Светлой памяти Шурочки и Дусеньки посвящается...
Мою тетушку Шуру, в отличие от Адельки и Алешки, я называла не Шура, а "мамашка". Она была моей крестной, а у нас крестных называли "мамашка" и "папашка". Она была старше меня на пятнадцать лет и к своим 26 годам прошла уже, как говорят, "огонь и воду", причем, предостаточно. Во время войны Шурочка была в трудовой армии и работала на шахте в Казахстане ,в Караганде. У нее были золотые руки - она умела все:шить, вышивать, вязать, прибивать, откручивать, лепить, выращивать цветы. Шурочка прекрасно готовила. Жила она очень скромно. Дед, когда она вернулась из Казахстана, отделил значительный кусок от конюшни, поставил стену, окно, дверь. Получилась очень хорошая комната с небольшим навесом. Там и жила Шурочка со своим сыночком Женей. У Шуры была подружка - Дуся. Дуся работала лаборанткой в загот.зерно. А жить ей было негде, все ее родичи жили в Дманиси или Башкичете(азерб.) Что Шура, что Дуся были высокими, статными девками, к тому же еще и очень симпатичными. И, несмотря на тяжелую работу, им хотелось любви, счастья, встреч, ожиданий. У них были общие интересы и они решили жить вместе.Дуся была веселой, смешливой, способной на любое озорство. А Шура была строгой и очень "ругательной", она так умела ругаться, что до сих пор я краснею, когда вспоминаю ее не нормативную лексику. У нас не принято было сквернословить, я не слышала ни разу, чтобы дед или отец ругались. И характер у Шурочки был очень крутой - после семиэтажного мата, запросто можно было от нее получить такую оплеуху, что вряд ли кто устоял бы на ногах! Но я этого не замечала. И с утра пораньше я отправлялась к ним. Дело в том, что там было чудесное сероглазое существо по имени Женя. Я его безумно любила, всюду брала его с собой, баюкала, учила говорить Короче говоря, у меня появилась живая кукла. Женька был славный карапуз, с ямочками на щечках, локотках и коленочках. И , самое главное, он не орал. Женечка улыбался всем своим беззубым, а затем с двумя, четырьмя зубками, ротиком. Если был мокрый - покряхтывал и крутил головкой. Ну как можно было такое чудо не любить?! Шурочка , зная мою любовь к Женьке, очень часто эксплуатировала меня, но для меня быть с малышом было не работой, а наградой. Если бы можно было, я бы с ним играла с утра до ночи. Но у меня были свои обязанности, свои дела, увы! Зато, когда Женюшку укладывали спать, а спал он спокойно с вечера до утра, Шурочка и Дусечка брали меня с собой в кино. В кино у них появлялись кавалеры и,проводив меня до калитки, они отправлялись гулять. В тот день у водяной колонки (воду подавали по часам) вели разговор о том, что привезли трофейные фильмы и один из них будут показывать в военном городке вечером. Я кинулась к Шуре и Дусе, чтобы они меня взяли с собой в кино, но мои барышни отказались наотрез брать меня. Я просила, умоляла, плакала... Надеялась до последнего, что к вечеру их сердца смягчатся и они возьмут меня. Но не тут-то было! И когда они выходили накрашенные, напудренные, в красивых платьях с легкими шарфиками на плечах, благоухающие духами "Красная Москва", а я , зареванная, смотрела им вслед, обида душила меня - так поступить со мной!!! И я еще громче заревела. В этот вечер я даже со своим пупсиком Женей не осталась, он мирно спал в своей кроватке. Я отказалась от ужина и пошла спать.Но сон не шел ко мне, в голове созревал план мщения.
Кто-то из знакомых деда привез ему дворовую собаку. У нас всякие были собаки:злые и не очень, большие, маленькие, породистые и дворняжки, высокие и низкие. Но глупее, чем этот пес, не было в жизни никого. Мало того, что он не хотел лаять, он, по-моему, и не умел это делать. У него были обрублены уши и хвост в младенчестве, но эти манипуляции не сделали его ни умнее, ни злее. Он был как обрубок: морда прямоугольная, ноги короткие, тело вытянутое, жирное. Пес был белый, без единого пятнышка. Кроме еды, любимым занятием было встречать и провожать строй солдат. С аэродрома на обед в военный городок шли строем повзводно солдаты с песнями, четко отбивая шаг. Песни были маршевые, веселые, залихватские.Как только снизу с аэродрома слышалась песня, пес выходил за калитку, усаживался, глядя на дорогу. Вот приближается первый строй:"Украина золотая, Белоруссия родная! Наше счастье молодое мы стальными штыками оградим!", дружно поют солдаты, а Тобик(и имя у него было глупое какое-то) внимательно смотрит на солдат и голова его, от первой шеренги до последней, поворачивается справа-налево. Наш болван сидит и смотрит, пока не пройдут последние солдаты. Потом на минутку забегал во двор по своим собачьим делам и тут же выскакивал обратно. Теперь сверху, от школы, опять слышалась песня - это с обеда возвращались солдаты:"Артиллеристы! Сталин дал приказ! Артиллеристы! Зовет Отчизна нас! Из сотен тысяч батарей за слезы наших матерей, за нашу Родину, огонь, огонь!!!" Теперь голова, "принимающего парад" Тобика, поворачивалась в обратном направлении:слева-направо.
За свои слезы, за свое унижение я решила отыграться. Я выгребла всю нехитрую парфюмерию, что была у Шуры и Дуси: два тюбика губной помады, две круглых коробочки с розовой пудрой, черный прямоугольник краски для бровей и их любимые духи "Красная Москва". Затем я взяла газовые шарфики - розовый и голубой, посмотрела на часы и принялась за работу. Надо было успеть до прохождения солдат на обед. Я посадила перед собой Тобика и стала его красить, подкармливая кусочками хлеба. Я накрасила черной краской ему брови, нарисовала ресницы, хватило даже на две "мушки" на щеках. Затем я напудрила ему морду и грудь розовой пудрой, нос пришлось два раза мазать вазелином, а потом запудривать, потому что Тобик слизал с носа грим. Я отдала ему баночку с вазелином, которую он благополучно слопал и больше нос не облизывал. Наконец самое главное - накрасить губы. Я не жалела губную помаду:за тридцать шагов видно было это произведение гримерного искусства. Привязав на шею шарфик, а на ухо из другого соорудив бант, я вывела собаку за калитку, т.к. приближался первый строй солдат.Ребята, привыкшие к дурной собаке, сначала не обратили внимания на "принимающего парад", но вот кто-то глянул, засмеялся, показал на пса. И тут такое началось, что сержанты ничего не могли сделать. Хохот стоял невообразимый, Тобик сидел, как вкопанный. Сзади подходили солдаты строем, строй разваливался и вновь взрыв хохота! Кое-как построив солдат, сержанты повели их вверх, в военный городок, но уже без песен, а с хохотом. Один сержант пытался загнать Тобика во двор, чтобы последующие могли пройти нормально, но Тобик, зайдя во двор, тут же выходил обратно и занимал свой наблюдательный пост. К моменту прохождения последнего взвода шла на обед Дуся. Еще около школы она увидела, что около нашего двора творится что-то непонятное, что ребята хохочут. Она прибавила шаг, почуяв неладное. Но то, что увидела она, повергло ее в шок! В растерянности, она смотрела то на собаку, то на солдат, потом схватила Тобика за шиворот и швырнула во двор, закрыла калитку и тогда только расплакалась. Когда с работы пришла Шура, они вдвоем поплакали над, во-первых, материальными потерями - не осталось ничего, чем можно было украсить свой "фронтон", не осталось ни капли "Красной Москвы", а купить не представлялось возможным из-за отсутствия денег;во-вторых, среди тех, кто так "ржал" над собакой, были и их воздыхатели, а это уже моральные утраты и они были серьезнее чем первые;в-третьих, они осознали, что я встала на тропу войны и теперь со мной надо быть очень осторожными. Уже на нашей лавочке им не сидеть со своими кавалерами. Дело в том , что вьющие розы создавали благоприятные условия для влюбленных. И , если появлялся военный патруль, то девушки, встав под куст, скрывали своих солдат. Да и со двора ничего не было видно, что делается на лавочке. Я через день, аккуратно, "заправила" ветви роз за забор и лавочка стала открытой.
Девчата весь вечер отмывали от губной помады Тобика, но краска не смывалась. По-моему, эта была проявляющаяся губная помада И они с утра пораньше, чтобы он не улизнул, закрывали его в конюшне, где он царапал дверь, визжал,но не лаял , так ему не хотелось сидеть взаперти. Через два дня Тобик занял свое место за калиткой, как только снизу послышалась песня:"Все выше, и выше , и выше стремим мы полет наших птиц...", и хотя на нем уже ничего не было, ребята дружно заржали, нарушился строй и песня. Не выдержав, один из взводных пришел к нам вечером и просил убрать пса с улицы на время прохождения солдат, они-то три раза в день должны были проходить туда (в городок) и обратно(на аэродром). Отец, угостив взводного вином, обещал разобраться с этой собакой. Вот тут-то для меня начинало попахивать жареным! Если Шура с Дусей расскажут про тот цирк, что я устроила, мне не сдобровать. И я тут же предложила свои услуги, как избавиться от такого никудышнего пса. У Галустянов, что жили на переезде, поездом зарезало собаку, а младший Галуст учился со мной и, когда он увидел нашего Тобика, то попросил отдать его им. У Галустянов было семеро или восьмеро детей и отец дал свое согласие. На другой день я притащила Тобика на переезд, вручила его вместе с веревкой старому Галусту. В это время проходил какой-то товарняк, переезд был закрыт, но Галуст стоял по стойке "смирно!" с желтым закрученным флажком, а рядом сидел наш Тобик и провожал состав.
На время первых всплесков гнева со стороны Шурочки, я с утра уходила по воду к колонке, а когда она уходила на работу, я возвращалась домой. С Дусечкой я даже не разговаривала. Но Шурочка была от меня зависима, я смотрела за Женьчиком, и она, подувшись несколько дней, пришла ко мне с "пальмовой ветвью".
С Шурой и Дусей мы на всю жизнь остались подругами, несмотря на разницу лет. А Женю я до сих пор люблю, как ни одного из своих братьев.