Сосед
Так распорядилась судьба, что много лет тому назад наша семья купила половину дома в пригороде Воронежа у Печёнкина Николая Петровича. Дом этот был довольно большим, но проживал в нём один лишь брат Николая Петровича, Виктор. Отец и мать их давно умерли, оставив дом в наследство двум братьям. Николай после смерти своих родителей дослужился до подполковника и был переведён по работе в Москву. Карьера его шла в гору, а младший брат после скандального развода с женой, впал в депрессию и потихоньку стал спиваться. Его жена отсудила у него энную сумму денег, забрала с собой маленького сына и уехала жить в город к своим родителям. С тех самых пор Виктор Петрович проживал в этом доме один, пока его старший брат не продал принадлежавшую ему часть дома нашей семье. Само здание этого дома уже давно было поделено на две части с двумя отдельными входами, поэтому нога Виктора Петровича давно не ступала на территорию брата, которую мы приобрели.
Отношения двух братьев разладились ещё при жизни родителей, а после их смерти вообще перешли в стадию холодной конфронтации. Старший брат считал Виктора позором семьи Печёнкиных и старался свои отношения с младшим братом публично не афишировать. Николай Петрович, после продажи своей части родительского дома, вернулся в Москву и на территории Виктора больше никогда не появлялся. Он практически порвал все отношения с младшим братом.
В собственности у младшего брата осталась часть дома и небольшой участок земли размером в шесть соток. Размер участка вполне устраивал нашего нового соседа, так как даже этот небольшой клочок земли оставался им не обработанным. Труд на земле нашего соседа явно не воодушевлял. Тем не менее, ему удавалось собрать урожай картошки со своего участка на зиму, а также вырастить немного огурцов и помидоров.
В еде Виктор Петрович был неприхотлив также, как и в потреблении горячительных напитков. Главным критерием всех напитков для него был градус. Чем градус напитка был выше, тем больше он нравился Виктору Петровичу. Денег с пенсии ему хватало только на первые десять дней, после чего ему приходилось садиться на вегетарианскую диету и питаться крупой, картошкой и хлебом.
Иногда сосед пытался подрабатывать на жизнь рыбалкой, заготовкой дров в близлежащем лесхозе и другой подвернувшейся работой. Работы он не боялся, и смело брался за любую, временами такую, которая была ему физически непосильна. Может быть, он делал это в силу своих финансовых затруднений, а может просто потому, что ему скучно было оставаться одному в четырёх стенах своего дома.
По жизни Виктор был неприхотлив и жил на свою небольшую пенсию по старости. После получения очередной пенсии он ходил весёлый и всем довольный. В такие минуты он становился добрым, а порою щедрым. Эта щедрость выражалась в том, что он мог предложить огурцы, помидоры, картошку, или ещё какую то мелочь « хорошим » людям. Наша семья причислялась им к категории « хороших » людей, поэтому бывало и мы пользовались его щедростью. Как только скудные пенсионные деньги Виктора заканчивались, характер соседа менялся. Виктор Петрович в такие минуты был готов на всё. Предлагал помощь в любом начинании за чисто символическую оплату своего посильного труда в общее дело. « Общее дело », это оттого, что всю территорию вокруг родительского дома он считал своей. Любая маленькая работа по улучшению дома или участка воспринималась им, как семейное дело, ведь много лет тому назад он сам строил этот дом своими собственными руками.
После каждой такой помощи он рассказывал своим собутыльникам, как неоценим был его вклад в дело строительства гаража, беседки, забора и прочего. Закончив работу, Виктор отправлялся к своим друзьям и хвастался честной компании, как велик был его вклад в дело обустройства дома. Попросту сказать, Печёнкин не стеснялся выставлять свои заслуги в любом деле, к которому он приложил руку. Получив вознаграждение за свои услуги, он терял ко всему интерес и подавался к местным продавцам горячительных напитков, чтобы, хлебнув пойла местного разлива, вновь почувствовать в своей крови всю полноту жизненных ощущений.
Жизнь Виктора Петровича делилась на два периода жизни: до и после принятия очередной дозы. Все местные жители знали об этой пагубной привычке Виктора, поэтому в округе кроме как Витёк или Витька его никто не называл. Несмотря на все его многочисленные пороки и недостатки, по сути своей он был неплохой человек. В отличие от многих своих товарищей, ему смело можно было доверить инструмент, вещи, или другой инвентарь, не боясь того, что всё это может исчезнуть в один прекрасный день без следа. Для человека пьющего, такая честность Виктора была довольно необычна. Иногда, находясь в хорошем настроении, он и сам одалживал свой собственный инструмент, который хранился у него в доме с давних времён. По-русски щедр, по-русски безалаберен, он всё же был неплохим человеком.
Некоторые соседи недолюбливали Печёнкина из-за того, что после принятия очередной дозы алкоголя он часто слонялся по улицам, выкрикивая всякие непристойности. Эта нелюбовь к Виктору Петровичу возникала ещё оттого, что в его пьяном лексиконе имелось больше матерных слов, чем нормативной лексики. Университетов Виктор Петрович не заканчивал, поэтому в выражениях своих чувств он был по-мужицки прост. Тем не менее, сам он ни на кого не задирался, и в пьяном виде больше вёл разговор сам с собою, стараясь никого без надобности не задевать. Обычно это продолжалось недолго. Как только пойло местного разлива сильнее ударяло Виктору в голову, он удалялся на свою половину дома и засыпал на своей старой скрипучей кровати, никого не тревожа до следующего утра.
На его половине дома было четыре комнаты и небольшая прихожая. Деревянная веранда у входа в его дом прогнила и сильно покосилась от времени. Дом постепенно разрушался и Виктор Петрович, как только мог, чинил разрушающиеся части здания своими силами. В зимние месяцы он отапливал своё жилище с помощью много-киловаттного тэна, положенного на стопку красных кирпичей. Вид мощной, докрасна раскалившейся спирали многих гостей Виктора Петровича приводил в ужас. На все предупреждения односельчан об опасности такого способа обогрева дома, Печёнкин обычно повторял свою любимую фразу: « Без проблем! ».
Что эта фраза означала? Очевидно то, что у Виктора Петровича всё было схвачено и находилось под контролем. Иногда он изъяснялся более грамотно, но не часто. Словарный запас соседа не баловал изысканностью выражений, но всё же он намного превосходил лексикон всем известной Эллочки Людоедки.
Другого способа обогреть дом в зимнее время у Печенкина не было, поэтому он продолжал игнорировать все меры безопасности и предупреждения односельчан. Печь в его доме давно пришла в негодность, отчего пользовался он ею только в самые критические моменты жизни. Чтобы не замёрзнуть в холодные зимние ночи, он не стесняясь, воровал электроэнергию у Анатолия Чубайса. Администрация посёлка обо всём этом догадывалась, но никаких серьёзных действий против Печёнкина не предпринимала, боясь заморозить Виктора Петровича до смерти в лютые зимние холода.
В доме у Печёнкина царил его величество Хаос с многолетними отложениями скопившейся пыли. В старомодном шкафу Виктора висели такие же старомодные вещи, приобретённые им десятки лет назад. Иногда в шутку, заходя к нему в дом, мы подсмеивались над ним:
- Вить, да у тебя здесь полный комплект одежды!
- Ну, дык, у меня всё есть. Почти всё новое, - отвечал он нам.
- Да, Вить, действительно! Хоть сейчас одевайся и в клуб на танцы! - смеялись мы, а он принимал наши шутки за чистую монету.
Не замечая подвоха, он показывал нам другие вещи, которые остались у него от прошлой жизни. Все вещи Виктора были очень старыми, местами изъеденные молью, но Виктор Петрович, казалось, не замечал этого. В его сознании вещи продолжали находиться в отличном состоянии, будто не было десятков лет с тех пор, как он купил их за большие деньги.
Появлялся Виктор Петрович на нашей половине дома всегда неожиданно и по-свойски бесцеремонно. Видимо в подсознании у него всё ещё оставалась мысль, что частично это его дом, и он имеет полное право появляться на родной территории, когда ему заблагорассудится. Наша семья старалась не оскорблять его сентиментальных чувств по поводу родительского дома, а он, по-видимому, был за это нам по-своему благодарен.
Свою часть дома мы использовали лишь в летний период. В зимний период года наша часть дома оставалась под присмотром Виктора Петровича, вследствие чего он практически являлся нашим сторожем. Несмотря на все удобства и неудобства, которые причинял Виктор, он всё же приносил нам больше пользы, чем финансовых затрат на его содержание. Эти затраты состояли в основном из небольших выплат на лечение его головы, которая часто болела без необходимой похмелки. Волей-неволей мы вынуждены были финансово поддерживать Печёнкина, сохраняя тем самым добрососедские отношения с ним.
Как коренной житель посёлка, Виктор помогал нам достать ту или иную вещь для хозяйства. Однажды нам потребовалась большая алюминиевая бочка для ёмкости на крышу. Виктор Петрович, пораскинув своим крепким мужицким хозяйственным умом, сразу вспомнил человека, у которого можно было приобрести такую бочку. Однако идти к этому человеку сию минуту он наотрез отказывался. На его лице появилась еле заметная хитрая улыбка и признаки умственной деятельности. По всей видимости, он прокручивал все варианты выгоды для себя от этой сделки. Это также было не в местных традициях заваливаться как снег на голову по конкретному делу. Виктор Петрович настаивал на том, что он переговорит с нужным человеком по поводу этой бочки, а завтра сообщит нам результат. Такое решение не очень устраивало моего старшего брата Владимира, и он со своей стороны настоял на том, чтобы мы отправились к этому человеку немедленно. Немного посопротивлявшись, Виктор Петрович согласился.
Мы отправились за бочкой по адресу, где имелся нужный нам товар. Подойдя к дому, Виктор постучал в дверь на веранде. Послышался шум шагов и на пороге появился хозяин.
- Привет, Петро! - произнёс Виктор.
- Привет, Вить, - хмуро ответил хозяин дома.
- Я тут к тебе со своими соседями нагрянул, не прогонишь?
- Заходите, раз пришли, - услышали мы
равнодушный голос хозяина. Хозяин нехотя махнул нам рукой, приглашая на веранду. Мы вошли. За столом на веранде уже сидели несколько курящих мужиков, и мы, следуя за Петром, расселись по свободным скамейкам.
- Как твоя вчерашняя рыбалка? - начал разговор, Виктор.
- Как? Да, никак. Полведра мелочи наловил. Коту только и будет что поесть, - ответил Пётр.
- А что ж ты подальше за мост не сходишь? Я там в прошлое лето знаешь, каких щук наловил?
- Щук он наловил! А на чём я туда доплыву? Вон на том дырявом корыте? - с издёвкой пробасил Пётр.
- Дык, у Степана бы лодку взял.
- А ты сходи, возьми у него лодку. У него в снежную зиму снега не допросишься!
- Дык, я брал у него.
- Дык, дык. Вот иди дык, да возьми ещё раз, - уже
раздражённым голосом говорил хозяин дома. Виктор попытался что-то возразить, но вмешался Владимир.
- Пётр, как тебя по батюшке? – спросил он.
- Как? Зови просто, Петром, - ответил тот.
- Пётр, нам сказали, что у тебя бочка есть.
Не дав хозяину ответить, вмешался Виктор Петрович.
- Погоди, Володь! Щас всё решим, не торопись! - с видом заядлого переговорщика пробормотал Виктор. Он медленно с расстановкой слов снова стал переводить разговор на рыбалку.
- Петро, хочешь, я тебе лодку достану?
- Да ладно тебе, лодку! Если надо я сам достану. Тоже мне доставальщик!
- Ну, как хочешь, - медленно прикуривая папироску, продолжал говорить Виктор. На его левой руке отсутствовал указательный палец, и Владимир не удержавшись, спросил:
- Вить, а где ты палец потерял?
- Дык, на циркулярке работал. Бухой был, ну и отрезал на хрен.
- Ну, а пришить не пробовал? Куда палец то делся?
- Кого пришить, палец? - округлив глаза, спросил Виктор, а мужики сидевшие на скамейках хором загоготали.
- Ну да, палец. Его можно было в тряпочку завернуть и в больнице пришили бы.
Мужики снова загоготали.
- Какой на хрен пришили? Я его в мусорную кучу бросил и хрен с ним, - небрежно, словно речь шла о какой то ненужной вещи, пробормотал Виктор.
- Это не у вас в городе! Какой шустрый! Ишь, чего захотел? - отрезюмировал Петро.
- Ну, да ладно с пальцем. Мы к тебе Пётр по делу пришли, - немного сконфуженно и уже нетерпеливо стал говорить Владимир.
- Да подожди ты, Володь! Не встревай! Всё щас сделаем, - опять тормозил его сосед.
- Чего ждать то? Мы зачем сюда пришли? О рыбалке говорить? – нетерпеливо парировал Владимир.
- Да ладно Вить, пусть человек скажет, - уже не выдержав, заявил хозяин дома. Даже для сельского жителя это была уже слишком долгая прелюдия для начала разговора по конкретному делу.
- Мы к тебе за бочкой пришли. Витька говорит, у тебя большая алюминиевая бочка есть.
- Ну, есть, - загадочно произнёс Пётр, словно хранил бесценный клад у себя на подворье. Было понятно, что он уже нацелился дорого торговаться за своё сокровище, но Владимир это понял не сразу. Человек городской, не знающий простого деревенского люда, он сразу попытался решить поставленную перед собой задачу.
- Сколько ты за неё хочешь? - напрямик спросил Владимир.
Пётр медлил. Выдерживая определённую паузу, он делал вид, что бочка ему самому нужна позарез. Покрякивая и покачивая своей седою головой, он начал изрекать свои соображения:
- Бочка почти новая. Я сам её хотел для душа пристроить. Таких бочек теперь не найдёшь. Её ещё в советское время на авиационном заводе сделали.
- Понятно, Пётр. Сколько ты за неё хочешь? – торопил его Владимир. Ему высокие качества бочки были также важны, но всё же хотелось побыстрее узнать её цену и немедленно решить вопрос.
- Продать, конечно, можно. А сколько бы ты за неё дал? – как бы оценивая покупателя, но боясь спугнуть его, поинтересовался Пётр.
- Сколько дал? Откуда я знаю, сколько она стоит? Ты назови цену. Во сколько ты её оцениваешь? Ты же продавец.
Пётр, подняв голову вверх, стал рассматривать потолок веранды, словно пытаясь найти там какие-то цифры. На его лице появилось задумчивое выражение, а затем он неожиданно выпалил:
- Восемьсот рублей.
- Сколько? Восемьсот рублей? Да ты что, Петро?! Где ты такие цены видел? Ей цена двести рублей не больше, - уже пытаясь сбить цену, торговался Владимир.
- Это лет пять назад ты мог её за двести рублей купить, а сейчас она в пять раз дороже стоит, - парировал хозяин бочки.
- Хорошо Петро, давай за триста.
- Не о чем нам с тобой толковать. Забирай Вить своих соседей, ничего я продавать не собираюсь, - решительно произнёс хозяин бочки.
- Ну, как хочешь, - произнёс почти обиженно Владимир, намереваясь покинуть дом. В этот момент Петро вдруг опомнился и дипломатично произнёс:
- Давай за четыреста.
- Хорошо, это другое дело, - согласился Владимир.
- Давай, только сначала бочку посмотрим, а то она может у тебя совсем ржавая, - на всякий случай добавил он.
- Пошли, посмотрим. Ты такую бочку сейчас нигде не купишь, это я тебе точно говорю, - нахваливая свой товар, приговаривал Пётр.
Мы подошли к бочке и осмотрели её. Она действительно была в хорошем состоянии. Не долго думая Владимир отдал хозяину деньги, и бросил Виктору:
- Ну что, Вить? Давай, вези свою тележку. Сейчас погрузим и отвезём. Не нанимать же машину из-за одной бочки.
Через пятнадцать минут бочка была погружена на тележку и доставлена к нашему дому. Неизвестно, кто получил выгоду от этой сделки, но обе стороны остались довольны. По-видимому, каждая сторона считала себя в выигрыше. Владимир считал, что приобрёл бочку за гроши, а Петро думал, что нашёл городских недотёп на ненужный ему товар. Виктор Петрович, как водится, получив своё вознаграждение, исчезал с места действия. Это случалось практически всякий раз, как только деньги оказывались у него в кармане.
Через несколько часов Печёнкин, уже заправившийся под завязку, слонялся по улице вдоль забора, обсуждая удачную сделку с местными закадычными друзьями. Все друзья его имели потрёпанный вид и являли собой довольно печальное зрелище. Днями напролёт они проводили время, собравшись в группы и коротая часы за обсуждением своих собственных стратегических планов на грядущий день. Часами стояли у сельского магазина в надежде на встречу с человеком, который мог бы ссудить их любой суммой денег на выпивку. Их лица не выражали никаких эмоций, лишь тупой, жадный, мутный взгляд откуда-то исподлобья на всякого проходящего мимо. Глаза, пустые и стеклянные, казалось, впивались в человека с надеждой установления контакта. Словно вурдалаки, потерявшие свои души, они с упорством ждали очередной дозы огненной воды, чтобы утолить свою страшную жажду.
Иногда эти группы людей напоминали сборища горилл в тумане со злыми настороженными взглядами, пронизывающими каждого проходящего мимо. Как отпетые Дон Жуаны оценивают взглядом всякую проходящую девушку, так эти Алики проверяли всякого прохожего, жадно заглядывая ему в глаза. Казалось, мысль о том, где достать деньги на очередную дозу алкоголя мучила их с утра до вечера. Выражение их лиц менялось лишь тогда, когда на горизонте появлялся предполагаемый «клиент», готовый ссудить их энной суммой денег в долг или безвозмездно, просто так - по-дружески.
В такие моменты они становились до приторности дружелюбными и по-своему отзывчивыми. Создавалось впечатление, что они ждали этой встречи, как манны небесной. Этих пустившихся личностей иногда сторонился даже Виктор. Он посещал эти сходки мужчин уже не первой свежести лишь в тяжёлые финансовые периоды, когда душа его настоятельно требовала лечения очередной дозой спиртного. В лучшие периоды жизни Печёнкин предпочитал коротать свои дни в гордом одиночестве. Несмотря на свою потрёпанную внешность, Виктор всё же старался по возможности вести благопристойный образ жизни. Удавалось это ему очень редко, но как простой русский человек он был достоин похвалы уже хотя бы за свои намерения.
В летнее время мы часто ходили с друзьями на местную речку, протекающую невдалеке от нашего дома. Иногда за нами увязывался Витёк. То ли от скуки, то ли в надежде получить от нас денег, он следовал за нами как уличная дворняга. Витёк уже сам по себе своим неадекватным поведением привлекал к себе внимание окружающих, а на пляже он ещё больше привлекал интерес к своей персоне чёрными семейными трусами. Его высохшее морщинистое тело дополнительно прибавляло ему какой-то деревенский экзотический шарм. Худые ноги и впалая грудь это впечатление увеличивали многократно. Это был своего рода стриптиз местного масштаба. Давно поседевший чёрный кудрявый волос и нос с горбинкой, делали Виктора похожим на отца Григория Мелехова, только без бороды и естественно, если не брать во внимание его чёрных семейных трусов.
По поводу своей внешности Печёнкин никогда не комплексовал, а в состояния подпития даже гордился собой. В таком семейном виде он ходил по пляжу с раздувающимися на ветру чёрными трусами и с гордо поднятой головой. Иногда, чтобы придать своему облику пляжный вид, он мастерски закручивал свои чёрные семейные трусы в трубочку, делая похожими их на некое подобие плавок. О чём думал Виктор Петрович в такие минуты неизвестно, но для отдыхающих было ясно – этот человек «местный». Означало это то, что вся округа с речкой, лесом и полями является его собственностью. Как в старой советской песне:
« Широка страна моя родная. Много в ней морей лесов и рек », а в конце песни: « Человек проходит как хозяин необъятной родины своей ».
Это неистребимое чувство собственного достоинства вообще присуще русскому мужику, и чем статус мужика ниже, тем больше бесшабашное чувство собственного достоинства. Такое доморощенное чувство самоуверенности, граничащее с наглостью и панибратством, которое в сочетании с алкоголем производит гремучую смесь. Русская деревня это вообще особый мир, в котором существует много хорошего и много плохого. Иногда кажется, что даже животные в деревнях наследуют черты характеров своих хозяев. У одних они гордые и несуетливые, у других - пугливые и осторожные. Именно таким образом обстояло дело с Витькиным котом. Кот Печёнкина, по его кошачьему летоисчислению, был таким же старым, как сам Печёнкин. Большая серая голова кота, пережившая много кошачьих драк, была усеяна многочисленными шрамами, и совершенно не соответствовала размерам его туловища. Она была устрашающе большая, а уши все разодраны в клочья.
Кот Борис, как мы его прозвали, заходил на нашу половину дома вслед за своим хозяином, осторожно оглядывая присутствующих. Гладить себя он позволял лишь Виктору Петровичу. При фамильярной попытке погладить кота, он прижимал уши, и готов был пустить в ход свои когти в любой момент. Отношения Печёнкина с котом были по-мужски трогательны. При каждой удобной возможности Виктор пинал кота приговаривая:
«Ну, блин! Пошёл на хрен от сюда!».
Кот вжимал уши, сторонился, но через минуту лез снова, чтобы получить кусочек еды. Печёнкин опять пинал его. Борис вжимал голову, но далеко не отходил. Кот тёрся о ноги хозяина, продолжая попытки захвата еды, упорно и бесстрашно, методически изматывая хозяина своею настойчивостью. В конце концов, кот получал желанную еду из рук своего сурового хозяина и отправлялся вместе с ним на свою половину дома. Как два старых холостяка они понимали друг друга с полуслова. Кот улавливал малейшие изменения настроения Виктора Петровича и вёл себя соответственно настроению хозяина. Можно сказать, они жили душа в душу, скрашивая друг другу нелёгкую холостяцкую жизнь.
Так просто и обыденно протекала жизнь Виктора Петровича в посёлке, со своими житейскими горестями и радостями. Жил Печёнкин жизнью, которой живут многие в русских деревнях, и ушёл из жизни также чисто по-русски. О смерти своего соседа мы узнали со слов старой соседки.
Однажды зимним вечером она услышала за забором очередную пьяную ругань Виктора Петровича. Он, покачиваясь, возвращался к себе домой, ругаясь с воображаемыми недругами. Старушка услышала с улицы знакомый голос Виктора:
« Кто? Ты? Да, я, знаешь? Я, если захочу. Меня не тронь! ».
Снег скрипел под ногами Виктора Петровича, а он, шатаясь из стороны в сторону, касаясь то левой, то правой стороны уличного забора, свободной рукой помогал себе сохранять равновесие. Крупные снежинки падали ему на старую свалявшуюся чёрную шапку-ушанку. Он брёл вдоль забора шатаясь, неся в руках чёрный целлофановый пакет с буханкой хлеба, а по ходу дела, разбирался, может с реальными, а может с мнимыми бывшими обидчиками. По тихой заснеженной улице слышалось:
« Я всех вас... Просто урою… Я вам покажу мать вашу! ».
С этими словами он спотыкнулся и упал в сугроб. Старушка от греха подальше поспешила удалиться в свой дом, а на рассвете узнала, что Виктора Петровича нашли в сугробе замёрзшим. Она долго потом причитала:
« Если б я знала, что так случится! Бес меня попутал. Ах, Витька, Витька! ».
Такая нелогичная и нелепая жизнь Печёнкина, кажется, уже стала нормой для многих мужиков в России. Говорили, у него просто отказало сердце, даже если бы его нашли вечером, спасти его вряд ли удалось.
Почти сразу после смерти Виктора куда-то исчез его кот Борис. Он долго нигде не появлялся, а весной кота нашли мёртвым под сугробом снега во дворе дома Виктора Петровича. Казалось бы, сколько в деревне разумных трезвых людей, к которым мог бы прибиться старый кот, но он по странному стечению обстоятельств не смог пережить своего неласкового хозяина и в скорости после его смерти испустил дух, преданно последовав в мир иной за своим нетрезвым хозяином.