Декабрь пришёл и упал на землю. Белое и чёрное боролось в скользкой осенней грязи. Белое ложилось в землю и умирало. Чёрное убивало, но стыло, непоправимо стыло с каждой упавшей снежинкой. И вечером в город, легко ступая по хрусткой и неживой грязи вошла Зима. Снег всё шёл и шёл. На земле, победно сверкая и улыбаясь, лежали уставшие снежинки.
Южная зима – белый пушистый коралл на чёрной, мокрой, пряной коре.
Зима пришла, оставив на деревьях обвисшие листья, как оставляют в мёртвых руках сжатую винтовку. Расцвела Зима, шаловливо пустила в глаза колючую белую пыль. Каждый вечер, лишь только стемнеет, вьюжит Зима по улицам, качает удивлённые фонари. Прыгает луна между туч, смеётся в ветре Зима. Ложатся, накрывают неверный берег призрачные волны. Снежные барханы с крутым изломом – белый-белый ватман. Всю ночь фонари чертят на нём тенями и перемарывают, и сердятся, отмахиваются от назойливых бесконечных снежинок, нимбом оплетающих мудрые лысые фонарьи головы.
Снег залихвастски выпевает под ногами. Мороз пришёл – весёлый барин. До хруста и треска обнимает в лесу деревья - оробевшую дворню. А Зима всё кидает и кидает невесомые довески в кроны и с холодной улыбкой смотрит на изнемогающую под холодом жизнь. Небо примёрзло к далёкому мохнатому лесу. Тусклое солнце медленно прожигает голубой лёд, клонится вниз. В зените чуть оттаяло, но так же бесстрастно, вымороженно и трескуче, как на земле. Белым-бело на свете. Деревья, как белые лешие, одеревенело двигают закованными руками. На дороге протоптали тропинку – из белого снега сделали коричневый. Улицы разворачиваются нестерпимо нетронутым и совершенным полотном. На фоне синего, прозрачного неба заворожённые ветви из снега. Всё совершенно, всё бело, всё приготовлено с леденящей, не для нас предназначенной ласковостью. Для кого? Не знаю...
Снегопад. Неуклюжие машины боязливо ползут по улицам, щупая дорогу жёлтой клюкой. Соседний дом дрожит, как мираж, вот-вот рассыпется снегом, колыхнётся и осядет белым-белым сугробом. Зима опутывает землю. Странные, страшные машины, громом налетавшие на притихший город, стреножены в своём плоском бетонном гнезде. Сначала по берегам, потом дальше – над нами стягивается ледок тишины. Ветер задирает степенно падающие снежинки, толкает на прохожих и на цыпочках пританцовывает на углах.
Вьюжно в мире. Метель играет в салки. Дымятся снежные крыши, и держатся из последних сил деревья за обледеневшую землю. Похрустывают и тревожно звенят стёкла. Избитые, злые снежинки царапают лицо.Ветер выслуживается – воет в кронах, лихачит по улицам, катает-веселит сумрачную, закутанную Зиму. Февраль. Скоро весна.
Звеняще падает капель. Брызгами-лучиками играет Весна. Зима хмурится и пробирается по лужам на север.
Подняв снежный подол, аккуратно ступая по вязкой грязи, Зима снова пришла в город. Беспокойно и сыро ей в нём, как в чудом и ненадолго отбитой у врага крепости. Я хожу по улицам и прощаюсь с измученной Зимой. Она бродит сероснежной тенью по тихим улицам, вспоминая весёлый ветер, искрящиёся снег, гирлянды изморози...
Грустный город плоско раскатался по земле, ушёл в себя, как улитка в раковину, оставив широкие грязные улицы наедине с низким небом, как это делают все провинциальные городки при перемене власти. Над аэропортом вспыхнул яркий дрожащий шар. Он стал расти и превратился в самолёт, пронёсшийся сквозь редкие хлопья туч. Он протащил за собой гремящий шлейф запоздалого звука и ушёл. Но и он, и люди - лишние здесь. Они не от этого города, в котором и краски даже приглушены, не от этой тихой и меняющейся земли и не от этого неба. Искренны лишь Зима и Весна, и гора Змейка – последняя заметённая крепость февраля, и улицы, и небо, и деревья. Вот и вся правда, которую не надо искать, а нужно только смотреть и слушать.