Похожая история возможно могла произойти в реальной жизни, но любое совпадение имен, событий и ситуаций - случайность...
Часть третья
Старуха очнулась от воспоминаний. Птица больше не летала по комнате, то ли нашла выход на волю, то ли устала и притаилась где-то в квартире. А из кухни доносился душераздирающий визг кота и отборный мат Машкиной дочери.
«Сучки. Уже до Барсика добрались. Он-то чем не угодил? А я еще, дура, дарила Этой драгоценности. Господи, прости, Господи, Господи. Что же такое творится? Почему именно со мной? За что? А коту за что? Бедный Барсик. Маленький мой, что с ним будет, когда…» – Антонина Ивановна закрыла глаза. Об этом «когда» думать страшно, но думалось постоянно.
В молодости Антонина Ивановна отличалась веселым, жизнерадостным миролюбивым характером, энергия кипела в юном организме, Тоня готова была горы своротить. Отец говорил: «Шило!». И отчасти был прав. Утаить в мешке Тонькину красоту – разве такое возможно?! Ребята ходили за ней табунами, но девочка никому не давала шансов. Зачем ей какие-то сибирские пацаны, когда дядька, папин родной брат Семен, перебравшийся с семьей в Москву, зовет к себе, сулит золотые горы и еще что-то интересное – последнее Тонька не помнит, конец разговора отца с братом она слушать не стала, помчалась к подружке рассказать новости.
Родители томили дочь обещаниями долго, почти два года. Дядька от своих слов не отказался, принял Тоню в свою семью, как родную, выделил отдельную комнату, пристроил в престижный ВУЗ на вечернее отделение и определил на работу в «конторку», в которой трудился сам. Хотя конторой предприятие вряд ли можно было назвать. Но дяде Сёме это не возбранялось, он был директором не просто фабрики, а фабрики ювелирной, а хозяину ведь все позволено, даже шутки.
– Для начала можно на складе посидеть. – Не то предложил, не то приказал будущий шеф племяннице. – Наука не сложная, считать ты умеешь, от отца твоего слышал, отличницей была в школе. Так что, освоишься. А я помогу: где советом, где руганью – уж не обессудь, начальник я строгий. Заодно, приглядишь за работничками. Воруют, заразы.
Антонине, не имеющей трудового стажа, все казалось в диковинку. Работа, слежка – ну, чисто детектив.
– Учти, ни одна муха не должна знать, что мы родня! Только сболтни, воробьем вылетишь, и не посмотрю на родство, – закончил разговор дядя Сёма.
Премудростей в действительности оказалось много. Но Тоня освоилась на новом месте быстро, не смотря на то, что кладовщики приняли новенькую настороженно. Хотя заподозрить в яркой, бесшабашной девчонке «засланного казачка» было сложно – тайну «казачок» блюла добросовестно, вечерами обстоятельно рассказывая дяде о всех происшествиях, что случались на складе почти каждый день. Воровство процветало, как на любом советском предприятии, а у Тони глаз – цепкий, замечала каждую мелочь, да и воровской механизм работников склада не отличался особой изощренностью. Игра в сыщика казалась девчонке увлекательной, думать об опасности даже не приходило в голову.
Однако дядя понимал, племянница ходит по лезвию бритвы. Он помнил историю кладовщика Петра Никифоровича, преданного своего «стукача». Тот допустил промах – кто-то подслушал его телефонный разговор с директором, и сплоченный коллектив отомстил с особой жестокостью – уже полгода, как Петр прикован к инвалидному креслу – на него «случайно» упал стеллаж с расфасованным по ящикам товаром.
– Тонька, не води дружбу на складе. Эти «крысы» по трупам пойдут – глазом не моргнут. Думаешь, я не знаю про воровство? И мой предшественник не знал? Да всем все известно, даже в Министерстве, и «крысы» знают про мою осведомленность, и про то, что на воровство закладывается определенный процент, тоже знают. Браком проводим, актами списываем. Система. Будь предприятие частным, как на Западе, вот тогда можно было бы и жесткие меры применять. А тут…
– Что тут? – спрашивала девушка, она никак не могла понять причины лояльного отношения к ворам.
– Что, что, – ворчал дядька. – Трудовое законодательство. Ты попробуй уволить бабу с тремя малолетними детьми. А у вас там одни многодетные мамаши, как назло, и работают. У одной даже пятеро ребятишек. И ведь не боятся ничего, не пекутся за будущее своих чад, а ежели вдруг… Эх, дуры дурами, хоть и умно тащат из государственного кармана. Теперь поняла? Вот потому и нужен мне свой человек именно там, на складе.
– ??
– Процент не должен зашкаливать за плановую отметку. Иначе я лишусь своей должности.
Удивительно, но факт – дядя Сёма отличался кристальной честностью, в которую мало кто верил, учитывая его род деятельности. Соседка по даче иначе, как спекулянтом, не называла, подчиненные были уверены – повязан, кто бы сомневался, просто хороший конспиратор, делится с министерскими, как же без этого. Сидеть на сладком пироге и не откусить? Но Антонина верила безоговорочно, уважала родственника и была предана ему всей душой.
Четырнадцать фабричных лет пробежали незаметно. Из Тоньки-кладовщицы вырос замечательный профессионал-эксперт по драгоценным камням Антонина Ивановна. После окончания института дядя отправил племянницу, работавшую уже заместителем начальника главного производственного цеха, на ювелирные курсы.
– Дополнительное образование не помешает. – Сказал дядя. Антонина и не возражала, учиться она любила.
Училась, работала. Работала, училась. И все бы хорошо, да только постоянно донимали родители из Новосибирска: «Тонечка, когда же замуж соберешься? Тонечка, тебе ведь скоро тридцать. Тонечка, внучков хочется». А на личную жизнь времени у Тони не было, как-то не складывалось личное. Одно общественное, оно же – дядино. Кому-то это может показаться невероятным, но «из песни слов не выбросишь», да и странности в жизни разве редкость? Фабричных ребят, помня просьбу родственника, девушка сторонилась, хотя претенденты на ее руку и сердце не переводились. Особенно в первые годы работы. Потом ее неприступность примелькалась, стала привычной и уже не вызывала ни удивления, ни раздражения. Изредка, и только с двоюродной сестрой Натальей (подружками Тоня так и не обзавелась) или с теткой, выбиралась она в театр и в кино. Дядя одобрял вылазки, сам заказывал билеты, надеясь, что племянница наконец-то встретит свою судьбу. Молодая женщина расценивала его старания на свой лад, междустрочно слышалось «зажилась ты у нас», потому она не раз заводила разговор о съемной квартире, но дядя Сёма реагировал бурно:
– Мы, что – нищие, у нас стесненные жилищные условия? – злился он, и Антонина замолкала до следующего удобного случая.
Действительно, семья дяди, не бедствовала, пятикомнатная квартира на улице Горького, чуть ли не у Кремля, доступ в спецраспределители, два личных автомобиля и один служебный, ежегодный отдых в лучших санаториях Крыма, загранпоездки, заграншмотки – по тем временам такая жизнь считалась раскошной. А Тоня тяготилась ею. И хотела свою, собственную. Желательно не хуже этой. С годами на почве отсутствия личной жизни начал развиваться комплекс неполноценности, зародились сомнения, неожиданно обнаружилось, что Тоне свойственно чувство зависти. Она пыталась прятать его, закапывала глубоко, глубоко в потайные уголки души, но чувство все равно рвалось наружу, и ничего с этим поделать Тоня не могла.
Основным развлечением были, конечно же, ювелирные выставки, на которые ходить обязывала профессия. Там Тоня и встретила судьбу. «Судьба» щелкала затвором фотоаппарата, налево и направо раздаривая улыбки. Молодой человек оказался корреспондентом одной из центральных союзных газет. Чувства возникли мгновенно, и уже вечером Антонина рыдала в коммуналке Игоря, распрощавшись с девственностью. Плакала и оправдывалась она в первую очередь за свою безгрешность – первый мужчина никак не мог поверить, что влюбился в старую деву, что в свои двадцать девять лет Тоня была чиста и невинна.
– Вот влип, так влип, – расстроился ухажер вместо радости первого обладания. А Тоня услышала в его словах, как всегда, свое, иное – приговор одиночеству.
Фактически так и вышло, хотя дядя не допустил, чтобы будущий ребенок Антонины, которого она зачала в тот проклятый вечер, появился на свет незаконнорожденным. Игоря чуть ли не под дулом пистолета затащили в ЗАГС, предварительно продержав взаперти четыре дня, пока дядя Сёма улаживал формальности. И только после рождения Владика корреспондента отпустили на все четыре стороны, не забыв приклеить ярлык алименщика.