Охотничьи байки-2

Юрий Пискунов
Охотничьи байки-2
Все, кто хоть раз бывал в сибирской тайге, знают, что охота на медведя «…и опасна и трудна», совсем как в той песне из сериала про милицию. И ходят на медведя зимой, как правило три – четыре человека. Один поднимает его из берлоги, второй стоит напротив лаза с карабином, третий сбоку страхует, а четвертый … фотографирует, особенно если этот второй из какой-нибудь кап. страны и заплатил за охоту кругленькую сумму. А вот мой дед охотился на медведя один и на поясе у него висел только нож. Правда, охотился он летом.
 Вот как это было.
Дед летом бортничал, т.е. собирал мед диких пчел. И главным его конкурентом были медведи; если мишка найдет дупло с пчелами, то будет посещать его до тех пор, пока не слопает весь мед, да и пчелиный рой тоже. Так что дед не столько охотился, сколько защищал свою территорию, ну и по пути получал в качестве приза медвежью шкуру.
За лето дед несколько раз обходил свои владения и собирал дань, он не выкачивал весь мед, а брал столько, чтобы и навар был, и пчелы не бросали насиженное место. А если на дереве видел следы медвежьих когтей, и борть была наполовину выедена, поступал следующим образом. Рядом с пчелиным дуплом вырубал чурбан из листвяка килограммов этак на сорок и подвешивал его на длинной веревке так, чтобы тот практически закрывал входное отверстие в дупло. Потом маскировал свою работу, прятался неподалеку и ждал. Обычно мишка приходил на следующий день.
Летом медведь сытый и осторожный. Он подходит к дереву и, хотя запах меда кружит ему голову, внимательно осматривается. И только потом лезет на дерево. Что такое? Вход в дупло практически закрыт, лапа еле-еле входит. Тогда мишка аккуратно отодвигает чурбан и сует лапу в дупло. А чурбан-то привязан к верхушке дерева и по закону земного притяжения стремится висеть вертикально. Вот он и возвращается на свое место и придавливает медвежью лапу так, что доставать мед очень неудобно. Мишка немного сердится и отталкивает чурбан подальше. Тот, естественно, откачивается повыше, и, возвращаясь на место, бьет по медвежьей лапе более увесисто. Медведь толкает его еще сильней, а сам, пуская слюни, пытается вновь сунуть лапу в дупло, откуда одуряющее пахнет свежим медом. Чурбан уже нешуточно тюкает его  по голове. И так несколько раз. Наконец мишка ярится по-настоящему. Он хватает чурбан и запускает его так, словно это не листвяк, а бумажный самолётик. И, проводив взглядом улетевший далеко вверх и в сторону чурбан, с вожделением сует нос в дупло. А что чурбан? Поднявшись чуть ли не вертикально, он останавливается на мгновение и по широкой дуге возвращается обратно, где так уютно и надежно висел несколько дней. И со всего маха бьет мишку по затылку.
По преданиям древние богатыри одним ударом палицы прокладывали улицы и переулки в рядах противника. Здесь происходило то же самое.   Сорок килограммов сырого дерева с маху, а мах равен длине веревки и не менее десяти метров, «представляете, какой удар!», бьет мишку по темечку. От такого удара медведь теряет сознание и падает на землю безвольной тушей. Деду остается только выбраться из засады, достать ножик и освежевать тушу.
Не верите? Зря. Жаль я не могу всех пригласить в старый дом моего деда, в нем до сих пор на стене висят две медвежьих шкуры. Вот только у них один недостаток: на затылках обоих шкур плешивина от чурбана. Но тут уж ничего не поделаешь.