Я оказалась в комнате, выполненной в стиле ампир: просторной, изящной и светлой. Широкие окна были зашторены тяжелыми шторами из дорогой ткани с цветочным узором, огромная хрустальная люстра висела ровно по центру комнаты, освещая ее всю; прямо под люстрой стоял дорогой рояль из благородного вида дерева. Но что-то странное показалось мне в этой комнате; то ли от излишнего блеска бесконечных зеркал в золотых оправах, то ли от слишком тяжелых материалов штор, но мне было здесь неуютно, весь этот богатый вид пугал меня, мне хотелось сбежать обратно в подвал, где меня держала моя тетушка до сегодняшнего дня.
Я неуверенно прикоснулась к роялю, коснулась его клавиш, - и издался неопределенный звук; я испугалась и отскочила от инструмента.
Все в этом помещении веяло некоим холодом, я обняла себя руками и села на пол, прямо под люстрой. Я уткнулась носом в колени и попыталась вспомнить ту темноту, к которой так привыкли мои глаза…
Внезапно мне послышался звук, будто что-то упало, и я подняла голову. Прямо передо мной висела картина: портрет молодой девушки в золоченой круглой рамке; девушка была свежа и легка, на щеках ее играл румянец, в глазах был чуть наивный блеск, темные кудри ниспадали на ее изящные и хрупкие плечи; она была совершенным воплощением всего того светлого, чистого и доброго, что только могло быть на свете, и я почувствовала, как этот сгусток теплой энергии проникает в мое сердце, я почувствовала себя дома, ощутила уют в этой чужой для меня обстановке.
«Ты красивая», - неслышно обратилась я к портрету и стала внимательнее рассматривать его. И – о ужас! – что я разглядела в нем! Этот взгляд, этот изгиб бровей, эти морщинки вокруг улыбающихся губ! Мои подозрения подтвердились, когда я наконец обратила внимание на подпись под портретом – это действительно была моя тетушка.
Я как будто летела в пропасть, мне казалось, мир под моими ногами треснет, и из портрета ко мне потянутся руки тетушки и заберут с собой в картину, и там вместо прекрасной молодой девушки окажется дряхлая старуха.
Я упала на пол и пыталась отползти от портрета подальше, но руки и ноги не хотели подчиняться моей воле – я вся оцепенела от ужаса.
В конце концов, я подбежала к двери и стала отчаянно дергать ее, лишь бы поскорее выбраться отсюда, но тщетно – она была заперта на ключ с другой стороны. Я посмотрела в замочную скважину: сначала там было темно, затем прояснилась картинка – тетушка стояла спиной и что-то делала; было пугающе тихо. Щелчок. Я отпрянула от двери и упала на спину.
Передо мной стояла она – мой бесконечный страх и ужас. В руках она держала конский кнут, очевидно смоченный в воде или в чем-нибудь еще… Она коршуном набросилась на меня со словами: «Ах ты дрянь!» и продолжала хлестать меня, пока я не потеряла сознание и не упала, обессиленная, закрыв лицо руками, в луже собственной крови. Последнее дыхание жизни вырвалось из меня страшным, нечеловеческим криком с последним ударом кнута тетушки. Я так и осталась лежать где-то между дверью и роялем, под большой хрустальной люстрой, от света которой было так тепло.
Смерть стала для меня избавлением от переполняющего душу ужаса, ужаса собственного одиночества. Но теперь я ничего не боюсь, я стала сильнее, даже сильнее этой боли.
Я вспомнила неприятный звук старого рояля, но и он уже больше никогда не заставит меня ненавидеть искусство.
Моя тетушка была актрисой, и иногда я видела, как она репетирует, я это очень любила. И любила свою тетушку, не смотря даже не то, как она со мной обращалась. У нее уже давно не было ролей, и от этой безумной тоски она обратилась в страшное чудовище, способное на убийство своей же племянницы. Она завидовала моей молодости, и потому ненавидела меня.
Но я тем не менее не перестану любить тетушку; если бы не она, я бы давно наложила на себя руки и отправилась к родителям.
Но все сложилось так, и я рада. Ведь это не я, а она – жертва искусства.
18-19 ноября 2010 г.