воблеры с разных сторон, на спиннинге трогал мультипликатор, щупал шнур. Я не выдержал:
– Вы тоже рыбак?
– Да был когда-то. Говорили, даже неплохим.
– А что сейчас?
– Время, время.… Вот, приехал, тоже хотел порыбачить, а с чего начать – не знаю. Вот так и просидел.
– А вы местный?
– Родился здесь.
– Где?
– На Хуторке.
Мужчина внимательно на меня посмотрел.
– А сейчас где?
– А сейчас в Питере. Приехал в отпуск. А у вас, гляжу, московские номера. Из Москвы?
– Да, тоже приехал время провести.
– Тоже местный?
– Жил когда-то здесь.
– И что, ни родственников, ни знакомых здесь нет?
– Да родственников у меня и не было, вот знакомые были,… Переписка прервалась давно, да и работа моя этому способствовала – не попереписываешься лишний раз. И столько времени прошло.… Вот приехал, и казан узнал, стоит родной.
– Вам казан знаком?
– Ещё как знаком, очень хорошо знаком.
– Наверное, была интересная…
Тут мужчина прервал меня:
– Не буду вам мешать, рыбачьте.
– Да я уже спиннингом не хочу, пожалуй, настроюсь на усачей, люблю их. Да и ловить интересно. Не все знают, что у усача икра в пищу непригодна.
– Да-да, помню, что от неё бывали отравления, действительно, не все знали об этом. Ладно, не буду вам мешать.
Мужчина пошёл к машине. Я положил спиннинг, взял две закидных. Закидными мы называли удочки, когда ещё не было ни мультипликаторов, ни катушек, а сами вручную делали мотовилу из дощечки, наматывали на неё капроновую нитку (лески позже появились) и вешали груз. Груз отливали сами, выплавляли из свинцовых пуль в форме ложки. Такая форма позволяла течению обтекать груз, и на том расстоянии, на которое мы забрасывали удочку, его не сносило. Ну и два крючка обычно сверху крепили. Теперь наша, вернее, заграничная, более развитая промышленность, обеспечивает нас спиннингами, электронными сигнализаторами и прочими современными приспособлениями. Это, конечно, значительно облегчает процесс, но мне всегда нравилось поставить донку, расщепить ивовую палочку сверху, заправить туда леску, прицепить колокольчик и удить. А так я шагаю в ногу с прогрессом и пользуюсь электронным сигнализатором с металлическими или пластмассовыми подставками и катушками. Итак, я зарядил две донки, поставил на перекат. Такой способ ловли мне нравится тем, что можно поставить стульчик на берегу и, не отвлекаясь от основного занятия, думать о своём. Я обустроил себе местечко, оглянулся. Мужчина уже был со спиннингом, сумкой, и направлялся ко мне. «Пойду вниз по течению, посмотрю, как там», – сказал мужчина и ушёл. Я остался на месте, услышал, как запищал один из сигнализаторов, подхватил донку и вытащил… сомёнка. Как он очутился в таком течении, не знаю. Потом понял, что груз мой снесло в заводь. И опять вспомнил прежние самодельные грузики в форме ложки. Так как сомёнок оказался небольшим, килограмма на полтора, проблем с выводом не было. Я его вытащил и бросил в садок. На леску добавил ещё груз, чтобы не сносило течением на перекате, опять забросил донку. Прошло минут семь-восемь, сработал сигнализатор. На этот раз попался именно усач. Не знаю, почему эту рыбу назвали усачом, усы у неё значительно меньше, чем у сома, но тоже имеются. Усач был примерно с килограмм весом. Не успел его вывести, как сработал второй сигнализатор. Подсёк. К моему удивлению, это оказался голавль, где-то грамм на шестьсот. Рыбалка шла отлично, что очень радовало меня. Иногда приезжаешь порыбачить, и ни одной поклёвки, а тут: и жерех, и сом, и усач, а сомёнок какой попался...
Конечно, такое бывает при стабильной погоде, и когда вода в Кубани стоит на одном уровне, то есть не было в горах ни дождей, ни активного таяния ледников. А в стабильной воде рыба чувствует себя нормально, поэтому сигнализаторы мои периодически извещали о новой добыче. Когда с десяток усачей набралось, я подумал «А куда мне столько?» и вовремя остановился. Смотал удочки, собрал рыбу и пошёл на поляну. Там сел за стол у казана и стал вспоминать детство, когда этот казан работал. Видно, что казаном длительное время не пользовались, на нём появилась ржавчина. Интересно, механизмы работают, которые удерживают, казан вверх дном? Я подошёл, снял со стопора, повернул ручку, и казан принял горизонтальное положение. Именно в таком положении казан лучше всего обогревался дровами. Выкладка из добротных голышей (так мы называли очаг) тоже сохранилась. Пока я осматривал казан, вернулся мужчина. Тоже с уловом: три приличных жереха.
– Вот какая у меня добыча! – похвастал он.
– Да. Я обычно больше одного жереха не могу поймать, – откликнулся я.
– Да у меня тоже так. Просто меняю место – то выше, то ниже по течению. Надо бы пообедать? – предложил мужчина.
– Да пожалуй, можно, – согласился я.
– Так может казан используем? – заблестели глаза у мужчины. Я посмотрел на казан.
– Объём-то больно велик для двоих.
– А мы немножко сделаем, – уговаривал мужчина.
– Ну если так, не возражаю, даже с удовольствием, – снова согласился я. Мужчина оживился:
– Давайте делить обязанности?
– Давайте. Согласен заняться рыбой.
– Хорошо. Я готов заняться казаном.
– У меня там сомёнок есть и усачей несколько штук.
– Прекрасно! Сделаем уху. Сомёнок большой?
– Да килограмма на полтора.
– Да. Давайте сборную уху сделаем: сомёнка, усача и жереха.
Я пошёл к свой машине, достал инструмент, нож и отправился к воде чистить рыбу. Мужчина пошёл к «Хаммеру», тоже достал необходимый инструмент и занялся казаном. Пока я возился с рыбой, напарник принёс дров, воды, начал промывать казан. Причём движения его были чёткими, ловкими, уверенными. Хотя по внешнему виду на посудомойку мужчина не похож, но что когда-то имел дело с казаном – это ясно.
– Ну вот, казан отмыл, можно и костёр разжечь, – довольно произнёс мужчина.
Смотрю, он и с костром «на ты». Дрова сложил правильно, разжёг быстро.
– Ну, что у вас там? – поинтересовался он.
– Да вот, – показал я начищенную рыбу.
– Многовато будет. Да ладно, может еще, кто подъедет, – сказал мужчина.
– Вряд ли. Здесь рядом и народу-то нет. Раньше эта Пионерская поляна пользовалась популярностью, всегда народ был, шумела поляна. А сейчас, не будь вас, я один бы был, – вздохнул я.
– Вот вы и не один. Вдвоём веселей! – улыбнулся напарник.
Одновременно с разговором он не забывал поправлять огонь. Казан начал нагреваться, вода забулькала.
– А для ухи у вас есть что-нибудь?
– Да. У меня брат такой, всегда у него в машине все, что для ухи надо, найдётся.
– А то я тоже захватил.
– А я уже всё принёс. – И показал на стол.
– Да уж, всё в коробочках. А брат-то здесь живёт?
– Здесь.
– А как фамилия?
Я назвал.
– А Пётр Фёдорович – ваш отец?
Я удивился.
– Да. А вы что, знали нашего отца?
– У-у-у! Ещё как хорошо знал.
– А медаль «За оборону Кавказа» он вам вручал?
– Он. Батей мы его звали. Батей он и был. Светлая память ему. Где он?
– На Старом кладбище. В Хуторке.
– Обязательно посещу. Поклонюсь ему.
– А как вас-то звать?
– А меня звать.… Если помнишь – Галуха…
– А-а-а. Галуха-партизан. Конечно, помню. Мы тоже иногда приходили к Галухе-партизану. Вон оно что. А то вижу, больно профессиональные движения у вас: и сома лихо подхватили, и с казаном в два счёта справились. А по одежде не скажешь.
– Так ведь этим казаном я когда-то заведовал.
Я сидел и смотрел, как Галуха колдует над казаном, как когда-то. И вспомнился мне 1947 год. Мы, пацаны, человек пять из нашего двора, пошли на Кубань ловить рыбу. Сами маленькие, удочки самодельные, но с большим желанием поймать. Мы тогда слышали, что где-то в лесу, за паромом, есть Галуха-партизан, у которого можно пообедать. Мы думали, что это сказка, и на всякий случай я у матери выпросил кусочек сала. Ловили мы на червя или кузнечика. Удочки делали из орехового дерева, вместо лески – нитка. Крючки, слава богу, были настоящие. Мы их выменяли у тряпичников. Хорошую рыбу мы не могли поймать, а вот плотвичку, пескарей получалось. Мы и этим рыбкам были рады.
Пришли мы к парому, дальше идти не хотелось. Кто-то предложил спуститься вниз по течению, к Колхозной косе, там-де хорошо рыба клюёт. Решили спуститься. А когда проходили мимо Пионерской поляны, услышали шум в лесу. Вышли на поляну – здесь какие-то пацаны крутились, а на середине стоял вот этот самый казан, стоял на булыжниках, под ним горел огонь. Вокруг казана сидели мальчишки, наши сверстники, может, чуть старше. А вот этот Галуха, молодой, колдовал над костром. У стола стояли люди, немногим младше Галухи. И вот он начал доставать из казана куски рыбы, довольно большие, как мне показалось. Куски выкладывал на железный лист, который лежал на столе. Две девочки и два парня сначала вилками, а потом, когда рыба остыла, руками стали выбирать косточки. В это время Галуха стал сыпать в казан какую-то крупу. Ещё один мальчишка, чуть помладше Галухи, по его указанию стал помешивать крупу. Другой пацан подкладывал дрова. А вокруг казана сидели дети разного возраста, от пяти до пятнадцати лет. Все сидели чинно, спокойно, кто с миской, кто с кружкой, тихо переговаривались. А мы стояли в сторонке, наблюдая за процедурой. Когда косточки были выбраны, ребята стали резать рыбу ножами на мелкие кусочки. Галуха, попробовав крупу на вкус, позвал ребят с железным листом. Те подошли, и Галуха с листа забросил измельчённую рыбу в казан. Парень, который мешал крупу, теперь аккуратно перемешивал её с рыбой. Галуха ещё раз снял пробу, добавил соли и позвал очередного паренька. Тот подошёл с ведром воды и притушил костёр. Когда эта операция была закончена, все встали и выстроились в очередь. Мы по-прежнему стояли в сторонке. Галуха начал раздавать кулеш, как он называл приготовленное им блюдо. Ребята получали порции и рассаживались обратно на свои места. Ели тихо, не спеша, но запах стоял такой, что у нас слюнки текли. Когда Галуха раздал всем ребятам еды, он обратился к нам:
– Подойдите!
Мы повиновались.
– Откуда? – спросил Галуха.
– С Хуторка, – ответили мы.
– Есть хотите?
Мы поспешно закивали головами.
– А у вас есть что покушать? – не унимался Галуха.
Еда оказалась только у меня.
– Ты оставишь нам? – он вопросительно посмотрел на меня.
Мне было жалко куска сала, но я ответил, что оставлю. Галуха что-то сказал, подошла девочка с какой-то книгой, в которую она записала, что ребята с Хуторка дали кусок сала. После этого Галуха позвал другого мальчика, тот принёс алюминиевые миски. В них Галуха положил нам кулеш. Я и сейчас так же живо чувствую запах того кулеша, особенно глядя на пожилого Галуху. И когда дал он нам по миске кулеша и пучку зелени (это были дикие лук и чеснок), мы мигом проглотили еду. Я потом долго вспоминал этот кулеш.
И сейчас мы снова на той поляне. Галуха, пожилой уже человек, снова готовит в казане, а я, тоже немолодой, снова сижу в сторонке и смотрю. Даже любуюсь, как Галуха последовательно, аккуратно кладёт необходимые продукты в уху, добавляет специи. Солнце уже отходило к закату. Стояла тишина, природа была спокойна, и я вместе с ней. Заметив, что дело подходит к концу, сходил к машине, забрал корзину с продуктами: зеленью, хлебом, колбасой, салом. И была у меня с собой бутылочка коньяка. Когда я выставил продукты на стол, Галуха одобрил всё кроме коньяка. «Не надо, у меня есть водочка». Пошёл он к «Хаммеру», вернулся с пакетом продуктов. Набор был стандартным: запечатанные нарезки колбасы, сыра. И бутылка финской водки.
– Конечно, под уху водка лучше, но она финская. А коньяк родной, местного спиртзавода! – возразил я.
– Как? Спиртзавод ещё работает?! – искренне удивился Галуха.
– Да, спиртоконьячный завод работает. Выпускает два коньяка: «Большой принц» и «Барон» – гордо ответил я. – Так что будем пить коньяк.
Мы расположились около казана, я достал стопочки, а Галуха снимал последнюю пробу. Он добавил ещё что-то и произнёс «А вот теперь в самый раз!» Открыл водку: «Хоть и финская, но уха без водки не бывает!» Налил стопку, влил в уху, помешал, понюхал: «Нет, не русская водочка, требуется добавить». Подлил водки в уху, снова понюхал, попробовал: «А теперь можно и приступить!»
Галуха разлил уху в миски. Это были специальные миски с деревянными ложками, заботливо уложенные моим братом. Галуха предложил:
– Давайте за знакомство?
– Да мы вроде как знакомы. Я вот только сейчас вспоминал, как ты нас кулешом угощал.
– Ты помнишь?!
– Конечно, помню. Скольких ребят ты кормил…
Галуха задумчиво посмотрел на меня:
– В самом деле, помнишь?
– Да, помню. Помню, как вокруг тебя вилась огромная куча детей и как они жадными глазами следила за каждым твоим движением в ожидании чуда. И ты совершал это чудо.
Галуха снова задумался. Потом взглянул на меня и сказал:
– Давай, чтобы такого больше не повторялось!
Мы налили коньяка, выпили и приступили к ухе. Уха удалась на славу. Чем-то напомнила тот кулеш: может, воздухом, может, кубанской водой, а может и казаном, сохранившим аромат того кулеша. Многих детей кулеш спас от голода. Это потом отец мне рассказывал, что был такой Галуха – так его в партизанском отряде прозвали. А на самом деле он Голуенко Виктор. А партизаном прозвали пацаны, так и получился Галуха-партизан. Да, многих, многих детишек спас он в то голодное время. Я решил расспросить, а как получилось, что он стал заниматься таким благородным делом, но увидел, что Галуха думает о чём-то своём и не стал. Когда с ухой было покончено, он ушёл к машине, а вернулся с маленькой газовой плиткой. У меня тоже была, только другой конструкции. И специальные чайники, заварные-незаварные, и другие современные приспособления. Он достал чай «Лептон», но я сказал, что не надо, заварим другой. Я принёс заварной чайник, лампу, так как начало смеркаться, чай – всё это у брата всегда было в машине. Вода закипела, я заварил чай, через некоторое время разлили по кружкам и стали пить. Галуха, зажав двумя руками кружку, с удовольствием вдыхал чайный аромат. И с таким наслаждением это делал, что мне тоже захотелось обнять свою чашку как дорогого друга.