Е. САЯНОВА
ВОДОВОРОТЫ
Глава1
ВСТРЕЧА
В сенях послышались голоса. Алька разговаривала с каким-то мужиком. Голос- уверенный,мягкий баритон - показался знакомым. Липа не стала вникать: Алька уже взрослая, сама разберётся. Склонившись над тетрадями, она так увлеклась проверкой сочинений, что не заметила, как он вошёл. Молча подошёл сзади и несколько минут стоял за её спиной, выжидая. Липа закончила проверку тетради и, отложив её в сторону, потянулась за следующей. И тут услышала:
-Ты учительница?
-Разве не видно? - ответила она, не оборачиваясь.
-Давно вы тут?
-С месяц. А что?
-А как вы попали в этот дом?
-Нормально, через дверь. Она же на палочку закрыта была.
-Неправда на ней замок висел.
-Сломанный. Номинально.
-Ну и что?
-А в чем, собственно, дело? - повернулась она к назойливому собеседнику. И застыла с раскрытым ртом, быстро сообразив его захлопнуть. Перед нею стоял мужик огромных размеров. Крупная седая голова с густой шевелюрой кудрей, крупные, немного резкие черты лица, серые круглые глаза с припухлыми верхними веками... Господи! Он! Как возмужал! Заматерел. Седой весь. Она охнула и, отвернувшись, ущипнула себя за нос. Больно.Значит, не сон? Нет! Это невозможно! Смотрит пристально, насторожённо, с удивлением и недоверием. Не узнал?
- Я здесь живу. Это мой дом.
- Правда? А я-то, дура, всю жизнь думала, что это дом моей бабки, ныне покойной. Оказывается, тут другой хозяин объявился. И давно вы тут живёте?
- Уже два года.
- Мм!А где ж вы были, когда нас сюда подселили? Мои родственники подумали, что вы съехали. Вас ведь давненько не было?
- В тайге я был. На заимке.
- Отдыхали?
- Нет. У меня работа в тайге.
- Понятно.
Не узнаёт или делает вид, что не узнаёт? Зачем? Почему? Ну, что ж, коли он решил играть в незнакомца, подыграем ему. Тогда надо познакомиться. Интересно, как он отреагирует на это? Смешно.
- Ну, так чего делать-то будем? - напористо спросил он.
- В каком смысле?
- В том, что не могут же три медведя в одной берлоге...
- Медведи-то как раз могут, если это одно семейство .
- Но мы-то с вами не одно семейство.
- Но мы и не медведи. Неужели их хуже? Не уживёмся, а?
- Хм! - недовольно усмехнулся он, - не знаю.
- Эх! - вздохнула Липа, - знаю, не знаю. А что делать, раз уж так получилось?
- Наверно, мне надо искать другую квартиру, так?
- Ну, зачем же так жёстко? В селе свободных ни квартир, ни домов пока нет. Иначе нас бы в этом доме не было. А по сему, придётся нам с вами уживаться в одной берлоге. Пока, по крайней мере.
- Что значит, пока?
- Ну, пока нам квартиру не отремонтируют.
- Это какую?
- Да ту, что раньше прежний завуч школы занимал.
- А-а! Так там же пожар был. Там работ на год хватит.
- Ну, что поделать, на год, так на год. Придётся подождать.
- Понятно, - уже мягче произнёс он. - А как же...
- Да не волнуйтесь вы, - успокаивающе сказала Липа, -я женщина мирная, не скандальная, дочка у меня общительная, весёлая, покладистая. Думаю, уживёмся.
- Ага. А как это....
- Жилплощадь поделим? Да очень просто: вы будете жить в горнице, там вам никто мешать не будет. А мы с Алькой здесь расположимся.
- Почему?
Да потому, что к нам много народу ходит: то родные,то знакомые, то по работе — учителя, дети. Эта комната проходная же, тут они вас замучают, надоедят, отдыхать не дадут.
- Ну, да. Но та комната побольше вроде.
- Если и побольше, то совсем немного. Да мы и здесь прекрасно разместимся.Только кровать оттуда сюда перенесём для моей дочки. А вы на диване спать будете. Пойдёт?
- Пойдёт. А это...
- На счёт питания? - перебила его Липа, - Да как хотите. Можете сами себе готовить, а можем и мы на всех.
- Я сам.
- Воля ваша. Холодильник ваш мы не трогали. У нас свой есть. Да, кстати, пора уже и поужинать. Сегодня мы вас угощаем. И не возражать! - учительским тоном произнесла она, - вы с дороги, устали, голодный, конечно. Алекса! - позвала она дочь.
- Чего, мам? - выглянула из кухни Алька
- Что там с ужином?
- Да готово всё. Давайте, садитесь.
- Ну, так раздевайтесь же, сосед. И давайте познакомимся, что ли. Я Олимпиада Васильевна, а дома просто Липа. Эта девица — моя дочь Алекса, а попросту Аля, Алька. А вас как звать-величать? - спросила и пристально посмотрела ему в глаза: неужели и теперь не признает?
- Меня Алексеем зовут.
- А по отчеству?
- Захарыч. Но не надо, не на пленуме. Просто Лёша или Лёха, как хотите.
- Я буду вас Лёшей звать. Идёт?
- Идёт.
- А я Захарычем, - вставила Алька.
- Как хошь зови, только в печку не ставь,- улыбнулся он впервые за всё время.
- Ну, к столу, к столу, - заторопила Алька, - ты, мам, кого хошь заговоришь, а человек с дороги, усталый, голодный. Давайте, давайте, мойте руки и за стол, а то всё остынет.
За столом Алексей чувствовал себя несколько смущённо. Давно уже отвык он от таких семейных застолий. С одной стороны, это несколько стесняло его, а с другой, он вдруг поймал себя на том, что всё-таки это приятно — вот так мирно, дружно сидеть за столом, есть простую жареную картошку с салатом из овощей и слушать разговоры … Боже мой! От этих бабочек веяло чем-то родным, теплым, до боли знакомым и давно-давно забытым. Именно эта вот семейная обстановка, покой, уют его как-то и согревали, и тревожили. Он понимал эфемерность, иллюзорность своих тайных ощущений. И смутился. Украдкой косил глазом то на мать, то на дочь. Они очень похожи. Только у дочери глаза, такие же серо-голубые, как у матери, а разрез глаз другой — они больше, круглее, с припухлыми веками., и волосы — пышные, волнистые, светло-русые, схвачены резинкой на затылке в длинный конский хвост, а у матери, видать, хим.завивка, волосы уложены в высокую причёску золотисто-рыжего цвета, а у самых корней просвечивает седина. «Закрашивает», - понял он. Матери на вид лет сорок, ну не больше сорока двух, а дочке лет восемнадцать- двадцать. Щебечет что-то, рассказывает о своих школьных делах. Мать коротко ей отвечает. Занятый своими мыслями и ощущениями, Алексей не вникал в суть их беседы, пока речь не зашла о сыне его друга.
- И представь, мам, чего этот Кащенко сегодня отмочил! - возмущённо говорила Алька.
- Какой же «подвиг» он совершил сегодня? - с усмешкой спросила мать.
- Этот «Кащей» мне сегодня на репетицию ящерку приволок. Представляешь? Поймал где-то и припёр. Говорит, мол,давайте живой уголок организуем, а Лариска будет первосёлом. Это он ящерку Лариской назвал. Тоже мне, Шапокляк новоявленный.
- Это какой «Кащей»? Не Ивана Кащенко сынок? Его случайно не Шуркой зовут?
- Он самый. Иванов последыш, - ответила Липа.
- Хороший парнишка, работящий.Зверьё всякое любит, тайгу знает.
- Вы с ним знакомы? - спросила Алька
- Мы с отцом его дружим. Работаем вместе. Иван Шурку частенько в тайгу с собой берёт.
- Озорник он, - сказала Алька, - опять мне сегодня чуть не сорвал репетицию со своей Лариской.
- Озорной, - подтвердила мать, - но безобидный. Добрый и бесхитростный — это главное.
- В отца весь — произнёс Алексей.
- В отца, - задумчиво подтвердила Липа. - помню, как мы этого отца в Армию провожали. Давно это было.
- Так вы Ивана давно знаете?
- Да чуть не с рождения. Он мне троюродным братом доводится. А Шурка Альке — уже четвероюродный брат.
-Ни фига себе, а я и не знала! - удивилась Алька, - Ну, теперь держись, брательник! Я тебе по-родственному всыплю. Будешь у меня озоровать.
- Так вы что, здешняя что ли? - спросил Алексей.
- Ну, да. Я здесь родилась, выросла, школу окончила, а потом мы переехали к маме на её родину. Там я в пединститут поступила, выучилась вот на учителя, хотя хотела стать артисткой.
- Почему же не стала?
- А там в то время театрального отделения в культпросвете не было. И в театре студии для обучения актёрскому мастерству тоже не было. Вот и пришлось идти в пед.
- Понятно. А не жалеете, что артисткой не стали?
- Да как сказать? Наверное, нет. Мне и эта работа нравится. Я на каждом уроке, как на сцене. Особенно на уроках литературы, истории. Да и русский язык можно тоже разыгрывать, как сценки. Да и ребятишек я люблю. С ними интересно. Ни стареть, ни болеть некогда.
- Да уж, с ними не соскучишься, - согласился Алексей. И вдруг ему показалось, что он уже это когда-то видел, слышал эти слова, задавал эти вопросы... Как в повторяющемся сне. Он мотнул головой, отгоняя наваждение.
После ужина, пока мать убирала со стола, а Алька мыла посуду, Алексей вышел на крыльцо, сел на ступеньку, закурил.
Странные повороты делает жизнь. Несёт, словно в водовороте, того гляди, в воронку попадёшь. Вот. Не думал-не гадал, получил квартиранток.Хотя, это ещё вопрос, кто тут чей квартирант. .. Если, как она говорит, это дом её бабке принадлежал.... Съехать бы. Да куда? В селе действительно бесхозного жилья больше не было. К кому-то на квартиру проситься? Так и там будут те же неудобства: чужое соседство, чужая семья, чужие отношения. А если ещё мужик ревновать станет? Не-е-ет! Это ещё хуже. Что ж, придётся как-то уживаться с этими. Правда, люди будут всякие домыслы строить, мол, вот, одинокий мужик в одном доме с незамужней женщиной. Хотя, это больше её проблема. Впрочем, может её сюда с этим умыслом и подселили? Народ-то здесь досужий, заботливый. Или сама напросилась? Ну, чёрта с два! Хватит и одной женитьбы. Едва отвязался. Приехал сюда, в таёжную глухомань душу лечить, отдыхать от бабьих капризов.... а эта ничего. Да и дочка тоже. Красивые обе. И похожи здорово. Алька даже очень сильно напоминает давнюю его зазнобу, ещё из той, бесшабашной молодости. Ну, прямо почти копия. Вот только волосы у той Липки были прямые, она всю дорогу «химию» делала. А глаза такие же — иссиня серые. Взгляд открытый, прямой. Порой кажется, будто насквозь тебя видит... Хмм! Эта тоже Липа! Хотя, сколько на свете Лип? Не одну, как говорится, корову Лыской кличут. Однако... та, вроде бы, тоже откуда-то отсюда родом была, сибирячка. А на Кубань тогда с Волги приехала после института, по направлению. Ей теперь должно быть где-то за пятьдесят. Этой же больше сорока не дашь. Седину закрашивает. А глаза-то молодые. И на лице ни одной морщинки... да и откуда моей Королеве здесь взяться? Она же замужем. У неё своя семья: муж, дочь. Дочь... её дочери теперь должно быть... Сколько же? Да, где-то, как Альке, наверное, лет восемнадцать-девятнадцать. Интересно...Две Липы, две дочки, удивительно похожие... если это она? Что ж тогда не признала его? Не узнала? Забыла? Ощущение затягивающей воронки появилось снова... Додумать ему не дал удивительно знакомый голос:
-Закатом любуетесь?
-Да.- он вздрогнул от неожиданности, мотнул головой, отгоняя наваждение: «Почудилось. От воспоминаний.»
-Не помешала?
-Мне? Да нет. Присядете? - подвинулся он.
-Пожалуй,- согласилась Липа, занимая освобождённое нагретое место. Усаживаясь поудобнее, она подогнула под себя ноги и накрыла их полой длинного демисезонного пальто.
-Похолодало, - покосился на неё Алексей.
-Октябрь уж на дворе. Скоро Покров. Снежком земельку укутает. По очам уже крепенько подмораживает.
- Да уж и днём-то не всякий раз лужи оттаивают. Скоро снег выпадет, зима ляжет.
- Да, Сибирь-матушка. Здесь зимы ранние, длинные да лютые.
- Ну, прошлая-то не больно лютовала. Перед Рождеством только морозы-то начались. Но больше сорока ночью не было. А днём, хоть и тридцать, да без ветра и не чувствительно.
- А здесь ветра не частые гости. В морозы их и вообще не бывает, горы не пропускают. В пятидесятиградусный мороз на улице туман стоит, как молоко, в трёх шагах ничего не видно, особенно после захода солнца. Деревья трещат. Стёкла в окнах лопаются, бывает.
- Такого пока не видел.
- Всё ещё впереди, какие ваши годы. Ещё намёрзнетесь. Помню, мы в школе в пальто и платках, шапках сидели. Чернила в чернильницах замерзали. Мы дышали на них, за пазухой отогревали, чтобы писать. Отопление в школе печное было. Истопник с вечера натопит, а к утру каменное здание промёрзнет, всё выстудит. Дровами топили, хотя угольный разрез рядом. Боялись печки углём топить, чтобы не угорели дети, наверное. Хотя, уголь дольше тепло в печи сохраняет.
-А у нас на Кубани все испокон веку углём печи топят. Ничего, не угораем. Правда, трубы почти никогда не закрываем до конца, пока зола не остынет.
(продолжение здесь: http://www.proza.ru/2010/12/10/176)