Сорок восьмой... или Магия чисел

Яна Варшавская
               
                глава пятая

               
      
В ту пору небольшой город, в котором я жила, считался островком Коммунистического Рая, затерянным на просторах нашей необъятной Родины. Когда сюда приезжали дальние или близкие родственники с берегов Волги, или же из соседних областей, то реакция на изобилие в ассортименте наших магазинов, как правило, заключалась в следующей ёмкой фразе: 
– В ваш город скоро приедет Правительственная комиссия или его посетит Сам
(а тут подразумевалось, что сам Леонид Ильич) …
Но мы-то знали, что это не так.

Я росла. А магазины как были полны всегда различными деликатесами, так и оставались таковыми. Во всяком случае, пока мне не исполнилось семнадцать, и я не покинула наш город, сначала, чтобы просто поступить на биологический факультет, а затем так и остаться работать на кафедре, в стенах старинного Alma  Mater.
 
Изобилию тому приписывалось очень простое, но горькое объяснение. Наш шахтёрский городок выдавал на-гора, необходимое для страны стратегическое сырьё, так называемое «чёрное золото». Зарплаты у горняков были невелики, но этот недостаток с лихвой компенсировался дешевизной и изобилием. Мужчины жили одним днём и никогда не загадывали наперёд…
Вот такой был уклад.
Заступая в очередную смену, они брали с собой обед, называемый тормозком, и  мысленно прощались с семьёй, ведь трагедии случались очень часто.
Десятки шахтёров погибали от взрыва метана, другие задыхались, не находя выхода из заваленных штолен и шурфов. На городском кладбище ежегодно появлялись могилы  и, чаще всего, братские.  Количество погибших горняков исчислялось, увы, не одной сотней жизней. 
Одинаково рискованными считалась и работа забойщиков, и труд крепильщиков, и поиски горноспасателей.

Но мы росли, не замечая, как быстро старели наши отцы, как рано седели их головы, а в их глазах надолго поселялась неистребимая грусть…
Вероятно, потому они с головой уходили, занимаясь любимыми делами: кто мастерил, кто рыбачил. Некоторые имели совершенно немыслимые для такой глуши  хобби. 
Но всё по порядку.

Потому что этот рассказ про наши, совершенно сказочные, конечно же, на взгляд дошколёнка, магазины.
Надо отметить, что дети нашего двора, если и не все умели достаточно хорошо читать к семи годам,  то считать – будь здоров! Мы, непрестанно тренируя друг друга в таких подсчётах, спрашивали:
– После миллиона что идёт? – или:
– Секстиллион это что?
Потом сами же, перебивая друг друга, и отвечали на эти «каверзные» вопросы.
Наши мамы доверяли нам деньги, когда отправляли за покупками в магазины, совершенно уверенные в том, что сдача будет правильной и не нужно проверять оставшуюся мелочь в кошельке.
 
Магазины располагались  на одной улице, немного в отдалении от нашего дома. Слева оставался недостроенный Дворец Культуры, а прямо, как раз и начиналась Мекка, куда и направлялись мы, чтобы выполнить поручение мам, а также купить себе сладости и вкусности на разрешённую сдачу, или на деньги из поделенных Сокровищ Семерых. 

Перейдя перекрёсток, и, прыгая по ступенькам, а их было ровно тридцать шесть, мы оказывались около первого магазина. В него, чаще всего, ходили либо сами мамы, либо они брали нас, только для того, чтобы помочь донести какую-нибудь не слишком тяжёлую сумку. 
«Овощи и фрукты» – гласила вывеска над дверью первого магазина. Однако, внутри него, оказывалось, что эти овощи и фрукты, представлены были не в живой, ароматной ипостаси, а как рукотворные пирамиды из консервных банок, или как висящие на огромных, высоченных стенах большие натюрморты в золочёных рамах. 
Картины эти, настолько реалистичные и досконально выписанные, что хотелось дотронуться и оторвать ягодку от грозди тёмного винограда или поковырять вилкой в нарисованном брюхе рыбы…
Металлические банки с ярко-зелёными этикетками, на которых были изображены персики или абрикосы, ёмкостью в один литр, считались очень дорогими. А моими любимыми тогда стали стеклянные пол-литровые  баночки с протёртыми с сахаром яблоками. Вид у них, конечно, не был таким праздничным, но вкус помню до сих пор. И никакая «Неженка» не идёт с ними, ни в какое сравнение. 

Следующий в списке, но самый необходимый по значимости,  считался магазин с кратким названием «Хлеб». Его все называли просто –  «хлебный».
Удивительно то, что кроме обыденных буханок тёмного и белого хлеба там отпускали такие вещи, о которых большинство теперешних взрослых даже и не слышало. Самый яркий и запоминающийся пример: булочные зверушки…
Кто придумал выпекать их для ребятишек и, как были изготовлены формы для выпечки этих булочек, для меня так и осталось загадкой, но радость, которую хлебопёки приносили малышам, была неоспоримой.
Булочка эта, в диаметре не менее двадцати сантиметров, хорошо прожаренная и блестящая сверху, внутри оказывалась совершенно белой и восхитительной на вкус. 
Но самое главное, если её вращать, то на глазах изумлённого ребёнка булочный кролик превращался в утку или белочку.  Насчитывалось несколько видов таких съедобных зверушек. Для творческого ребёнка существовали и другие варианты превращений булочных зверей… Например, если сначала потихоньку отъесть ушки, то кролик становился мышкой, и так далее. 
А для детей постарше выпекали шахматный бисквит. Этот бисквит лежал на большом подносе, вроде бы ничего особенного, но стоило лишь отрезать от него один пласт – он становился настоящей шахматной доской.  Кондитеры хитро переплетали жёлтый обыкновенный и коричневый, с добавлением какао бисквиты,  которые при нарезке формировали съедобную шахматную доску. Бисквитную доску заворачивали в прозрачный целлофановый пакетик, к нему можно было купить набор шахматных фигур или круглые двухцветные шашки.
Такие вещи родители старались купить на праздник или в день рождения, чтобы дети могли, конечно, предварительно тщательно вымыв руки, поиграть в шахматы или шашки за праздничным столом, одновременно съедая срубленные фигуры.
После окончания турнира гроссмейстеры и их болельщики доедали, разделив на квадратики бисквитное «поле» и оставшиеся шахматные фигуры.

Продолжая путь по асфальтированному тротуару от магазина «Хлеб» и, даже, не успев ещё толком отгрызть булочному льву его роскошную гриву, чтобы он стал безобидной кошечкой, я останавливалась перед  тоже очень-очень любимым магазинчиком,  с ласкающим ухо любого ребёнка названием: «Бакалейный». 
В магазине три отдела. Только деление на отделы, скорее всего, очень условное, то есть по наличию трёх прилавков. А работало в магазине всего два продавца. 
Никакой очереди. Никогда. Приходи и покупай.
Дети частенько заходили туда, чтобы просто поглазеть на шоколадные витые пирамиды. Пробовали сначала сосчитать количество видов стограммовых шоколадных плиток. Потом тех, что были поменьше. Дальше батончиков с различными начинками и, устав от подсчётов покупали себе малюсенькую плитку, двадцати граммов «Сказки Пушкина», которая была сделана в виде гармошки.
Горький шоколад, продаваемый на вес, мы никогда не пробовали и не видели, чтобы хоть кто-то, ну хоть когда-нибудь его покупал… Количество видов шоколадных конфет никто не мог сосчитать, быстро запутываясь в рядах и ячейках. Обожали есть и «Южную ночь», и «Ананасные». Кто-то предпочитал «Озеро Ритц» и «морские камушки», пластики школьных ирисок.
Словом, то был бакалейный рай… Предмет детского восторга и преклонения перед затмевающим любое ребячье воображение множеством  шоколадно-мармеладных припасов и способов их упаковки.

Оказавшись на улице, и, держа в руках заветный кулёчек сладостей, я продолжала свой путь, минуя совершенно обыкновенный, опять же, на мой взгляд, магазин с вывеской «Сельхозпродукты». 
Зайдя туда с мамой всего раза два или три, быстро потеряла к нему всякий интерес.
Ничего замечательного. Только семечки: чёрные, да в полосочку,  подсолнечное масло, орехи, сухофрукты. Кажется, ещё был и мёд…
Мне здесь делать нечего!

Зато следующий и последний магазин в нашем районе – он и есть конечная цель, ради которой был проделан этот длинный путь. 
Сорок восьмой, так назывался большой гастроном номер сорок восемь. 
В нём размещалось пять или, потом уже, шесть отделов. О каждом из этих отделов можно было сложить песню. У магазина имелось два входа: основной или парадный и выход сбоку. Если зайти сбоку, то прямиком окажетесь в мясном отделе, с яркими схемами разделки  говяжьей и свиной туш. Схемы висели на стене, перед глазами покупателей, которые просили дядю Сашу и дядю Колю отрубить для них именно ту или иную часть от туши для приготовления антрекотов или отбивных.  Кому-то нужны были рёбрышки или хорошая мясистая косточка на суп…

На высокой боковой стене слева от этого мясного изобилия,  каким-то невероятным образом расположился, или он просто заменял боковую стену, огромный, с потолка до пола аквариум. В нём плавали экзотические рыбы, большие и настолько необычные, что, попав в магазин, я теряла счёт времени, застыв в удивлении перед ним и, наблюдая за жизнью и непрестанными разговорами этих рыбин в ярком оперении.
Мне казалось, что это был какой-то Рыбий Бразильский карнавал. Кто и когда ухаживал за ними, являлось для меня величайшей тайной…  Да только вода в этой гигантской,  прозрачной стене всегда была исключительно чистая, а обитатели  аквариума общительные и, казалось очень удивлённые, тем фактом, что мы можем обходиться без воды, и стоять просто так, глазея на их размеренный бег по кругу.
 
Пробежав быстренько мимо отдела «Рыба», в «Колбасном» купила «Докторскую».
Вот и «Молочный».
 
– Мне, пожалуйста, бутылку кефира. Вот чек!
 – Держи аккуратно. Не торопись! – напутствовала пожилая продавщица, провожая меня глазами.

В отделе «Соки-воды» продавались ещё и папиросы, и сигареты со смешными названиями «Казбек», «Стюардесса», «Шипка», «Беломорканал».
Девочкам отпускали, предварительно спросив и, убедившись, что именно для папы, сигареты и папиросы. Купив две пачки, на сдачу можно было выпить стакан вишнёвого сока с мякотью или гранатового. Да, только гранатовый – самый дорогой сок!

Почти у самого выхода сидела мороженица.
Перед ней стоял тёмно-зелёный ящик, в котором лежало несколько сортов мороженого. Моим любимым в ту пору было «Ленинградское», за двадцать две копейки и батончик за двадцать восемь. Мороженное это сливочное и покрывалось изумительно хрустящим, тоненьким слоем шоколада. 

А вот и выход! Или парадный вход, с другой стороны… Но для меня, точно выход! Утомившись от долгого похода и, выполнив все поручения, наконец-то, я приблизилась к заключительному пункту своей прогулки. Газетный киоск. Сегодня смена Валентины Петровны, бывшей учительницы младших классов. Она приветливо улыбнулась:
– Давненько не видела тебя. Как дела, малыш? – cпросила она.
– Нормально! Тёть Валь, а новые наборы для меня есть? – задала вопрос я, теребя в нетерпении маленькую сумочку с деньгами.
– Так вот, выбирай! Как раз утром поступили с журналами. Целых три! Вот этикетки, но, наверное, всё-таки для мальчиков! «Танки». А эти  – «Бабочки», и, наконец, «Известные изобретатели». Что, Ян, брать будешь?
– Всё! – ответила я. – Просто давно жду…
 
Расплатившись, я несу сумку с продуктами. Кажется, всё купила, что мама наказала: колбасу, сыр, бутылку кефира, хлеб, пряники к чаю,  две пачки сигарет…
Ой, а вот и брат на велике! Повезло! Махнула ему рукой…
Мы вместе едем домой, я сзади, на беседке, крепко сжимая сумку…



 
16.08.2010         



(продолжение следует …)      http://www.proza.ru/2014/11/16/1162